Дорога за горизонт. За золотым крылом

Говорил. Сам. Но не хочу, чтоб было по второму моему слову. В недобрый час я сам сказал это – теперь жалею.

Так мало ли, что хочешь ты?

Молчи, темный дух.

Почему?

Не смущай меня, и так тяжело.

Тяжело твое бремя, тяжело…

Вздрогнул, заморгал часто. Чудится – в солнечными лучами пронизанном зале будто сумерки собрались. Нет, всё-таки всего лишь чудится, слишком яркий контраст с легкой тенью под на миг опустившимися веками – и горячим золотым светом уже совсем точно летнего солнца.

«Так и не понял я: действительно ли это лишь отражение моих дум, или некий дух одолевает? Самое верное – спросить у мага. Надо поговорить с Эдереном сегодня же»

Эту фразу он тут же записал. Длинный росчерк, красивый завиток в последней букве, тонкая кисея песка на бежевой бумаге…

Императору хотелось бросить перо и столкнуть со стола тетрадь – неприятное чувство после вспомненного сна бродило в нем, ища выхода. Подивившись самому себе, он обтер перо и положил на место, дождался, как подсохнут чернила, смахнул песок со страниц, закрыл и убрал на место дневник. Ключ от шкафа звякнул, опустившись в кошель при поясе. Никогда раньше Бриваэль не носил его с собой, но сейчас почему-то, в задумчивости, забрал.

… – Нет, государь, я ничего опасного не вижу, кроме того, что действительно ваши думы способны помешать вам отдыхать даже в собственной кровати, – Эдерен, маг престола, развел руками. В его темно—карих глазах вместо недавней тревоги бродило только сочувственное удивление. Золотоволосый маг-силамарец действительно силился скрыть беспокойство за государя. Безуспешно, правда:

– Я не вижу в ваших думах следов, которые могли бы указать на то, что они наведены неким духом. Если это только какой-то совершенно неведомой мне силы дух – но такого не заметить невозможно по ряду других знаков! Да и я, смею уверить, знаком со всеми проявлениями изученных в нашем мире сущностей, знаком с трудами Манридия из Сумеречных башен и…

– Я уверен в твоем мастерстве, Эдерен, не стоит так беспокоиться, – Бриваэль с облегчением вздохнул, слегка улыбнулся. – И хорошо, хоть одной доброй новостью больше – я все же не схожу с ума, а это значит, что еще смогу принести своей стране пользу. Может, все же посоветуешь что, чародей? Беспокойно сплю, а мне это в любом случае не полезно. Становлюсь непростительно рассеян – вот, за каким-то ладом таскаю весь день в кармане ключ от шкафа с тетрадями… – с этими словам Лорд Мааркан задумчиво покрутил на пальце фигурное кольцо головки ключа, уставился на него, да и замолчал. Надолго.

Эдерен украдкой вздохнул тоже – король и правда сделался несколько рассеян. Неужто настолько умудрился за зиму и неполную еще весну изглодать себя пустыми, по большей части, беспокойствами?

– Нужно составить средство, одновременно успокаивающее думы, но бодрящее тело, так? – Эдерен задумчиво наморщил переносицу, как всегда, делал, когда задумывался.

Бриваэль кивнул:

– Именно! И чтобы мысли были спокойны, но ясны и быстры.

– Я тебя понял, государь. Самое позднее завтра средство будет готово, но уже сегодня к вечеру я могу заварить трав для спокойного сна.

Отвар чуть горчит, пахнет душистым летним полднем и успокаивает уже хотя бы теплом шершавого глиняного бока чаши, так уютно лежащей в ладони. Бриваэль будет спать крепко в эту ночь. Если и снилось что, то он просто не запомнит, но привычные переживания наяву и не подумают оставлять его.

Ты прячешься сам от себя. Меня нет, Бриваэль – кого ты гонишь прочь?

Если тебя нет, то кто является во сне мне?

Я только отражение твоих дум! Неужто самого себя гонишь?

Дум о политике мне и днем довольно!

От себя не скроешься, государь!

Тихий издевательский смех тает за спиной, растворяясь в шелесте листвы за окном спальни.

Снилось ли? Или сам выдумал, уже под утро, в полудреме?

Неизвестно зачем, он поутру снова записал этот невнятный диалог, пригрезившийся уже перед пробуждением. После Бриваэль долго смотрел в зеркало – ему не нравилось собственное отражение. Тусклые глаза, отсутствующий взгляд, складка меж бровей залегла – едва заметная, но резкая, придающая лицу мрачности более, чем следовало бы.

