Укрощенный дьявол

– Упс, – снова, на этот раз немного тише, сказал Айан. Джайлз остановился, и подсвечник опасно закачался.

– Что теперь?

– Мама, – сокрушенно ответил мальчик. – В чулане.

Взявшись рукой за ножку подсвечника, Джайлз повернулся, одним пальцем опустил вниз с глаз повязку и широко улыбнулся.

– Что это вы здесь устроили? – Качая головой, Обри вошла в комнату.

– Мы ничего не разбили, – ответил Айан. – Честное слово.

– Мы просто играли в «три маленькие лжи», – признался Джайлз, опуская подсвечник, – и мне пришлось платить выкуп.

– Выкуп? – повторила Обри, глядя на большое блюдо, выкатившееся на середину комнаты. – И какой же? Разбить вдребезги все на полках в гостиной?

– Мне досталось обойти комнату с завязанными глазами, неся на голове подсвечник, – с долей гордости признался Джайлз, стараясь развязать салфетку. – Это была моя третья попытка, и, думаю, она мне удалась бы.

– Шел дождь, поэтому мы не могли играть в крикет после школы, – торопливо пояснил Айан, серьезно глядя на Обри. – Но это почти так же интересно.

– Правда? – сдержанно отозвалась она.

– Я уже выиграл два раунда, – кивнув, похвастался мальчик.

Обри перевела взгляд на графа, и, к ее удивлению, он подмигнул ей.

– Айан, боюсь, мы отвлекаем твою маму от проверки. Может быть, закончим игру в другое время?

Айан, очевидно, все еще боясь, что может заработать выговор, схватил учебники с обеденного стола и торопливо ушел, оставив Обри наедине с Джайлзом, который к этому времени окончательно запутал салфетку.

– Чертова штуковина, – проворчал он, последний раз дернув ее. – Не развяжешь ли меня, Обри?

Она закусила губу, чтобы не рассмеяться, и заметила, что в его глазах тоже искрится смех. Она потянулась, чтобы развязать узел, и Джайлз, положив руки ей на талию, притянул ее ближе.

– Мне нравится, когда ты в доме. – Наклонив голову, он потерся носом о волосы Обри. – Когда ты здесь, ты спасаешь меня от меня самого.

– Не нужно, Джайлз, – вспыхнув, прошептала Обри. – Не здесь.

– Ах да, этого нельзя делать, верно?

Обри было больно смотреть, как улыбка исчезла с его красивого лица, сменившись разочарованием, но ей и самой было досадно. Последние две недели она провела, ломая голову над тем, как найти способ выйти из сложившейся ситуации. Было невозможно не размышлять над будущим, которое предлагал ей Джайлз. Обри чувствовала, что с каждой прошедшей неделей, с каждой ночью, проведенной в объятиях Джайлза, и с каждым нежным словом все больше и больше влюбляется в него.

Граф хотел жениться на ней, и его, видимо, не заботило, что она была его экономкой, нанятой служанкой. Он ничего не знал о происхождении Айана и тем не менее почти с первой встречи принял мальчика как равного себе и подружился с ним. Даже в прежней жизни, когда у Обри было богатое приданое и она носила благородное имя, для нее замужество с богатым, обладающим политическим влиянием английским графом было бы своего рода победой, но сейчас такое совершенно невозможно.

– Ну вот, теперь ты свободен, – сказала она, наконец развязав узел, и порывисто поцеловала Джайлза в щеку.

– Я свободен? – Джайлз не убрал рук с ее талии. – Я этого не чувствую, Обри. Я чувствую, что пойман в ловушку. Боюсь, пойман навсегда. Обри, посмотри на меня, – потребовал он, не дождавшись от нее ни слова. – Нам нужно поговорить.

– Да? – Обри встретилась с ним взглядом.

– Скоро мне придется уехать, – тихим грустным голосом сказал граф. – Я должен вернуться в Лондон. Ты ведь это знаешь, да? Ты понимаешь, что отношения между нами не могут оставаться такими, как сейчас?

