Властелин 2

– Мессир, но у нас в Орлеане все волнения прекратились, – высказался первым престольный мастер ложи «Три креста» барон д’Энгре.

– И у нас, у нас тоже, – наперебой заговорили остальные мастера.

От неожиданной новости герцог на мгновение впал в ступор, но тут же его мозг лихорадочно заработал. Что бы это могло означать? Возможно, король проявил интерес к делам в провинциях, а бунтовщики узнав об этом прекратили свою деятельность?

– Как давно волнения прекратились? – обратил вопрос герцог ко всем присутствующим.

Из разрозненных ответов герцог понял, что бунтовщики свернули свою деятельность почти сразу, после его письма к королю. Это или случайное совпадение, или какое-то чудо, ибо даже если допустить, что утечка информации произошла прямо из Пале Рояля, то, все равно, невозможно так быстро свернуть столь масштабную операцию. В любом случае, такой их ход говорит о мощной, единой структуре бунтовщиков.

– То, что в провинциях наступило спокойствие, еще хуже для нас, – вновь заговорил герцог, – теперь король не поверит, что для него существует угроза. Вот, что вам нужно сделать, досточтимые мастера, когда вернетесь домой. Вы созовете дворянские собрания и убедите всех, что лучше платить подати в казну, чем быть повешенными на столбах.

Герцог еще хотел добавить «как груши», но передумал и продолжил:

– Даю вам не больше месяца. Через месяц у меня на столе должны лежать протоколы собраний, в которых каждый дворянин, подчеркиваю, каждый, должен подписаться под обязательством уплачивать подати в казну наравне с третьим сословием.

После этих слов по рядам собравшихся пошел шум, постепенно перерастающий в различимый ропот. Герцог ожидал такой реакции и заранее подготовил весомые аргументы:

– Мне, как и вам, претит даже мысль о том, что дворянское сословие должно платить государству. Это государство должно платить нам, потому что мы ему служим. Но мы должны любой ценой предотвратить созыв Генеральных Штатов. Подчеркиваю, любой ценой. Те протоколы, которые подпишут дворяне, не будут иметь никакой юридической силы. Привилегии дворянства может отменить только закон, а такой закон невозможно принять без одобрения Собрания Нотаблей.

Теперь по рядам пронесся шепот одобрения, и на лицах собравшихся засветились улыбки.

Распустив собрание Луи Филипп взялся за новое письмо королю. В нем он сообщал, что дворянское сословие согласно на отмену привилегий по налогам, и вскоре он представит королю доказательства общей воли дворянства. А, если дворянство идет навстречу королю, то и духовенству деваться будет некуда. Таким образом, необходимость созыва Генеральных Штатов отпадает сама собой.

Король, прочитав письмо вновь вызвал Неккера. Его величеству не очень хотелось созывать Генеральные Штаты, и он хватался за любую соломинку, даже такую ненадежную, как герцог Орлеанский, чтобы их отменить или отсрочить.

– Как по-вашему, Неккер, если дворянство и духовенство согласятся платить налоги, может и нет смысла в созыве Генеральных Штатов?

– Если на самом деле высшие сословия согласятся добровольно платить подати, то смысла нет. Но, мне кажется, что герцог Орлеанский что-то затевает, поэтому любыми способами пытается повлиять на ваше решение.

– И что он затевает?

– Да что угодно, ваше величество! Я не удивлюсь, если даже он попытается занять ваше место. Я бы прислушивался к советам герцога, но делал все наоборот.

– Хорошо. Идите, Неккер. Думаю, надо дождаться доказательств, которые обещает предоставить герцог.

Выходя из кабинета короля, министр столкнулся с Ленуаром, спешащим к его величеству. Неккеру очень хотелось услышать, о чем они будут разговаривать, и он остановился неподалеку. Но полицмейстер плотно прикрыл за собой дверь и уловить смысл разговора не давала двухдюймовая толщина дерева.

А за дверью Ленуар рассказывал королю о только что закончившемся в Пале Рояле сборище трехсот человек, приезжавших из разных провинций.

– Вот что Ленуар, – разгневался король, – прикажите стражникам не пропускать к герцогу Орлеанскому ни одного человека. Ни одного! Только я могу отменить это распоряжение. Вам это понятно, Ленуар?!

