Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

– Командир! – старший лейтенант Петров с телефонной трубкой поднял руку и Свиридов, подчиняясь тревожному его вскрику, быстро подошел.

– Свиридов!

– Анатолий Иванович, Антонине Ивановне стало нехорошо! Я довел ее до номера, она просила вызвать вас! Я не знаю, что делать – она не велит вызывать врача!

– Что, папа? Приступ? Я поеду, я справлюсь! – Гриша выскочил из блока и побежал к ближайшему джипу. За ним выскочил Разумеев.

– Ты чего?

– Помогу.

– Лев Вонифатьевич, поехал Гриша. Он … Он справится. Не пускайте к ней никого … и побудьте рядом, пока приедет Гриша.

Мысленно Свиридов позвал Мальчика.

#Да, дядя Толя. Что случилось?

#У Тони приступ. Она дома. Помоги ей и Грише справится с приступом.

#Я бегу! Не волнуйся!

Гриша гнал машину не разбирая дороги и Разумеев только молча ежился на поворотах.

С визгом затормозив Гриша кинулся по лестнице бегом, не дожидаясь неспешного лифта.

В коридоре у их двери стояла девчушка с торчащими косичками из группы обслуживания.

– Тася, за мной! Вася, стой здесь, никого не пускай!

Гриша и девушка Тася вбежали в комнату. Тоня буйствовала – она бросалась из стороны в сторону, отшвыривала Левушку, пытавшегося ее утихомирить, рычала и ругалась на иностранных языках.

Гриша с разбегу прыгнул на нее, обхватил руками и повалил на диван.

– Тонечка, это я, Гриша! Милая моя, все в порядке, это Гриша! Милая, любимая моя Тонечка, это Гриша! – шептал он почти прижавшись к ее уху и стараясь, чтобы удары ее рук не попали по голове.

Она старалась отбросить его, колотила по спине и рукам, но Гриша крепко держал ее и не переставал шептать.

– Дядя Лева, уйди! Тася, одеяло и простыни из комнаты! – крикнул Гриша, на мгновение оторвавшись от Тони.

Левушка послушно вышел. Тася притащила одеяло и простыни и застыла с ними в руках.

– Брось на диван! Помоги мне, подержи ее за ноги! Ее надо освободить от одежды!

Хотя Тоня рвалась и брыкалась несколько тише, Тасе с трудом удавалось справиться с Тониными ногами.

Гриша, увертываясь от Тониных ударов, стащил с нее свитер и расстегнул на спине застежку бюстгальтера. Потом он попытался расстегнуть пояс ее юбки, но это ему никак не удавалось.

– Подержи руки! – скомандовал он Тасе и вытащил из кармана перочинный нож. Тася испуганно вскрикнула, но ее голоса все равно не было слышно за громкими и хриплыми выкриками Тони.

Гриша ловко взрезал пояс юбки, стащил ее, потом из-под короткой комбинации стащил с Тони трусики, и опять обнял ее и зашептал на ухо ласковые слова.

– Анатолий Иванович, Гриша приехал и они там вдвоем с девушкой из обслуги. Я думаю, стоит вызвать Белосевича? Хорошо. – Левушка звонил из коридора.

– Роман Натанович? Худобин. Антонина Ивановна нездорова, зайдите к ней, пожалуйста. Нет, нет, Анатолий Иванович сказал, что опасности нет, ничего не нужно, но все же … Хорошо, мы ждем вас.

В комнату вкатился Мальчик, быстро пристроился у головы Тони, обхватил ее виски руками.

Гриша продолжал увертываться от ударов рук Тони, но она стала заметно затихать.

– Тася, согрей молока и добавь меда! И принеси полотенца из ванны.

Тоня перестала кричать, глаза ее были закрыты и она больше не буянила, а только вздрагивала. С помощью Таси Гриша подстелил под нее простыню, и Тася с удивлением отметила – как бережно и умело он снял с мокрого тела намокшую комбинацию и стал вытирать ее мокрое тело. Он вытирал очень ласково и аккуратно, не пропуская ни одной складочки на теле.

