Популяция

Шли втроём почти наугад. Таня нарисовала на карте, как попасть в военный городок, вот только воспоминаниям её было 12 лет. С тех пор могли и посносить, и понастроить. Нашли у обочины брошенную машину, бестолку пытались завести. Снова шли. Дорога была широкой и прямой, вдоль гаражей, потом садов, дальше и дальше. Где-то должен быть отворот через лес. Его и высматривали. Оказался отворот совсем даже не через глушь, а сквозь коттеджный посёлок с теремками домов. Идеальный, для русских-то дорог, асфальт, стройные кирпичные заборы с коваными воротами, так красиво… Так пусто. Кое-где ещё стояли припаркованные машины, кое-где, у заборов лежали покрытые инеем кучки ветоши, вымокшей под дождём, присыпанной инеем одежды, хранившей внутри отвратительную начинку из медленно разлагающейся плоти.

– Смотри, что там? Собака что ли? – Миша вытянулся в струнку и глядел вперёд. Там у забора возился крупный лохматый зверь. Олег тоже всматривался. Вроде пёс, крупный, алабай или овчарка кавказская. Шаг не сбавляли. Ровно до тех пор, пока Алексей не дёрнул парней за плечи. Возрастная дальнозоркость – он первым понял, кто роет землю.

Это был медведь. Видимо, он уже вдоволь нажрался мертвечины и сейчас прикапывал недоеденное. Почему не спит… Тепло ещё ему или нужды нет – еды теперь хоть отбавляй. Миша потянулся за пистолетом в куртку.

– Не трожь тёзку! Чо он тебе сделал? Обойдём, пусть жрёт.

Алексей усмехнулся и толкнул ребят в проулок. Параллельная улица была уже и отсыпана гравием. Олег крутил головой по сторонам. Жили же люди, в достатке, уюте, просторе. Машины, сады с яблоками, а теперь всё и все на корм зверью.

В этих мыслях и не заметил, как дошёл до конца посёлка, Мужики вышагивали рядом, шуршали гравием, сопели, Мишка пару раз чихнул. Дальше дорога сворачивала через лес, сквозь который, впрочем, уже был виден высокий бетонный забор с колючкой. Свернули в лес, по дороге идти побоялись, вдруг там поджидают защитники передохшего отечества. Тихонько дошуршали до забора, стараясь даже дышать как можно тише. Двигались вдоль, останавливались, вслушивались. Тишина. Только шум деревьев.

Дошли аккурат до места, с которого просматривался въезд. КПП в несколько будок, шлагбаумы, а за ними белые панельные четырёхэтажки с лоджиями, улицы, детские площадки во дворах. Город в городе, особенная жизнь за забором. Казалось, что никого, но кто ж точно знает. Решили ждать сумерек.

11.

К ночи заморосило. Мелкий дождик только добавил свинца к серо-сизому воздуху. Тихо, вдоль стенок кралась троица. Миновали один двор, другой, квартал – никаких людей, ни живых, ни мёртвых. Наконец, в просвете улицы они увидели однополосную дорогу через парк. По воспоминаниям Тани она вела к институту.

Осмелели, шли уже бодрым шагом. Чему быть, того не миновать. НИИ был вполне типичный. Многоэтажка с большими стеклянными дверями на высоком крыльце и облезшими буквами на козырьке. Возле ворот лежали высокие горы чернозёма. Его каждую весну свозили на газоны, а оттуда растаскивали на клумбы и цветочные горшки. В каждом городе есть такие острова флористики из бархатцев и петуний с гордыми надписями «юбилей» или «НИИ 65 лет».

Только вблизи товарищам стало понятно, что никакой это, нафиг, не чернозём. В нос ударила вонь гари и жжёной гниющей плоти.

– Подгорел шашлычок…– Алексей на нервах неуместно и гадко юморил. Олегу было противно. И смешно. Поэтому он растянулся во весь рот. Миша поджал губы – хотел оказаться единственным приличным человеком. Но глаза предательски сузились. Смешно… Кто-то из толпы людей две кучи горелок сделал.

