Воскресенье. Книга вторая

Дамир Губайдуллин

Воскресенье. Книга вторая

…Евгения неслась, не чувствуя ног и не помня себя. Сердце вырывалось из груди, она осознавала, что если ее поймают – случится катастрофа международного масштаба, которую даже не хотелось представлять. Женя поняла, что заблудилась – линия тополей осталась позади, этот проход умело перекрыли финские патрульные. Она слышала их крики, которые постепенно утихали. Не выдержав длительного бега, девушка остановилась и упала под дерево.

Ее окружала тишина, глухой лес – чужой, вражеский, полный угроз и опасностей. Кромешная тьма, в которой Женя не могла различить собственных пальцев.

Девушка обернулась – она вышла к реке и к неизвестному дому, единственному в практически чистом поле. Полуразвалившаяся деревянная изба. Чуть дыша, Женя, ползком вышла из лес и в свете луны направилась к дому. Скрипнула половица на крыльце – она заметила видавшее виды, еще целое ведро. Обернувшись и не чувствуя холодных ног от страха, Круглова открыла скрипнувшую дверь и вошла внутрь.

***

Ее встретила темная, пугающая пустота. Конечно, из дома давным-давно все вынесли, остался лишь деревянный стол посреди помещения. Через разбитое окно подул холодный ветер, а свет луны высветил зеркало, висевшее прямо перед входом.

Скрипнула половица, и Женя вздрогнула. Тишина. Лишь ветер из щелей полуразрушенного дома. Женя подошла к зеркалу и прочитала надпись на стене рядом, выведенную чернилами:

« Прости нас, Родина.

Мы идем на смерть, и нам, конечно, жаль свои жизни,

Но мы погибнем с честью, Родина, знай и помни это. Мы любим, и будем любить тебя всем сердцем.

Мы не смогли уберечь тебя от напасти, но отдаем свои жизни, чтобы враг не топтал тебя, и верим в наше светлое будущее. Спасибо тебе.

Твои верные дочери: Елена Ракицкая, Галина Сокол, Ангелина Портнова, Маргарита Бондарь и Рузиля Гарифуллина.

Спасибо, Родина.

Пусть память о наших жизнях сохранится на земле твоей. Прости нас.

Прощай, Родина».

Сглотнув, Женя присела на пол. Значит, отсюда, еще совсем молодые девушки, те самые рижские партизанки, ушли погибать. Здесь живет их память. Душа и последние радости жизни.

Вздрогнув, Женя вскочила: из темноты, медленно, направив на нее пистолет, вышел полковник Давыдов. При полном обмундировании. В форме.

– Пришла все–таки, – надменно улыбнулся он, поправив капюшон плащ–накидки, – а я тебя ждал. Знал, что ты придешь.

***

– Т-т-товарищ полковник, вы же…

– А что я? – Удивленно произнес Давыдов. – А я вот пришел, на тебя посмотреть.

– Опустите пистолет, Вячеслав Анатольевич.

– Э, нет, этого пока не могу допустить. Слушай, чего тебе надо было, а? Вот лес, природа, работай спокойно, отдыхай. Нет. Правду ей подавай. Хочешь правду – пожалуйста, – мужчина вынул из–за пазухи личное дело Елены Ракицкой, – на, – бросил Давыдов папку на пол, – я тебе вот что скажу, деточка, – шмыгнул носом мужчина, – Ракицкая твоя, это самое, не такая простая, как кажется.

– Что вы имеет в виду? – Боязливо косясь на пистолет, спросила Женя. От осознания того, что он может выстрелить в любой момент, сердце уходило в пятки. Она не чувствовала ног – они стали совсем ватными.

– А ты почитай, почитай, – кивнул на личное дело Давыдов, – она 15 лет в тюрьме отсидела, а знаешь, за что? Знаешь? Нет, не знаешь. За переписку с нацистским преступником, как тебе такое, а?! А еще в бою своего командира убила, Круглова, ты это знала?! Вот, пожалуйста, – пролистал пару страниц полковник, вынув из кармана крохотный фонарик и посветив им, – на, читай.

