Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Жесткий диск – очень удобная штука и воистину достойное изобретение человечества. Со временем они стали компактнее, легче, цвету и фактуре их корпусов производители стали придавать большое значение, так что цены на одни и те же по объему и техническим характеристикам носители варьировались в зависимости от цвета их пластиковых корпусов. Файлам на дисках можно было давать любые названия и в любом формате. Филипп любил именовать фильмы, начиная с года их выпуска, продолжая названием и заканчивая именем режиссера в скобках. Еще можно было с легкостью заменить старый файл на новый с тем же самым именем, но с лучшим разрешением. Конечно же, большее разрешение подразумевает более высокое качество, а следовательно, и больший объем. Быстрее заполняется место на диске – быстрее покупается новый, и чем дальше, тем доступнее они становятся.

А в один прекрасный день в здании, в котором жил Филипп, оборвалась нулевая жила электропроводки, и из-за перекоса фаз сгорела бóльшая часть его бытовой техники, в том числе и два из четырех жестких дисков.

Нося их собой в сумке, он принялся обивать пороги знакомых специалистов, прося их покопаться внутри в надежде на то, что что-то у кого-нибудь да получится с ними сделать. Но никто не давал ему никаких надежд на успех. «Даже если мы и поменяем все схемы, даже если заменим котроллеры, у тебя скорее всего уже повреждены сами диски», – говорили ему они. Филипп не хотел мириться с подобными диагнозами, и поначалу, надеясь на какое-то чудо, продолжал втыкать их в разъемы на своем старом лэптопе, выжившем аварию просто потому, что он не использовался уже года два. Но все попытки были тщетны.

Лишь через три дня Филипп дрожащими руками подключил два выживших портативных диска, и когда их содержимое стало доступным на экране, его посетило двоякое чувство. Он радовался каждому увиденному имени файла, но одновременно вспоминал о тех, которых не было на этих дисках, и с каждым разом у него перехватывало дыхание. Будучи дисками новыми с технологической точки зрения, а, следовательно, купленными сравнительно недавно, на них мало что было записано. Основные объемы информации канули в Лету.

Новая мысль посетила Филиппа: нужно восстановить всю утерянную информацию с нуля. Филипп примерно представлял, что нужно было искать в первую очередь, а с чем можно было и подождать. На погибших дисках было много из того, что можно было скачать прямо сейчас, но были и редкие материалы.

Очень к месту спросил его один из знакомых технарей, к которому он обратился в первую очередь: «Тебе действительно нужно все то, что было на этих дисках?». Не потому, что он догадывался, что именно Филипп просил его спасти: он знал, что объемы информации, накапливаемые людьми, обычно бывают обратно пропорциональны их реальной потребности. Тогда Филипп ответил «Да!», после чего получил отказ в содействии, а вот сейчас…

Сейчас он силился вспомнить что же действительно могло быть на тех самых дисках. Сериалы, популярные кинофраншизы, классика кино, комедии, трагедии, фильмографии отдельных артистов и режиссеров, спектакли… Филипп вдруг поймал себя на том, что он не называет их «датой» или «инфой», и в этот самый момент его осенило: «Мои DVD!».

Да, в этом-то и заключается шаткое преимущество дисковых носителей: они не зависят от электричества. Оно, несомненно, нужно для воспроизведения записи, да и состояние их должно быть соответствующим, но с ними Филипп в свое время обращался очень аккуратно, и поэтому он, словно сундуки с кладом, открывал уже готовые быть отправленными на убой коробки с сотнями дисков.

Но очень скоро радость сменилась на печаль, потому что он представил, как несколько сотен раз вынужден будет вставлять диск в дисковод, перегонять его содержимое, заменять диск и повторять процедуру, снова заменять и снова повторять, и снова, и снова… Он почувствовал, что его сейчас стошнит, и закрыл лицо руками. Когда же он пришел в себя и поднял голову, в ней окончательно сформировалась мысль о том, что надо купить…

– …четыре жестких диска по два терабайта, пожалуйста!

Он был уверен, что с течением времени восстановит в памяти упущенные названия и решил дублировать все, что он будет добавлять в коллекцию. Дело продвигалось медленно. Он предпочитал скачивать фильмы, а не скидывать их с дисков, что делал лишь когда возникали трудности с нахождением того или иного фильма в сети. Но невозможно за пару недель восполнить то, что собирал больше десяти лет, и в какой-то момент у Филиппа пропала охота. Он успел закинуть на оба диска еще фильмов шесть, прежде чем дал себе отдохнуть.