Накрыв Тоню чистой простыней он попробовал напоить ее молоком, и она, не открывая глаз, сделала несколько глотков. Мальчик тихо сидел около ее головы и держал руки на ее висках.

– Вот молодец, вот умница. Лежи спокойно, я с тобой. Скоро придет папа. Все в порядке, все будет хорошо … – Гриша не переставал говорить с Тоней, наклоняясь к ее лицу.

Простыня быстро намокла и Гриша снова принялся вытирать тело Тони, и Тася снова подивилась тому, как нежно и ловко он это делает. Вытерев верхнюю часть тела, он накрывал ее и переходил к ногам …

– Дай ей еще молока. И накрой одеялом – ей холодно, – сказал Мальчик, перемещая ладошки с Тониных висков на затылок и шею.

Тася помогла Грише напоить Тоню, собрала мокрые простыни и одежду.

– Гриша, согрей ее. Ей холодно. Раздевайся и ложись к ней под одеяло. Грей ее своим телом. Да совсем раздевайся! – скомандовал Мальчик.

Гриша быстро сбросил одежду и нырнул под одеяло, обхватил влажное холодное тело Тони, прижался к ней, поцеловал ее, зашептал на ухо. Потом переполз и улегся сверху, обняв ее и стараясь согреть.

– Слушай ты, чудо с косичками, шла бы ты отсюда … И молчала бы … – заворчал Мальчик и совсем по другому добавил. – Спасибо тебе.

– Тонечка, все хорошо … все прошло … Все спокойно … Ты дома. Я очень люблю тебя … И папа тебя очень-очень любит … Милая наша Тонечка …

– Ей теперь немного вина бы выпить.

– Посмотри, там внизу «Кагор» должен быть. Ей сейчас в самый раз …

Мальчик нашел бутылку, налил в чашку. Тоня неуверенно отпила из чашки.

– Мне кажется она согревается.

Мальчик приложил руку к ее лбу, потом просунул руку под ее шею.

– Ага. Еще чуть-чуть погрей ее, и порядок.

Когда через несколько минут вошел Белосевич, оба мальчика сидели около Тони, укрытой до подбородка одеялом. Глаза ее были закрыты, лицо бледно и только влажные волосы выдавали недавний припадок.

– Что у вас произошло? Кто из вас может ответить, молодые люди?

– У Тони был припадок. Вам папа может объяснить, в чем дело … Она сильно пропотела и теперь спит.

– Она сильно потела?

– Вон – две простыни и банное полотенце. Мы дали ей молока с медом и немного «Кагора». Теперь ей неплохо бы глюкозы.

– Вы доктор, молодой человек? – Белосевич пощупал пульс и стал слушать сердце.

– Молоко, мед, «Кагор» – это все правильно. Сильный упадок сил. Вы правы, молодой человек, ей совсем не повредит укол глюкозы.

– Лучше не колоть, а дать с молоком. Наш доктор в Москве давал ей так. Правда, он говорил, что еще лучше виноградный сахар, но где его взять …

– Да-с, молодой человек … Вы позволите мне приглашать вас консультантом? Я не шучу. – Белосевич порылся в своем старомодном саквояже, нашел там ампулы с глюкозой, опорожнил одну в стакан с молоком. – Думаю, десяти кубиков достаточно. Как вы считаете?

– Да, Умар Эрнестович тоже добавлял десять кубиков на стакан.

– Гриша, там Вася не пускает маму.

Гриша вышел в коридор и вернулся с Полиной.

– Покой. Сладкое питье. Я оставлю еще ампулы с глюкозой. Куриный бульон. И покой. Я зайду попозже. И еще … Молодой человек, вы, видимо ушиблись … Вот вам крем для ваших синяков, очень помогает.

– Папа, это я. У нас все в порядке. Тоня заснула. Был доктор, все нормально. Тут со мной Мальчик и тетя Полина. Да ладно, папа… Ну, ладно уж…

МОЖЕТ БЫТЬ МНЕ ПОЕХАТЬ?