Двери оказались раздвижными и никак не поддавались, тогда Миша нашёл кирпич и всадил со всей дури. Тишину разрезал оглушительный звон и грохот. Олег озирался, всё боялся, что вот выбегут из-за угла вояки с автоматами, вот перестреляют их к чёртовой матери, и третью кучку запалят.

По одному пролезли в дыру, стараясь не разодраться об острые края.

– Я в такую игру играл, там в научном институте портал открылся, и мутанты всех учёных пожрали. Так прям мозги им повыковыряли и на голову сели, белые такие как клещи… – Мишаня похоже опять заговаривал свою трясучку.

– Рыыы! – Алексей утробно рявкнул и схватил его рукой за бошку.

– АААА!!! Ай, бля, не смешно! – Миша орал как ребёнок, очень искренне. А Олег очень натурально ржал. Смешно!

Глаза потихоньку привыкали к темноте, длинный коридор института, кабинеты вправо, кабинеты влево. В конце коридора окно, а напротив? Мужики сощурились… вешалка? В углу стоял силуэт. Они прибавили шагу. Прислонившись к стенке, совсем по-детски зажав лицо руками, стоял тощий, совершенно лысый старик. Живой! Он пошатывался, облизывал растрескавшиеся губы, шептал. Друзьям пришлось задержать дыхание, чтобы разобрать слова:

– Здесь нечего брать, здесь институт, я старый человек, убейте меня и уходите. Здесь научный институт. Здесь нечего брать…

Олег протянул старику бутылку воды. Тот пил мелко, тряс головой, шумно сглатывал и его кадык дёргался под тонкой индюшачьей кожей как поплавок. Парням не терпелось спросить деда в халате обо всём, но тот пил, утирал дряблый рот, тяжело вздыхал и снова начинал пить.

В тёмном окне институтского коридора блестела луна, дождевые тучи раздуло. Утро обещало быть холодным и ясным, но до него ещё несколько часов. Миша не выдержал первый и сполз на пол, Алексей сел рядом. Олег усадил старика и продолжал его поить до тех пор, пока все полтора литра не оказались в его пересушенном нутре.

– Вы кто? – Олег сделал аккуратный заход в сторону дела.

– Я Евгений Дмитриевич Малинин, старший научный сотрудник, заведующий виварием и лабораторией первичных испытаний. Живу на улице Фрунзе, с женой… и зарплату мне задерживают… а бухгалтерша говорит, что это кризис виноват, а я знаю, что это директор виноват, потому что у него машина и дом в новом районе, а у меня хрущёвка, а на пенсию я не проживу, после смерти жены я совсем не покупаю ничего домой…

Парни переглянулись с явным разочарованием. Дед похоже того… заговаривается. Кое-что в его словах правда, а может и всё правда, но правда эта совсем без хронологии.

– Что тут случилось? – Олег задал вопрос медленно и тихо, проговаривал каждую букву, очень хотел помочь старику получше понять вопрос и получить хоть сколько-нибудь вменяемый ответ.

– Тут? Тут животных кормить стало некому, и я их выпустил. Всех. Медведя, обезьян, крыс, кроликов, коз, лошадь… Там клетки и загоны все пустые, можете проверить, я всех выпустил…

Олег вспомнил медведя. Потом подумал об обезьянах… кранты им в нашем климате…

– Почему кормить стало некому?