«Да соберись ты уже! Сниться всякое перестало – так теперь ты сам себе придумаешь белоглазую тень, что изводит тебя придирками? Как ребенок, честное слово!» – Бриваэль поворчал сам на себя, плеща в лицо прохладной водой с запахом луговой мяты. Почему тень он придумал именно белоглазую, он сам не знал. Но придуманный или нет, а укоряющий тип ему не нравится еще больше, чем собственное отражение.

«Какие мы все-таки чудовищные создания», – невпопад подумал Бриваэль, рассматривая собственные потускневшие глаза, словно ища в них, зазеркальных, ответа. – «Белое, черное, острое, как пробирающий холод, и глаза горят болотными огнями… на силамарском берегу живущие хотя бы кажутся теплее и живее – у них золотистые волосы и ореховые либо зеленые глаза, а мы, восточные… Все как один точно выходцы из-за троп, волчецом поросших1. Почему нас считали красивым народом все прежние гости-послы?» А спустя секунду Бриваэль озадаченно потер пальцами складку над переносицей, удивляясь сам себе. Более абсурдных мыслей не посещало его, кажется, вообще никогда. Зато глупая мысль о внешности гаэльского народа натолкнула правителя на вполне полезное решение – еще раз подробнейше перечитать все записи о внешней политике до вынужденной изоляции. Отдав распоряжение – принести в библиотеку все документы на эту тему, он вспомнил: маг, Эдерен. Встреча назначена на первую половину дня, и время уже подходит к нужному часу.

Всю встречу с магом Император рассеянно бродил думами в непрочитанных еще пока рукописях, невпопад отвечая на вопросы, потом, сдавшись под неодобрительным взглядом Вердена, присутствовавшего там же, согласился, что сегодняшний Совет стоит перенести.

Приняв, наконец, из рук мага узкий серебряный кубок, в котором Эдерен разболтал несколько капель настойки из пузырька темного стекла, Император сделал несколько глотков. Обещанное зелье оказалось почти безвкусно, а запах у него слабый, землисто-горьковатый. Лекарство как есть, не то, что вчерашний травяной отвар, больше похожий просто на напиток, выпитый для удовольствия. Бриваэль состроил недовольную гримасу, но быстро одернул себя – ему все больше не нравятся собственная сварливость и привередничанье, он вообще сегодня едва ли узнает собственные мысли и выходки. Внезапно, выдернув из размышлений, плечо обожгло, точно крапивой – только вот вряд ли есть такая крапива, что ужалила бы кожу через плотный шелк верхней лейне и тонкую рубашку сразу же под нею. А ведь сперва даже показалось, будто ему просто положили руку на плечо, а потом уже – пришла эта крапивная колючая боль и нестерпимое желание расчесывать ужаленное место.

Бриваэль вздрогнул, оглянулся по сторонам – и ему кажется, что некая тень за спиной нехотя убрала руку с вышитого шелка его одеяния.

– Кто здесь? – вырвался этот вопрос сам, против воли.

– Никого, кроме нас, правитель, – Эдерен развел руками. – Вам что-то показалось?

– Да… то есть нет. Так, чушь всякая. Будто какая-то тень подошла и по плечу меня похлопала. Глупости, просто в отражение в кубке засмотрелся, – Император усмехнулся, шутливо отсалютовал своим приближенным кубком и одним махом допил зелье. «Авось поможет» – кисло подумал он.

Эдерен, когда за императором закрылась дверь, а гулкий голос лорда Вердэна перестал отвлекать его от сосредоточенного плетения магических формул, проверил комнату и место, где стоял правитель, и даже кубок вдоль и поперек. Ничего. Но мрачных размышлений мага престола это не уменьшило.

– Меланхолия и подозрительность нашего государя что, заразны? И расползаются на весь двор? – Вердэн потом иронично фыркнул в ответ на сетования Эдерена. От рыцаря сейчас, как и всегда, исходила спокойная уверенность – он точно ничего не слышал и не видел, и не находил причин сомневаться в мастерстве самого Эдерена, а потому предложил магу не накручивать попусту.

– Вот зелье твое успокоит государя, выспится он как следует, и перестанет видеть всякую ерунду в тенях за кистями гобеленов и складками портьер, – подытожил Д'Арайн.