– Толя, может быть мне поехать?

– Спасибо, Лена. Там Гриша, Мальчик и Полина. Белосевич был. Она сейчас спит. Спасибо.

– Почему был приступ, не знаешь?

– Кажется, знаю. Но исправить это невозможно. Раньше, чем часа через два ее все равно беспокоить нельзя.

Испытания провели по полной программе, помещение закрыли и бригада монтажников отправилась на «Аннушку» помогать завершению монтажа щитов управления.

Свиридов задержался, побеседовал со связистами генерала Белоглазова, и когда приехал на «Аннушку», то застал самый конец перепалки Лены Долгополовой и Михеича.

Они стояли друг против друга и ругались, обзывая друг друга обидными словами.

Свиридов пожалел, что опоздал.

– Ах, ты, рыбьи твои глаза …

– Ах, ты потомственный смолокур …

– Финтифлюшка в штанах …

– А что в твоих штанах?

– Охальничаешь, финтифлюшка?

– Ах, ты сом уснулый …

– Ладно, умники! Кончайте. В чем дело?

– Эта пигалица …

– Этот леший …

– К делу. И покороче.

– Под настилом не протянули трос для протяжки кабелей. А пробросить – размахнуться негде.

– Пошли, покажете.

Свиридов осмотрел настил, проем для прокладки кабелей, крепление поперечин.

– Поднять надо.

– Хотя бы приподнять немного …

– Гидравлические домкраты есть?

– Найдем пару. По тонне.

– Где сварщики? Давай сюда.

– Кузьма! Ты где? Двигай сюда!

– Привет, Кузьма.

– Здравствуйте, Анатолий Иванович.

– Сдуть сможешь? Разъединить.

– Отчего же. Можно и сдуть.

– Давай. Тащи горелку и сдувай все головки отсюда и вон до того места. Правильно, Анатолий Иванович?

– Правильно, Елена Геннадиевна. И сделайте эскиз поперечины под домкраты.

Зашипел газ, хлопнуло пламя, заструились искры.

Когда через четверть часа Свиридов вернулся настил был приподнят двумя домкратами и все по очереди пытались забросить гайку на веревке под него так, чтобы она вылетела у противоположной стены.

ТОНЯ ПОСЛЕ ПРИСТУПА

– Гриша? – Тоня с трудом подняла голову. – Гришенька, ты тут?

– Конечно! – Гриша подошел и наклонился к ней. – Лежи, лежи. Попить хочешь? Сейчас я тебе молока подогрею! Или хочешь куриного бульона? В термосе есть, тетя Полина принесла.

– Гришенька … Ничего не хочу … Иди ко мне … Мальчик мой …

– Да ты никак реветь собралась? Вот новости!

Гриша сел рядом с ней, потом наклонился и поцеловал. Сперва в одну щеку, потом в другую, а потом, чуть помедлив, поцеловал в губы.

– Мой Гриша …

– Моя Тоня … Только не реви! Терпеть не могу, когда реветь начинают …

– Не ворчи … Это от слабости … Я никого не зашибла? Никто не видел, как я … ругалась?

– Успокойся, все нормально, все путем. Папа там весь испереживался … Тебе не тяжело так? Гриша прилег к ней на грудь и положил голову рядом с ее головой.

– Мне так приятно … Давай, я позвоню ему, успокою … А кто раздел меня?

– Я тебя раздел. Правда, юбку порезал, ты уж извини … сейчас принесу телефон.

– Толя? Это я, у меня все в порядке. – Тоня старалась говорить бодро, обычным голосом.

– Я лежу, вся обласканная Гришей. Он так обо мне заботиться! И кормит меня, ты не волнуйся! Нет, нет, не надо! У нас все есть, а я сейчас … некрасивая. Приезжай к вечеру, я отлежусь, посплю пока. Я целую тебя!

Она обессилено опустила трубку.