– Да, ваше величество.

На следующий день король приказал Неккеру принести на подпись указ о созыве Генеральных Штатов.

***

Маркиз де Монферрат получил сообщение Жака Неккера о подписании королем пресловутого указа и о новом предложении герцога Орлеанского. Он приказал заложить экипаж, сел за стол и принялся писать. Почти не отрываясь он исписал два листка бумаги, отложил перо, оделся, вышел во двор, сел в приготовленный экипаж и отправился в отель Клюни.

Аббат Сийес удивленно посмотрел на вошедшего гостя и еще не успел ничего сказать, а маркиз, будто прочитав его мысли, произнес:

– Просто я решил, что так будет быстрее. Где ваша рукопись?

– Вот она, мессир.

Монферрат взял листки, перелистал их, вынул один лист и заменил его двумя, принесенными с собой.

– Сегодня отнесете рукопись в типографию. Но сначала отправьте сигнал «первому звену». Мы возобновляем действия по нашему плану.

– Неужели король, наконец, решился, мессир?

– Рано или поздно это должно было произойти.

***

Как только первые экземпляры брошюры Жозефа Сийеса «Что такое третье сословие» вышли из-под печатного станка, к делу подключились еще три типографии.

Днем и ночью они печатали брошюру, которую бесплатно распространяли сначала в Париже, а потом и по всей Франции. Ее читали, передавали из рук в руки, обсуждали среди знакомых, цитировали на митингах, которые, как по волшебству возобновились в больших и малых городах всех провинций. Как это всегда бывает, умеющие красиво говорить и зарядить толпу своей энергией ораторы, выдвигались депутатами.

Но не митинги и брошюра Сийеса разбудили французского обывателя, а возможность дать свой личный наказ депутату. В специально выбранных точках городов ежедневно с раннего утра до позднего вечера стояли столы, за которыми сидели специально обученные люди и записывали, сортировали наказы и собирали подписи под каждым из них. Очереди вокруг этих столов не иссякали. Когда вечерняя темнота мешала писцам разглядеть бумагу для записей, а желающие дать наказ отказывались расходиться, писцы зажигали свечи и продолжали работу.

Зачастую, крестьянин, вернувшийся с городского рынка, шел к своему соседу поделиться необычными новостями.

– Эй, Жак, ты давно не был в городе? – издалека, как этого требовал обычай, начинал крестьянин.

– Давненько, а что?

– Говорят, скоро к королю пойдут какие-то депутаты.

– Ну и что?

– Они понесут к нему наказы.

– Что за наказы?

– Да разные. Я подписался, чтобы король отменил церковную десятину.

– Ты, наверное, ум дома забыл, Жан, когда в город поехал. Разве король нас с тобой послушает?

– Нас с тобой – нет, – пропустил подначку друга Жан, – а если все подпишутся, послушает. Я сам два листка подписей видел под этим наказом.

– Блажен, кто верует, – закончил разговор Жак и вернулся к своим делам. Но в уме зародилась мыслишка съездить в город и поставить свою подпись. Так, на всякий случай. Уж очень тяжела эта церковная десятина.

В результате всех организованных никому невидимой рукой действий, к началу мая 1789 года в Париж съехались 610 боевых депутатов от третьего сословия, вооруженных единой тактикой действий и чувствующих у себя за спиной поддержку двадцати миллионов своих сограждан.

Первое заседание Генеральных Штатов в зале «Малых забав» в Версале 5 мая 1789 года открыл король. Он сказал, что тяжелое финансовое положение побудило его созвать столь представительное собрание и закончил свою короткую речь словами: «Мы надеемся, что все собравшиеся выработают общее решение, которое будет на благо Франции, во главе которой с божьего согласия стоит король». Из рядов духовенства и дворянства раздались аплодисменты. Депутаты третьего сословия хранили гробовое молчание. Они прибыли сюда не для того, чтобы обсуждать финансовое положение государства.

Жак Неккер, выступавший после короля, монотонным голосом зачитал список мер, которые следует обсудить собравшимся и принять общее решение. Его речь вызвала ропот, прокатившийся по всем сословиям.