– Понимаю, – тихо ответила Обри. – Я понимаю, Джайлз, что твоя жизнь там. У тебя важная работа, и ничто не должно ей мешать.

– Ты и Айан тоже важны для меня, – признался он. – Эти недели, проведенные здесь с тобой, изменили меня. Они открыли мне глаза по меньшей мере на несколько моих недостатков и на красоту этого места. Я обнаружил, сколь многое в жизни – в реальной жизни – я упустил. И еще я научился понимать, чего я хочу в течение того времени, которое мне осталось провести на этой земле.

– Я тоже кое-чему научилась, – призналась Обри. «Я научилась любить, любить беззаветно и безнадежно; я узнала, что такое счастье», – но это признание она не высказала вслух; эти чувства всегда присутствовали в ее душе, когда она была с Джайлзом.

– Обри, я снова прошу тебя поехать со мной в Лондон. – Он крепко сжал ей руки выше локтей. – Выходи за меня замуж. Позволь мне заботиться о тебе и Айане.

– Благодарю тебя за оказанную мне честь, Джайлз, но я не могу, – покачала головой Обри.

– Обри, ты когда-нибудь была в Лондоне? – нахмурившись, спросил он.

– Нет, – честно ответила она.

– И никогда туда не собираешься? – Джайлз окончательно помрачнел.

– Ч-что ты имеешь в виду?

– Обри, ты на самом деле любишь меня? – Он привлек ее к себе.

– Да. – Она любила Джайлза и устала бороться с этим.

– Я тебе верю. Я не считаю себя самодовольным человеком или человеком, которого легко обмануть. Я чувствую твою любовь в каждом прикосновении – не только в чувственных ласках, а просто в каждом нежном касании твоих пальцев. Я вижу ее и в твоих глазах, хотя, думаю, ты не признаешься в этом ни себе, ни мне.

– Я не отрицаю.

– Тогда почему ты отказываешь мне, Обри? Черт побери, просто приведи хотя бы один разумный довод!

– Я... я не могу, – закрыв глаза и отвернувшись от него, прошептала Обри. – Пожалуйста, не дави на меня, Джайлз. Прошу тебя.

– Я должен уехать в ноябре, – холодно сказал он, отпустив Обри. – Ты не позволяешь, чтобы я помог тебе, и я больше ничего не могу сделать здесь, чтобы помочь своему дяде. Обри, я не останусь здесь и не стану умолять тебя. Моя гордость этого не позволит.

– Я понимаю.

– Итак, в конце ноября, – с кривой улыбкой повторил Джайлз. – Если только ты не решишь довериться мне.

Глава 16,

в которой продолжается жуткое приключение мистера Кембла

– Я так и не могу понять, зачем нам нужно было ехать сюда, – недовольно пробурчал Кем, когда перед ними замаячили каменные стены Крагуэлл-Корта, до которого оставалось, вероятно, полмили.

Проведя в дороге, как им казалось, несколько месяцев, Макс начал несколько терпимее относиться к беспрестанному брюзжанию Кема. Шотландия в ноябре вряд ли могла доставить кому-нибудь удовольствие, но теперь у Макса по крайней мере снова был собственный экипаж со всеми колесами, с горячими камнями и шерстяными одеялами.

Домом графа Кенросса оказался особняк восемнадцатого века, возвышавшийся на вершине холма неподалеку от Данди. Выяснить, как сюда добраться, не составило особого труда, но Макс никогда бы не смог ответить на вопрос Кема. Зачем они приехали сюда? Что побуждало его делать то, о чем даже Джайлз, его лучший друг, не попросил бы его? Возможно, чистое упрямство.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – подколол Макса товарищ по путешествию.

– Дай-ка мне еще раз взглянуть на эту брошь. – Макс попытался щелкнуть пальцами, но на нем были толстые перчатки, а руки окоченели.

