В сторону света. Полная версия в иллюстрациях автора

В сторону света

Полная версия в иллюстрациях автора

Денис Евгеньевич Рябцев

© Денис Евгеньевич Рябцев, 2022

ISBN 978-5-4474-3205-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не мешайте детству

Папины сказки

Вика стоит у окна, положив свои маленькие ладошки на теплую батарею.

– Папа, смотри какие большие снежинки. Здорово?

Отец обнимает дочь за плечи:

– Красиво. Завтра мы с тобой первыми протопчем тропинку. Встанем пораньше и пойдем в школу пешком. Хорошо?

«Тик-так». Ночник едва освещает циферблат маленьких настольных часов.

– Уже десять, Виктория. Пора смотреть добрые сны. – Отец откидывает одеяло детской кроватки и укладывает ребенка в постель.

Снег за окном. «Тик-так». Силуэты комнатных цветов. Тюль с райскими птицами.

– Интересно, а не зацветет ли завтра наш эухарис?

Ребенок поднимает голову с подушки и долго смотрит на окно.

– Может быть, – отвечает отец, поправляя одеяло дочери, – спи, малышка, иначе не сможем встать первыми. Снег очень красиво сверкает по утрам.

– Пап, а за мной сегодня гналась собака, – ребенок явно рассчитывает на разговор, ибо в ее карих глазах нет ни капли сна, – большой и ужасный пес. Собака может съесть человека?

Дверь спальни открывается, впуская в комнату яркий свет и мамину голову в бигуди.

– Ребятки, спать пора.

– Мама похожа на ежика, только яблока на голове не хватает.

Пока отец машет рукой, чтобы супруга им не мешала, дочь радуется своей шутке.

– Понимаешь, дорогая, – глава семьи делает нарочито серьезный голос, – ребенок интересуется, не едят ли собаки людей. Я не могу оставить этот важный вопрос без ответа.

– И тебе требуется помощь?.. – женщина несколько раз ударяет себя кончиками пальцев по лбу.

– Лучшая помощь…

– Да, я знаю – не мешать папе. И все же, родной, ребенку пора спать. Завтра у нее шесть уроков и музыка.

– Ладно-ладно, – ответил отец, – Всего десять минут.

– И еще минуточка, – добавляет Виктория, но уже невесело. Ей хочется смотреть на снег, стоя у окна, поливать бесчисленное количество раз эухарис и говорить с папой.

Дверь спальни закрывается и слышно, как мама начинает застилать в соседней комнате постель. «Тик-так». Силуэты комнатных цветов на окне. Тюль с райскими птицами и слабый свет ночника.

– Я знаю, что собаки не едят людей, дочка. Собаки – очень преданные человеку существа. Более того, им иногда присущи такие высокие человеческие качества, о которых даже люди не всегда помнят. Например, – сострадание. Я расскажу тебе историю, которая случилась очень давно. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Твой дедушка, тогда еще молодой, не седой, старался воспитать во мне, ребенке, уважение и любовь к животным. Однажды мы пошли на прогулку и он взял с собой Трезора. Это была немецкая овчарка, очень большая и страшная. Жил Трезор у соседа и всегда зло скалил зубы, когда видел меня поблизости. Он очень не любил детей за их баловство, да и мы частенько забрасывали его будку снежками и камнями.

– Ты так делал, папа? – Виктория посмотрела на отца с недоверием.

– Детству свойственна жестокость. Если бы наш эухарис мог говорить, то сказал бы, сколько листиков ты оторвала у него, пока была маленькой. Ты дергала папу за усы, рвала книжки и ломала игрушки. Это нормально. Главное, теперь ты этого не делаешь, ты – хорошая девочка с добрым сердцем.

Вика улыбнулась и задумалась.

Отец рассматривал свою дочь. Как он любил эту маленькую крошку, ее густые волосы, большие глубокие глаза, это детское родное личико. Вот оно – главное дело жизни. Дело, которое делает нас, родителей, вечными. Вечными, потому что через десятки лет энный праправнук будет отвечать на подобный же детский вопрос. У правнука будут такие же, как у нашего героя усы, его же голос, такие же толстые и торчащие вены на руках. Дите, убаюкиваемое его историей, увидит Викины сны, ибо сны наши, подобно чертам лица, передаются из поколения в поколение.

– Что было дальше, папа?