Король воспринял этот ропот, как дурной знак. Следовало бы как-то на него отреагировать, но нужных слов в голову не приходило, и его величество беспомощно посмотрел на своего министра финансов. Неккер в ответ лишь пожал плечами. Людовику ничего не оставалось, как встать и направиться к выходу, как этого и требовала процедура. Вслед за ним зал покинули и все высшие сановники королевства. В зале остались только депутаты Генеральных Штатов.

По процедуре они должны были посословно разойтись в отведенные помещения, обсудить предложенные меры и вынести решение по принципу: одно сословие – один голос. Но тут со своего места поднялся Жозеф Сийес и произнес пламенную речь в защиту совершенно другого принципа голосования: один депутат – один голос.

Это выступление вызвало бурные овации депутатов от третьего сословия, а духовенство и дворяне возмущенно покинули зал «Малых забав».

Оставшиеся депутаты приступили к стандартной процедуре проверки полномочий, растянувшейся почти на месяц.

***

– Ваше величество, я умру? – детский голос разбудил Людовика, задремавшего прямо на стуле возле кровати своего сына.

– Нет, что вы, ваше высочество?! Вы обязательно поправитесь! – король дотронулся рукой до головы принца. У дофина Франции был жар.

– Ко мне приходил ангел и звал меня. Он сказал, чтобы я не боялся, и мне совсем не страшно.

Нахлынувшие чувства: от гордости за своего семилетнего наследника до страха его потерять, готовы были превратиться в рыдания, но король неимоверным усилием воли их сдержал. Лишь непокорные воле короля слезы потекли по его щеке. Король отвернулся и смахнул их рукой.

– Не плачь, папа. Ангел сказал, что там мне будет лучше, чем вам здесь.

Тут уж Людовик не смог сдержать рыданий и выскочил из покоев принца. Не замечая никого вокруг, он почти бегом добрался до королевских покоев дворца Медон, бросился на кровать и дал волю слезам.

Выплакавшись, король почувствовал облегчение и не заметил, как его сморил сон. Три бессонные ночи, проведенные у постели больного сына, дали о себе знать. Людовик проспал до вечера, а вечером проснулся от голоса своей жены:

– Вы даже за сыном не смогли уследить, ваше величество, – в ее голосе сквозили одновременно и слезы, и раздражение, и жалость, – неужели так трудно было находиться рядом с ним?

– Что случилось, Мари?

– Наш сын умер два часа назад.

Король вскочил с кровати и обнял свою жену. Мария-Антуанетта разрыдалась в его объятьях, а Людовик лишь молча гладил ее по спине. Свои слезы он выплакал и не находил слов утешения для матери, только что потерявшей ребенка.

Как они радовались, когда после одиннадцати лет совместной жизни, у них родился наследник! И вот его не стало. Почему Господь обрекает их на такие тяжкие испытания, в чем замысел его? Этот ребенок еще не успел сделать ничего: ни хорошего, ни плохого. Зачем нужно было сначала давать его, а потом отнимать?

– Идемте, ваше величество, – королева высвободилась из его объятий, – нас ждут на панихиде.

В королевстве был объявлен двухнедельный траур, в течение которого запрещались все массовые сборища. Это касалось и Генеральных Штатов. Однако в день похорон к королю подошла делегация, которую возглавлял Жан Сильвен Байи, соратник Жозефа Сийеса по ложе «Девяти сестер».

– Ваше величество, мы понимаем, что сейчас не самое подходящее время, но мы просим принять петицию от третьего сословия.

– Вы разве не понимаете моего состояния, мсье?

– Я понимаю, ваше величество. Но вы просто примите петицию, а рассмотрите ее позже, когда будете в состоянии.

Ну что за бессердечие? У людей осталась хоть капля совести? Этот маленький, тщедушный на вид человечек вызвал у короля приступ отвращения, и его величество долго искал слова, как ярче выразить свое отношение к такому бесцеремонному поведению. Но ничего на ум не приходило. Поэтому король молча отвернулся от просителя и пошел прочь.

Уже третью ночь Людовик плохо спал. Он все еще винил себя за то, что не оказался у постели умирающего сына в самый последний момент, не выслушал его прощальных слов, сам с ним не попрощался. Как можно было уснуть, когда его маленькое сокровище, наследник и продолжатель его дел так в нем нуждался? Королева думает, что он покинул сына потому, что захотел спать. Но ведь это не так! Он просто не мог рыдать в присутствии принца. Надо сегодня же объясниться с ее величеством.

