Вэй Аймин

– Твоя бабушка – вдовствующая ванхоу75. Её привезли еще ребенком из далеких северных степей нэймэны. Нэймэны не только воюют с Шань и Чжао, они также разоряют своих северных соседей, уводят людей в рабство. Твою бабушку, мою мухоу76, еще ребенком отбили в каком-то конфликте в Чжао. Она очень выделялась – голубые глаза, светлая кожа, светлые волосы… На неё обратили внимание торговцы рабами и привезли в Мудан. Там её продали в вангон в качестве служанки. Она понравилась давану, твоему дедушке. Потом, когда она выросла, твой дед, взял её в наложницы, и со временем сделал её ванхоу… Какие истории ты хочешь, чтобы я тебе написала?

Минмин сидела на подушке, опершись локтем о край невысокого письменного стола, терла брусок туши о чернильный камень. Вэй Нуан взяла кисть, обмакнула в разведенную тушь, приготовилась писать.

– Красная шапочка и серый волк, – продиктовала название сказки гонджу, – Жила была…

… закончив писать чжангонджу положила кисть на подставку для кистей, перелистала исписанные листы бумаги.

– Это очень интересная история, как ты до неё додумалась?

– Это не я, – ответила гонджу, – давным-давно… не важно.

– Я рада, что ты пришла ко мне и попросила о помощи. Я думала ты больше не хочешь со мной общаться.

– Взаимоотношения муню всегда сложны.

– Но дочь нуждается в мутин, а ты… как будто избегаешь меня. Тебе всего семь, а ты уже…

– Я необычный ребенок! Да, маленькие дети все нуждаются в фуму. Когда же они вырастают. Они забывают про всё то добро, которое для них сделали и стараются доказать, что могут жить самостоятельно, отвергая таким образом всё то хорошее, что было для них сделано. И помня только плохое. Так они оправдывают свое желание отделиться от опеки фуму. Эта истина стара как мир, но каждый раз, когда фуму и дети сталкиваются с подобными вещами, они очень переживают, бывают не готовы к этому.

– Да, но ты еще совсем ребенок, – настаивала на своем чжангонджу, – как ты можешь отвергать меня, когда я тебе не нужна, и приходить ко мне, когда тебе что-то нужно? Разве в таком возрасте ты не должна каждый день быть радом, требовать внимания, заботы.

– Я, еще раз повторяю – я весьма необычный ребенок. Почему вы и футин не родите мне братика или сестричку, тогда у вас будет настоящий малыш, а не такая паршивая овца, как я.

– Что за выражение?

– Да, черная, черная. Не паршивая. Черная овца в семье – это я. Но я не против быть ею. Я не против выделяться, быть не как все. В каждой семье есть такая вот черная овца. Это нормально и меня это не тяготит. Ну, может быть немного, но я понимаю, что я другая, и с этим ничего не поделаешь. Я пыталась в течение семи лет подстроиться, быть как все, но у меня не получилось.

– Ты… – Вэй Нуан задумалась, подбирая слова, – просто очень умна.

– Нет – я гениальна. Умны – ученые, и только художники – гениальны! Я посмотрю? – гонджу выхватила листья из рук Вэй Нуан, – отлично, то, что нужно! Я постаралась подобрать самые простые слова, будем учить детей читать по этой сказке, раз азбуки нет.

– Подожди, – остановила она дочь, – эти листы надо отдать переписчику.

– Зачем?

– А как ты собираешься эту историю давать читать детям в сюесяо, если тут только один экземпляр?

– Не волнуйся, – заверила, выбегая за порог, Минмин, – я попрошу Бай Ци сделать печатный станок.

– Что? – крикнула вдогонку дочери Вэй Нуан.

– Печатный станок, – повторила Минмин, – Завтра приду и запишем новую сказку, хорошо?

Она, не дождалась ответа, убежала. Чжангонджу обескуражено посмотрела ей вслед.

Гонджу выдавала по сто идей на дню, Бай Ци, не поспевая за ней, привлек к работе уже более двадцати помощников, но идеи продолжали сыпаться как из рога изобилия. Работа кипела. Для обеспечения безопасности при работе с раскалённым металлом и стеклом, для обеспечения сохранения секрета изготовления шелка, бумаги, дзяндзюн приказал огородить большую территорию, прилегающую к тренировочному лагерю, поставил охрану.

Через месяц кропотливой работы была закончена примитивная печатная машина, заложен фундамент под мельницу и заготовлены все основные элементы её конструкции. Заложили большую печь для изготовления стекла и плавки метала. Вдоль дороги между лагерем и притоком Суньхэ устроили селитряницы: кучи навоза, перемешанного с известью и соломой – для получения селитры, которую можно было использовать в качестве удобрений. Так же заложили углежжение кучи для изготовления древесного угла, который потом использовался в качестве топлива в печах.

