Полная версия
«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы
Очень сильно плакал священник – монах, которому она исповедовалась.
«Кроткая она была женщина. Мученица».
В ординаторской у меня остались ее варежки – бежевая и зеленая.
Про Одессу
June 28th, 2006 at 4:43 PM
Звонит пожилой мужчина из Нью-Йорка, у которого в Одессе болен родственник.
– Алё, я говорю за моего брата. Он из Одессы.
– Чем могу помочь?
– Я вам скажу, только подождите, я сейчас поплачу, – слышу, как плачет в трубку минуту. – Таки я вам скажу за брата. Он очень хороший человек. Подождите, доктор, поплачу еще.
Жду.
– Он такой, каких не бывает. И не эмигрировал. Он всегда был упрямец. В нашу маму. А бабушка была еще хуже.
– Не плачьте. Вы скажите, что можно для вас сделать.
– Поговорить.
– С вами?
– Зачем со мной? Я с вами и так говорю. С братом. Он в Одессе.
– Он болен?
– Да.
– У него диагноз какой?
– Камни в почках.
– А я онколог.
– Тю!!!
– Ну да, а вы что подумали?
– Я в интернете прочел за вас.
– Вам помощь нужна?
– От онкологов нет. Будьте здоровы. А вы в Одессе были?
– Нет, никогда.
– А вот это зря.
Руководящий работник
June 30th, 2006 at 10:44 AM
В Святошино мало богатых квартир. Среди наших пациентов, которые обслуживаются выездной службой, их нет вообще. Исключением стал один больной, которого передали из ведомственной поликлиники.
Новый дом с арками, полупустой, отстроенный совсем недавно, с горой не вывезенного мусора вокруг.
Лифт работал, что несказанно обрадовало нас, постоянно испытывающих на своих ногах недофинансирование и изношенность киевского ЖКХ.
На пятнадцатом этаже – две квартиры. Нам в ту, что налево.
Дверь открыла молодая женщина лет тридцати.
– К Витольду Ивановичу? – величественно спросила она. На ней была короткая юбка и открытая блузка с надписью Chanel. На руке блестело тоненькое обручальное кольцо.
Мы покорно кивнули.
– Пройдите и подождите меня на кухне.
Подождали.
– Значит, так, – так же величественно продолжила наша собеседница, – Витольд не знает, что вы из хосписа. Он вообще ничего не знает.
– А что вы хотите от нас?
– Чтобы вы осмотрели его и ушли. И отзвонили тем, кто вас сюда прислал. Мы недавно поженились, а тут побыть вместе не дадут.
– А кто нас прислал – это не вы передали просьбу в поликлинику?
– Дети от первого брака.
– Понятно.
И такое бывает. Набрав диспетчера, узнала, что, действительно, вызов передан по просьбе сыновей Витольда, которые не живут с отцом.
– Вы хотите положить его в хоспис?
– Не приведи Господи. Они ж не отвяжутся тогда. Мне надо успеть решить имущественные вопросы.
– С нами вы их не решите.
– Понимаю. Подметки на ходу режут. Они узнали, что Витольд болен раком, и теперь будут претендовать на квартиру. А я пока прописана в Николаеве. Нотариус будет только завтра.
Ее откровенность удивляла.
– Вы недавно поженились?
– А что вы так это спрашиваете? Да, недавно. Имею право. Вы думаете, легко говно грести за ним? Из него валит, как из паровоза. Фу.
Проведя инструктаж и пригрозив, что на правах новобрачной запрещает нам произносить слово «рак» и требует только запись в амбулаторной карте об осмотре, она разрешила нам пройти к больному.
На двуспальной кровати лежал худой мужчина шестидесяти лет.
– Алечка, это из поликлиники?
– Да, Витольдик, – ласковым голосом сказала она.
На вопрос, давно ли он болен, Витольд ответил, что около года, когда был прооперирован по поводу непроходимости кишечника. После операции все разговоры с врачами вела Алечка – бывший секретарь из департамента, в котором он работал. Алечка так хорошо ухаживала после больницы за бывшим шефом, что они решили пожениться. Не сразу, конечно, так как Витольд Иванович был женат раньше и требовалось время на неприятный бракоразводный процесс. Стоило это больших денег и нервов. И теперь здесь он будет жить не с первой женой, как планировалось, а с Алечкой. Ведь она из Николаева.