– Все на больничный ушли, или хотели уйти, но ходили на работу и всех перезаражали, кашляли и падали мёртвыми. Их на улицу уносили. Потом электричество отключили и воду. А я в окно смотрел на них. Они там все в куче лежали. Я смотрел, смотрел и потом не выдержал и поджег. Лучше так, чем их птицы клюют и крысы… Я в больницу звонил, а они не отвечают…

– Вы знаете, что это за болезнь? Мы нашли вакцину с адресом института…

– Вакцины мы делали, да, от жёлтой лихорадки, от туберкулёза, от эболы, от кори, от ящура, разные делали, изучали, газы изучали, яды, противоядия, это военный институт… А жена всё время просила, чтобы я на обед домой ходил, а мне жалко время было, мыться, переодеваться, туда, да сюда, я не мальчик ей, чтобы скакать стометровки. Вакцины… разные, есть образцы, а тут не нашли… неделю только и искали, и не нашли…

– А где военные? Кто сбрасывал вакцины в города?

– Здесь военных много, это военный институт, и химвойска. У меня звание есть. Я майор. У меня и форма с погонами есть, но тут халат я ношу, а ремень мне новый трёт, он неправильный по ширине.

От мешанины в словах деда устали уши. Стало понятно, что толку от него как от поломанного радио, которое принимает все волны по очереди.

– А может есть какие-то журналы? Записи? – Миша не терял надежду получить хоть какие-то ответы.

– Журналы? Есть! – старик поднялся и зашаркал по коридору. Парни подскочили за ним. Дед заходил в разные двери, в одной он поворошил бумаги на столе, Олег потом проверил – распечатки графиков, какие-то сметы. В другой он открыл шкаф и медленно переодел халат. В третьей – спросил громко: «Девочки, в столовую идём?»

Миша, Олег и Алексей тихо перешёптывались у него за спиной. Всем троим стало понятно, что от деда толку как с поросёнка шерсти и искать нужно самим. Только вот что искать? Решили брать всё, где хоть что-то можно прочитать. Олега оставили бродить со стариком. Он и бродил, без особого интереса, открывали двери, за которыми стояли столы, склянки и пробирки, компьютеры. Олег пролистывал бумаги, что-то складывал в рюкзак.

Старик будто взбодрился. Он поднялся этажом выше и пошёл по коридору втрое быстрее обычного. Из кармана брюк вынул связку ключей и позвякивал ими при ходьбе. Наконец остановился перед большой железной дверью с двумя створками. Целые ворота! Он пошарил ключом в скважине и аккуратно распахнул сначала одну половину, потом другую. Олег замер с открытым ртом. В комнате был свет. Тусклый, желтоватый, но был… Он уже несколько недель не видел электрического света, и поэтому сейчас смотрел на него как папуас на бога. Сам факт света так его увлёк, что Олег не сразу заметил, что именно подсвечено.

Большие ёмкости похожие на аквариумы. Олег подошёл поближе и вскрикнул. В одном аквариуме на два пальца была налита мутная розовая жижа, в ней лежал человеческий торс со вскрытой грудной клеткой. Между белых рёбер копошилось что-то мелкое и чёрное. Во втором аквариуме розовой жижи было наполовину, на поверхности плавала тошнотворная плёнка похожая на плесень, но она шевелилась, сгибалась пополам, ныряла и снова всплывала. В третьем аквариуме рядком стояли головы: человеческая, собачья и обезьянья. Рты и пасти были раскрыты железными распорками, и в них тоже ёрзало и копошилось чёрное нечто.

Олег с ужасом приложил ладонь к стеклу. Тепло. Стекло было тёплым.

– Тут что, генератор есть?

– В подвале станция, тут всегда нужны свет и тепло, тут непрерывный эксперимент! Размножаем опытные культуры. Образцы, через пару месяцев начнём испытания, только Иван Константинович вернётся из министерства, они всё никак разрешение не дают, говорят риски… риски…

Олег ещё раз прошёлся вдоль аквариумов. Ёрзающие в плоти черви … Черви же? Фу бля… В дверях замаячил Миша. Его свет, похоже, не удивил, он махал рукой, мол, иди туда, посмотри. Олег тоже показал пальцем на аквариумы, а Миша почему-то кивнул. Олег вышел в коридор, в конце была открыта ещё одна дверь, из которой струился красный матовый свет. Ещё не вошёл, но уже услышал Алексея, тот шептал сам себе:

– Охренеееееть, что это за дерьмо такое… живодёры… что это такое …

За дверями была комната втрое больше предыдущей. Стеклянные аквариумы стояли рядами и подсвечивались красными греющими лампами. А там… В розовой жиже плавали… Вскрытые головы, туловища с кишками наружу. В одном аквариуме лежала уродливая куколка, вся облепленная чёрным копошащимся «материалом для эксперимента». Мозг Олега из последних сил защищался, отказывался признавать в тощем изувеченном пупсике человеческий эмбрион.