– Я чуть-чуть полежу, а потом ты меня покормишь … Вот как ты меня раздевал, я не помню … А вот как грел – помню. Это было … чудесно!.. Спасибо тебе, милый мой Гриша…

– Если ты будешь реветь, я рассержусь!

– Не сердись, я больше не буду …

Гриша помог ей повернуться на бок, старательно подоткнул одеяло и Тоня уснула.

Полина, сидевшая в соседней комнате за приоткрытой дверью и, казалось, полностью погруженная в свои материалы, вздохнула и продолжила свою работу.

ПРИБЫВАЮТ СКВОРЦОВ И ДР.

Свиридов неслышно прошел в комнату – на диване отвернувшись к стене спала Тоня, а рядом в кресле устроился Гриша.

Приложив палец к губам Свиридов и Гриша вышли в соседнюю комнату, где сидела Полина.

– У нас все в порядке, папа. Она спит спокойно. Пропотела, глюкозы ей дали. Молока немного выпила.

– Толя, не беспокойся, я посижу с Гришей. Белосевич был, ничего серьезного не нашел, оставил глюкозы. Есть горячий куриный бульон, молоко, мед.

– Ей еще поспать надо. Потом она начнет приводить себя в порядок, прихорашиваться для тебя.

– Спасибо, Полина. Спасибо тебе, сын. Я поеду в штаб – если что …

В штабе Свиридова ждали свежие документы. Прибыли контейнеры с видеомагнитофонами, телевизорами, дисплеями, компьютерами, измерительными приборами.

Пришло уведомление о прибытии из Москвы – завтра прилетали Скворцов, Петрова и неизвестный пока Чибрыкин.

Шифрограмма с пометкой «срочно» сообщала, что во время пересадки в аэропорту совершил попытку побега некто Белясь и был при этом застрелен.

– Владимир Альбертович, Белясь застрелен при попытке бегства. Есть готовить самолет для вас.

С ТОНЕЙ ПРОЩАЕТСЯ СТОРНАС

– Гриша? Ты тут? Сколько времени?

– Ну, как ты поспала?

– Хорошо. Есть хочу!

– Нос мокрый – зверь здоровый … Есть хочешь – жить будешь.

– Дай мне во что-нибудь завернуться. Я в ванну хочу …

– Давай я тебя отведу. Не хорохорься! Еще будешь тут мне показывать, какая ты сильная и что голова у тебя не кружится!

Тоня откинула одеяло и покорно дала Грише завернуть себя в халат и обхватив руками отвести в ванну. Там она присела на табуретку и смотрела, как Гриша готовит ей ванну, наполняет ее водой. Опираясь на него шагнула и опустилась в воду.

– Как хорошо! Я посижу немного, а потом ты поможешь мне сполоснуться. Хорошо? – она вытянулась в воде.

Полина наблюдала за ними, старясь не привлекать внимания, но и находясь в непосредственной близости, чтобы прийти на помощь при первой необходимости.

Свежепомытая и одетая Тоня за компанию с Гришей и Полиной с аппетитом выпила две больших чашки бульона и окончательно ожила. Посмотревшись в зеркало она не особенно одобрила себя.

– Но все же можно людям показывать. – заключила она. – Толя не забегал?

– Забегал. Посмотрел на тебя и убежал в штаб.

– Ну и ладно. Вот сейчас причешусь и стану совсем похожа на человека.

– Можно подумать, что ты похожа на что-то другое.

Тоня успела привести себя в порядок, и только тогда, как будто дождавшись этого пришел генерал Сторнас.

– Я улетаю, Тонечка. Зашел попрощаться. С Анатолием все порешали, все распоряжения я ему оставил. Думаю, через несколько дней прилечу снова.

– Успеха вам, Владимир Альбертович. Всего вам хорошего. Толя в штабе.

Не успел уйти генерал, как вновь появился Белосевич. Заворчал, забрюзжал, уютно начал стукать и слушать Тоню, измерять ей давление.