– «В ходе окружения командир Рижских партизан, Гарифуллина Р.Т. была убита очередью из автомата Дегтярева. Выстрелы произвела член партизанского отряда, Ракицкая Е.П. Подписи свидетелей…» – прочитала вслух Женя и подняла голову, – Этого… Подождите, этого не может быть, – пересохшим ртом пробормотала она.

– Еще как может, – взмахнул руками Вячеслав Анатольевич, – ее же не реабилитировали. Она отсидела полный срок. Сейчас два выхода, – вновь шмыгнул носом полковник, – либо я тебя убиваю прямо здесь, либо очень сильно настаиваю на переводе в Казань, в Татарскую АССР. И будешь ты ловить малолетних преступников. Там сейчас очень неспокойно, – злобно рассмеялся Давыдов. – Ну, какой вариант…

Не став дожидаться окончания, Женя бросила дело в лицо полковника и кинулась к выходу – выстрел просвистел у нее над головой.

***

Выбежав из дома, смертельно перепуганная девушка угодила в объятия Сухова.

– Опусти пистолет, – спокойно сказала женщина с собранными в пучок рыжими волосами, – оставь ее, Давыдов, – она подняла пистолет и прицелилась в полковника. – Опусти пистолет, я сказала.

–Ха-ха, как вы все разыгрываете, я не могу, – целясь то в парня с девушкой, то в женщину, проговорил Вячеслав Анатольевич.

– Остановись, Слава, – нервно произнесла женщина, у нее тряслись руки, – покончим с этим. Это наше дело. Отпусти их.

– Да, пожалуйста. Пошли вон отсюда! – Выстрелил в воздух полковник, и Женя с Олегом кинулись за ближайшее дерево. – Ну, давай, говори. Я тебя слушаю.

Женщина молчала. Пистолет в ее руках дрожал и было видно, что она не сможет выстрелить. Жадно хватая ртом воздух, она попыталась нажать на курок, когда на горизонте возник милицейский «Москвич».

– Я не мог поступить иначе! – Крикнул срывающимся голосом Давыдов, бросаясь к чаще. – Меня заставили, понимаешь?! – Мгновение, и полковник исчез в глухом лесу.

Выронив оружие из рук и упав на колени, женщина горько зарыдала.

– Ну, что же ты, ну, мы же договаривались, – кинулся к ней Золотов, выскочив из машины.

– Вася, я не смогла! – Отчаянно крикнула женщина, содрогаясь в рыданиях. – Я не смогла, это же все он, Вася, я так этого ждала! – Плакала она, повернувшись к дому.

– Ты не виновата, – обнял женщину майор, опустившись перед ней на колени.

Женя на негнущихся ногах вышла из–за дерева и присела перед крыльцом. Силы окончательно покинули ее от пережитого страха.

– Женя… – позвала ее женщина, – Женя, правда?

– Я… Да, – слабым голосом ответила девушка, – мы ведь с вами не знакомы?

– Нет, но нам необходимо познакомиться. Моя знакомая, Нина Иванова, сказала, что вы ищите мой адрес, там было какое–то письмо…

– Подождите, вы… – прикрыла лоб ладонью девушка, округлив глаза.

– Да, – кивнула женщина, утирая слезы, – я Ангелина Портнова. И, мне кажется, нам есть о чем поговорить, правда, Женя?

***

Где–то, вдалеке, послышался шум приближающегося поезда, за кронами деревьев всходило солнце. На спящий город двигался рассвет: северный, холодный, окутывающий в легкую шаль, дымку, будто бы соединяясь с тобой в одно целое.

Женя молча шла к дому и лишь изредка поглядывала на дорогу. В ее голове все еще звучал голос женщины, слова Давыдова и последние дни ее жизни, спутавшиеся в грандиозный клубок невиданных ранее злоключений. Сначала Елена Павловна Ракицкая, затем убитый Карасев, Витька Скляр, граница, полковник Давыдов, и Ангелина Портнова. Единственная из оставшихся Рижских партизан. И Ордок.