– Мы пошли гулять, – мужчина трет нос, пытаясь вспомнить детали, – Твой дед вел Трезора на коротком поводке, чтобы тот не бросился на меня. Я шел с другой стороны и видел злые собачьи глаза, которые пытаются улучить момент для броска в мою сторону. Я видел вздыбленную шерсть, голодную слюну на его громадных клыках. Я спросил отца, может ли собака полюбить меня. Он ответил, что главное не показывать животному свой страх. Мы дошли до магазина, а я так и не мог сообразить, как можно не бояться такое чудище. Отец привязал Трезора к металлической трубе и ушел покупать продукты. Было очень холодно, может поэтому я, будто взбесившись, прыгал вокруг собаки и показывал ей язык. Мне было весело, я знал, что собака крепко привязана, и не представляет для меня никакой опасности. Трезор не лаял, а просто смотрел в мою сторону с упреком. Но тогда я не понимал этого. Вышло так, что твой, Вика, папа, неожиданно поскользнулся и упал, на трубу. Прямо высунутым языком на холодный металл… Язык в один миг примерз, намертво приклеился к железяке. Я стоял беспомощный в полуметре от Трезора, пытаясь все же вырваться. Сам себя поймал в ловушку… Пес встал и оскалился. Было что-то злорадное в его глазах. Шаг, еще шаг. Я заревел во весь голос. Сейчас Трезор будет меня есть.

Виктория зажмурилась, на ее глазах выступили слезы. Она вжалась в подушку и задрожала всем телом.

«Вот осел, – промелькнуло в голове отца, – Рассказываю всякие гадости ребенку на ночь»…

– Вика, ты что? – горе-рассказчик постарался вложить в этот вопрос как можно больше веселых ноток, – Все закончилось хорошо. Трезор встал на задние лапы и лизнул меня в лицо. Понимаешь? Ему стало жалко трясущегося от страха ребенка, он по-человечески сопереживал, по-собачьи искренне успокаивал меня. Я чувствовал его шершавый язык, теплое дыхание.

Виктория заметно повеселела и даже убрала одеяло от лица.

– А как же язык, папа

– Пришел твой дед, увидел все это безобразие и побежал в соседний дом за горячей водой. Забавно было видеть, как через некоторое время он появился из подъезда с дымящимся на морозе чайником в руках. С трудом, но язык мы отклеили. А с Трезором с тех пор мы стали большими друзьями и часто гуляли вдвоем.

«Тик-так». На часах одиннадцать. Силуэты комнатных цветов на окне. Из-за туч выглянула Луна. В комнате стало светлее.

– Пап, теперь я хочу сказку про добрую собаку.

– Спи, малышка, спи. Папа пойдет пока придумывать ее. Сказку про добрых собак и добрых людей…

Виктория спит по-детски безмятежно, раскинув в разные стороны свои милые белые ручонки. Отец долго смотрит на Луну, плывущую среди облаков.

Дочери снится Трезор – смелый лохматый немец, бросивший вызов всему злу, существующему в ее детском, сказочном мире.

«Как мы часто говорим неправду своим детям, – думает отец, – Ради чего? Ради того, чтобы ребенок рос в сказке? Как же тяжело им, нашим детям, будет потом столкнуться со взрослой реальностью»…

Мужчина тяжело вздыхает и взгляд его падает на шрамы. Левая рука будто надрезана белыми полосками – напоминанием о Трезоровых крепких клыках…

2000-е.

Педагогический сонет

Строка первая (вступительная)

Этого не должно было быть лет пять назад в поселке Тоцкое, где я коротал время перед стрельбами на полигоне. Молодая мамаша колотила по щекам свое трехлетнее чадо, подбирая ненормативно-звонкие словеса. Ребенок не плакал, но в его глазах уже лежала эта фатальная российская грусть. Нам обоим было одинаково больно – мне, и этому совершенно незнакомому малышу.

Чуть позже, сжимая рычаг горящего танка, я все думал о его жизни, и, поверьте, почти плакал.

Строка вторая (основополагающая)

Наверное, мы сделали вид, что забыли о главном – НЕТ НИЧЕГО ВАЖНЕЕ ЛЮБВИ!

Гнусный Макаренко, изучив десятки томов литературы по психологии и педагогике, нашел лишь один верный способ завоевать авторитет у воспитанников… и это была не любовь. Он ли зажег тот факел, ведущий в пропасть, мне не известно. Но идем мы его дорогой. Ломаем и самоутверждаемся.