– Лёх, давай валить отсюда, а…

– А чо ты бздишь? Боишься, что это на тебя вылезет? Или что дед тебя покрошит и в аквариум положит?

– Не боюсь… но мне стрёмно.

Алексею тоже было стрёмно, и Мише, он скоро вошёл к парням. Дед в первой лаборатории усердно поливал розовым киселём кишки и бошки, ласково приговаривая и сюсюкая с бубями.

– Вы хоть что-нибудь нашли? – Миша старался не смотреть в тошнотворные ёмкости.

– Ничего толком… – Олег снял рюкзак и показал стопку листов.

Они вернулись к деду, тот закончил свою безобразную рутину.

– Евгений Дмитрич, это что такое? – Олег говорил так медленно, будто боялся спугнуть скачущие мысли старика.

– Это паразит, удивительный. Питается и живой и мёртвой плотью, размножается быстро, не восприимчив к ядам. Только холода боится. Уникальная культура. А-НА-Э-РОБ-НА-Я!

Старик произнёс последнее слово по слогам. Мужики не поняли ни черта. Видя недоумение молодёжи, дед пояснил:

– Воздухом он не дышит! До этого науке только бактерии были известны анаэробные, а это многоклеточный организм!

Парней научная биоредкость в восторг не привела. Ну не дышит какая-то дрянь воздухом, и что… Вот порубленные куски людей в качестве корма, вот это плохо. Выходило, что эта «анаэробная культура» человеческий паразит. И фраза «питается живой плотью» напрягала… А за окном тем временем стало светать.

– Евгений Дмитрич, пойдём с нами. Вы тут один с голоду помрёте, а у нас еда есть, дом, машина. Все люди умерли кроме нас с вами.

– Умерли… – старик опустил глаза и как-то всем своим тощим телом сник. – Умерли, я сам видел, все умерли. Как жене сказать, что теперь работы не будет… Как мы на пенсию-то… Пойдёмте, молодые люди, пойдёмте…

Вышли на улицу, мужики закурили. Переговаривались между собой, что из такого места уходят совсем без ответов, а вопросов только прибавилось. Дед вдруг вскинулся:

– Подождите, я ж дневники забыл! Свои дневники и портфель, он новый, жена голову оторвёт! – и проворно, не по своей стариковской немощи, скрылся в проёме разбитой двери. Мужики остались ждать. Вернётся.

Повисла пауза в шёпоте, а за ней тишина. И в тишине они услышали шорох за чёрной кучей горелых тел. Там кто-то был. Миша подался вперёд посмотреть и буквально отскочил обратно. Из-за кучи вышел медведь. Животное привыкло – где люди, там еда. Вот и вернулся в свой институт, чтобы глодать тех, кто когда-то кормил его.

Миша вытащил пистолет, Алексей нервно шептал:

– В глаз ему целься или в пасть, если сразу не убьёшь, только хуже будет…

В это время дед вылез из двери и бодро поскакал по лесенке вниз, тряся портфелем в морщинистой тонкой руке. Медведь встал на задние лапы, замычал. Дед, будто не замечая зверя, продолжал спускаться. Тогда косолапый в два прыжка подскочил к старику, тяжело опёрся на задние лапы, а передними толкнул. Огромные когти полоснули по голове, груди, животу, брызнула тёмная кровь. Миша запаниковал и выстрелил, раз, два, три… Он бы всю оставшуюся обойму разрядил напрасно, если б Алексей не треснул ему по руке. Медведь как-то тоненько визгнул и побежал подальше от института, через парк.