Олег молчал, лишь шагал рядом и периодически вздыхал. Поразительно было то, как он умел чувствовать ее, Женин настрой: когда надо, брал за руку, когда не надо просто молча шел рядом. Тогда, когда ей это было нужно. Уж не любовь ли это, та самая…?

– Ладно, чего вздыхаешь, купишь новый, – сказала Женя, прервав молчание.

– Да телевизор тогда придется вернуть.

– Вот беда.

– Не говори, а как жить советской семье без телевизора, товарищ участковый?

– Беда, – повторила устало Женя и остановилась у забора, – я хочу тебе сказать кое–что, – поправила Круглова воротник у светлой рубашки парня. – Я в любовь не верю. Про нее в советских учебниках не написано, теорема не выведена. В законах о ней нет ни строчки. Но…

– Но…?

–Не перебивай. Если ты будешь рядом, то я, пожалуй, стану счастливой. Договорились?

– Да без проблем, с удовольствием, – улыбнулся Олег, поправив воротник, – тогда до вечера, товарищ участковый?

– Увидимся, – Женя открыла калитку, и, махнув рукой, скрылась в доме.

***

Странно, но домее все было на своих местах, Женя даже присела от увиденного. Обыск должен был оставить свои следы, однако кто–то явно навел порядок. Даже Женину пилотку аккуратно заштопали и повесили на крючок у входа.

Сняв головной убор и сжав его в руках, девушка уселась на стул. Красные часы показывали четверть пятого, а за окном уже появлялись первые лучи солнца. Женя поискала глазами пса, но Жарикова–Шарикова нигде не было. Глубоко вздохнув, девушка откинула голову на спинку стула и закрыла глаза руками.

Что же с ней происходит? Ведь жила спокойно Женя Круглова и шла по карьерной лестнице, соблюдая законы и чтя мораль советского человека. Могла ли она себе представить, что в ее стране, пусть и на самом ее отдаленном уголке, советский милиционер будет убивать другого советского милиционера? Но Давыдов стрелял в нее прямо, целясь, как с этим жить? Где тут моральный облик советского милиционера? Что же происходит, товарищ участковый? Неужели так бывает, тогда куда ты катишься, Советский Союз? Как такое может происходить, в этом увешанном портретами Брежнева и заставленном фигурами Ленина городе, под их пристальным взором? Неужели через 20–30 лет это станет нормой и один сотрудник органов будет спокойно убивать другого? Это… Конец порядку, и окончание мира в собственном государстве, собственном доме и стране.

Женя включила телевизор и снова вернулась в кресло, сжав в руках пилотку.

« – А ты своему квартиранту объясни, что будет, когда сказка начнется.

-Я вот он.

– Степа, помочь?

– А мне тебе нечего объяснять. Мне вообще с тобой разговаривать не о чем.

– Ну, тогда я вам объясню. Я однажды видел, как вы орали на свою жену. Я тогда не мог вступиться, меня остановили. А теперь я понимаю, я понимаю Лидию, которая может…

– Лидию Васильевну. Для кого Лидия, а для кого Лидия Васильевна…»

А как же… Елена Павловна? Мог ли этот человек убить своего командира, там, может быть, в ожесточенном сражении? И вести переписку с преступником, фашистом?

Скрипнула гнилая половица на крыльце и Женя выключила телевизор, бегом вернувшись в кресло. Открылась дверь и в дом забежал Жариков–Шариков, а за ним, спиной, худенькая девушка с темными косичками. В руках она несла ковер, и что–то еще, Женя не могла разглядеть, что именно.

– Ба!

– О, Господи! – Нинка подпрыгнула на месте и выронила из рук коробку конфет, а ковер упал прямо на Жарикова–Шарикова, укрыв его с головой. – Господи, Женька, как ты, ну…

– Негодяйка! – По-детски, искренне рассмеявшись, Женя кинулась к Нинке, и подруги крепко обнялись. – Нинулька, Нинелька, как я рада тебя видеть, ууу! – Потрепала она девушку за вздернутый носик. – Ты, значит, тут хозяйничала да? – Шутливо уперла руки в бока Женька.

