Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

– И как это тебя угораздило так в сугроб залететь? Дальше всех улетел!

– Из шапки снег вытряхните, а то замерзнет!

– Толя, я хотела с тобой посоветоваться, можно? Ты не спешишь?

– Давай, советуйся. Ну, все, мальчики, все. Мы с Лерой пойдем, пошушукаемся.

– Приходи к нам кататься!

Ребятишки повезли санки обратно, а Свиридов с Дзюбановской медленно пошли по дорожке.

– Как Олег?

– Хорошо. Делает успехи – плавает, как заправский пловец. Толя … Рыбачков с ним дополнительно гимнастикой занимается. Говорит, что у Олега большие способности … как ты говорил.

– Какие-нибудь проблемы?

– Да как тебе сказать … Вот пару дней с тобой не говорила, и я с трудом на ты разговариваю.

– А ты похорошела.

– Да ну что ты! Правда?

– Правда. И остальные мамы – тоже.

– Это оттого, что наши мальчики с нами.

– Думаю, что не только от этого.

– А что, заметно?

– Ну, смотря что … Заметно, что каждая из вас обзавелась близким другом и мальчики это оценили и приняли. Думаешь, не заметно?

– Толя, у меня деликатный вопрос …

– А мне вообще везет на деликатные вопросы. И чего я такой везучий?

– Понимаешь, у каждой из нас уже есть ребенок. Но ведь мы еще не старые …

– Ну и заводите еще.

– Можно? Ой, Толя, а я об этом и стеснялась тебя спросить! То есть не об этом … ну, ладно. Наши мальчики – особенные. Так можно ли нам иметь детей и будут ли они … Плохого ничего не будет?

– Милая Лера! Да заводите, и поскорей, пока эти не выросли! Разве можно лишать вас такого счастью … Думаю, плохого ничего не будет – ведь ты имеешь в виду их здоровье? Вряд ли они будут такими, как эти, особенными …

– Толя, ты себе не представляешь, как хорошо! Я всем девчонкам расскажу! Вот они обрадуются!

– А свадьбы зажать хотите? Я, как ваш всеобщий брат, этого не допущу! – Свиридов ужасно гневался, а Лера смеялась.

– Я тебя поздравляю. – он и тепло и ласково поцеловал Леру, – Желаю вам с Анатолием всяческого счастью и детишек.

– Спасибо, Толя. У нас у всех … ну, в разной степени готовности … к свадьбе … Но ты же все равно узнаешь первым.

– Вот и хорошо. Конечно, легкой жизни не будет, но Даша поможет …

– Да у нее самой … – Лера прикусила язык.

– Не болтай зря! А получится у них – так счастья им огромного!

– Ты знаешь?

– А у меня вопрос к тебе, вернее к вам всем тоже есть. И очень серьезный. Вы бывали в интернате много раз. Не чувствовали ли вы что-нибудь особенное там, в тех помещениях?

– Особенное? Что именно?

– Что угодно, любую мелочь. Сонливость, жажду, излишнюю веселость, желание уйти оттуда или наоборот … Все, что угодно. Спроси и сама подумай, хорошо?

– Я подумаю … Но все всегда бывало связано с мальчиками, мы скучали без них … Но каждую ночь …

Лера подумала, опустила глаза.

– Толя, я там каждую ночь вспоминала … отца Олега и как мне с ним было хорошо … в постели. Первые разы, когда мы туда поехали, это было так сильно, что … По-моему, примерно такие же чувства испытывали и остальные … Со временем все это, конечно, притупилось …

– Ты подумай, пусть остальные подумают. А потом поговорим. Это очень важно.

РАХМАТУЛИН НАСЧЕТ ДОПУСКА ЧЕРНОМЫРДИНУ

– Анатолий Иванович, майор Рахматулин просит принять его и Черномырдина.

– Жду.

– Анатолий Иванович, ко мне обратился Семен Гаврилович Черномырдин с несколькими вопросами, относящимися к сведениям различной степени секретности. Я хотел бы получить от вас соответствующее распоряжение.

– Семен Гаврилович Черномырдин выполняет мое поручение. Все сведения, которые ему необходимы, он должен получать незамедлительно и полностью. В отношении степени секретности … Как вы знаете, Сергей Мунирович, есть разные формы допуска к секретным материалам и документам. Так вот у Семена Гавриловича форма наивысшая из всех возможных и невозможных – ему доступно все, что ему нужно. А что ему не нужно – он просто не воспринимает. Поэтому у нас в Москве он просто не знал, что такое секретные материалы.