Успокоенный ее состоянием он скоро ушел и на смену ему появился Мальчик. Он прокатился по комнате, потом приложил руку к Тониной голове, хрюкнул и укатился к матери. Было видно, что он клубочком свернулся около ее ног и затих.

А вскоре пришел Свиридов, наскоро умылся и поцеловал Тоню влажными после умывания губами.

– Ну, отчитывайтесь.

– Немного побесновалась, меня Гриша укротил и в кровать уложил. Все. Чувствую себя нормально.

– Белосевич был? Слабость сильная?

– Был. Не очень. Есть хочу.

– Папа, я сбегаю в столовую, принесу чего-нибудь!

– Толя, мы пойдем. Мальчик считает, что все прошло спокойно, причин для беспокойства нет.

– А что же он сам не расскажет?

– Он у тебя на кровати поспит немного. Устал он, помогая Грише.

#Он пытался воздействовать напрямую на ее сознание. Говорит, что немного удалось. От этого и устал.

#Спасибо тебе и ему.

– Конечно, пусть поспит.

Полина ушла, а Свиридов взял Тоню на руки и стал тихонечко укачивать.

– Тебе надо поспать …

– Сейчас поем и лягу. Ты меня уложишь? Сможешь поспать со мной? Знаешь, как хорошо на меня действует, когда ты рядом?

– И на меня хорошо действует … Я постараюсь вернуться побыстрее, мне еще надо … побегать, покомандовать.

Во время кормления Тони раздался телефонный звонок.

– Свиридов. Папа, тебя.

– Свиридов.

– Добрый вечер, Дина Егоровна. Спасибо, все обошлось.

– Спасибо, ничего не нужно.

– Завтра я постараюсь побывать в больнице. Всего доброго.

– Дина помощь предлагала, – сказал он положив трубку. – Левушка ей рассказал о твоем припадке.

– Надо Левушку поблагодарить и извиниться перед ним. Весь первый всплеск он принял на себя, довел меня до дома.

ДАША и ВОЛОЖАНИН ВПЕРВЫЕ В КОМНАТЕ

В этот день мальчики были чем-то взволнованы и вели себя неспокойно, днем плохо спали, были рассеяны.

Перед ужином зашел Воложанин, дети встретили его радостно, все расспрашивали о поездке.

Даша постаралась скрыть свою радость и встретила Воложанина сдержанно, а когда он пригласил ее погулять вечером, ответила по всем канонам деревенского уклада – отводя глаза, уклончиво и расплывчато.

– Так я подожду вас на улице?

– Подождите, только не знаю я, получится ли …

Дети засыпали плохо. Уложив и дождавшись, пока все они крепко уснут, Даша выглянула в окно из коридора.

Воложанин ждал ее. Она набросила шубейку и выбежала к нему.

– Юрий Николаевич! Не смогу я сегодня с вами погулять. Мальчики сегодня какие-то вздрюченные, спят плохо, не могу я их оставить.

– Жалость какая … Может быть тогда посидим у вас … в коридоре? Там рядом, если что – дежурный позовет.

– Где в коридоре? В комнате свиданий?

– А почему нет? Тем более, что я утром улетаю … Правда, не надолго.

– Ну, уж если вы улетаете, – Даша никак не могла привыкнуть, что можно вот так запросто закрыться вдвоем в комнате, и все могут об этом знать …

Они поднялись на второй этаж, Воложанин зажег свет в ближайшей комнате.

– Идите, посмотрите, как там дела.

Даша заглянула в спальню – все было тихо.

– Если проснется кто-нибудь – позови меня, – сказала она дежурному, и, покраснев, добавила – Я тут рядом буду, в комнате …

За неплотно прикрытой дверью в слабо освещенной комнате ее ждал Воложанин.

«Интересно, а чего-то я боюсь? Или не боюсь? Одни будем, никто не видит …» – подумала Даша.