С бывшей семьей он не общается, дабы избежать неприятных моментов. Ни в чем не нуждается. От обезболивания отказался. Все вопросы по состоянию попросил решать со второй женой. Отказ подписал на бумаге.
Так как спросить, собственно, было больше нечего, поинтересовалась, кем работал Витольд Иванович до болезни. За него ответила Алечка:
– Он был руководящим работником.
На этом с Витольдом, который лежал почти все время молча, мы и распрощались. Он не спросил ничего и только внимательно смотрел на сильно нервничающую супругу.
Алечка выдавила нас снова на кухню и прошипела:
– Вот теперь отзвоните им. Деткам. Лечить они его решили. Поп звонил тоже. Не от вас случайно?
– А вы не хотите сказать ему о том, что он очень тяжело болен?
– Я разберусь, что говорить, сама. Уходите. Скажете ему – буду вас судить. Не имеете права. Я законы знаю. Такой хай подниму – ни вам, ни им мало не покажется. Он вам сказал, чтобы общаться только со мной?
– Сказал.
– До свидания.
Лешка, второй врач, сказал мне в лифте:
– Сучья у нас работа, Петровна.
Мой Кулибин
July 3rd, 2006 at 12:35 PM
Настоящая фамилия была другой. Но все звали его Кулибиным за изобретательность и руки, которые могли починить все – от фильтра для аквариума до сломанной двери в палате.
А был он Сашей Худяковым сорока восьми лет. Долго лежал дома, потому что боялся оставить одну совсем старенькую маму. Мама жалела его и говорила, что справится сама, но Саша не верил и отказывался ложиться в хоспис. Говорил он плохо – в трахее стояла трубка, и для того, чтобы сказать, он зажимал ее пальцем.
Мы приходили к нему в странную квартиру, где на столе громоздился «вечный двигатель» – труд всей его жизни, диссертация по какому-то важному вопросу физики, которую он защитил лет десять назад, трехлитровая банка с лежавшими вперемешку старыми советскими деньгами и украинскими купонами, паяльник, отвертки, какие-то неизвестные приборы со стрелками и карамельки, которые он покупал для мамы. И большой список телефонов сотрудников какого-то НИИ, где он работал до закрытия из-за недофинансирования. Он пальцем показывал на фамилии и имена и ждал, что они придут к нему. Была картонная папка с веревочкам, на которой было написано «ИДЕИ». Внутри лежали статьи и письма к бывшим коллегам с просьбой опубликовать их. Коллеги не отвечали, но он не обижался.
Были и два диплома о высшем образовании – физика и история, но почему-то нигде не нашлось места, где он мог бы применить свои таланты.
В его квартире все двигалось и включалось при помощи приспособлений.
Свет зажигался не от выключателя, а от кнопки на столе, и даже форточка имела какой-то привод для того, чтобы не надо было тянуться наверх. Свои изобретения он дарил всем, кого знал. Сотрудникам, соседям, друзьям. Его считали чудаком и фантазером.
Так как возможности общения словами были ограничены, он писал записки на всем, что придется, – на фантиках, обрывках бумаг и даже на ладони. Своей семьи у него не было.
– Не любил, – говорил он.
Он различал персонал по шагам и никогда не ошибался, кто идет.
Так как любимцем отделения он стал сразу, медсестры и няньки приносили ему сладости. Кто-то принес мед в сотах. Он пожевал его и подавился. Сине-черным вывалился из палаты и буквально упал ко мне на руки. Даже не знаю, как сообразила выдрать трубку из разреза на трахее и сунуть ее под кран. Помню только его глаза.
Когда он продышался, я накричала на него и заплакала. Он опустил голову и ушел в палату. Вернулся с запиской: «БОЛЬШЕ МЁДА ЕСТЬ НЕ БУДУ».
А потом я купила в хоспис первый оксигенатор. Худяков сидел перед ним час и смотрел, как работает эта машина, благодаря которой можно получать кислород из воздуха, а не из кислородной разводки на стене.
Крутил, пробовал на себе и долго о чем-то думал.
Спросил, кто сделал машину. Ответила, что не знаю. Кто-то в Швейцарии. Он просипел: «Спасибо хочу. Сказать хочу».
И написал на листочке: «От всего человечества – спасибо». Именно так.
На этом же генераторе кислорода он и пролежал последние три недели. Так как аппарат этот был один, я полностью отдала его задыхающемуся моему Кулибину. Однажды он разобрал его, сняв внешнюю крышку. Нянька увидела и пригрозила пожаловаться. Он быстренько собрал обратно.