– Но мне нужно какое-то основание для допуска.

– Сочините его сами, я посмотрю и подпишу.

– Вот, я подготовил. Хотя мог ошибиться по части вопросов, которые будут интересовать товарища Черномырдина.

– Семен Гаврилович, вы видели этот черновик?

– Да, Анатолий Иванович, но ничего там не понял. Простите …

Свиридов прочел поданную ему бумагу, вписал несколько слов и подписал.

– Галина Климентьевна, зарегистрируйте, пожалуйста. А для работы, Сергей Мунирович, отведите Семену Гавриловичу комнату у себя рядом с первым отделом, чтобы ему секретные материалы с собой таскать не приходилось.

В БОЛЬНИЦЕ – ЛЮДА БЕРЕСНЕВА

Главный врач оказался у себя в кабинете.

– Как дела у Дины Егоровны?

– Знаете, Анатолий Иванович, неплохо. Она нашла общий язык с нашими старушками, а наши трое врачей-мужчин просто в ней души не чают и ревнуют ее друг к другу.

– Прекрасно. А как с персоналом у нее отношения?

– Нормальные, я бы сказал. Попробовали ее попытать по профессиональным вопросам, где училась, что кончала … Психиатрию, психологию она, видимо, знает неплохо, но увиливать от вопросов умеет в совершенстве … В сугубо медицинские вопросы не лезет, больше занимается разговорами, бытом пациентов. К младшему персоналу строга, требовательна, но не вредничает. С врачами – отношения … дружеские. Ну, проучила одного.

– И что именно?

– Дежурят сутками, немного выпивают, сами понимаете. Привыкли к доступности здешних дам … А тут женщина, и какая! Ну, один из наших записных донжуанов и попытался … Потом рукой не владел почти сутки … Но надо сказать, что она с ним не поссорилась! И разговаривает нормально, и руку ему массировала, я сам видел.

– Нормально. Вы женаты?

– Это называется – гражданский брак. Не расписаны, но живем вместе уже десять лет. Здесь это редкость – столько лет вместе и без «прогулок» на сторону.

– Желаю вам счастья и на будущее. А как устроен ваш быт? Где вы живете?

– У меня квартира в этом корпусе. Как у главного врача. Остальные живут в городе, поэтому предпочитают дежурить сутками, чтобы меньше времени тратить на дорогу.

– А что за заброшенные строения рядом с больницей?

– Раньше был здесь армейский госпиталь, потом больница с хирургией, физиотерапией и прочими отделениями. Подсобное хозяйство было, теплицы. Недалеко когда-то была деревня с церковью, но там мало что осталось … А теперь вот остался один этот корпус.

– Я пройду к Бересневой, а потом хочу поговорить с Утечкиной. Предупредите ее.

Бересневу Свиридов нашел на том же само диване – казалось, она так и не вставала с прошлого раза.

– Я рада вам. Очень хорошо, что вы навестили меня. Садитесь сюда.

Она указала рукой на диван около себя.

– Что вы поделываете?

– Когда есть силы – читаю или слушаю музыку.

На полу около дивана стоял переносной магнитофон – так, чтобы его можно было достать, не вставая с дивана.

Свиридов взял изящный томик и прочел несколько фраз на французском языке.

– Кто вы такой, полковник Свиридов? Заставляете людей делать то, что вам нужно и в подлиннике читаете Бодлера? По слухам изумительно играете и поете, и стреляете в людей? Кто вы?

– А кто вы? Вы это знаете?

– Это известно лишь богу …

– А я принес вам несколько кассет с записями французов, и в том числе Патриции Каас.

– Какая прелесть! Вы балуете меня, потому что я больна?

– Нет, потому что вы мне понравились.

– Неужели я еще могу нравится?

– Женщина может нравится всегда, и вы это знаете.

– Я теперь многое знаю … Но от многих знаний легче не становится … Я скоро умру … Верно?

– К сожалению, мы все смертны. Одни – раньше, другие – позже. Одни – знают свой конец, другие – в неведении, а он может прийти внезапно.

– Вы знакомы с Диной Егоровной? Это наш новый врач. Она умеет слушать и слышать. Она умеет говорить и успокаивать.

Береснева перебирала кассеты с записями, принесенные Свиридовым.

– Вы не возражаете, если я включу? Мне не терпится.

– Конечно.

Она нагнулась и включила магнитофон.