– Да у тебя тут тарам–парам–пам–пам! – Воскликнула Нинка, утирая носик, и улыбнулась, обнажив кроличьи зубки. – Обыск как будто проводили, мама моя! Тетя Ангелина, она как узнала про письмо, сразу же выехала, первым ночным маршрутом. Так, давай пить чай и вообще рассказывай, что у тебя тут происходит, что ты дома не ночуешь, а? – Вульгарно спросила Нинка, уперев руки в бока.

– Ох, Нинель, – тяжело вздохнула Женя, снова вернувшись на стул и сжав в руках пилотку, – ну, во–первых, меня попытались убить и, скорее всего, попробуют еще раз, а во-вторых, я, кажется, влюбилась, – смущенно покраснев, закрыла лицо руками Женя.

– Ох, вот это да! – Загорелись глаза у Нинки. – Я вообще страсть как люблю такие истории, так что, давай рассказывай. На, ешь, – взяла она из вазы конфету, сняла обертку и силой запихнула в рот подруге, – вот теперь вещай! А, нет, чай.

– Сядь ты уже! – Вернула ее на место Женя. – Глист в кучке.

– Ага, ага, – не сводя азартно загоревшихся глаз с подруги, закивала Нинка, – говори уже, лопну сейчас.

***

– Жень… – только и смогла произнести девушка, когда Круглова закончила рассказ, – это… Необъяснимо вообще, ты действительно хочешь идти до конца? – Уже без улыбки спросила Нина, ерзая на кровати и сжимая в руках подушку. – Тебе бы домой, там спокойнее, Жень.

– Я это дело доведу до конца, – твердо ответила Круглова, – чего бы мне это не стоило. На кону память человека, которого, я думаю, оклеветали.

– Жень…

– Она не убийца! – Воскликнула Круглова так, что Нина испуганно вздрогнула. – Я видела ее глаза, она не могла, не могла!

– Но в деле же черным по белому написано, произвела выстрел, – уселась в позе турка Нина.

– Да мало ли, что там написано, Нинка Иванова. Я разберусь. Волков бояться, знаешь…

– Мда, – глядя вдаль, ответила Нина, – родители очень переживают, Евгения Марковна. Домой – то не тянет совсем?

– Нет, – соврала Женя, чувствуя, как ком покатил к горлу, – вот как–то так. Сегодня вечером у нас встреча. И так как оставаться здесь жутко опасно, ты сегодня пойдешь с нами, за финскую границу.

– Чу, ух ты! – Радостно улыбнувшись, захлопала в ладоши Нина. –Вот я преступница, конечно. Жень, а меня Бекетов замуж позвал, – смущенно опустив голову, сообщила девушка.

– Подожди, кто? – С улыбкой спросила Женя.

– Бекетов, – буркнула Нинка, отвернувшись к стене.

– Ааа, это тот, который…

– Которому ты голову разбила! – Расхохоталась Нинка. – Подействовало же, ха–ха!

– Вот это да, – протянула Женя, – а ты?

– Я сказала, подумаю.

– Правильно, – одобрительно кивнула Женя.

– А ты? – Выразительно уставилась на нее Нинка.

– А чего я?

– А ты что?

– Нет, никогда, да это же сплошная антисоветчина, клеймо ставить негде.

– Ну и дура, – показала язык Нинка и ударила Женю подушкой. – Дура, дура.

– Ну, держись, негодяйка.

Жариков–Шариков запрыгнул на освободившийся стул и улегся удобнее, навострив рыжие висячие ушки. Кажется, этой живой атмосферы ему не хватало за последние часы одиночества.

Если, конечно, не считать гостя, заходившего в дом прошлой ночью.