Строка третья (рационализаторская)

Вот если бы изобрести некий «любометр». Прикладываем его соискателю к сердцу: «Ага! Любви-то в вас, любезнейший, маловато. Нельзя вам пока потомством обзаводиться.

Строка четвертая (скептическая)

Теперь мы прячем свою непригодность за технологии и методики. «Да у меня сто первый разряд по педагогике. Я пил кофе с Пиаже и Гальпериным, когда они спорили».

Строка пятая (обратноизощренная)

Другая родительская паранойя – жертвенность. «Сю-сю! Вот, дитятко, лучший кусочек. Скушай. Папочка так старался специально для тебя». Святой родитель счастлив. Дите растет добротно-эгоистичное и основательно загубленное.

Строка шестая (методологическая)

Самое лучше воспитание – отсутствие воспитания. Не трогайте, все равно не умеете. Просто любите и оберегайте. Они ведь совершенно другие. Как бы мы не силились мыслить по-детски – не получится.

– Сынок, ты давно это сломал?

– Да, пап, давно-о-о…

– Когда? В прошлом году?

– Нет, утром.

Другая, детская категория времени. Другой образ восприятия и мышления. «И только Самосвал знал, где Снегурка закапана, но он никому не сказал». Эта фраза, недавно брошенная сыном, еще раз подтвердила мое безграничное уважение к детству.

Строка седьмая (поделочная)

Детское сознание совершеннее и богаче нашего. Есть ли смысл его ограничивать? Сначала мы заклеиваем дверцы шкафов скотчем, а потом удивляемся – а почему наш ребенок никак не привыкнет помогать родителям по дому?

Пусть ломают вещи – вещи не стоят ровным счетом ничего. Это ведь хорошо, что они ломают – есть возможность достать с балкона рубанок и молоток.

Мы как-то сделали с детьми книжный шкаф почти до потолка. Пилили ДСП по очереди, сверлили дырки и закручивали шурупы. Это занятие одинаково захватило и сына, и дочек. С тех пор дети по-особенному уважительно относятся к дрели и шкафу, впрочем, как и ко многим другим предметам обихода.

Здесь мы вплотную подошли к идеям Б. Скиннера о положительных и отрицательных подкреплениях. Если сформулировать просто – создайте условия для позитивной деятельности своего чада. Ведь нам просто некогда выпиливать с ними шкафы, поэтому малыши крушат уже существующие.

У нас дома все стены заклеены детскими рисунками. И вот на исходе первая пятилетка творчества – пора делать ремонт и выделять под рисунки не все стены, а только одну. Эта стена обязательно должна быть!

Строка восьмая (книжная)

Мы читаем детям на ночь. Чаще этим занимается мама, пока я пытаюсь посадить горящий самолет и успеть до закрытия молочного магазина.

Читаем сказки по две-три главы. Малыши с удовольствием ждут продолжения. Перед тем, как начать чтение, вспоминаем, на чем остановились в прошлый раз. С удовольствием слушали «Волшебные приключения Нильса», «Мальчик-Звезда», «Приключения Буратино», «Три толстяка», «Озма из страны Оз».

Иногда дети долго не засыпают, устраивая баталии. Мы стараемся не очень в этом их ограничивать. Хотя рычаги корректировки их поведения мы сохраняем: баба Яга (иногда баба Йогурт), совы, которые «не спят, капризных стерегут ребят», Туча Гора, Туша-Кутуша, крошка Вили-Винки «ходит и глядит», Тутти-Грути и другие герои воображаемого населения квартиры. Персонажи существуют не для устрашения. Они не любят беспорядка, могут быть строгими и взыскательными.

Строка девятая (прогулочная)

Я не люблю улицу и не понимаю прогулок с утра и до обеда. Улица – потенциальный источник опасности. Понимаю, что в этом вопросе со мной можно поспорить. Если есть возможность – уезжаем подальше. Бывали на морях, реках, в лесах и полях. Ловили рыбу пятиметровой телескопичкой. Разводили костры и пекли картошку.

Сын первый раз в жизни воспользовался самолетом в трехмесячном возрасте. Но я не считаю, что такого рода достижения необходимы каждой семье. Да и море – скорее бесполезное излишество. Тем более, в столь малом возрасте. Южный климат требует серьезной адаптации.