Опыт ухаживания у нее был крохотный, если можно назвать это опытом. В последнем классе ходил как-то за ней один мальчик, пытался целовать, но когда давал волю рукам, Даша его отшивала.

Так все и прекратилось, и весь опыт ее состоял из рассказов бывшей одноклассницы – к сестрам Огородниковым на полати частенько забегала переночевать Дашина школьная подружка Валька, жившая неподалеку.

– Ой, девоньки! – шептала Валька в очередной раз, сбрасывая платье и устраиваясь между сестрами на полатях.

– Ой, девоньки! А мы с моим сегодня так целовались, так целовались! – Валька довольно потянулась.

– Он приехал из Иркутска, привез мне американские капроновые чулки с резинками вместо подвязок – вот, поглядите!

Валька задрала комбинацию и повертела полными ногами в тонких телесного цвета чулках с широкими темными полосками кружевных резинок верху, удерживающими чулки на ноге.

– Все требует, чтобы я ему показала, как они на мне! А целуется! Девоньки, истинный пассаж! Свой язык засовывает мне в рот! Я спервоначалу не поняла, а потом ничего, освоила … И сама теперь ему в рот свой язык запихиваю … А он как засосет меня, так тут же руками начинает лапать … Пока целует, всю излапает … Стоим сегодня в сенцах, целуемся, а он расстегнул мне шубенку и ну щупать да сиськи мять! Мне и сладко и больно – он сильно щиплется! Прижал меня к стенке, а тут маманя! Звону было! Она – к отцу, тот за вожжи, а я к вам! Ох, девоньки, до чего же сладко целоваться!

«Интересно, станет он целоваться? И что мне делать, ежели станет – отбиваться или нет? А как начнет руками?»

Так ничего не решив Даша шагнула в комнату.

Воложанин встал, закрыл за ней дверь и сел рядом с ней на диван.

– Вы чем-то взволнованы, Дарья Федоровна? Что-нибудь случилось?

– Нет, что вы, все в порядке. Вот мальчики только …

– А что с ними? Я ничего такого не заметил.

– Да я тоже поначалу не замечала, а они с самого утра какие-то … не такие. То ли возбуждены чем-то, то ли взволнованы … А не говорят, что такое … мало ли что они узнали … по своим информационным каналам …

Даша не сразу заметила, что он взял ее руку в свою и легонько поглаживает ее, а когда заметила, то попробовала понять – что она чувствует.

А чувствовала она, что это ей весьма приятно и ей самой хочется погладить его руку. И уж потом поняла, что даже и не подумала, что следует руку-то свою отнять и рассердится.

И хоть выскочила она в старом своем еще школьном форменном платьице – а платьице давно стало ей коротковато, и подол был поднят по ее понятиям высоковато, и коленка-то ее касалась его ноги – почему-то страшно ей не было.

И уж никак не верилось, что вдруг он набросится на нее и начнет … А что начнет – она и сама не знала, но уж совсем успокоилась, когда заметила, что задвижка на двери вовсе и не закрыта – он дверь-то и не запирал.

Она рассказывала Воложанину о мальчиках, он переспрашивал, живо интересуясь каждым ее словом, и ей было приятно, что ему тоже все это очень важно знать.

И сама она дала ему вторую руку, и этим рукам оказалось всего удобнее лежать и общаться на ее коленке. И оказалось, что совсем не в тягость молчать и смотреть друг на друга, а потом задавать такие глупые вопросы и дружно смеяться над ними. И так просто отобрать у него свою руку, чтобы поправить волосы, а потом взять его руку в свою – руки у него были большие, с сильными пальцами, но такие нежные и ласковые.

И она почему-то ничуть не смутилась, когда в дверь еле слышно постучали.

– Дима во сне плачет, – негромко за дверью сказал дежурный.

– Иду! – откликнулась Даша, и отобрав свои руки у Воложанина пошла за дежурным.