Еще гонджу умудрилась сконструировать небольшой арбалет и теперь все усмешки, которые на неё сыпались с утра на плацу от Хей Яна и Хей Ина, когда она пыталась натянуть огромный, неподъемный лук и попасть стрелой в цель – закончились. Бай Ци наделал ей целый мешок стрел и она практиковалась то с арбалетом, то с луком.

В циюэ была открыта сюесяо. Сюесяо занималась чжангонджу и дайфу. Минмин даже не пошла на открытие, сославшись на то, что не любит толпу. Но, по большему счету, для того, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание. О ней и без того пошли толки в городе. Многие шептались о необычном ребенке дзяндзюна и чжангонджу, многие отмахивались: «подобной несусветицы просто не может быть, чтобы ребенок семи лет распарывал и зашивал живот беременной». Впрочем разговоры быстро пресекались: дзяндзюном – посещающим городской магистрат и чиновников, чжангонджу – наносящей визиты женам чиновников.

Кроме того всю «славу», так или иначе, принял дайфу. В том числе в истории с Мими. Мими шла на поправку, гонджу уже давно сняла швы и повязку. Шрам горел красной полосой у неё на щеке, но хорошо заживал и гонджу каждый раз убеждала её, что через пару лет, когда она подрастет, шрама почти не будет видно. Мими же, стесняясь, прятала лицо и не хотела выходить из своей комнаты, плакала днями напролет.

Дзяндзюн предложил её мутин, Ся Сифен, брак, о котором он договорился, и та согласилась: всё что угодно, лишь бы поскорее уехать из этого проклятого места. Кормилице выделили хорошее приданое и она, выйдя замуж и забрав дочь с собой, к циюэ уже покинула поместье.

Часть 2

Небесный цветок

8-й год правления Вэй Цинсы – вана.

Иншань, северо-восточная граница Вэй гуо.

Глава 12

Теплый осенний вечер, циюэ. Гонджу сидела в кабинете дзяндзюна и изучала карту Вэй. Дождей к концу лиуюэ в этом году не дождались, начались они только сейчас. Циюэ подходил к концу, пасмурная погода наводила скуку на всех, кроме Минмин.

– Сколько занимает дорога до Янь? – спросила Минмин.

Она указала точку на карте, нарисованной на куске кожи, Вэй Нин склонился, посмотрел.

– До побережья дней двадцать-двадцать пять верхом.

– А если по воде?

– Если по воде, то быстрее.

– Насколько быстрее?

Он внимательно посмотрел на дочь.

– Не говори, что собралась туда.

– Собралась, – улыбнулась Минмин.

Дзяндзюн оторопел, он поднял брови, откинулся на спинку сидения.

– Даже и не думай.

– Почему? – Минмин удивлено посмотрела на футина.

– Я не позволю. Кроме того, что тебе там делать?

– Там вулкан, верно?

– Что?

– Огненная гора… Хуошань77?

– Да.

– Так мне нужна сера, а если повезет, то и серная кислота.

– Это гиблое место и нечего тебе там делать, – отрезал дзяндзюн. – Тебе разве не достаточно всего того, что ты уже сделала. От твоих изобретений у нас голова кругом идет. Бай Ци не успевает изготавливать все твои… приспособления.

– Мне для пороха нужна…

– Даже и не думай. Нет! – резко обрубил дзяндзюн, – вот станешь постарше, тогда и поговорим… Для чего тебе… что нужно?

– Не важно, – вздохнула гонджу.

– Ты не пишешь историю сегодня у мутин? – спросил Вэй Нин.

– Нет, Бай Ци не успевает напечатать те, которые мы уже написали. И бумаги не хватает на всё. Мельницу запустить надо поскорее.

– Вот видишь, – дзяндзюн развел руками, – у тебя уже столько дел. Закончи с ними.

– Дела эти и без меня закончат. Я, всё что нужно, объяснила. Осталось только исполнить. Нюансы отрабатываются на практике. Тут я ничем помочь не могу. Дьявол, как говориться, кроется в деталях, – пробубнил она себе под нос.

Дзяндзюн замолчал, не зная что сказать.

– Могу я взять карту? – спросила гонджу.

– Нет, – дзяндзюн подозрительно на неё посмотрел.

Он выхватил карту у неё из рук, встал. Подошел к полке и положил её на самый верх. Гонджу усмехнулась.

– Если мне что-то понадобится, от меня бесполезно это убирать и прятать, я всё равно добуду. Спокойной ночи, футин.