В нашем варианте ежегодные вылазки на море продиктованы желанием видеться с бабушкой и дедом. Замечательно, что дети набираются впечатлений, это благо. Бегают счастливые под виноградными арками и играют в футбол грецкими орехами. А в Оренбурге скучают по морю и ждут лета с нетерпением, скучают, скорее, по летней воле.

Строка десятая (равноправная)

Хочется сохранить с детьми общение на равных. Иногда приходится делать над собой усилие. Две недели я почти ежедневно предлагал сыну подстричься. Тщетно – он решительно игнорировал мои предложения. Но не посажен еще тот огород, который бы мы не обошли. Начал ровнять челки дочкам. Сыну тут же затея стрижки показалась увлекательной. Половину прически вытерпел сносно, вторую – кое-как. Усидчивость – не мужской конек.

Мы стараемся детям давать возможность решать вопросы самим. Вот В. Леви даже пропорцию некую вывел: «…примерно в 1/3 случаев уступайте своему маленькому упрямцу…» Чем-то напоминает рецепт из поваренной книги. Но иногда приходится ребенка ставить перед фактом: «Есть такое слово – «НАДО».

Строка одиннадцатая (детсадовская)

В одной из телепередач прозвучала мысль, что «детский сад – это место, где дети могут побыть в безопасности, большего требовать от сада не нужно». Я бы не исповедовал такого однобокого подхода. Здесь дети приобретают значительно больше навыков и умений, чем можно предположить. В садике работают талантливые специалисты: педагоги, логопеды, муз. работники. Я благодарен их творческому потенциалу, несоизмеримому бюджетному окладу. Значимо то, что сад дает возможность посмотреть на своего ребенка со стороны. Мы ведь все эгоистично любим в детях себя. Сад в какой-то мере воспитывает и родителей, позволяет посмотреть на малыша объективнее.

Да, хочется, чтобы именно наши дети учили главные роли к утренникам. Хочется, чтобы они не конфликтовали с окружающим миром. Чем раньше придет этот навык, тем лучше. Сад – наш союзник. И во всех оценках мы отталкиваемся именно от этого умозаключения.

Строка двенадцатая (медицинская)

Лучший «друг» ребенка – доктор. Он всегда знает, каким сильнодействующим антибиотиком расшатать малышу иммунитет.

Поначалу мы даже (Господи, прости!) следовали их чуткому руководству.

Хотели бы просто не болеть. Но закаливание – дело не одного дня. Маршируем в холодных ванночках, стараемся выдерживать витаминные рационы и укрепляем иммунитет…

Строка тринадцатая (чесночная)

Чеснок – не наше ноу-хау. В каждой группе на информационных стендах висят листочки с рекомендациями «Профилактика гриппа». Черным по белому советуется использовать чесночные бусы и оксолиновую мазь. Мы взяли на вооружение эту простую идею, но в одной из групп столкнулись с неожиданным противодействием. Да, запах чеснока не очень-то приятен, но он реально помогает не цеплять всякой заразы. Давайте водрузим, друзья, чеснок на наши знамена!

Строка четырнадцатая (возвышенная)

Скоро растает эта надоевшая жижа под ногами и рябины у сада выпустят свежую зелень. Это нечто закономерное, но неожиданно приятное. Как ДЕТСТВО.

Все происходит так, как должно. Именно так.

Через час наши малыши проснутся и наступит утро. Мы шумно соберемся и пойдем в наш садик навстречу новому дню.

Все будет хорошо.

2005 год.

Трактат о музыке

Прежде чем войти в контекст повествования, автор считает необходимым определить ряд постулатов, которые он воспринимает как данность:

Постулат №1. Автор считает детство самой мудрой ипостасью человека, когда еще не разорвана связь с космосом – золотое время личности, самое творческое и интересное. Руководствуясь этим умозаключением, автор старается не испортить, не навредить, не уничтожить.

Постулат №2. Автор считает справедливой теорию превосходства ген над воспитанием. Автор видит сны своих предков, а дети автора смотрят сны автора. В этом глубокая теория вечности – от праотцов к потомкам. Именно поэтому автор считает основной задачей воспитания – наглядную демонстрацию многообразия мира и объяснения общепринятых правил игры, полную несостоятельность приобретения качеств, которые не дала природа.