В выходной позвонила дежурная медсестра и сказала, что Саша, посмотрев телевизор, вдруг попросил отвезти его домой. Оказалось, что он выиграл в телевизионную лотерею пятьдесят гривен и хотел отдать деньги матери. Он отвез. Больше они с мамой не виделись.
Помню его исповедь. Пять листов мелким почерком. Писал всю ночь, утром, узнав по шагам священника, отдал ему и дополнял его чтение своим хриплым «Каюсь, отче!».
Одышка нарастала, но он регулировал поток кислорода и писал, что все будет хорошо. А одним утром я пришла и увидела в ординаторской этот оксигенатор. С него были сняты трубки и наклеен пластырь с отметкой о проведенной санобработке. «9 сентября. Два часа утра».
И никто больше не узнавал меня по шагам.
Малыш
July 20th, 2006 at 7:58 PM
Сегодня приняла пятилетнего малыша в хоспис.
Мальчик очень терпеливый, хотя тяжело перенес переезд из дома в отделение.
Будет лежать с мамой.
Спросила его, что беспокоит и что можно для него сделать. Посмотрел взрослым взглядом и сказал: «Тишины хочу…»
Просто Таня
July 31st, 2006 at 11:33 AM
У нее ярко-голубые глаза и радостная улыбка. На левой руке – татуировка «Таня», сделанная много лет назад в Магадане.
Родилась она на Украине. Как попала в Магадан, я не спрашиваю, она об этом тоже говорить не любит.
Одна. Есть телефон дочери, который не отвечает.
В хоспис ее привезли двое. Один из них на вопрос, кто он Тане, ответил: «Брат. Во Христе».
Следующий вопрос «брат» задал сам: «Как оформить доверенность на получение Таниной пенсии?»
Третий, и последний в нашем общении, – задали уже брат и сестра, тоже, соответственно, во Христе: «Как оформить доверенность на квартиру, пока Таня в сознании?»
Свидетели Иеговы. Она их любит. Хотя она любит всех, кто к ней приходит.
Она радуется всему, что ее окружает, – соседкам по палате, цветам, конфетам и даже утреннему кипятку, который ей приносят вместо чая.
– Танюша, тебе где больше нравится жить – здесь, в Киеве, или в Магадане?
– В Магадане. Там люди добрее были. Знаешь почему?
– Нет.
– Потому что ссыльные. Они добрые. Все.
Про ремонт
Sept. 16th, 2006 at 3:25 PM
В открытую дверь комнаты выездной службы со страшным криком влетела санитарка Оля.
– Ой, Петривна, ой не можу…
– Что?
– Труп. Все. Чуть не поме́рла сама.
– Где?
– Там, – отчего-то шепотом сказала она, – в комнате для родственников.
Трехминутный марафон из комнаты, где была выездная служба, до отделения, где тогда проходил капитальный ремонт.
На полу лежал мужчина – сантехник, который с утра еще пытался установить раковины и унитазы в отделении. Лежал тихо, лицом вниз. Очень живописно лежал.
Со вторым доктором осторожно перевернули несчастного. Дышал он редко и глубоко. Выдыхаемый воздух сообщал о том, что была принята немалая доза спиртного.
– Оля, я тебя убью, разве так можно пугать?!
– А шо?
– Да пьяный он.
– Ой, лихо. А лежит як мертвяк. Я ж сама чуть не вмерла, – она шумно вздохнула.
– Позови прораба, что ли.
Чертыхаясь, повернули сантехника набок.
Вызванный прораб был страшно возмущен нашей реакцией.
– А чего орать сразу, а? Лежит человек и лежит. Вован это, – радостно сообщил он.
– Вы ремонт тут делаете или пьете?
– Ремонт.
– А это что? – показываю рукой на сантехника.
– Как что? Устал он. Вот и лежит. Ну, люди…
Развернувшись, мы обошли пустые палаты и коридор. Я насобирала пустых бутылок, сложила в пакет и показала бригаде строителей, которые обсуждали уже, как транспортировать Вована домой.
– Ну? Видели? Ваше?
– Нет.
– А чье?
– Не знаем. А где нашли?
Поняв, что разговаривать бесполезно, ушла обратно.
Через два дня заходит Вован. Протрезвевший.