А дед лежал на ступеньках. Сейчас он был очень похож на те куски, что кормили собой чёрную плесень в аквариуме. Живот его был вскрыт, сизые кишки вывалились наружу, голова была располосана наискось, у виска болтался на ниточке вытекший мешочек глаза, по ступенькам текла речка крови.

Олег поднял портфель и стёр рукавом жирные алые брызги. Открыл. Внутри лежало несколько мятых толстых тетрадок.

12.

До дома мужики добрались совсем поникшими. Страх накатывал волнами. Такого насмотрелись. Что лучше б развидеть и забыть. Туловища, головы, копошащееся хищное месиво, медведь и разодранный им полоумный старик. Стоило глаза закрыть, как всплывал какой-нибудь жуткий кадр из прошедших суток.

Олег пошатывался, сжимал в руке ручку портфеля. Думал, как хорошо было бы, если б док понял и всё объяснил. И из этих объяснений стало бы понятно, что делать. Хотя… Что делать они вроде коллективным разумом дошли. Зачем тогда знать? Так и метался Олег всю дорогу от мысли к мысли. Голова раскалывалась.

Дома новости были не лучше. Павлик разболелся совсем, кашлял, пускал из ноздрей зелёные пузыри и температурил. Его поили с ложки, таскали на руках, давали лекарство. Доктор каждые полчаса смотрел горло и щупал пульс. Ильинична порывалась усадить малыша поближе к печке, доктор Сёма сопротивлялся, называл бабой Ягой и грозил температурой под 40 и «тяжёлыми последствиями». Олег бросил портфель в угол, вымыл руки и поскорее прижал к себе горячего малыша. Поурчали друг дружке, да так и вырубились вдвоём.

После перекуса и чая Миша рассказал о случившемся в институте всем остальным. История, похожая на страшную байку, тревожила, потому что была безумной правдой новых дней. То, что раньше было сюжетом для ужастика, сейчас ждало в заброшенных зданиях, за каждым забором, на каждом углу. Оттого вид у компании был скорее удручённый, чем азартный. Семён дотянулся до портфеля. Достал первую тетрадку, долго всматривался в прыгающий, острый стариковский почерк. Достал вторую, потом третью. Полистал, полистал. Хмурился. Потом хлопком закрыл тетрадь, убрал её в портфель.

– Надо туда вернуться! Мне надо кое-что проверить.

Алексей с Мишей переглянулись, никакого желания идти туда снова не было. Но… доктор явно больше понимает. Ему бы и правда взглянуть.

– Что там в тетрадях? – Таня, как школьница на интересном уроке, наклонила головку на бок и смотрела на Семёна большими любопытными глазами.

– Это дневники наблюдений. За мышами, за обезьянами, за собаками и за «материалом». Похоже в лабораториях выращивали грибки, бактерии, заражали ими животных, испытывали вакцины и лекарства. В общем, обычная лабораторная работа. Ничего примечательного, кроме вот, пожалуй, того, о чём мужики рассказали. Фигня в том, что образцы и материалы в тетрадях просто помечены шифром. Не понятно только из записей, о чём старик писал, об ящуре или об этом чёрном. Надо вернуться и посмотреть на месте. И есть у меня ещё одна мысля…

Мыслю доктор раскрыть не успел. Проснулся Олег.

– Пойдём! Надо разобраться.

Миша замотал головой:

– Я не пойду!

– И не ходи. Ты в машину садись, бери Таню и дуйте по магазинам и аптекам запасы пополнят, чёрт его знает, насколько мы тут. Пашка болеет – это раз, разбираться надо с этим институтом – это два.

Алексей похлопал Мишу по плечу и протянул ладонь. Тот без слов понял, вытащил из кармана пистолет. Наскоро покидали в рюкзаки сухпаёк и воду, тетради, листки, которые Олег взял в лаборатории. Выход запланировали на раннее утро.