Постулат №3. Автор подозревает, что есть какие-то различия между музыкой, живописью и словом, но не умеет видеть этих различий. Именно поэтому автор не состоятелен в определении, где кончилось слово, а началась музыка. Автор считает, что нет особого смысла в проведении четкой грани между этими понятиями. Все это – умение чувствовать, воспринимать и видеть.

Постулат №4. Автор подвергает сомнению практику и теории массовой музыкализации детей и приобщения их к музыкальному эстетизму. Автор считает, что в тонкой сфере искусства возможен только сугубо индивидуальный подход к каждому ребенку. Нет ничего преступного в «мальчиках-зайчиках», выстроенных в ряд на детском утреннике, которые открывают рты под Шаинского. Но к музыке это торжество тщеславия – детского и взрослого – не имеет никакого отношения.

Постулат №5. Автор считает, что к одной и той же цели нет одинаковых путей. Поэтому всю технологическую теорию по воспитанию автор подвергает сомнению. Теоретики «от» и «для» образования – «ловцы снов», которые веками пытаются описывать волос, если брать образ Милорада Павича. Есть главная составляющая воспитания – любовь. А все остальное – вторично и индивидуально.

Постулат №6. Автор считает уголовным преступлением всякую модернизацию образования в России, ибо подобные ротации ничего общего не имеют с модернизацией образования. Это глобальная трата государевых денег под благовидным предлогом. Модернизация образования в России возможна только через прямую поддержку креативного мастера у рабочего «Петроффа», минуя жирную прослойку местечкового аппарата.

* * *

О, музыка! Что может описать ее воздействие на наши души? Как охарактеризовать ту вибрацию, которая возникает под ребрами при первых звуках чего-то стоящего? Где эта категория стоящего? В наличии этой самой вибрации под ребрами?

Почему мой ребенок еще до рождения успокаивается под звуки «Времен года» Вивальди? Почему родившись, представляя мир еще в перевернутой форме, прекрасно внимает звукам корявой, но искренней папиной колыбельной. Может как раз благодаря этим напевам, на невербальном уровне мы вели тот глубокий диалог, который сложно облачить в слова.

Музыка. Что это – механическое воздействие звуковых колебаний на желудочки сердца, или что-то большее? И почему одно и то же заставляет вибрировать и меня, и этого иностранца по правую руку. Он даже перестал улыбаться своим отбеленным ртом, полным жвачки.

На сцене своя жизнь, такая «другая», далекая, не настоящая. И язык родной для Верди. А вроде, как и понятно все. Без глупого надстрочника над сценой.

Я трепетал, глядя на работу греческого дирижера. А позже, в подсобной, пока помреж варила какао в замызганной кастрюле для вечерней «Кофейной кантаты» Теодор Курентзис, звезда, одаренный юноша-грек, рассказывал мне о своей доброте. Его, в попытке произвести впечатление на малознакомого правдоруба, несло на сентиментальные темы про билеты, которые он бесплатно оставляет в кассе для студентов музыкальных вузов Москвы. Я мало имею терпения, даже перед угрозой обострения отношений с Грецией, и пресекаю его ломанный русский:

– Теодор, ты только что убил на моих глазах все доброе в своем поступке.

Вот почему я, любя музыку, часто презираю музыкантов. Или ценя веру, не ценю ее служителей. Без огульного обобщения, но в подавляющем большинстве.

* * *

Я не стараюсь преподнести глубинные азы ни в одном из искусств своим малышам, или поставить им профессионально голоса. Мне не нужно специально ориентировать их на творческие профессии. Хотя, если они предпочтут таковые, не встану «на пути у высоких чувств». Я лишь пытаюсь привить им слух, вкус, научить отделять зерна от плевел. Я, как умею, помогаю понимать, помогаю чувствовать, даю возможность трогать и экспериментировать.

* * *

Нижний Тагил не был добр ко мне с первой ночи знакомства, когда нас, полупьяных высыпали на плац перед зияющими дырами полукруглых окон казарм. Скоро, через день-два, кончилось все, чем можно было дымить. Восемьдесят голодных духов жадно втягивали ноздрями дым сигареты сержанта:

– Кто играет на гитаре? – старослужащий был мелким на рост, но крупным бычью. Он только что снял с кого-то новые сапоги. Свою рухлядь приспособил взамен. Мы смотрели на него, как овцы на мясника. И тут меня кто-то сдал: «Он играет».