Тревожный и волнующий голос певицы заполнил комнату.

Береснева откинулась на спинку и закрыла глаза.

Свиридов немного посидел, потом молча поцеловал ее руку и вышел.

ДИНА

У Дианы был крохотный кабинет, скорее даже кабинетик – там умещались только письменный стол, шкаф и два стула.

– Мне хватает. Даже хорошо, что тесно – создает ощущение близости с посетителем.

– Как успехи?

– Познакомилась со всеми врачами и пациентами. Пытаюсь классифицировать их по тяжести состояния и по методам общения. Беседую, слушаю, сижу с ними.

– Они больны?

– В большинстве своем – нет. Просто одиноки, забыты, заброшены. Одиноки, – Диана подчеркнула это. – Больных по настоящему несколько человек, трое. Три женщины – полностью потеряли всякий контакт с окружающим миром. Здесь нет стариков – они просто так выглядят. Трое мужчин – старики, а им всем примерно по сорок пять. Выглядят на семьдесят – восемьдесят.

– Проблемы с персоналом?

– Никаких. В основном очень добрые люди. Здесь трудно работать злым – они начнут издеваться над пациентами. Проблемы в другом.

– Я слушаю.

– Я не врач, но мне показалось, что нет современных лекарств. Самых простых. Но я могу ошибаться. Второе – нет музыки, нет видео. Моим старушкам …

– Моим?

– Да, моим. Я вам благодарна, что вы привели меня сюда. Я чувствую себя нужной им. Они уже провожают меня вечером и встречают утром. А старушки … самая старая – ей пятьдесят один год. Им так нужна музыка, нужны фильмы, нужны самые простые развлечения.

– Понятно. Третье?

– Третье … Это сложнее. Я католичка. Наша вера несколько отличается от вашей, пусть в деталях. Например, у вас нет чистилища, нет самого понятия чистилища с его очищающим огнем. Исповедь и покаяние … Хотя эти отличия в деталях и нужны только священнослужителям … Но мне иногда трудно удержаться, отойти от догматов своей веры.

– А что, вы беседуете со специалистами, которые могут вас уличить?

– Я об этом не думала. Вряд ли, они все неверующие … Но не нарушу ли я какие-то внутренние, глубинные основы их веры?

– Не нарушите. Вы их не делаете верующими, вы успокаиваете их души. Только не обещайте им рая, не надо. Ад у них уже был, и хорошо, если они этого не понимают.

– Вы меня успокоили, Анатолий Иванович. Хотя убедили не до конца. Мне не нужно крестится в православную веру? Я ведь теперь Утечкина.

– Человека можно крестить только один раз – пусть я не могу себя считать верующим, но я так думаю. А вот паспорт вам поменять еще раз стоит – стать Худобиной.

– Слушаюсь.

– И еще у меня есть для вас задание. Нужно будет поехать со мной на один объект и приглядеться там – может быть вы увидите там то, чего не вижу я.

– Я готова.

– Это не займет много времени. Я позвоню и заеду за вами.

С ЛЮБОВНИЦЕЙ ОРАТЫНЦЕВА

– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Вы просили меня зайти к вам?

– Да, Валерия Осиповна. Проходите, садитесь.

Верещатская устроилась за столиком для посетителей. Сегодня она была одета в строгий костюм и внешне мало походила на ту неполностью одетую даму, которая пыталась установить со Свиридовым более тесный контакт.

– Тема нашего с вами разговора – Оратынцев. Я решил поговорить с вами, поскольку вы достаточно близко знаете и самого Леонтия Павловича, и его супругу Алину Яковлевну. Считайте, что о степени вашей близости я знаю столько же, сколько и вы сами.

Верещатская не выказала удивления и спокойно слушала Свиридова.

– Кроме ублажения приезжих начальников женским телом своих любовниц профессор оказался вовлеченным в незаконный вывоз отсюда золотых изделий и наркотиков. При передаче дела в суд ему грозит длительный срок либо лагеря особого режима, либо ссылки. Учитывая, что он еще вдобавок виноват в невыполнении тематических планов лаборатории, созданной для него, то участь его незавидна.

– Почему вы говорите это мне? Есть жена.

– Вы прекрасно знаете, что Алина Яковлевна – пустышка, неспособная самостоятельно мыслить и действовать, и их брак – типичный брак по расчету. Поэтому я говорю с вами, а уж вы потом сами решите, что и как говорить профессору и его жене.