«Тебе действительно нужно все то, что было на этих дисках?» – обличающе звучал в голове голос знакомого технаря, когда в районе двух часов ночи он выключил компьютер и в комнате зазвенела тишина.

«Боже, а ведь какой гул стоит в комнате от всей этой техники, а я его и не замечаю!»

Так Филипп просидел какое-то время, пока вдруг не вспомнил, что на тех дисках действительно важным было лишь несколько оцифровок его старых видеокассет, которые он и его одноклассники снимали на каникулах, когда они поехали отдыхать на море, и когда они были у него дома. На одной из домашних записей они дурачились на камеру; в какой-то момент в комнату зашел его отец, поинтересовался как идут у них дела и не нужно ли им чего, после чего помахал в камеру рукой, пожелал приятного вечера и вышел. Холодный пот, сильное сердцебиение, дрожь в руках… и бессилие что-либо изменить. Филипп нашел в себе силы снова включить компьютер и подключить к нему выжившие диски, хотя он явно увидел бы эти оцифровки ранее, когда судорожно изучал их содержимое после той аварии.

Тут он вспомнил, у кого именно тогда была камера и кто делал те съемки. Звонить после стольких лет без какого-либо общения в данной ситуации вовсе не показалось Филиппу неудобным, и утром следующего дня он таки нашел номер одноклассника Тима, позвонил и – о чудо! – договорился о том, что возьмет кассеты на пару дней и сделает новую оцифровку.

– Я уже не помню, где что записано, – оправдывался тот. – Ты возьми все кассеты, которые у меня остались, и сам посмотри, что тебе из всего этого будет нужно.

Радости его не было предела. Он откопал свой видеомагнитофон, приобрел в магазине набор нужных кабелей и какую-то китайскую штуковину, которая на лету производит кодирование сигнала и выдает видеофайл в нужном формате. Будучи уверенным в уместности применения арифметических правил в данной сфере деятельности, он помножил шесть (число кассет) на три (длительность каждой из кассет) и, получив восемнадцать, решил, что через восемнадцать часов проблема будет решена. Честно говоря, у него не было ни охоты, ни нервов на то, чтобы искать среди всех домашних записей своего одноклассника нужные ему фрагменты, и он решил оцифровать все вслепую, вернуть кассеты, а потом уже сделать нарезку из всего, что ему окажется нужным – минут двадцать, по его воспоминаниям.

Зарядив видеомагнитофон первой кассетой и начав захват, Филипп решил прогуляться. Вернулся он к концу третьего часа и с великим разочарованием обнаружил, что считывающие головки видеомагнитофона запачкались и картинки на записи не было как таковой. Разозлившись, он остановил процесс захвата и стал проверять результат. Оказалось, что изображение пропало где-то на двадцатой минуте, и, естественно, не было смысла искать то самое место и с него уже возобновлять процесс. Надо было все делать заново. И надо будет все контролировать, хотя бы время от времени. Очистив головки от грязи и убедившись, что все в порядке, Филипп нажал на кнопку PLAY и кликнул мышкой на REC.

Он взбесился, когда на двадцатой минуте ситуация повторилась. Снова прервав процесс, он вынул кассету и решил взглянуть на ленту. «О боже!» – воскликнул он, когда увидел, что нежнейшая видеолента была склеена обычной канцелярской липкой лентой, которая пропитала ее на несколько оборотов вперед. «Нужно снова чистить головки, нужно чистить ленту… или может быть вырезать ее на фиг – все равно Тим не обнаружит разницы». Что бы ни пришлось ему сделать, он решил, что сделает это завтра. Баста!

Но начать все делать заново на следующий день оказалось еще более трудным делом, чем копировать готовые файлы на жесткие диски. Филипп решил избавить себя от этого до следующего дня, потом оттянул это на конец недели, а потом еще раз на конец уже следующей недели.

Тим позвонил ему через четыре месяца.

– Не, Фил, держи их сколько тебе нужно, я все равно смотреть их не собираюсь. Главное, что они у тебя и все в порядке. Я так, просто решил уточнить.