Разбор и чтение разрозненных заметок займут не один день, понял государь, засев в библиотеке. Это же не официальные документы – те он просмотрел давно. А в записках придворных и предшественников самого Бриваэля на троне и правда попадалось немало интересного, что могло помочь после; да только вот информацию эту вылавливать надо было чуть ли не с золоченым ситечком травника-лекаря, цедя сквозь него по малому абзацу, по одной фразе, по короткой зарисовке – иногда попадались среди мемуаристов любители и правда порисовать в записях, иллюстрируя сказанное. И, кажется, сваренное Эдереном зелье действительно действует как положено – Император с удовлетворением отмечал, что работается легко, чтение ему кажется увлекательным и интересным делом, а мрачные мысли не тревожат слишком.

Спал правитель без сновидений, заработавшись едва ли не до следующего рассвета. Правда, пробуждение вышло не из приятных – затекла и неприятно ныла шея, за компанию с нею и левое плечо. Видимо, за всю ночь он так и не сменил позы, вот и закаменело. Покрутив головой, Бриваэль принялся растирать затекшие мышцы. Скривился – отчего-то было больно прикасаться к плечу, точно растревожил не до конца зажившие тонкие длинные царапины… «Какие еще такие царапины!? Откуда?» – в зеркале отразились именно они, перечеркивающие ключицу наискось. Даже, вернее сказать – не царапины, а порезы. И недавнее чувство крапивного ожога снова напомнило о себе – белая кожа вокруг темных следов-«ниточек» зарделась красными пятнами.

– Вот эт-то что еще такое, а? – Бриваэль не столько испугался, сколько возмутился, хотя неприятным ознобным холодком по позвоночнику пробралось некое неопределенное чувство, больше всего напомнившее именно страх. Он точно помнил, что нигде не мог за недавнее время получить подобных меток – на тренировку с оружием он не выбирался дня три как, за пределы замка не ездил с предыдущей охоты; с кошками не дрался, по кустам не лазил, с балкона ни с чьего не удирал, как юнец, застуканный строгим папашей в покоях своей возлюбленной… Император слегка усмехнулся последнему мелькнувшему в голове предположению—сравнению, скосил глаза вбок, стараясь рассмотреть царапины и похожие на ожог пятна. И увидел только абсолютно чистую и гладкую кожу. Зудеть и тянуть тоже перестало. Мельком глянул в зеркало – и тоже ничего не увидел, будто и не в этом зеркале отражение только что озадачило государя странной картинкой. Совершенно как раздосадованный подросток, показал гладкому серебру зеркальной поверхности сжатый кулак и тихонько фыркнул себе под нос – а что, если по завершении всей этой беготни с кораблями и неизвестностью со стороны новоприобретенных соседей взять, да и жениться? Да хоть на младшей племяннице Эдерена! Или какой-нибудь из дочерей восточных кланов? Не Мааркан, нет – лучше Эохайн… или на уроженке северной Горной Крови, из Конрэй или вот даже Ардэйх? Там наверняка много красивых и умных девушек! И сделать заодно теснее союз кланов с побережьем через тот союз, а? Мысль-то недурная. Да, определенно – жениться. Да, эта мысль хороша, и Бриваэль катал ее в мыслях, как ребенок катает в ладонях разноцветный стеклянный шарик: «Кроме политики внешней не следует и о том, что внутри творится, забывать. Да и к тому же, брат вон во второй раз уж жениться успел, чего же я-то жду?» На душе стало вдруг спокойнее и легче, неведомо отчего.

Следом были три блаженных дня – до краев полные дел, так, что снова глубоко за полночь правитель падал на ложе и мигом проваливался в сон без видений, но в эти дни Бриваэль был натурально счастлив. Что делать с создаваемым почти с нуля флотом, стало ясно – придворные маги что-то измыслили для помощи инженерам и корабелам; на днях должны были выехать эти самые маги к морским докам – неугомонный Эдерен, конечно же, возглавил их. А стоило уйти снам о белоглазой фигуре из теней – тут же прибавилось телесных сил, и Император в свободное время почти не вылезал из фехтовального зала и с верховых прогулок, справедливо решив, что записки прочтет он и позднее, а форму терять воину не пристало, даже если трон его прочен, а государству ничего не грозит. «Это пока не грозит», – на снова прорезавшийся ядовитый шепоток в голове не обратил Бриваэль ровно никакого внимания, отмахнувшись и от сухих, царапающих интонаций, и от смысла слов.