Успокоив мальчика и поправив одеяла и подушки у остальных она вернулась к Воложанину, и совершенно естественно села вплотную к нему, и прислонясь к нему плечом, по детской еще привычке поджала под себя ногу. И замерла. Короткое платьице ее от этого движения поднялось совсем уж до полнейшего безобразия, а коленка ее уперлась в его ногу …

Воложанин не замечая ее заминки взял двумя руками ее руку, подул на нее.

– Так что там случилось, Дашенька?

Нежное пожатие его рук, добрые глаза и мягкая улыбка успокоили Дашу, а обращение «ты» показалось совершенно естественным.

И когда через пару минут она уже рассказывала о своих братьях и сестрах, то ей ничуть не казалось странным, что их руки опять устроились на ее поджатой ноге, даже на внутренней стороне ноги, и лежат много выше колена – а ей почему-то ни капельки не было стыдно, не было страшно и было очень приятно все это. Прикосновения его рук были такими волнующими и ничуть не страшными …

«И никуда он не лезет, ни за какие места не хватает», – но это уже прошло где-то совсем в стороне от ее сознания.

Только прощаясь у дверей детской спальни и глядя ему вслед Даша поняла, чего ей хотелось все это время – ей хотелось, чтобы он поцеловал ее.

ГРИША ПРИСТРУНИЛ РОДИТЕЛЕЙ

Свиридов тихонько проник в спальню. Тоня не спала и ждала его.

– Не разбуди Гришу, – прошептала она.

Свиридов разделся и забрался к ней под одеяло.

– Обними меня.

– Ты не очень резвись …

– Погрей меня …

– Ты ручонки-то приструни … закрыто на учет …

– Обними меня хотя бы …

– Устраивайся, устраивайся …

– Руку положи … нет, не так, под пижаму …

– Да угомонись ты …

Гриша проснулся, прислушался, решил не показывать, что проснулся, но не удержался и рассмеялся.

– Ну, родители, вы даете!

– Гриша, мы тебя разбудили? Прости нас …

– Мы больше не будем … шуметь. Я бы забрал Тоню к себе, да мне придется уйти ночью. Она останется на твое попечение.

– Угу … Мне тебя заменить? Лечь рядом с Тоней?

– Мы уж тут сами разберемся, кому с кем рядом лечь. – Тоня остановила Свиридова и ответила сама. – Спи давай.

Она уютно устроилась на плече у мужа, прижалась к нему, обхватила его руку и закрыла глаза.

СВИРИДОВ УШЕЛ ПОД УТРО

Свиридов ушел под утро, а Тоня проснулась посвежевшая и полная сил.

– Соня, вставай! Нам с тобой надо приготовить комнату для Вити Скворцова, он сегодня прилетает.

– Ура, дядя Витя прилетает! Доброе утро. Как ты? Как себя чувствуешь?

– Все нормально, все прошло.

ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА. МОЖНО ЛИ НАМ ЗАВОДИТЬ ДЕТЕЙ

Детская площадка обустраивалась и обустраивалась.

От корпуса к ней протоптали широкую тропинку. Редко кто обходил ее стороной, почти все делали крюк и хоть минутку, как бы не торопились, останавливались полюбоваться ребятишками.

Пологая горка с длинным раскатом уходила за торец 400-го корпуса. Мальчики катались на санках по двое, и поэтому кому-то не хватало пары и он ехал с горы с Дашей, уютно устроившись между ее колен.

Санки раскатывались, вылетали на снег и оба – Даша и ее спутник – с визгом и хохотом летели в снег. Их оттуда доставали общими усилиями и все весело возвращались к горке. Теперь с Дашей ехал кто-то другой и как-то само собой получалось, что эта негласная очередь соблюдалась очень строго.

Когда Даше на помощь приходили мамы, то всякий порядок нарушался, хотя мамы и не делали особого предпочтения своим сыновьям, а с веселым хохотом летели в сугроб, обнимая чужого мальчика.

Свиридову выделили персональные санки и он в одиночестве промчался по спуску и улетел в сугроб, и его выковыривали оттуда мальчики, Даша и Вера Толоконникова с Валерией Дзюбановской.