– Спокойной ночи.

Минмин вышла из кабинета. Дзяндзюн задумался, снял только что положенную карту с полки, огляделся, подошел к чайному столику, сложил кожу вчетверо и засунул под столик. Отошел, посмотрел: ничего не видно, удовлетворённый вернулся к своему письменному столу.

Гонджу же, вернувшись к себе, тут же взяла лист бумаги и нарисовала по памяти только что увиденную карту. Сложила бумагу аккуратно и положила себе в сумку, сняла платье, натянула спрятанные штаны и рубашку с запахом, убрала из волос все украшения и скрутила волосы в узел, как это делали мужчины, сверху накинула теплый, короткий халат и меховую безрукавку. Украшения и припрятанные деньги она сложила в мешочек и положила за пазуху. Она прошла по комнате собирая вещи: всё, что могло понадобиться в дороге. Смахнула в тряпку баодзы, печенья и хворост, принесенный А-Лей к ужину, завернула в куль, положила в другую сумку. Потом, прихватив свою дорожную аптечку, в этот раз не забыв про опиум, вылезла из окна, прикрыла ставни, прошла, так чтобы её никто не заметил, к мастерской Бай Ци.

Старый солдат уже ушел к себе и мастерская была закрыта. Гонджу пошарила под горшками у порога, нашла запасной ключ от мастерской, открыла замок, который по её просьбе был сделан Бай Ци специально для защиты от посторонних. Войдя в мастерскую она на ощупь нашла несколько стеклянных бутылей вделанных в металлический корпус, которые они с Бай Ци специально изготовили, сложила их в припасенную сумку, нашла толстые, войлочные перчатки, пару ковшей. Собрав всё в сумку, она вышла и тихо закрыла дверь на замок. Ключ положила на прежнее место.

Выйдя из мастерской она направилась на восток, в сторону конюшен. Подойдя к сторожке у стойла, она заглянула в щель. Сторожевые не спали, двое сидели за столом, играя в кости, один из них лежал на койке у двери. Гонджу обошла дом с наветренной стороны, достала из сумки бутылочку с опиумом, кресало и кремний, собрала у конюшни немного соломы, разожгла искрами пучок соломы, запалила фитиль. Поставила бутылочку с опиумом к окну и стала ждать.

Где-то через половину шичень она заглянула в комнату. Солдаты спали. Она прошла к конюшне, тихо отворила ворота. Лошади, почуяв её, забеспокоились, начали ржать, переминаться с ноги на ногу, но она здесь была частым гостем, поэтому они её узнали, успокоились. Оседлав двух кобыл она, привязала к седлу одной свои кули, перекинула и закрепила свои сумки. Одну за другой вывела их из стойла, провела по двору, открыла одну из створок, вывела кобыл, прикрыла створки ворот, привязала поводья той, у которой на седле были вещи, к седлу другой, взобрались на вторую и поскакала вдоль северного притока Суньхэ на юг, к заставе.

Уже светало. Она решила не выезжать на дорогу, а ехать вдоль реки. Ей нужно было добраться до заставы или ближайшего причала, где можно было сесть на лодку и доплыть до устья или, если повезет, до границы Янь или любой ближайшей деревушке на побережье. В Янь, на самом берегу, по рассказам футин, был действующий вулкан. Извержений долгое время не было, есть вероятность, что можно будет найти залежи серы.

К обеду потеплело. Минмин остановилась, слезла с лошади, привязала обеих – ту, на которой ехала всё это время и вьючную, к дереву у реки, расслабила подпруги, подождала пока лошади остынут, подвела к реке, напоила их. Затем сняла теплую безрукавку, убрала её в мешок, села на бревно, вынула из сумки припасенные баодзы, перекусила. Она ехала всю ночь, устала, поэтому решила передохнуть, закрыла глаза и тут же уснула. Спала она, в отличие от обычных детей, достаточно чутко, поэтому топот копыт лошадей она смогла услышать. Очнувшись ото сна, она вскочила, достала арбалет и стрелы, зарядила, отошла в кусты.

Всадники были уже совсем близко. Можно было различить форму солдат дзяндзюна. У того места, где она только что сидела, и там, где остались привязанными лошади, они остановились. Понимая, что прятаться бесполезно, она вышла из кустов.

– Гонджу, – Хей Кай спешился, склонился в поклоне, поприветствовал её.

Остальные солдаты, вслед за ним, не слезая с лошадей, так же склонили головы в приветственном поклоне.

– Добрый день, – кивнула им гонджу, – я не вернусь в поместье, – просто сказала она. – Даже если вы приволочёте меня силой, я всё равно рано или поздно уйду.