Король привстал на постели и это было сигналом слугам к началу утренних процедур. Людовику поднесли воду для умывания и приступили к его одеванию. После этого его усадили в кресло и принялись припудривать и румянить лицо, закреплять на голове парик… Обычная процедура, но как же долго она сегодня тянется! Королю не терпелось увидеться с Марией-Антуанеттой.

Наконец, он смог покинуть свои покои, но чуть ли не столкнулся с поджидавшим его министром двора де Вийедеем.

– Что вы здесь торчите, Вийедей? – раздраженно воскликнул король.

– Вас с самого утра дожидается делегация от третьего сословия, ваше величество.

– Это просто невыносимо! Неужели ни у кого из них нет детей?!

– Я им скажу, что вы сегодня их не примете, ваше величество.

– Не нужно, де Вийедей. Прогоним их сегодня, они придут завтра. Скажите, я приму их в своем кабинете через полчаса.

Ну разве это люди? Ведь именно способность сопереживать, сочувствовать чужому горю отличает человека от животных. А если этим животным дать власть, во что они могут превратить страну?

Король пришел в кабинет и принялся обдумывать слова, которыми он отчитает этих бесчувственных делегатов.

– Ваше величество, в этой петиции мы выражаем требование третьего сословия изменить регламент Генеральных Штатов. Вместо посословного голосования мы предлагаем поименное, и вместо раздельных заседаний сословий – совместные. – Все это маленький человечек, который накануне докучал королю, произнес шагая от двери к столу короля.

Человечек положил бумагу на стол развернулся и покинул кабинет.

Король не успел ему высказать ничего и растерянно посмотрел на Вийедея. Но тот только развел руками:

– А что тут скажешь, сир? Третье сословие.

– Я не могу здесь больше находиться. Скажете всем, что я уехал в Мабли. Я хочу какое-то время побыть наедине с собой. Сделайте так, де Вийдей, чтобы меня никто не беспокоил.

– Слушаюсь, ваше величество.

***

Сразу после окончания траура депутаты третьего сословия обратились к духовенству и дворянству с предложением впредь не проводить раздельных заседаний, а объединиться в новый орган Национальное собрание.

На следующий день, 17 июня 1789 года, заседание открыл Жозеф Сийес.

– Уважаемое собрание, вчера мы обратились к нашим коллегам, депутатам от, так называемых, высших сословий с предложением присоединиться к нам и образовать Национальное собрание. И что-то я не вижу здесь никого из них. Так стоит ли нам их ждать?

– Нет, нет, не стоит, – раздалось со всех сторон.

– Вот и я так думаю. Поэтому предлагаю нам, депутатам от третьего сословия, и тем, кто к нам примкнет, объявить себя Национальным собранием. Прошу проголосовать за мое предложение.

Подавляющее большинство участников поддержало предложение Сийеса, а на следующий день к ним присоединились депутаты от духовенства в полном составе.

Такой шаг служителей церкви стал неожиданным для всех. Хотя объяснялся он просто. На своем закрытом заседании они обсуждали брошюру аббата Сийеса. Многие отцы церкви прочли ее раньше и видели, насколько точно события последних месяцев развиваются в соответствии с предначертаниями аббата. Так что лучше: грести против течения с риском потерять свою паству или влиться в поток и сохранить свои приходы? Потерять все или только десятину? Решающим аргументом стало то, что аббат Сийес сам принадлежит духовенству и не позволит слишком разорять церковь. Сомнений в том, что Жозеф Сийес является главным идеологом происходящих и предстоящих событий, ни у кого из представителей церкви не было.

***

Король не отдохнул во время своего добровольного траурного затворничества, но он понимал, что скрываться от неприятностей бесполезно. Они будут расти и множиться, расти и множиться, а когда ты выйдешь из уединения, они обрушаться на тебя всей своей тяжестью. Лучше разбираться с неприятностями, пока они еще маленькие и не сцепились в одну кучу.

19 июня Король вернулся в Версаль, и вызвал к себе де Вийедея.