Филипп был смущен, и это заставило его в тот же вечер вставить другую кассету в видеомагнитофон, запустить процесс и через три часа с чувством выполненного долга завершить его.

«Есть!»

На волне успеха он запустил еще одну кассету, и четвертую, на которой и оказалась та самая поездка к морю.

– Хм, целых сорок минут, – удивился Филипп, ожидая, что материала будет намного меньше.

Сегодня он точно решил, что за девять часов просмотра домашнего видео Тима он изрядно устал и достоин отдыха с последующим выходным. «А вот послезавтра…»

А послезавтра снова что-то помешало ему начать процесс с утра, и поэтому вечером он перегнал всего одну кассету, порадовавшись, однако, что осталось оцифровать всего две кассеты, одна из которых была гарантировано грязной. Однако другая ближе к концу тоже преподнесла ему такой же неприятный сюрприз.

– Блин, Тим, это твой аппарат ленты жует или ты сам, а? – злился Филипп, рассматривая очередную заплатку из липкого скотча. Так как на этой кассете поврежденным оказался фрагмент с не интересующей его записью, он решил остановить ленту, достать ее из гнезда, перемотать вручную на несколько оборотов вперед и продолжить уже с предположительно чистого участка. На этот раз этот вариант оправдал себя.

Оставалась одна, последняя кассета, с заведомо грязной лентой. Искомый материал все еще не был обнаружен, и Филипп сильно нервничал по этому поводу.

Первые двадцать минут оказались ненужными. Дойдя до проблемного места, Филипп повторил манипуляции с кассетой. Когда поверхность ленты однозначно стала чистой по сравнению с тем, что он увидел, открыв кассету в первый раз, он вставил ее в гнездо и включил. Сквозь еще немного грязную картинку он разглядел свою комнату.

«Нашел! Есть! Но какой это именно момент? Ведь я столько промотал…»

Крутить вручную назад он не решился, чтобы снова не испачкать уже и без того изношенные головки. Филипп принял решение захватывать то, что есть. Однако теперь нужно было находить общий язык с китайской программой. Дело в том, что когда помехи на экране преобладали над полезным сигналом она «делала доброе дело», выдавая на выходе гладкий синий экран. Филипп видел то, ради чего он затеял всю эту историю, а программа – нет. К счастью, он довольно быстро нашел в установках программы ту опцию, которая контролировала эту, мягко говоря, услугу и отключил ее.

REC… PLAY…

Глаза впились в экран. Помех постепенно становилось все меньше и меньше, и через какое-то время экран окончательно очистился. Вот они сидят в его комнате, а вот кто-то просит Тима дать ему поснимать. «Так, вот он, Тим… А худой-то какой был!» – с удивлением думал Филипп. «Дай я тоже поснимаю!» Вот кто-то переворачивает камеру вверх ногами. Тим его поправляет. Кто-то разглагольствует… А, это Оскар. Фамилию не помню его, а звали мы его Оски. Ага, Оски объясняет правила какой-то игры. Играем… Похоже, ой похоже… Сейчас должен войти отец. А может не сейчас, не помню. Нет, сейчас, именно сейчас…»

Очень было все это похоже на один из болезненных вариантов эффекта дежавю: он знал, что что-то определенное должно было, просто обязано было произойти, но оно никак не наступало. Его это очень томило, он, сам того не ощущая, весь напрягся и даже начал постанывать, как вдруг на экране в комнату вошел его отец и спросил:

– Ну, как дела, парни?

Потом было и «Все есть? Ничего не нужно?», и «Ну что, снимаете?» и «Пап, скажи: «Привет!» в камеру». Отец помахал в камеру рукой и после вышел из комнаты. Филипп дождался, пока закончится эта съемка, затем остановил захват на компьютере и безучастно и спокойно продолжил смотреть кассету. Только в самом конце он обнаружил маленький фрагмент, о котором он ранее не знал: Тим привязал чем-то камеру к себе, и поехал на велосипеде вниз по дороге к своему дому. По дороге ему улюлюкали и жестикулировали одноклассники, среди которых Филипп увидел себя, машущего в камеру. В конце концов этот дурень не справился с управлением и свалился с велосипеда, и контакт с землей был явно не мягким. Не дав ленте отмотаться дальше, Филипп загнал в компьютер и этот момент, а после досмотрел оставшиеся десять минут без каких-либо неприятных сюрпризов и радостных находок.