***

На крыльце дома в финской деревне зажгли свет. Где–то проухала сова. Стрелки часов приближались к часу ночи. Над неподвижной водой пролетела сойка – в этих краях она могла не бояться присутствия чужеземцев.

– Мне кажется, сей молодой человек питает к вам нечто, что обычно называют любовью, – Ангелина, накинув кожаную куртку майора Золотова поверх серой футболки, вышла на крыльцо и присела рядом с Женей. – Какая я в молодости была, ох! – Улыбнулась она. – Губки пухлые, волосы светлые. Все мужики мои были, а я семью хотела. Мужа, детей. Нет, и они хотели. Только не семью, а меня, – рассмеялась женщина, поправив светлые бриджи.

– Почему вы не выстрелили? – Тихо спросила Круглова.

– Не знаю, – Портнова поправила волосы, убранные в хвост, извлекла сигарету и закурила, рассеивая дым, не давая ему добраться до Жени, – чувства перевесили. Как вспомнила все, аж руки задрожали. Это не так просто, товарищ участковый.

– Ааа…

– Да, Женя, это правда, – ответила на готовящийся вопрос Ангелина, – переписка с преступником у нее была.

– Но.… Подождите, как же…

– Идемте в дом, Женя, – затушив сигарету, поднялась на ноги Ангелина, – я все вам расскажу. Обещаю.

***

В избе зажегся свет. На деревянном столе, одно за другим, возникли традиционные финские угощения: от вяленого лосося до издающей умопомрачительный аромат оленины. Хозяйка дома разлила свежее молоко по жестяным бокалам.

Женя оглядела всех присутствующих. Золотов, в обычной футболке, ему, кажется, очень хотелось курить, но без дозволения хозяйки не мог начать, пока тетя Лаура сама не пододвинула к нему фарфоровую пепельницу. Взгляд Ангелины Портновой уже остановился в одной точке – она понимала, что ей снова придется пережить все самые тяжелые моменты искалеченной жизни. Нина сосредоточенно смотрела на Женю и даже не теребила косички, как делала всегда, когда ее одолевали нервные приступы. Олег лишь устало смотрел на Женю – от этого, девушке становилось спокойнее на душе. Рядом с Ангелиной тихо присела Яна, накинув на плечи шаль Лауры. Спокойное скандинавское лицо. От матери в ней не было ничего. Сколько Женя не пыталась, не могла найти хоть какого-то сходства.

–Женя, я хочу вас попросить, – Портнова извлекла из-под стола небольшой, обитый синим бархатом сундучок и передала девушке, – здесь все ее письма. Я хочу, чтобы вы прочитали их вслух. Там вся правда, о ней, о нас, и, о… – она вздохнула, – обо всем, что случилось в то воскресенье. Читайте, Женя. А я буду говорить, если что. Если у вас будут вопросы.

Дрожащими руками Женя открыла крышку сундучка и аккуратно взяла в руки первое письмо.

Часть 2.

На четвертую платформу рижского железнодорожного вокзала прибыл поезд из Ленинграда – собравшаяся у деревянных поручней толпа двинулась вперед, едва не сломав конструкцию. Никто не замечал несущуюся на всех порах девушку в платье из шелкового крепа с ажурными отделками, в элегантном бежевом берете. На легких светлых босоножках она бежала со всех ног, расталкивая толпу руками в алых перчатках, пока не остановилась у поручней. Используя руку как козырек, приподнялась на носочки, разглядывая приехавших. Наконец, ее глаза радостно возликовали.

– Лена! Ленка! – Закричала девушка, размахивая руками и беретом. – Сюда, дурында!

Недоуменно оглядываясь, девушка на четвертой платформе радостно воскликнула и понеслась к подруге, волоча за собой чемодан. На бегу с ее светлого летнего платья из набивного креп–марокена слетел голубой шарфик – его любезно подобрал проходящий мимо высокий мужчина в элегантном сером костюме.

– Оп! – Крикнула Лена, кидая чемодан через поручни, и лихо перепрыгивая их.