– Петривна, мне тут сказали, что вы бутылки собираете? Так я принес.
Совесть
Sept. 25th, 2006 at 11:17 AM
Один звонок в дверь означает – посетители. У своих – два коротких звонка.
Кто-то, за дверью, давил на кнопку долго, отчего звонок стал похожим на гудок парохода.
На пороге стоял совсем пожилой мужчина в костюме и шляпе. В руках – старомодная авоська с парой апельсинов и яблок.
– Добрый день, – сказал, входя в отделение.
– Вы к кому-то пришли?
– Именно так. К Васильеву, палата номер девять. Я звонил, – он протолкнулся вперед, поставил сетку на диван и продолжил: – …вы сразу не открыли – непорядок. Я, так сказать, человек правильный и пунктуальный.
– Наверное, мы не сразу услышали. Проходите.
– Вот-вот, не сразу услышали, не успели, недопоняли. А во всем должен быть ус-та-нов-лен-ный порядок. И правила. Без них, так сказать, везде бардак. Полный и, так сказать, бесповоротный. А всего этого можно избежать…
Мне мешала его говорливость и выражение «так сказать», которое он вставлял в каждую фразу. Мысленно пожалев несчастного Васильева, я попыталась проводить посетителя – а звали его Андрей Андреич – до палаты.
– Не торопитесь. Торопливость, так сказать, до добра не доводит. Помогите мне переодеться. Спецодежда тут полагается?
Ему дали халат и бахилы. Андрей Андреич долго надевал их на себя, тщательно застегивая все пуговицы.
– А маска? – спросил он.
– Зачем?
– Да как вам объяснить? Природы рака никто не знает. Вы уверены, что я ничем не рискую?
Так как я была не уверена ни в чем, то принесла ему маску из перевязочной.
Он натянул ее и произнес:
– Я готов. Вы проведете меня, доктор?
– А он вас ждет?
– Нет. Сюрприз, так сказать. Старые коллеги по работе. Жизнь – интересная штука. Я Юру знаю много лет. И мы, так сказать, враги лютые. Обстоятельства так сложились в свое время, что мне пришлось… – он замялся. – В общем, грешок за мной. Да, собственно, не грешок, но тянет что-то внутри. Надо расставить точки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В сентябре 2001 г. по инициативе Елизаветы Глинки в Киеве при городской онкологической больнице на улице Верховинная был открыт первый бесплатный хоспис для неизлечимо больных и организована патронажная служба, обслуживавшая пациентов на дому.
2
Муж Елизаветы Петровны (в девичестве Поскрёбышевой) – Глеб Глебович Глинка, гражданин США, адвокат, сын поэта, прозаика и литературного критика Глеба Александровича Глинки, потомок Сергея Николаевича Глинки, двоюродного брата композитора Михаила Глинки. В 2005 г. Глеб Глебович и Елизавета Петровна жили в Вермонте вместе с сыновьями Константином, который родился еще в Москве, и Алексеем, родившимся уже в США.
3
К IV клинической группе относят больных с доказанными злокачественными опухолями, которые по тем или иным причинам не подлежат специальному противоопухолевому лечению, но подлежат лечению паллиативному.
4
Имеется в виду благотворительный центр для бездомных «Стефания», открывшийся в 1998 г. в Киеве на территории завода «Вулкан».
5
Борщаговка – район на западной окраине Киева.
6
Иваненко Владимир Григорьевич, многократный чемпион и рекордсмен Европы и мира по пауэрлифтингу (поднятию тяжестей), с ноября 2007 г. – народный депутат Верховной Рады Украины VI созыва от блока Юлии Тимошенко.
7
Отдельный хосписный корпус на двадцать пять пациентов при киевской городской онкологической больнице в Святошино открылся в январе 2008 г.
8
Эхолалия – неконтролируемое автоматическое повторение слов, услышанных в чужой речи.
9
Аппарат для проведения высокоточного одномоментного облучения различных патологических образований головного мозга.
10
Протоиерей Георгий Пустовит – настоятель храма в честь апостола евангелиста Иоанна Богослова в поселке Песковка (Украинская православная церковь Московского патриархата). Познакомился с Елизаветой Петровной в 2004 г. и с тех пор окормляет пациентов киевского хосписа.
11
Сведения, полученные при медицинском обследовании путем опроса самого пациента.
12
Искусственно созданное отверстие в дыхательном горле, в котором находится специальная (трахеостомическая) трубка.