Кем неохотно полез в карман пальто и достал завернутую в шелк брошь. Макс развернул ее – вставленный в серебряную оправу ограненный сверкающий камень, по размеру превосходящий фалангу его большого пальца.

– Скажи еще раз, как ты его назвал?

– Редкий цитрин с Мадейры, – ответил Кем. – Достоинством в двадцать каратов, может быть, немного больше или меньше.

– Брошь действительно очень дорогая? – Повернув камень к окну, Макс наблюдал за игрой света в солнечном кристалле.

– Боже правый, если бы она была такой ценной, неужели я украл бы ее? За кого ты меня принимаешь? – огрызнулся Кем.

– Я не собираюсь подвергать сомнению твои моральные принципы, Кем, – сухо отозвался Макс, пожав плечами, – а просто указываю на их гибкость. У нашей миссис Монтфорд будет сердечный приступ, когда она обнаружит ее пропажу из своей сокровищницы в одеяле.

– Я верну ее! – нахмурившись, заверил Кем друга. – Профессиональный взломщик взял бы ее жемчужное ожерелье. Я просто хотел рассмотреть эту брошь под ювелирной лупой.

– И обнаружил, что...

– Что первоначальная владелица была богата, а теперь, вероятно, мертва, потому что этой вещице, по меньшей мере, лет пятьдесят. И она французская, а не английская. На ее обратной стороне есть клеймо изготовителя. «Шувен и Трюффо», парижская фирма, пользующаяся неплохой репутацией. Очень необычная вещь. Но ее жемчуг, Макс! Hors concours![8] Мое сердце разбилось, когда я оставил его.

Макс взвесил брошь на ладони и посмотрел сквозь стекло на приближающийся Крагуэлл-Корт.

– Интересно, узнаем мы здесь что-нибудь о нашей загадочной миссис Монтфорд?

– О которой? – сухо поинтересовался Кем.

– О, у тебя есть собственная теория? – Макс поднял обе брови.

– Десять фунтов. Идет? – Кем протянул руку, и Макс, дурачась, пожал ее.

Крагуэлл-Корт выглядел пустым, и никто из лакеев не вышел встретить их подъехавшую карету. Однако Кем подергал колокольчик, и в конце концов появилась бледная хорошенькая служанка, которая сказала, что хозяева большую часть времени живут за границей. Когда же ее спросили об экономке, девушка сделала реверанс и убежала.

– Расплачивайся, старина. – Кем подставил раскрытую ладонь.

– Еще рано, – буркнул Макс, и в тот же момент она вышла из-за угла – крепкая, широкоплечая, энергичная. На ней было коричневое шерстяное платье.

– Добрый день, джентльмены. Чем могу помочь?

– Миссис Монтфорд? – осмелился спросить Макс.

– Все верно! – улыбнулась экономка. – Входите.

– Десять фунтов, – шепнул Кем, когда они зашагали по коридору.

Экономка проводила их в желтую гостиную, цвет которой, несомненно, был выбран для того, чтобы возместить недостаток солнечного света в такое время года. Макс не мог решить, как повежливее попросить леди объяснить то, что она носит такое имя, и поэтому просто достал письмо, адресованное леди Кенросс.

– О, вам нужна не теперешняя леди Кенросс, – взглянув на письмо, покачала головой экономка и ткнула пальцем в дату. – Это письмо адресовано леди Дженет, которая была замужем за предыдущим графом, но она умерла несколько лет назад.

– А как долго вы служите здесь, миссис Монтфорд? – Макс бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.

– В июле будет двадцать шесть лет, – ответила она, слегка выпрямившись. – Я вела хозяйство у трех последних графов, и это благородное семейство. А почему вы спрашиваете?

Макс и Кем обменялись взглядами, и Кем достал брошь.

– Где вы это взяли? – строго спросила экономка, задержав дыхание. – Это брошь матери ее сиятельства. Я бы узнала ее где угодно.