– Ну, тут еще надолго хватит, я сразу с запасом сделал, да и мы вряд ли пробудем у моря дольше двух дюжин дней, – Эдерен придирчиво осмотрел на просвет выданный Бриваэлю ранее темно—зеленый стеклянный пузырек, и, встряхнув, возвратил правителю. – Я полагаю, вообще за половину этого времени управимся! К тому же, – Эдерен смущенно почесал кончик носа, – я полагаю, мой государь, что нужда пить это зелье оставит вас еще до ближайшей полной луны – а это через каких-то пять дней! Но если все же будете снова чувствовать усталость и забеспокоят дурные сны – пейте снова так же поутру, разведя в чистой воде. Было бы совсем худо – разводить требовалось бы в меду.

– А, так это значит и не худо вовсе? – Бриваэль рассмеялся.

Маг с улыбкой покачал головой – правитель шутит, значит, в самом деле с ним все хорошо. Вот только отчего-то все равно донимало колдуна неугомонное внутреннее чутье, заставляя быть настороже и выдавать дополнительные инструкции, ревниво посматривать на округлый сосуд с зельем в ладони Императора?

– Мой государь, а где вы хранили бутылочку до этого?

– В шкаф ставил, где храню писчие приборы, – Император беззаботно пожал плечами. – Почему-то подумал: раз стекло темное, то на свету тем более держать не стоит.

– Это верно, – кивнул Эдерен. – Зря я сразу вам не сказал про это. Да и чтоб не побилась, мало ли – признаться об этом больше тревожился. В общем, теперь я спокоен!

– Что-то я тебя не пойму, чародей, – задумчиво протянул вдруг Бриваэль изменившимся тоном. – То, тебя послушать, ничего страшного – то вдруг суетишься, будто без этих капель моя жизнь в страшной опасности может оказаться… так как на самом деле дело-то обстоит?

– Я уверен, что опасаться совершенно нечего, это было переутомление ума, и сейчас оно прошло практически. Но вот что-то душа не на месте, воля ваша, лорд Мааркан, а не на месте, – признался маг.

– Это предчувствие? – строго уточнил Император

– Нет, это придурь, – честно вздохнул маг. – Я тревожен и мнителен, мой лорд. Луна, знаете ли, меняется, да и… Если с вами что-то даже не случится – а только может случиться! – я же себе не прощу!

– Я уже большой парень, – засмеялся, услышав такое объяснение, государь. – Позаботься лучше о кораблях как следует, это успокоит мои разум и сердце куда как вернее любого зелья.

С тем и уехал Эдерен со своими помощниками да группой придворных ученых, а Бриваэль вернулся к штудиям в библиотеке – недоразобранным заметкам, что отставил недавно. Уж больно тогда его тоска разобрала – читать это все. Сейчас, кажется, и от занудного разбора чужих записок можно было получить немало удовольствия, решил Император.

Шелестят страницы и свитки, перо споро бегает по бумаге – по ходу дела Бриваэль делает пометки в собственном дневнике, выписывая то, что показалось интересным. Почему он решил деловые заметки внести в личный дневник – он сам не знает, просто подвернулось под руку.

«Ладно, потом перепишу в отдельный свиток», – решает он. Сегодня он снова слегка рассеян и больше думает о кораблях, что только строятся – а не о людях, с которыми его народу потом придется иметь контакты. Точнее – и о людях тоже, но вот каким будет это общение? Ведь корабли-то он приказал сперва снаряжать военные. Хищные и быстроходные, как у торрсских пиратов или тяжелые, мощные, способные встретить прямой бой и в открытом море, и у самых берегов – какая из этих двух идей даст его стране больше гарантий в случае нападения? Он выбрал второе, но сейчас снова задумался – а верное ли распоряжение отдал?

«Не лучше ли было бы выпускать проворных разведчиков, что могли бы заранее проредить вражеский – возможный – флот?» – эту фразу он даже записал, на полях. Зачем вот только?

«А разве это что-то даст?» – думает он дальше. – «Какая, в сущности, разница – из воздуха сил вы все равно не вынем, а дать бой вдали от берега или вблизи – ничего не меняет» Задумавшись, Бриваэль рисует кораблик на полях. Как раз – из тяжелых боевых. Паруса надуты ветром, волны гневливо кипят у бортов, на носу – маленькая фигурка, взмахом руки указывает вперед. Подумав, добавляет кораблику флаг – но отчего-то рисует не герб страны на нем, не рыцарский придворный, и даже не клановый – а свой личный, Бриваэля Мааркана. Удивленно хмыкнув самому себе, он вновь погружается в рукописи.