Все. Шесть кассет были оцифрованы, и прямо на следующий день Филипп договорился с Тимом о встрече. Возвращая пакет, он, конечно же, извинился за задержку. В качестве компенсации он вручил Тиму диски с нарезкой из их совместных съемок.

– Вот, посмотришь хоть спокойно. Там столько чего было! – говорил Филипп сияющему от радости однокласснику.

Но внутри он все же не переставал ощущать себя героем. «Я уж если взялся за дело, то обязательно доведу его до ума”, – говорил он сам себе, ублажая собственное тщеславие. Придя домой, он даже решил сейчас же загнать весь материал на свои жесткие диски, и потом уже, не напрягаясь, просмотреть все восемнадцать часов на предмет нужных эпизодов.

Однако и здесь его ждал неприятный сюрприз. Каждый из захваченных трехчасовых файлов измерялся десятками гигабайтов, а на всех его дисках была файловая система FAT32, которая не умеет работать с размерами файлов больше четырех. Филипп так и сел на стул. На данный момент у него было четыре жестких диска, на которые он был не в состоянии скинуть сотню с лишним гигабайт информации, которые чуть ли не под завязку заполнили его компьютер.

И лишь три файла благополучно скопировались на новые диски – съемки с поездки к морю и два коротеньких эпизода из его жизни, один из которых он так боялся потерять, а другой был так рад обнаружить. Филиппу пришлось освободить один из его новых дисков – тот, что был заполнен меньше его старых, – отформатировать его под новую файловую систему, скинуть на него содержимое второго и хоть немного освободить компьютер, чтобы дать ему вздохнуть. Для этого он заставил себя просмотреть наугад одну из оцифровок, убедиться в ее ненужности и подарить своему лэптопу десятки свободных гигабайт. В конце концов, должно было остаться совсем немного, и для этого Филиппу нужно было сосредоточиться на своей задаче.

Но только план был намечен, нашего героя как не бывало.

«Сделаю завтра.»

«Начну с понедельника.»

«Летний сезон открываю…»

«Как мне стукнет тридцать пять – начинаю!»

«И пусть в этом новом году…»

Некому было звонить Филиппу, торопить его, назначать срок, который вдруг сам по себе и внезапно истек, когда в еще один прекрасный день его компьютер не включился.

Не помогла ни перезагрузка, ни переключение шин данных и питания, ни звонок к другу, а когда его знакомый технарь снова спросил его «тебе действительно нужно все, что на нем было», Филипп уже придал значение прошедшему времени, в котором тот говорил о его диске, и покачал головой.

– Большую часть составляла система и эти перегоны, – бормотал он себе под нос на обратном пути, – сам я особо не помню, чтобы там еще что-то было, хотя вон как с тимовским велосипедом круто вышло. Ладно, что еще…

Он еще немного подумал и словно отрезал:

– А если и не помню, то и не буду силиться вспомнить.

И камень упал у него с плеч.

Новому камню, который лег на его плечи в пятницу, было предначертано полежать там еще некоторое время. А пока что автомобиль, который вез Филиппа обратно в город, пересек его северную границу теплым воскресным майским вечером.

Глава 22. Комната 215

– Чай, кофе или какао? – спросил Альберт, включив доверху наполненный электрический чайник. – Ты не стесняйся, у меня этого добра здесь навалом. Как-то раз жена попросила принести много чего из магазина, и я почему-то сделал покупки рано утром, в том числе разные чаи, кофе и какао. То ли поехать куда должен был сразу после работы, то ли еще что – не помню уже. Не важно. Но я так и не поехал, а по дороге домой по привычке зашел в магазин и снова накупил всякой всячины по списку. Эту покупку я благополучно донес до дома, а на следующее утро, приехав на работу, обнаружил забытый на заднем сидении и каким-то образом скатившийся с него пакет с чаями, кофе и какао. Я уже решил не везти их домой и принес это добро сюда. И вот они, пачки-то! Так, я буду какао, а тебе чего налить? Говори, вода скоро вскипит.

– Давай уж чай тогда, – выбрал Филипп.

– Чай хороший, ароматный, и коробка красивая. – Альберт вышел из кабинета и вернулся минуты через две с полупустой сахарницей. – Негодяйка Мари! Берет сахар и не возвращает, – нахмурив брови, но совсем нестрого произнес он зычным голосом. – Ты с сахаром?