– Итак, в случае передачи дела в суд будут затронуты многие люди здесь и не здесь, дело приобретет значительную огласку и пострадавших будет много. Вы – в том числе. С другой стороны можно избежать огласки, ограничившись служебным разбирательством. При этом не будет такой огласки, многие из причастных лиц будут наказаны символически, а Леонтий Павлович с супругой хотя и будут наказаны, но несколько иначе.

– Мне больше нравится второй вариант и скорее всего мы им и воспользуемся. При этом те женщины, которых Леонтий Павлович тем или иным способом использовал для своих целей, отделаются легким испугом и смогут продолжать свою работу. Что вы на это скажете?

– Но Леонтий Павлович может не согласиться …

– Пока меня интересует ваше мнение. Его мнение меня не интересует.

– А моя жизнь вас интересует? В какой мере? Вы знаете, она … Отчим жил со мной с семилетнего возраста. Я была крупной, развитой девочкой. Сперва я что-то испытывала, потом перестала. Когда мальчишки затащили меня в подвал и изнасиловали всем классом – я ничего не почувствовала. Ни боли, ни удовольствия, ни стыда. Мальчишки были поражены моему спокойствию. Потом это неоднократно происходило в школе. Запрут дверь, поставят меня раком на парту. Это продолжалось и в институте. И преподаватели, и студенты пользовались мной, а некоторые просто приходили ночью к нам в комнату и просили – дай. Преподаватели ставили положительные оценки, ребята дарили что-нибудь. Я ничего не чувствовала – пользовались как вещью. После института я попала в один НИИ, так там начальник оберегал меня и держал для личного пользования. Но не могу сказать, что диссертацию делал мне он – я все сама делала. Здесь Оратынцев сразу понял и использовал меня. У него было много любовниц в лаборатории, он не упускал случая. Подкладывал он меня под Нефедова, под Беляся. Оба они были порядком развращены и много требовали. Подкладывал и свою собственную жену. Были случаи, когда мы вместе с ней обслуживали Нефедова – она не отказывалась. Для чего я вам это рассказываю? Хочу, чтобы вы поняли – для меня это совершенно естественный с самого раннего детства способ использования своего тела. И не такой уж корыстный – ну, что там я получала от Леонтия Павловича. Одни неудобства.

Верещатская говорила совершенно спокойно и буднично. Помолчав, она продолжила.

– Не будет профессора с его наклонностями – я не буду испытывать потребности в этом. Что лучше для него из предложенных вами вариантов? Не знаю. Мне все равно. Для меня, для многих сотрудниц лаборатории лучше обойтись без огласки – почти всех своих наложниц Леонтий Павлович принудил к сожительству с ним. Нам всем более подходит второй вариант.

– Тогда поговорите с его женой, объясните ей по возможности ситуацию. Ей придется разделить его участь. А вам и другим женщинам, имевшим связь с Оратынцевым, представляется возможность продолжить работу. Приедет новый начальник, он будет решать судьбу каждого сотрудника в соответствии с производственной необходимостью.

ТОНЯ с ГРИШЕЙ ГОТОВЯТ КОМНАТУ СКВОРЦОВУ

Тоня и Гриша готовили комнаты к приезду Скворцова. Комнаты – гостиная и кабинет-спальня были обставлены так же, как и у Свиридовых, только у Свиридовых было три комнаты.

С помощью Гриши и девочек из обслуги все это приобретало жилой и уютный вид.

Появились занавески, покрывала, уютные подушки на диване, плед на кресле, полотенца, халат и всяческая мелочь в ванной, посуда в кухонном уголке.

В кабинете-спальне появился кроме письменного еще один громадный стол, на котором Скворцов мог разбрасывать свои чертежи и другие бумаги и устраивать тот беспорядок, называемый им «порядком», к которому он привык и который считал необходимым элементом своей работы.

Советуясь друг с другом они наполнили холодильник.

– Ну, как ты думаешь, ему будет здесь хорошо?

– Думаю, да. Мы старались.

– Старались, старались … Может быть, вазочку на стол поставить? Или не стоит? Ты проверил телефон? Работает?

– Проверил. Работает. А пепельницу можешь подарить ему на новоселье.

– Мне так хочется, чтобы ему стало сразу уютно и тепло … Он же будет тут один, без своих …

– Привет! Мы же будем с ним!

МАЛЬЧИК С БУДУЩИМ

В кабинет проник Мальчик.

– Привет, несносный ребенок!