День клонится к вечеру – сегодня за работу взялся он поздновато, а отрываться неохота. Хорошо бы еще свечей зажечь – а то уже не хватает трех горящих подле стола. Император, наконец, решает, что действительно, хорошо бы добавить света, да только слуг звать не хочется. Встает – и на краткий миг ловит неприятное чувство головокружения. С досадой тут же вспоминает, что не допил с утра кубок с зельем – так и оставил на столике, когда с Эдереном говорил перед его отъездом. Головокружение проходит – но почему-то все, видимое вокруг, начинает казаться Бриваэлю совершенно плоским, едва прорисованным, как те картинки в рукописях. Нет стен, гобеленов, полок с книгами, нет и буйно разросшихся плетистых роз, нахально лезущих в приоткрытое окно – весь мир вокруг стал лишь набором скупых росчерков туши на темноватой бумаге, а слегка еще подтаявшая с левого бока монетка луны в вечернем небе видится болезненно—белым пятном света. Выглядит это все точно неживое, оно настолько пугающе и тревожно, что Бриваэль с усилием трет глаза, встряхивает головой, стремясь прогнать неприятное видение. Почти сразу ему это удается, и вздох облегчения вырывается из груди правителя. Он торопливо зажигает еще свечей – да на беду, ловит краем глаза свое отражение в зеркальном овале на стене. Оно снова кажется ему каким-то неправильным, это отражение, смотреть на самого себя почти неприятно. «Зеркала… повсюду зеркала. Отчего я так любил их раньше?» – Император начинает раздражаться на пустом месте.

– Так, иди спать, тоже мне, нашел время пересматривать собственные вкусы – уработался снова до шмыгающих синих кошек перед глазами, и еще что-то ворчит, – говорит он сам себе вслух. Тон он хочет придать своему голосу ироничный, но тот выходит бесконечно усталым и словно севшим.

Задумчиво посмотрев на только разгорающиеся огоньки свечей, Бриваэль решительно гасит их, оставляет только одну – и направляется в спальню. Кубок, в котором он чаял найти остатки зелья, отчего-то оказывается пустым. «Или я таки все допил? Хм-м-м… Ладно, пусть так. Главное, завтра не забыть!»

А во сне снова едет Бриваэль на охоту – ту же самую, на которой встретился ему незнакомец в странном облачении. Только тогда был яркий солнечный день – а сейчас видит он, как ползет отовсюду туман, и, чем дальше отрывается Император от своих спутников, гуще он становится. Незнакомец по-прежнему сидит на камне – так же боком, подтянув острое колено к груди, упершись остроносым сапогом в серый бок валуна. Уходить он не торопится. Бриваэль подъезжает ближе – а тот словно не видит его.

– Эй, кто ты таков? – окликает его Император

– Я-то? – неторопливо отзывается сидящий, выпрямляясь и оборачивая скрытое тенью капюшона лицо к Бриваэлю. – Я, Бриваэль Мааркан, тот, кого ты не ждал. Думы твои я. Предчувствия. Я нигде и везде. Я – Пустота, Бриваэль. Я – то, что поглотит все вокруг.

Голос его сух, как шелест мертвых листьев на зимнем дереве.

– Что за наваждение такое?

Незнакомец скидывает капюшон – но под ним нет ничего, только клубящаяся тень. Глаза тени горят белым светом – как плоская мертвая луна в нарисованном небе, привидевшемся недавно. Солнце в небе сновидения выглядит так же, как давешняя луна – слепящий свет в небе, похожем на серый холст.

Из сна Император натурально выдирается, рывком садясь на кровати. Давно уже наступило утро, солнечный свет в окнах и пение птиц сгоняют остатки марева – но Бриваэлю кажется, что он точно надышался во сне того серого гнилого тумана. Он поднимается – и снова чувствует, как зудит и горит левое плечо.

– Да чтоб Бэйра2 в котле тебя сварила, кем бы ты ни был, тварь безликая, – ругается он

Бэйра? Да что против твоего собственного разума может какая-то ведьма из сказок?