–Ааа!!! – Закричала подруга, распахнув объятия.

– Ааа!!! – Завопила в ответ Лена и девушки, схватившись за руки, закружились в танце прямо на деревянном полу рижского вокзала. – Как же я соскучилась! Как тебя вообще занесло в Прибалтику?! Еще не пишет, не звонит, как школу закончила – все, улетела, нет сокола.

– Ой, это все так смешно получилось, я все–все расскажу, – сдавив подругу в объятиях, воскликнула Галя, – ты надолго к нам?!

– Неделю точно буду вам надоедать!

–О! – Вскинув ногу в «гран батман», закрыла рот ладонью Галя Сокол. – «Разве можно от женщины требовать многого? Вы так мило танцуете, в вас есть шик!».

– «Только не надо играть в загадочность!» – Уперев левую руку в бок, наклонилась Лена и погрозила пальцем.

–«Это все чепуха: вы и ваша порядочность – это просто кокетливый фиговый лист!» – Хором пропели девушки, и от души расхохотавшись, взялись за руки и кинулись к выходу.

–Чемодан! – Бросилась за потерей Лена, придерживая шарфик. – Вот голова, голова дырявая, как жить с такой?!

– Кошмар! – Схватила ее за руку Галя и выволокла на залитую солнцем улицу. – Такси! – Махнула она, и перед девушками остановился вишневый ЗИС-101 «лимузин».

– Ооо, карета для дам, какая прелесть! – Воскликнула Лена и, бросая чемодан в салон, уселась у окна. – Как красиво, Галка!

– Не то слово! – Усаживаясь рядом, кивнула подруга. – На набережную, пожалуйста!

***

Автомобиль повернул налево и выехал к Старому городу – уже отсюда Лена видела башни церкви Святого Петра – самого высокого здания в городе. Мелькали старинные здания, а традиционные флаги Латвии уже сменились на советские. На залитых солнцем улицах было полно народу – по большей части студентки в белых платьях и студенты в велюровых пиджаках. Мимо ЗИСа проехал тарантас – несмотря на трамвайное и автобусное разнообразие, некоторые люди по–прежнему предпочитали использовать услуги извозчиков.

– Любопытно? – Спросила Галя, улыбаясь и щипая подругу за мочку уха. – Мы как школу закончили, я сразу сюда переехала. Здесь прекрасно, воздух такой чудной, аж дышать хочется!

– Не скучаешь по Ленинграду? – Открывая окно, спросила Лена.

– Нет, сырость, темно и холодно, – поморщилась Галя, – куда, здесь так нельзя!

–Ну, здравствуй, Рига!!!– Истошно завопила Лена, высунувшись из окна по пояс. – Я люблю тебя!!! Ура! Да здравствует Советская Латвия!!!

Проезжавший мальчик на велосипеде смерил девушку злобным взглядом, а из пролетевшей «полуторки», груженной солдатами, одобрительно загалдели.

– Интересно, куда это они едут? – Задумчиво проводила их взглядом Галя, когда Лена вернулась в салон.

–А чего, некуда?

–Да тут и так никого нет, – пожала плечами Сокол, – рота «чикистов» и вот, они.

– Ну вот, последние мужики из города уехали! – Рассмеялась Лена.

– О, да, с мужиками тут вообще проблемы, одни НКВД-шники, латыши и евреи, есть еще моряки в «Варшаве», ну, там совсем сброд. Убирайся, Елена Павловна. Мы приехали, – вытолкнула Галя подругу из автомобиля, когда ЗИС подъехал к набережной.

***

Пропустив движущийся трамвай, подруги, взявшись за руки, спустились к воде – здесь открывался вид на Старый город.

– Хорошо, – отбросив чемодан, Лена приподняла подол платья и вошла в воду, – хорошо-то как, Галь!

– Не говори, – присела на камни Сокол, пригладив раздувавшиеся ветром темные, волнистые волосы, – здесь очень спокойно, если не считать местных. Они нас не очень любят.