– Миссис Монтфорд, – мягко заговорил Макс, наклонившись вперед в кресле, – вы имеете какое-либо представление о том, как эта брошь могла попасть к молодой женщине, которая пользуется вашим именем и работает экономкой в Сомерсете?

– Пользуется моим именем? – Женщина прижала руку к груди. – Еще одна Линда Монтфорд? О, понятия не имею!

– Не Линда, Обри, – поправил ее Макс.

– О-ох! О Боже! – Женщина сжала руки.

– Миссис Монтфорд? Вам знакомо это имя? – настойчиво спросил Макс.

– Вы, джентльмены, из полиции? – Она побледнела, и ее взгляд заметался между Максом и Кемблом.

– О, взгляните на нас, дорогая. – Кембл умоляюще вскинул руку. – Разве мы похожи на полицейских?

Сжав губы, женщина снова внимательно оглядела их обоих.

– Хорошо, у лейтенанта Фаркуарсона и леди Дженет было две дочери, – начала она. – Потом он стал пятым графом Кенросс. Старшую дочь звали Мюриел, младшую – Обри, и она была очень хорошей девочкой. Если вы слышали о ней что-то иное, значит, вам сказали неправду. И если она притворяется мной, я не возражаю...

– Вы хотите сказать, что знаете ее? – не дал ей договорить Макс.

– Да, я так сказала! – Экономка с подозрением посмотрела на него. – Бедная крошка приехала в Крагуэлл, когда была еще совсем маленькой девочкой. – Она помолчала, слегка улыбаясь. – Она, леди Обри, всегда любила печь пирожные и слушать мои рассказы о жизни в Нортумберленде. Эти маленькие деревушки со своими нелепыми названиями обычно заставляли ее безудержно смеяться.

– О, я и сам тихо хихикал над ними, – вставил Кем. Удивленно взглянув на него, миссис Монтфорд вернулась к своему рассказу:

– Но, как я уже говорила, после Ватерлоо, когда она и леди Кенросс вынуждены были переехать на полученную в наследство ферму, я каждые две недели в свой выходной день навещала их. Леди Обри задавала мне множество вопросов, и я старалась научить ее тому, о чем она спрашивала. Она ухаживала за матерью и прилежно работала. Леди Обри управляла всем, так что ее сиятельство могла ни о чем не беспокоиться – ни о ферме, ни о доме, ни о счетах. А после того как мать умерла, она так же заботилась о несчастной леди Мандерс.

– Леди Мандерс? – отрывисто переспросил Кембл.

– О своей сестре Мюриел, – пояснила экономка, словно это было очевидно. – Она вышла замуж за графа Мандерса, красивого повесу. Но Мюриел была болезненной девушкой и не могла вести такую жизнь, как он. Но, прошу прощения, джентльмены, для чего именно вы приехали сюда?

– О, мы просто пытаемся разыскать Обри Монтфорд, – ответил Кем. – Нас очень заботит ее благополучие.

– Ее зовут леди Обри Фаркуарсон, – чопорно поправила она. – И он только что сказал, что она в Сомерсете!

– Да, была, – охотно согласился Кем, растерявшись всего на долю секунды. – Но мы точно не знаем, где она может быть сейчас. По правде говоря, мы не видели ее несколько недель.

– О-ох, неужели она опять убежала? – Женщина мгновенно опечалилась, на глазах у нее выступили слезы, и она стала шарить по карманам. – Бедная девочка! Ей приходится метаться, как какому-то несчастному котенку, за которым гонится свора псов. Это ужасно, просто ужасно!

– Успокойтесь, успокойтесь, миссис Монтфорд, – ласково сказал Кем и, опустившись на диван рядом с экономкой, проворно достал носовой платок. – А теперь, дорогая, облегчите свою душу. Отчего бежит бедная маленькая Обри?