– Привет, строгая женщина по имени Галя! Дядя Толя, нам с мамой надо с тобой пошептаться. Можно сейчас?

– Давай. Где мама?

– Сейчас приведу, – Мальчик вышел в приемную.

Суковицина вопросительно взглянула на Свиридова и вышла.

– Ну, давайте. Кто начнет?

– Давай я. А Олег пусть меня поправляет и дополняет. – Полина заметно нервничала.

– Мама, поспокойнее. Нет причин для паники.

– Я постараюсь … Как ты знаешь, Толя, у Олега сохранился мысленный контакт со мной до сих пор. Если я со всеми вами мысленно общаюсь … дискретно, когда нужно, то с Олегом у нас полный контакт постоянно. Мы его отключаем, иначе просто невозможно – мы чувствуем себя как одно целое … с двумя головами.

– Это может быть даже занятно. Представляешь, я только что напился до горлышка, а маме вдруг очень захотелось пить – и если я не скорректирую, то тоже начну пить снова. Или когда я один раз расшиб себе ногу, а заорала мама, ты представляешь?

– Можно вопросик?

– Давай, дядя Толя. Только небольшой, ладно?

– А вот когда мама целуется? – ехидно спросил Свиридов.

– Дядя Толя, ты нахал! – ответила Полина.

– Я тебе потом отдельно расскажу, хорошо, дядя Толя? – Мальчик задумчиво поглядел на нее.

– Ты только … не очень, хорошо, Олежек?

– Ладно, ладно … Не отвлекайся.

– С вами не отвлечешься, так заблудишься … Самое интересное, что когда мы не заглушаем информации друг от друга, то наши возможности возрастают – например, я могу с легкостью мысленно общаться на большом расстоянии, общаться сразу с несколькими и так далее. Поэтому когда Олег рядом, мне все это удается лучше.

Мальчик задумчиво сползал со стула, стараясь принять привычное для него уютное лежачее положение.

– Утром Олег рассказал мне, что он видел во сне. Нет, не словами – он передал мне эту информацию. Это был праздничный концерт со всякими световыми эффектами, с прожекторами, с дымом и взрывами, с небольшим оркестром …

– Только они не играли, а делали вид, что играют. Звук был в записи. – уточнил Мальчик.

– И был певец, который пел песни и при этом все время бегал и прыгал. Текст песни Олег записал по памяти. Но главное не это.

Свиридов ждал, проглядывая текст песни.

– Главное, что на сцене висел такой вычурный занавес весь разрисованный и задрапированный с надписью «Песня-96» …

#Уж не хочешь ли ты сказать, что мальчик видел будущее? – мысленно спросили Свиридов.

#Как ни крути – получается именно так! – так же мысленно ответила Полина.

#Олег, это было первый раз?

#Кто же его знает. Раньше дат не было, а картинки были. Это же как сон.

#Ты умеешь входить в информационное поле обыкновенных людей?

#Умею. Не люблю этого – там такая белиберда…

#Он хотел сказать, что ему хватает меня – моего информационного поля с моей белибердой!

#Сама сказала – я этого не говорил. Но действительно, дядя Толя – подключение к любому информационному полю другого человека весьма утомительно, если не сказать – противно. Ведь вся бытовая мелочь лезет …

#А по ключевым словам или понятиям ты не пробовал?

#Да пробовал! Все равно лезет всякая дребедень! Вот я тебя сейчас пытался подключать в плане ключевого понятия отношения к моей маме – так кроме этого там такого насмотрелся!

#Представляю! Хорошо, что я этого не умею. – и Полина улыбнулась.

#Думаешь, узнала бы что-нибудь новенькое о моем к тебе отношении?

#Я могу засвидетельствовать, мама, что дядя Толя к тебе очень хорошо относится! Ну, очень-очень хорошо!

#А ты, вредный и противный мальчишка, часто пользуешься таким способом получения информации?

#Нет, дядя Толя. Это так утомительно – знать слишком много. А потом невольно узнаешь то, чего совсем не хотел узнавать … А это мешает … Мешает жить.

#Ты слышала, Полина? Излишняя информация мешает жить … Я с тобой полностью согласен, Мальчик.

#Что делать-то будем, Толя?

#Что делать – песню Мальчик пусть Пете и Диме покажет. Споем как-нибудь. Факт запомним, а вы оба обратите внимание на сны Олежки. Что еще можно сделать? Эткину надо рассказать, пусть старик подумает.