– Нет-нет.

– О, а я – да-да! В последнее время стал баловать себя, хотя врачи отговаривают. Говорят: «Плюс ко всему у вас еще и возраст…» – начал было жаловаться Альберт, размешивая ложкой сахар в красивом стакане в причудливом серебряном подстаканнике, а потом сразу переменил настроение беседы. – Ну, на то они и врачи, а мы – артисты! Будем играть с ними.

Филипп напряженно улыбнулся в ответ подмигнувшему ему Альберту и, предварительно подув на поверхность, но все же обжигая губы, отхлебнул из кружки немного густого, ароматного и потрясающего вкуса чая. Внутреннее наслаждение вкусом незамедлительно отразилось на его лице, что доставило удовольствие наблюдавшему за ним Альберту.

– Скажи! Скажи, что я правильно сделал, что оставил этот чай у себя! – начал он допытываться и громко смеяться.

«Эх, мне бы твоего задора, Альберт», – настраивал себя на более серьезный разговор Филипп. Пора было уже начинать.

– Альберт, вот ты ведь все знаешь? – начал он. – Ты же всеведущ.

– Ну, в рамках нашего театра спорить не буду, а так – куда мне!

– Да, конечно же в рамках театра. И студентов, – быстро добавил Филипп.

Альберт склонил голову набок, посмотрел на него, отхлебнул из стакана и, слегка сдвинув брови, приготовился слушать. Филипп понимал, что, если тот действительно знает об инциденте и не желает заводить об этом разговор первым, это должен сделать он сам. Вместе с тем, если бы случилось что-то действительно скверное, так тепло беседа бы не проходила.

– Альберт, ты ведь в курсе того, что во второй группе выпускников произошел конфликт с режиссером?

– Я в курсе, – подтвердил тот.

– Студенты, конечно же, перегнули палку, – опустив глаза, продолжил Филипп.

– Ну почему же, подобные конфликты случаются. Студенты, которые раньше других обретают чувство сцены и осознают свои способности и возможности, начинают требовать. Это рост. Это развитие. А то, что он не справился с настроением в группе, еще раз подтверждает, что он мягкотелый и что у него все еще не получается создать такую группу, которая смогла бы стать труппой. Жалко его, конечно. Плохо стало ему в пятницу, аж ребята перепугались. Сидел, задыхался. Но потом в себя пришел. Извинялся за то, что дал повод появиться такому конфликту. Признал, между прочим, что ребята талантливые. Просил, чтобы мы не очень сердились.

Филипп все ждал, когда же он наконец расскажет о фразах, ляпнутых Ариадной и Паном, но Альберт еще немного покопал вглубь бытового конфликта и посчитал тему закрытой.

– И это все? – спросил его Филипп.

– Да, – немного удивленно ответил тот.

Филипп почувствовал, как во рту у него начала скапливаться слюна. Он сглотнул, а она снова стала собираться, и снова, и снова. Он стал поглощать чай и уже осушил стакан, когда Альберт поинтересовался его здоровьем.

– С тобой все в порядке, Филипп?

– Со мной – да, а вот с группой – нет. Хотя и со мной тоже не все в порядке. – Он встал, прошелся по кабинету, отдышался и вернулся на место. – Там был еще один маленький нюанс. Они дважды намекнули ему на то, что им преподает другой режиссер. Дважды. Не таким прямым текстом, нет, но все же они дали понять, что он в пролете. Отсюда и статус неудачника, который он принял.

– Что значит «другой режиссер»? Кто? Откуда? – с расстановкой спрашивал Альберт.

– Не знаю, как правильнее будет сказать, – Филипп зажмурился, растопырил пальцы и начал тереть ладонями лоб, после открыл покрасневшие глаза и признался: – Альберт, я с ними в свободные от занятий дни отрабатываю мизансцены, прорабатываю персонажей и отвечаю на разные вопросы. Я попал на репетицию, она мне не понравилась… показалась скучной, и я пару раз… ну, блеснул своими познаниями…

Он опустил голову, стал говорить все менее уверенней и терять слова. В самом конце он все же сделал важное замечание, смотря прямо в глаза Альберту:

– А просил он чтобы не очень сердились, потому что его старая мама у него на попечении. Он не может потерять работу. Посмотри, что в стране происходит – он вряд ли сможет сегодня что-нибудь подобное себе найти. А я здесь по большому счету – никто. К кому мне обратиться? Прямо сегодня, сейчас, если надо. Я здесь для этого. А, Альберт? Ты же все знаешь!