– О, от этого злобного, лживого Фергюса Маклорена! – Сделав паузу, она громко высморкалась в носовой платок Кема. – Но, полагаю, вам это известно.

– Что ж, я давно это подозревал, – солгал Кем нежным, как шелк, голосом.

– Я до смерти измучилась, размышляя над тем, что стало с моей бедной дорогой девочкой, – между всхлипываниями сообщила миссис Монтфорд. – Конечно, она убежала, как только закончился суд над убийцей и ее освободили из тюрьмы.

– Боже правый! – присвистнул Макс. – Из тюрьмы?

– О, безусловно, она так и сделала. – Кем бросил Максу предупреждающий взгляд.

– Еще бы! Кто этого не сделал бы? – воскликнула миссис Монтфорд.

– Только дурак! – поддержал ее Кем. – Помимо всего прочего, какой у нее был выбор?

– О, вообще никакого, – плача, согласилась экономка.

– Абсолютно никакого, – закивал головой Кем.

– В конце концов, разве не ясно было, на что способен Фергюс?

– О, я всегда это подозревал! – Кем сделал секундную паузу. – А вы что думаете?

– Ну, я думаю, он ударил по голове своего глупого брата – лорда Мандерса, я имею в виду – той кочергой! – Миссис Монтфорд, теперь не в силах сдержаться, разрыдалась. – А потом он постарался переложить вину на бедную Обри! Знаете, Фергюс всегда завидовал своему брату, и вот поэтому они никогда не ладили.

– Да, меня всегда это удивляло, – заметил Кем. – Но какая поразительная логика!

Добрая женщина энергично закивала.

– Ну а что касается логики, сэр, то заметьте вот что: если бы этот суд над убийцей закончился тем, что мою дорогую Обри повесили бы, следующим стал бы несчастный маленький лорд Мандерс! И тогда Фергюс получил бы именно то, что хотел, не так ли?

– Именно так, именно так. Но как по-вашему, миссис Монтфорд, чего он хотел? – неуверенно спросил Кем, и женщина удивленно посмотрела на него. – Я хочу сказать, хотел больше всего? – поспешно добавил он. – В конечном счете, это были... деньги, правильно?

– Ну, – задумчиво протянула она, – всегда все сводится к деньгам, не так ли? Но имение в Тейсайде богатое, и еще, я уверена, в долине Луары был маленький замок. Но, я думаю, больше всего Фергюс хотел стать лордом Мандерсом. Он всегда жаждал получить титул, принадлежавший брату. И если Фергюс убил собственного брата, что могло помешать ему расправиться с малолетним племянником, спрашиваю я вас.

– О, ничто, я абсолютно уверен в этом! – объявил Кем.

– Думаете, н-ничто?

– Безусловно, жестокие негодяи редко останавливаются.

– И-именно так я и думала, – кивнула экономка, вытирая глаза.

– Вы удивительно тонко понимаете человеческий характер, мадам.

– Да, я всегда так считала, – всхлипывая, призналась миссис Монтфорд. – И поэтому, когда леди Обри темной ночью выкрала маленького лорда Мандерса прямо из его кроватки, я нисколько не обвиняла ее.

– Бог мой, конечно же! Кто бы посмел? – воскликнул Кем в полном негодовании.

– Слава Богу, что есть такие люди, как вы, сэр.

– И дураку ясно, что с самого начала от Фергюса были одни неприятности.

– Бросается в глаза, как нос у меня на лице! – Миссис Монтфорд смотрела на Кема, словно он был каким-то мессией. – Но как теперь быть со всем этим, я просто не знаю, мистер Кембл. – Она снова горестно всхлипнула.

– Мадам, я подумываю, не вызвать ли мне самому его на дуэль? – Кем достал еще один носовой платок.

– О-о, – миссис Монтфорд разрыдалась во весь голос, – о-о, но это невозможно!

– Невозможно? – У Кема вытянулось лицо. – Он трус? Калека? Что с ним?