– Рассказывайте, Вийедей, не перевернулся ли мир без меня? – попытался пошутить его величество.

– Ваше величество, – пропустил его шутку мимо ушей министр, – мне только что сообщили: депутаты от третьего сословия объявили себя национальным собранием. И к ним присоединилось духовенство.

– И что это значит, мсье де Вийедей?

– Я не знаю, ваше величество, но, по-моему, ни одним законом такой орган, как национальное собрание, не предусмотрен.

– То есть они нарушили закон?

– Думаю, да, ваше величество.

– И как мы, по-вашему, должны поступить?

– А что, если не пускать их на заседания?

– Как? Выставить стражу?

– Необязательно, ваше величество, – хитро улыбнулся де Вийедей, – я могу закрыть зал «Малых забав» на ремонт.

– Отличная идея! Давайте так и сделаем.

На следующее утро король, уверенный, что депутатам теперь некуда деваться, и они разойдутся заседать по сословиям, уехал на охоту в Рамбуйе. Там он собирался окончательно прийти в себя.

Вернулся он через два дня и первый, кто попался ему на глаза, спешащий на встречу министр королевского двора.

– Ваше величество! – запыхавшись, он выдавал одно слово за другим, – они снова заседают!

О боже! Ну как так можно портить настроение? Как же не хочется возвращаться к этим делам. Ну почему они все не могут справиться без него?

– Почему же вы не закрыли зал на ремонт? – насколько мог строго, спросил король своего министра.

– Я закрыл, ваше величество. Но они перешли в зал для игры в мяч. Сегодня с утра я и его закрыл, но они перешли в собор. Собор я закрыть не могу. Сейчас они там заседают.

– Да и бог с ними, – король просто не нашел других слов, а сказав их, понял, что они очень удачно и вовремя пришли на ум.

Довольный сам собой Людовик направился во дворец. Но здесь его поджидала новая неприятность в лице его брата, графа д’Артуа.

– Луи, нужно срочно распускать Генеральные Штаты, – не давая венценосному брату прохода, произнес граф.

– Но зачем, Карл?

– Ты что не видишь, что происходит?! Чернь собирается захватить власть в стране. Если сегодня ее не остановить, завтра будет поздно!

– Я не представляю, под каким предлогом я их распущу…

– Нет ничего проще. Объявишь все их решения незаконными и на этом основании распустишь.

– Ну хорошо, Карл, я подумаю.

– Некогда думать, Луи. Созывай общее заседание назавтра.

– А если они не послушаются?

– Я уже вызвал полк Французской гвардии. Завтра войска будут здесь.

На следующий день все депутаты расселись в зале «Малых забав» в том же порядке, как и при открытии Генеральных Штатов. В зал вошел король в сопровождении братьев и министров. Он встал возле своего кресла и молча обвел взглядом зал. Депутаты от дворянства и духовенства дружно встали, как это приписывалось церемонией. В наступившей тишине начали подниматься один за другим и представители третьего сословия. Дождавшись, когда все встанут, король сел в кресло. Собравшиеся с шумом уселись на свои места. Когда все стихло, король встал и веско заявил:

– Мы собрали вас, чтобы вы стали нам помощниками в делах на благо Франции. Но вы собрались, чтобы творить беззаконие. Мы отменяем все ваши решения, как незаконные и приказываем вам разойтись.

Сказав, отрепетированную накануне перед зеркалом речь, король величаво удалился. За ним последовала и его свита. А через час в малый обеденный зал Версаля, где его величество мирно обедал с братьями и королевой, вбежал церемониймейстер Генеральных Штатов и испуганно доложил:

– Они не расходятся, ваше величество!

– Как не расходятся? Все?

– Часть дворян и духовенства ушли, а остальные заседают.

– Я прикажу разогнать их штыками, ваше величество! – встал со своего места граф д’Артуа.

– Да, да прикажите, – махнул рукой король.

Однако через час граф д’Артуа вернулся раздосадованным, уселся на свое место за столом и угрюмо сказал:

– Гвардейцы отказались стрелять. А все этот Лафайет. Встал в дверях со шпагой, и гвардейцы перед ним «на караул» встали.