На этот раз дорога заняла меньше времени. Миша довёз троицу до самого КПП. Оттуда шли озираясь, где-то поблизости шастал раненый медведь, злой на людей. При виде обгорелых куч Семён только свистнул. Тела деда на ступеньках не было, но отчётливо были видны кровавые следы волочения. Похоже, косолапый вернулся за добычей.

Пролезли в дверь и прямым ходом к жутким лабораториям. Семён почти бежал впереди, не терпелось своими глазами посмотреть. Свет над аквариумами горел, но уже изредка моргал – в генераторе кончалась горючка. Док обсмотрел все ёмкости, рылся в бумагах, листал тетради. Хмыкал, постоянно чесал голову как вшивый. Отыскал в углу на столе микроскоп, порадовался, что батарея подсветки ещё жива. Карандашом подцепил чёрную ёрзающую дрянь на стекло, после чего долго рассматривал. Отковырял кусочек плоти от головы из аквариума и тоже рассмотрел в стекло.

– Вот что я вам скажу, ребятки. Пока тут свет окончательно не погас, мне нужен труп.

Лица Олега и Алексей вытянулись, они рефлекторно сделали шаг назад.

– Чего встали? Идите и найдите кого-нибудь мёртвого. Возьмите пакеты или тряпки, что угодно, но притащите сюда мертвеца. Такого, чтобы умер от болезни. Не от пули, не от зубов, а от кашля кровавого… Надо проверить. Ох, бля, если я прав…

Мужики оставили Семёна сходить дальше с ума над микроскопом. Его странную просьбу придётся удовлетворить. Всё-таки врач, хирург, хочет он поковыряться в разлагающемся мясе – значит, есть на то причина. Иначе давно б вернулись к печке и каше. Вот только, где искать покойников? Улицы военного городка чистые, те, что лежат у института, непригодны, потому как угли. Неужели от коттеджей тащить… Пару километров с вонючим мертвецом подмышкой, буэээ.

Решили поискать для начала поближе. Побродили по улицам – никого, заглянули в магазин, парикмахерскую, ателье – никого. В ателье прихватили плотную белую тряпку размером с большую простыню. Зашли в подъезд дома, принюхались. Пахло разложением. Значит где-то тут покойнички имеются. Олег почти без надежды дёрнул дверь квартиры на себя. Та легко отворилась. Странно… не заперто…

Квартиры для вояк построили просторные, сразу из широкого коридора открывался проход в светлый зал, не меньше 20 метров площадью. А на полу тело. Алексей подошёл, перевернул труп ногой.

– Вот же ж… Бляха, Олежек, у него дырка во лбу. Не подходит.

Они заходили во все квартиры по очереди и находили там только убитых пулей в лоб. Брызги от разорвавшихся затылков оставляли жуткие веера на стенах, окнах, светлых тюлевых занавесках. С методичностью маньяка кто-то перестрелял всех мужчин, женщин и детей. Одинаково. Одним выстрелом в лоб. Целый подъезд.

На улице Олег обнаружил, что его бьёт дрожь. Закурил. Легче не стало. Алексей тоже трясся. Они пошли дальше, вдоль по пустынной улице, вдоль аккуратных одинаковых домов, хранящих секрет куда более жуткий, чем эпидемия. Расправа. Над всеми. Настоящий отстрел. Всех потенциально больных забили как скот.