– Не-е-ет! – застонала она, схватив носовой платок. – Он умер!

– Умер? – повторил Кем. – Когда? Где?

– В Эдинбурге! – ответила она, снова громко высморкавшись. – Как раз на прошлой неделе! Лорд Картард застал его в постели с леди Картард и задушил его собственным шейным платком!

– О, не может быть! – негодующе воскликнул Кем. – И я лишен возможности отомстить?

Выпучив глаза, Макс встал.

– Поехали, Кем, – тихо сказал он, – помочимся на его могиле, если тебе от этого станет легче.

– Ради Бога, Макс, о чем ты говоришь? – Все еще обнимая одной рукой миссис Монтфорд, Кем простодушно взглянул снизу вверх на друга. – Разве теперь мы не поедем домой?

– К сожалению, нет, старина, – хмуро ответил Макс. – Поднимайся и молись, чтобы в Эдинбурге была хорошая зимняя погода.

Такого дня никак не должно было быть в середине ноября – во всяком случае, на побережье Сомерсета. И тем не менее такой день выдался. Утро было ясное и прохладное, но многообещающее. Обещание исполнилось, и к полудню уже стало тепло и, несомненно, солнечно. День был воскресный, и, что случалось редко, Обри могла сделать перерыв в своих повседневных хлопотах.

Айан, конечно, это знал и смотрел на нее большими, полными мольбы глазами. Не в силах сказать ему «нет», Обри уложила в корзину пироги с мясом, сыр, яблоки, и они вместе отправились в двухмильное путешествие к бухте среди скал. Этот широкий уединенный песчаный участок берега был любимым местом Айана. Здесь мальчик играл и занимался поисками, так как прилив выносил на берег всевозможные диковинки. Не прошло и четверти часа, как он нашел обрывок ржавой цепи, коричневую бутылку без пробки и кусок плавающего дерева в форме – как Айан убедил Обри – магического трилистника.

Разложив на одеяле свою добычу, Айан вернулся к нагромождению скал у кромки воды, чтобы попытаться найти спрятанное контрабандистами золото, которое, он был уверен, лежало где-то совсем рядом, и длинной палкой стал раскапывать сырой песок между камнями.

Внезапно на одеяло упала тень, и Обри, взглянув вверх, ощутила, как у нее забилось сердце. За ее спиной стоял Джайлз, высокий и ослепительно красивый в своем экстравагантном наряде: сапогах, бриджах и старой бобриковой куртке. Обри уже несколько дней не виделась с ним – не виделась наедине – и вдруг поняла, какими пустыми были все эти дни.

– Пиратское золото? – задумчиво сказал Джайлз, наблюдая за раскопками Айана. – Или сокровища контрабандистов? Интересно, что он ищет?

– Наверное, и то и другое, – рассмеялась Обри, обрадовавшись появлению Джайлза. – Он слышал, как Дженкс рассказывал, что французские контрабандисты заходили в эти воды, и предполагает, что им платили золотом.

– Он правильно предполагает, – отозвался Джайлз. – Можно мне присоединиться к вам?

– Да, конечно, – неожиданно смутившись, ответила Обри и, потянувшись, разгладила складки на одеяле.

– Думаю, ты удивишься, узнав, что привело меня сюда. – Он сел и вытянул длинные ноги.

– Я действительно удивлена.

– Я шел за вами, – признался Джайлз, продолжая смотреть на Айана. – Я хотел поговорить с тобой и, увидев в окно кабинета, как вы уходите, решил узнать, куда вы направляетесь с корзиной и одеялом. Мне показалось, это будет что-то... приятное.

– Приятное? – Обри улыбнулась. – Спускаться вниз по скалам всего лишь для того, чтобы посидеть у воды на песке? Думаю, многие сочли бы это весьма глупой затеей.