–Никто нас не любит, – ответила Лена, разглядывая плывущий вдалеке теплоход, – главное, себя любить. Мама мне, вон, замуж выйти предлагала, я ей – ни–за–что. Сначала учеба – потом семья. Моральный долг советского человека. А это чего, Галь?

– Это церковь Святого Петра, – объяснила Сокол, – а вон там, – махнула она рукой, – Рижский замок.

– Красота, – покачала головой Лена, разглядывая набережную. На ней у каждого кипела своя собственная жизнь. Пожилой мужчина, сняв куртку, уселся читать у самой воды на камнях. Мальчишки, столпившись на островах Даугавы, разглядывали суда. На мосту неспешно прогуливались люди. Где–то, со стороны ресторанов, звучала румба, передавая летнее настроение солнечного прибалтийского города.

***

– В общем, здесь еще фабрика, точнее, дело вязальное, дом большой, народу много! – Крикнула Галя, волоча подругу за руку и взбегая по лестнице.

– Товарищи, вы чего так кричите? Идут занятия! – Крикнула женщина с прической "каре", открыв дверь,  – Возмутительно! И если вы с верхних этажей, то передайте, чтобы возвращались раньше 12, и музыку не включали так громко, спать невозможно!

– Это мы обязательно, – крикнула на ходу Галя, – пардоньте, раньше 12 никак. Заходи! – Пропустила она подругу, закрывая дверь.

***

– Господи! – Лена кинулась к пианино, стоявшему в узком коридоре, и открыв крышку, заиграла и запела: – «Пусть утихнет праздный говор, говор, говор!»

–«Будто наш советский повар плохо делает обед!» – Присоединилась Галя и подруги заиграли в 4 руки.

– Тетя Лена! – Выбежала из комнаты девочка со светлыми косичками, лет 5, в коричневом платье с размазанными по лицу чернилами. – Вы приехали!

– Да, моя Яночка, моя радость! – Подхватила кроху на руки Лена и чмокнула в самую макушку.

– Товарищи, давайте танцевать! – Кинулась к патефону на пианино Галя и оттянула подол платья. – Танго! О, я вас люблю, мой Дон Хуан! – Заиграла ритмичная музыка.

– Ох, но я не могу танцевать, у меня груз! – Прислонила тыльную сторону ладони ко лбу Лена и закрыла глаза.

– Оставьте, давайте же кутить! – Посадила Яну на пианино Галя и схватила Лену за талию. – Какой чудесный вечер для любви, моя Мария!

– Ох, ну, вы, как всегда, правы, Дон, но я, вообще–то, Елена!

– Да хоть Изольда! – Обвила руки вокруг ее шеи Галя и попыталась поднять ногу, но, не удержавшись, с грохотом повалилась на пол, прихватив с собой подругу. Маленькая Яночка заливисто рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Товарищи! – Дверь открылась, и в помещение вошла все та же женщина с «каре». – Ну, это возмутительно, прекратите немедленно, иначе я приму меры! – Крикнула она, что есть силы хлопнув дверью. Подруги сначала удивленно переглянулись, а затем громко расхохотались.

– Не примет, все «чекисты» в городе наши, – лежа на полу и икая от смеха, проговорила Галя Сокол, – а ты, слон в посудной лавке, иди спать, потому что вечером мы идем кутить!

***

На Ригу уже опустились сумерки, когда ЗИС вырулил на улицу Бривибас. Здесь находилась гостиница «Франкфурт–на-Майне», вместе с ее легендарным кабаре – дансинг-баром «Альгамбра» на первом этаже, в той части, что ближе к центру города.

Интерьер заведения создали в восточной атмосфере: от освещения и лепнины до мебели и искусной резьбы. Ресторан разделили на 2 этажа: на первом – танцпол, в непосредственной близости от него стулья, столики и специальные лоджии. На втором располагались кабинеты – сепаре. Стены главного зала затянули велюром теплых тонов. Помещение попроще украсили в светло–серые, коричневые и золотисто–темные, «гаванские» цвета.