– Уйди, – Бриваэль направился к шкафу, надеясь на безотказное зелье своего мага. Но, едва легкая резная дверца приоткрылась, в лицо точно дохнуло густым полынно—земляным запахом, а перед взором Императора оказалась горсть крупных осколков на месте знакомого пузырька. Лужица темного зелья на полке даже успела высохнуть – видать, жидкость была летучая и быстро испарилась.

Удивленно—огорченный возглас вырвался из уст государя помимо воли. Он недоуменно коснулся осколков – что, что могло заставить в закрытом шкафу разбиться такое толстостенное стекло?

Осколки оказываются неожиданно остры, и вот на подушечке пальца набухает тяжелая алая капля.

Боли почему-то Бриваэль не чувствует, но инстинктивно, как в детстве, сует палец в рот. Соль и привкус железа, да слабый отзвук полынной горьковатости зелья.

Он немного успокаивается. Зелья безумно жаль, но… гораздо сильнее его тревожит, как такое вообще стало возможно.

– Вот же не было беды, да задумал кэлпи изловить… – присказка няньки, что водилась с Бриваэлем в раннем детстве, вспомнилась сама собой, вызвав легкую улыбку.

Стряхнув с себя остатки тревожного пробуждения, он снова втягивается в текущее дела, чтобы к вечеру снова засесть в библиотеке. Остается совсем немного дочитать, да, пожалуй, свой недобрый сон он снова запишет подробнейше – это следует рассказать магу, как тот возвратится.

Если возвратится. А вдруг он задумал предать тебя? И что это было за зелье, а? Столь ли полезное, или ты сам себя хотел обмануть, уверовав, что от него тебе стало лучше – а не наоборот? Вчера, помнишь – плоское небо, слепая луна…?

А вот сегодня и посмотрим, с зельем мне лучше иди без, злобно думает Бриваэль. Злится он на неведомый голос, подсовывающий ему дурные мысли. Он уже ни на секунду не верит, что это его собственные идеи так причудливо находят выход.

А может, все же ты сам уже давно понял, что колдун тебе не друг? Что в пузырьке, из чего сварено оно было? И просто ты забыл, как сам же и разбил этот злополучный флакон…

Перед глазами мелькает – да, вот в руке зажат округлый пузырек, резкий удар о край полки – темная жидкость каплет с нее на пол…

«Еще чего. Я отлично помню, что я делал, а чего нет!» – Бриваэль еще скептичнее отзывается на неожиданное видение—воспоминание. Может и воспоминание – да только вот не его оно, это точно.

«И это записать. Непременно»

Дела его отвлекают от этого, но стоит только снова остаться наедине с бумагами и собой, раскрыть дневниковую тетрадь и взяться за перо…

Не пиши ничего в дневник сегодня. Зачем? Ты и так все помнишь, у тебя же такая прекрасная память…

Отстань!

Чем поможет оно твоей стране?

Оно поможет по крайней мере мне.

Взгляд падает на рисунок кораблика.

Корабли… а сколько их у вас? Зачем корабли на силамарском берегу, когда напасть на вас скорее всего захотят со стороны Краймора?

Что им мешает доплыть по окончании постройки вдоль берега, мимо устий Лэйвии и Кэйхи? Первое пробное плавание к тому же.

Подаришь братцу просто так то, что создал столь большими усилиями?

Что значит – подаришь? Гаэль единая страна! Единый народ! И мы с братом…

Это ты так думаешь, о благородный Бриваэль… как ты можешь знать, о чем думает твой брат? Что нашептать успели ему чужаки с Севера? Чем живет он теперь – знаешь ли? Не о чем письма шлет, а каков он на самом деле?

Уйди, темная пакость. Это мой брат, и верю я ему, как себе.

Как знаешь, упрямец… или сказать – слабак?

Исчезни!

Отзвук холодного смеха. Мерещится – или в самом деле гуляет где-то на границе слышимости?

Записывать и правда уже не тянет, но Бриваэль все равно заставляет себя сперва подробно написать про сон и пробуждение, и все мысли попутные, не обходит и ложное воспоминание.

«Точно чужой голос я слышу – и знать бы, кому принадлежит он…»

Потом снова уходит в чтение.

Смысл прочитанного на этот раз вьется и скользит водяной змеей в мути зеленоватого омута, и государь принимается изучать чьи-то рисунки, приложенные к записям. Рисовал, скорее всего, не сам автор строк, да и сюжеты изображенного мало соотносятся с текстом – в основном это сильно стилизованные, но узнаваемые и оригинальные портреты придворных.