Альберт еще долго думал, то впиваясь в Филиппа глазами, то переводя взгляд на стол, то вдруг полностью переключаясь на свой стакан с какао.

– Ну, если прямо сейчас… Я так понимаю, с группой ты и так встретишься. Тогда советую тебе поговорить с Коллинзом, а я, так уж и быть, подстрахую ситуацию, – сказал он и подмигнул, тем самым несколько приободрив Филиппа.

– Хорошо. А кто такой этот Коллинз?

– Как раз и познакомишься. Выйдешь – пойдешь по коридору налево, он сейчас должен быть во втором кабинете по правую руку. Комната 215. Поторопись, а то скоро он занят будет, – сказал на прощание Альберт, взглянув на часы.

И Филипп, поблагодарив и наспех попрощавшись, пообещал Альберту на днях заскочить на чай и быстрым шагом направился к указанной комнате.

Постучав в дверь костяшкой пальца, но не услышав, чтобы кто-нибудь ему ответил, он тем не менее открыл дверь и, просунув в нее голову, спросил у смотревшего на него с некоторым удивлением человека средних лет:

– Можно…? – только и успел он произнести, как сразу осекся.

В человеке, который на некоторое время уединился в аудитории 215 дабы привести в порядок какие-то бумаги и не ждал, что кто-то будет его здесь искать, Филипп узнал режиссера-зануду, от которого несло перегаром. «Надо же, я никогда не интересовался его именем», – пронеслось у него в голове. Нужно было брать ситуацию в начинающие дрожать руки.

– Простите пожалуйста, – заговорил он, выпрямившись и став на пороге, – вы – Коллинз?

– Да.

– Можно к вам обратиться по одному вопросу?

– Да-да, конечно, – пригласил его Коллинз, поспешно собирая разложенные бумаги. – Я все равно уже заканчивал. Заходите.

Единственное, что направляло сейчас Филиппа во всех его словах и действиях – уверенность, с которой Альберт послал его сюда. И все равно он нервничал, его руки дрожали, во рту теперь уже пересохло, взгляд постоянно перепрыгивал с предмета на предмет, чтобы только не встретиться глазами с человеком, мысли о котором вот уже трое суток не покидали его.

«С чего начать? Что говорить? Что бы я хотел ему сейчас сказать?»

– Я слушаю. Правда, у меня в распоряжении есть минут десять, после чего я должен буду уйти.

– Если честно, то я пришел извиниться.

Коллинз так удивился такому откровенному блиц-вступлению, что даже вытянулся и склонил голову набок, подняв брови.

– Простите, а мы знакомы? – не переставая удивляться, спросил он Филиппа.

– Вы режиссер во второй группе четвертого курса, с которой вы ставите Джульетту…

О Ромео он в этот момент почему-то забыл, но исправляться не стал, увидев, как начало меняться выражение лица режиссера: брови опустились, плотно сжались челюсти, а взгляд ушел куда-то в пол.

– …а я – тот самый, о котором группа вам говорила. Это я с ними занимаюсь… общаюсь на тему Ромео и… вот. Я в курсе того, что произошло… в пятницу… Я хочу извиниться… Меня зовут Филипп.

Слова путались и терялись, голос затихал, а когда он закончил, Коллинз смотрел ему прямо в глаза, словно ждал именно этого момента.

– Спасибо вам за то, что вы нашли время прийти сюда, хотя необязательно было это делать. Понимаете, я не имею ничего против того, чем и как вы занимаетесь с ними, при том, что я действительно замечаю изменения не только в самой их работе, но и в отношении к театру. Да, у вас получилось подобрать к ним ключик… Вы простите, я сейчас тороплюсь и буду говорить быстро, и вы не думайте, что я специально не даю вам слова.

– Да-да, да – согласился Филипп, несколько раз быстро кивнув.

– Так вот, мне нравится то, как они стали относиться к своей работе – а ведь если они выбрали эту профессию, им нужно относиться к ней соответствующим образом. Сегодня быть актером, знаете – подвиг, если только это от сердца идет. По правде говоря, вы оказали мне большую услугу. Объясню почему.