– Но не я. – Повернувшись лицом к Обри, он серьезно взглянул на нее яркими серыми глазами. – Я не считаю глупым ничего из того, что делаю вместе с тобой или с Айаном. – Он порывисто взял лежавшую на старом одеяле руку Обри и поднес ее к губам. – Прости, дорогая, что я так резко говорил с тобой на днях.

– Тебе не нужно извиняться.

– Это только половина извинения. – Его губы сложились в подобие улыбки. – Я имел в виду то, что сказал, Обри. – Он долго смотрел на нее. – Но я люблю тебя. И расстояние этого не изменит, хотя мне почти хочется, чтобы оно помогло.

– Я тоже люблю тебя, Джайлз. Пожалуйста, всегда помни об этом. И я понимаю, что твой долг быть в Лондоне.

– Я сомневаюсь, что все еще убежден в этом. – Джайлз пристально смотрел на нее. – Обри, я должен все это бросить? Изменит ли это что-либо для тебя? Это то, что нужно сделать, чтобы завоевать твою руку? Я люблю тебя и не понимаю, почему ты мне не доверяешь.

На мгновение Обри почувствовала искушение сдаться. Это было так соблазнительно, но затем она снова вернулась к реальности. Ее остановили не жизнь в Лондоне и не публичный и требующий непогрешимости характер его работы, а то, что ее жизнь была построена на лжи, что она была преступницей. Обри понимала, что погубит Джайлза, и покачала головой, борясь со слезами, обжигавшими ей глаза.

– Ты не должен даже думать о том, чтобы отказаться от карьеры, – прошептала Обри. – Обещай мне, Джайлз, что не откажешься. Это было бы ошибкой. С моей стороны было бы ошибкой просить этого, с твоей – согласиться на это.

– Вот как? – У него слегка опустились плечи. – О, пожалуй, я знаю, что на это можно сказать: еще так много нужно сделать.

– Джайлз, – Обри коснулась его руки, – тебя что-то тревожит. Еще что-то, кроме меня.

Джайлз долго смотрел на море, а когда наконец заговорил, его голос звучал задумчиво и немного встревоженно:

– Обри, Англия на пороге кризиса, я чувствую это всем своим существом. Я не могу позволить себе делать то, что мне хочется, когда наш народ уже умирает от голода. Наши тред-юнионы вооружены. Радикалы так настойчиво подталкивают страну к реформам, что она может расколоться. И если король умрет, а это вполне может случиться, то помоги нам Господь. Правительство Веллингтона будет вынуждено провести всеобщие выборы, к которым мы совершенно не готовы. Мы можем потерять большинство в палате общин, и один Бог знает, сколько сил соберут радикалы.

– А если это произойдет, тебе, Джайлз, понадобится еще больше сил, – спокойно сказала Обри. – Тебе придется быть голосом разума, которым ты всегда был.

– Хорошо бы, чтобы кто-нибудь другой мог стать голосом разума, – горько усмехнулся Джайлз. – Мне для разнообразия хотелось бы побыть тунеядцем. Это неправильно?

– Нет, но это нево... – Ее слова оборвал пронзительный крик – это Айан соскользнул со своего высокого каменного насеста.

Джайлз вскочил и побежал к мальчику, прежде чем Обри успела подобрать юбки. Он бросился за выступ скалы и вынес оттуда Айана на руках, а Обри в развевающемся сером плаще быстро пошла им навстречу.

– Айан, что случилось? – задыхаясь, спросила она.

– Я... я... я упал, – прошептал Айан, по-мужски стараясь сдержать слезы; у него на виске была глубокая рана, из которой стекала тонкая струйка крови.

Джайлз отнес мальчика на одеяло, сел и посадил его к себе на колени, а Обри присела рядом с ними.

– Камни были скользкие. Они с противоположной стороны сплошь покрыты водорослями. – Джайлз ободряюще взглянул на Обри и достал из кармана чистый носовой платок. – Но с ним все будет хорошо.

Запустив руку в волосы Айана, Обри отодвинула их назад, чтобы Джайлз мог приложить к ране платок.