ПРИЛЕТЕЛИ СКВОРЦОВ, ПЕТРОВА, ЧИБРЫКИН

Свиридов задержался в штабе – пришло сообщение о том, что завтра местным рейсом прилетают Умаров и Иванищева.

Сделав необходимые распоряжения Свиридов поспешил в кафе и успел как раз вовремя. В ярко освещенном холле корпуса толпились встречающие.

Из остановившегося джипа вышли трое и пропустили вперед женщину. Подтянутая, стройная, в привычном камуфляже она сразу попала в объятия ребят Воложанина. Объятия, поцелуи – чтобы не мешать Свиридов отошел в сторону и крепко обнял Виктора Скворцова.

– Привет, Толя!

– Привет, Витя. Мне так тебя нехватало … Иди, здоровайся.

Скворцова обняла Тоня, на нем повис Гриша.

А к Свиридову строевым шагом подошел подполковник в полевой форме.

– Подполковник Чибрыкин, Емельян Никанорович. Направлен к вам взамен майора Самсонова. Вот пакет.

– Здравствуйте, Емельян Никанорович. Свиридов, Анатолий Иванович. Ждал вас. Дела – завтра.

– Товарищ командующий! Старший лейтенант Петрова прибыла для дальнейшего прохождения службы!

– Вольно. Здравствуй, Оля! Очень рад тебя видеть. Присоединяюсь к поцелуям и объятиям ребят. – Свиридов легонько коснулся руками ее плеч. – Иди к ним.

– Майор Рахматулин, проводите подполковника Чибрыкина. Мальчики, забирайте Ольгу! Тонечка, веди Витю – я сейчас поднимусь к вам.

Свиридов присел за стол у администратора и вскрыл пакет. Кроме приказа о назначении подполковника Чибрыкина там еще были несколько листков – биография Утечкиной Дины Егоровны.

ПЕТРОВА и МАМЫ

А ребята Воложанина повели Ольгу не к себе, а к мамам. Там их ждали.

– Оленька, познакомься – это моя Зина, – представлял свою даму Петроченков.

– Оленька, а это моя Галя, – подводил Петрову к своей даме Хитров.

– Это моя Катерина, – пояснял Разумеев.

– Познакомься, Ольга – это моя Веруша, – хвастался здоровяк Маленький.

– Оля, а это моя Ниночка, познакомься, – говорил Петров.

– А это – моя подруга Валерия, – знакомил Рыбачков.

– Оленька, а это моя Веруня, – подвел Кулигин Ольгу.

Петрова здоровалась, пожимала руки и ее шрамы не вызывали жалостливых или испуганных взглядов.

– Здравствуйте, девочки. Меня зовут Оля, Ольга Петрова. Мне очень приятно, что мальчики решили начать со знакомства с вами. Мне успели шепнуть, что завтра предстоит не менее трогательное знакомство с вашими сыновьями? Честно, мне не терпится. До завтра?

– Вот твоя кровать, вот твой шкафчик. Или ты хочешь жить отдельно?

– Я тебе покажу отдельно! Я тут у вас порядок наведу!

Ольга сбросила ремни, куртку и опустилась на койку.

– Поешь? Выпьем немного по случаю твоего приезда.

– Обязательно. Только помоюсь.

Через несколько минут все сидели за столом. Ольга переоделась в спортивный костюм, чокалась с ребятами и все были так довольны встречей после не столь долгого, но все же расставанья.

А еще через полчаса она спала, уютно устроившись на своей постели в углу комнаты под дружное посапывание и похрапывание спящих ребят.

– За твое прибытие!

За столом в номере Скворцова сидели только свои – Свиридов, Тоня и Гриша.

Его наперебой угощали и так же наперебой не давали есть, задавая вопросы. Он старательно отвечал, передавал приветы, рассказывал. И эти рассказы продолжались заполночь, и только когда глаза у Скворцова стали совсем слипаться, его оставили в покое и Свиридовы ушли к себе.

ДАША и ВОЛОЖАНИН ПОЦЕЛОВАЛИСЬ

Днем им повидаться не удалось, но вечером, после того, как заснули мальчики и встретили приехавших, Даша выбежала к нему на улицу.

– Я одетая тепло, – сообщила она Воложанину и взяла его под руку.

Они молча бродили по дорожкам. Наконец Даша остановилась и повернула Воложанина к себе. Она стояла близко-близко, их губы были совсем рядом, а он обнимал ее за плечи.