– Что играешь? – поинтересовался сержант.

Я перечислил.

– Научишь? – он хлопнул меня по плечу.

Ему никак не удавалось поймать ритм этого пресловутого боя правой руки. Я показал ему все медленно, быстро, фрагментами и целиком. Он злился, я трепетал. Он пробовал еще. Гитара звенела убитой медью и треснутой декой. Я злился.

«Ты что, тупой?» Все на квинтах, раз, два, три. Еще, пробуй. Грани стерлись – дух, старый – какая разница. «Ладно, – наконец спохватился сержант, – Завтра продолжим. Я без тебя прорепетирую. Возьми сигарет. Спасибо».

Так у меня в неведомом Тагиле появился сильный покровитель, почти бог, который всегда благодарит десятком папирос. Мы их курили по очереди, как травку, человек по шесть-десять. И в тот момент мой навык игры на инструменте был самым важным, который можно было иметь для благополучия.

* * *

Хочу ли я снабдить детей всеми возможными апгрейдами для жизнестойкости? Теперь, когда я увидел эту мысль на листе, склоняюсь к позитивному ответу. Но специального прицела нет – сынок, дочки, учитесь, пригодится. Нет. Моя позиция шире утилитарного и пошлого «полезно».

* * *

– Папа, можно я запишусь на музыку? – голос дочери, преломленный через соты, отягощенный шумом школьной рекреации.

– Да, конечно. Запишись.

Для ребенка существенно важно решить этот вопрос именно сейчас. По телефону.

– Слышишь, дочка, запишись!

Четверо грузчиков тянут старую «Пензу» на седьмой этаж. Уже почти ночь. Соседи ликуют – первый клавишный инструмент в подъезде. Это так интригует.

Дети не могут дождаться, пока мы вытрем пыль. Бряцают в шесть рук. Мне тоже хочется понажимать, но места просто нет. Так и стоял с тряпкой в руках. Ждал.

* * *

Я не пытаюсь разрешать детям все. Запрещаю, к примеру, бить по клавишам, проходя мимо инструмента.

– Сынок, ты должен уважать то, что делают твои пальцы! Подкати к пианино стул, сядь, локотки в стороны. И играй. В противном случае – закрой крышку.

Дети свободно распоряжаются папиными гитарами – пробуют бренчать и на шести, и на двенадцати струнах. Иногда я кого-то из них усаживал на колено, и мы били по струнам двумя правыми руками. Получалось интересно. Тем более, что вещный опыт, опыт прикосновения – важная составляющая глобального опыта.

Теперь мы восстановили нашу старую балалайку. Мастер заклеил треснувшую деку, мы расписали инструмент заново – нарисовали Бременских музыкантов, Фунтика, героев мультфильма «Контакт» с этой божественной мелодией, которая очень нравится моим детям. Покрыли балалайку лаком. Теперь у малышей есть инструмент, который легко держать по-взрослому. Пусть играя, учатся зажимать струны левой рукой – как мама с папой.

* * *

У наших детей есть свое пространство – комната, большой стол для рисования с тремя обособленными рабочими местами, свои ящики в этом столе, свои стулья на колесах, свои детские компакт-диски для прослушивания в машине, свои кассеты и диски с мультиками. Мы с мамой втискиваемся в оставшееся пространство с большой скромностью и тактом.

Я всегда стараюсь узнать мнение детей – ставить ли детский диск в машине, или можно послушать папину взрослую музыку. Радио. Единственное условие – дети должны договориться между собой. Бывает, что мы поем хором, когда надоедает слушать.

По утрам мы спешим в школу в центре города, и гимн в исполнении Носкова на одной из радиостанций стал для нас некой точкой измерения времени. Вчера нас гимн застал у «Инвертора», сегодня у больницы Пирогова, а позавчера в восемь утра мы только вели младших в сад и едва успели в школу. Ребенок может сориентироваться во времени. Сопоставить время и расстояние, вчера и сегодня. Неожиданно дочь попросила поставить гимн России после школы. Я намотал на ус просьбу и записал ей целый диск с гимнами. Носков, Долина, Лещенко, хор мальчиков-девочек… Не предполагал, что получится так уместно. Слова одни и те же, мелодия одна – а гимны разные. Звучат по-разному. Поговорили с детьми на эту тему.