В глаза им бросилась табличка над крыльцом «Штаб по ГО и ЧС». Вот куда стоит зайти! Картина мужикам представилась не менее странная, чем всё в этом проклятом городке. За столом в белом комбинезоне, какой надевают грибники в начале весны, чтобы лучше было видно клещей, сидел грузный мужик. Мутные жёлто-зелёные глаза были широко открыты. Он так небрежно опирался на спинку кресла, что казался почти живым. Если б не чёрные пятна разложения и бурая, похожая на спёкшуюся рвоту лужа на столе, груди и шее. Этот, похоже, умер «от чего надо». Вот только подгнил и размером был немалым. Тащить такую тушу теперь…

Решили на поиски кого поменьше время не тратить. Расстелили тряпку, максимально осторожно сволокли на неё зловонный труп, свернули носилки и поспешили на воздух. На воздухе легче не стало. Из трупа что-то текло, оставляя на дороге чёрные капли. Вонь стояла несусветная. Пока допёрли мертвеца до института раза по три вывернулись наизнанку.

Доктор Сёма встретил на крыльце. Продышаться вышел, похвалил. В руках у него был чемоданчик, из кармана торчали зелёные перчатки. Хирург отогнал носильщиков от тела (к великой радости последних), достал из чемоданчика ножницы и распорол одежду. Следующим в руках оказался большой нож. Семён разрезал мертвеца от груди до лобка. Жуткая дыра напоминала букву Y. Не церемонился их «добрый доктор» с костями, выломал грудину одним куском, оторвал рёбра, ненужное швырнул в сторону. Засунул руку поглубже и рывком вытащил два буро-зелёных мешка лёгких. Повертел на свету, затем взял нож и напластал их кусками, как колбасу. Кусок вертел в пальцах, смотрел на просвет. Положил один в чемоданчик и ушёл внутрь института.

– А докторишка-то тот ещё мясник, да Олег? – к Алексею вернулась способность острить и ухмыляться.

– Да фу бля… Когда это кончится всё, вот скажи мне? Мы на море хотели уехать, а вместо этого таскаем трупы, колупаемся в тухлом мясе и рассматриваем следы бойни.

– Ты в трупе не колупался!

Олег искал глазами хоть кусочек пейзажа без следов кошмара. Где-то далеко раздалось не то мычание, не то рёв. Как бы мишутка не унюхал тут расчленёнку. Товарищи зашли внутрь. Доктора отыскали быстро, он согнулся над микроскопом.

–Чего, Сём?

– Того, Лёш… тут того…

В это время свет в аквариумах несколько раз нервно моргнул и погас.

– И хорошо! Эксперимент закончен. Вот что я тут нашёл, ребятки. Вы про пищевые цепочки слышали?

Олег с Алексеем дёрнули головами так, что это было похоже одновременно и на «да» и на «чего?».

– Так вот, живёт человек – царь природы и болеет, предположим, глистами, которые человека этого жрут. А глисты болеют грибком, который жрёт глистов, а грибок болеет бактериями, которые жрут его. Так вот здешние лбы изучали грибок и бактерий. Увлекательные существа – воздух им не нужен, после смерти носителя, и грибок и его паразит продолжают жить, делиться. И бактерии такие странные. Множатся кучами до тех пор, пока не начинают друг другом питаться. Каннибалы. В природе такое не редкость. Только вот что странно. Жрать друг дружку они начинают не с голодухи, а тогда, когда большая их часть делиться перестаёт. А почему перестаёт? Болеет похоже. А чем?

Олег с Алексеем помотали головами, мол, откуда знать, чем болезни болеют.

– А вот похоже размножаться они перестают. Потому что поражены вирусом. Умирают они, вот и не размножаются. Вирус их живо из статуса «подобные» переводит в статус «еда». И пока учёные над открытым грибком и его паразитом колдовали, вирус мутировал. Может сам, может случайно ему помогли. Обычные бактерии клетки главного носителя – человека как еду не воспринимали. Ну как бы в вот тебе в голову б не пришло сена пожевать или покрышку съесть. А вирус вырвался, в клетки тела внедрился и пометил их как «еду». Делятся клетки тела гораздо медленнее, чем у плесени. Бактерии их учуяли как больные и давай жрать. Так и сожрали всех, чей иммунитет не начал с вирусом бодаться. Паразит номер раз питался лёгочной тканью, а дальше по цепочке.