– Никому нельзя верить! – король с шумом бросил столовые приборы на стол и удалился в свои апартаменты, оставив оставшихся гадать, что его величество имел в виду.

На следующий день король вызвал Неккера и сразу кинулся в словесную атаку:

– Это по вашему настоянию, Неккер, я согласился на созыв Генеральных Штатов! И что теперь прикажете делать?!

– А что собственно произошло, ваше величество? Хотят они называться Национальным собранием, пусть называются. Хотят заседать вместе, пусть заседают. Лишь бы согласились с нашими предложениями по налогам.

– Вы не понимаете, Неккер! Они открыто выступили против меня.

– Так не давайте им повода, ваше величество. Прикажите дворянству и духовенству вернуться. В конце концов, разве вы сами не хотели отменить их привилегии?

– Но не все привилегии, а только освобождение от податей.

– Вот и пусть высшие сословия сами себя защищают на совместных заседаниях. Зато так вы сохраните лицо и все опять будет свершаться по вашей воле, ваше величество.

***

Когда король приказал высшим сословиям вернуться в общий зал заседаний и разрешил называться Национальным собранием, герцог Орлеанский понял: это конец. Сначала этот сброд отменит дворянские привилегии, потом примет Конституцию и лишит фактической власти короля. Это еще в лучшем случае. А в худшем? Будут вешать аристократов… как груши. Тьфу ты, дались ему эти груши.

Нет сдаваться рано. Черт с ней, с монархией, черт с ними, дворянскими привилегиями. Надо о себе побеспокоиться. Как себя обезопасить? Да все просто: надо купить любовь народа. Ну, и для страховки создать личную охрану.

Назавтра герцог приказал устроить в павильонах сада Пале Рояля раздачу дешевых вин и допустить в сад всех желающих. В одном из павильонов он разрешил бесплатно находиться «женщинам легкого поведения», и проститутки повалили в Пале Рояль со всего Парижа.

В Орлеан герцог направил гонца с приказом к барону д’Энгре тайно привести в Пале Рояль три-четыре сотни верных бойцов. Это на какое-то время обезопасит его от разнузданной черни и полученную передышку можно использовать с толком. Следует возбудить провинцию. Париж – это еще не вся Франция. Земельные бароны поддержат его не только, как принца крови, но и как Великого магистра. Большинство из них входят в подконтрольные ему ложи. Но такое возможно лишь в том случае, если король не будет безропотно сдавать одну позицию за другой. Пока рядом с Людовиком находится граф д’Артуа, надежда на это есть.

С каждым днем число горожан, избравшим своим любимым местом отдыха сад Пале Рояля росло. А через неделю начали прибывать бойцы из Орлеана и Шартра. Барон д’Энгре лично привел первую группу бойцов, и поспешил с докладом к своему патрону. Великий магистр стоял у окна. Он наблюдал за разгулом толпы, охватившим все уголки его сада. Услышав шаги за спиной, герцог обернулся. Приезд барона его обрадовал: иметь сейчас под рукой такого преданного помощника было крайне необходимо.

– Видели, что творится в Париже, барон? – кивнув в сторону окна, спросил герцог

– Да, монсеньор. Это ужасно.

– А, если ничего не делать, то вскоре этот ужас охватит всю Францию.

– Вы только скажите, что нужно делать, монсеньор.

– Мы будем поднимать провинцию, барон. Всюду, где есть наши люди нужно разослать гонцов. Пусть они расскажут, что здесь увидели. Земельным баронам следует собирать свои армии, брать под свое начало верные королю войска и идти на Париж.

– Я уже сегодня начну отправлять людей в провинции, монсеньор.

– Сегодня не нужно. Отправятся завтра утром. А пока мне нужно, чтобы ваши люди спровоцировали драку со стражниками. Что-то мне надоело сидеть под домашним арестом.

– Тотчас сделаем, монсеньор! – улыбнулся барон, которому очень понравилась идея патрона.

Выходя из дворца, д’Энгре сильно толкнул плечом стражника. Тот едва удержавшись на ногах, наставил на обидчика штык. Как по команде, защитить своего барона кинулись его люди, находящиеся неподалеку. К возникшей драке подключились ничего не подозревающие, разогретые вином, граждане мужского и женского пола. В результате всю стражу с позором изгнали.