– Дзяндзюн так и сказал, – он велел передать, что подготовит для вас повозку и сопровождающих.

– О! – удивилась Минмин, – правда?

– Да, – кивнул Хей Кай, – он также велел передать, что вас сопроводят туда, куда вам надо.

– Ну, хорошо, – ответила просто гонджу, – Тогда возвращаемся.

Она отвязала лошадей, перекинула свои сумки через седло той, на которой ехала всю ночь и всё утро, привязала её поводья к седлу второй, влезла на вторую, повернулась лицом к солдатам. Хей Кай вскочил на коня и заулыбался.

– Что? – недоверчиво спросила Минмин.

– Ничего, – ответил он, продолжая улыбаться. – Поехали.

– Я не сдвинусь с места, пока вы не объясните. Что за улыбки? – она оглядела окружающих.

– Вы славно потрудились, – начал он объяснять, – дзяндзюн поставил всю охрану на уши, когда узнал, что вы одурманили дозорных на конюшне и увели двух лошадей. Вы всё продумали.

– Не всё, если вам удалось меня выследить.

Минмин пришпорила лошадь и поскакала вдоль реки в сторону поместья. Солдаты поспешили за ней.

– Вообще-то дзяндзюн поехал по дороге. Но отправил нас на всякий случай вдоль реки, потому что вспомнил, что вы также интересовались речным путем. А-Ли, – крикнул Хей Кай, – езжай наперерез к дороге и постарайся перехватить дзяндзюна.

А-Ли кивнул, развернул коня на юг и углубился в бамбуковую рощу. К вечеру, вернувшись в лагерь, гонджу, уставшая от дороги, воспользовавшись тем, что лошадей забрали и отвели в конюшню, а дзяндзюн еще не вернулся и солдаты не знали, как с ней поступить, зашла в казарму и прямо в одежде: штанах, теплом коротком халате с запахом, перетянутым широким поясом, в меховой безрукавке и гутулах завалилась на первую же койку у стены, укуталась в одеяло и уснула.

Утром следующего дня, проснувшись от шума и криков, раздававшихся на плацу, она открыла глаза и первое, что увидела – лицо дзяндзюна. Он сидел на табурете, прислонившись к стене и наблюдал за ней.

– Футин, – она привстала и потянулась, – ох, хорошо поспала.

– Хорошо поспала? – повторил он, – а я вот совсем не спал. Целые сутки!

– О! – только и смогла выдавить из себя гонджу.

– О! И это всё, что ты можешь сказать?

Гонджу огляделась. Барак был пуст, они одни сидели в углу комнаты, кровати были заправлены.

– Кроме того, – добавил дзяндзюн, – ты в курсе, что сегодня здесь никто не ночевал кроме тебя. Всем солдатом пришлось…

Дзяндзюн недовольно покачал головой.

– А почему? – удивилась гонджу.

– Почему? – он задохнулся от распиравших его эмоций, – Ты… ты еще спрашиваешь? Ты девочка, гонджу, моя дочь. Кто осмелится спать с тобой в одной комнате?

– Так из-за меня солдаты всю ночь не спали.

– Не волнуйся, они спали на плацу, им не привыкать, но то, что ты сотворила…

Гонджу подтянула колени, обняла их, сжалась.

– Что мне с тобой делать? – задал он риторический вопрос, вздохнул, встал.

– Футин, – заверещала гонджу, – я правда не могу сидеть на месте. Если я что-то решила…

– Я это уже понял.

Он остановился у входа, обернулся.

– Я дам тебе повозку и людей, – сдержанно сказал он. – А вы двое, – он вышел из казармы и что-то сказал солдатам, стоящим на карауле.

– Футин, – гонджу кинулась вслед на ним, – не наказывай Хейев, пожалуйста.

– Кого?

– Хей Кая, Хей Ина и Хей Яна… Пожалуйста. Я улизнула без разрешения, накажи меня.

Дзяндзюн строго посмотрел на неё.

– Об этом нужно было думать раньше. Теперь поздно. Тебя проводят в поместье эти двое, – он кивнул на солдат, стоящих на карауле.

Он развернулся и ушел.

– Что с Хей Ином, Хей Каем и Хей Яном?

Солдаты переглянулись, ничего не ответили.

– Пожалуйста, прошу вас, ответьте.

Один вздохнул.

– Их накажут? – не унималась Минмин.

Он молча кивнул.

– Как?

– Десть палок каждому.

– Десять палок?! Когда?

Они опять переглянулись.

– Ну же, где? – настаивала она

– Гонджу, вам следует пройти в поместье, мы вас сопроводим.

– Где? Когда? Я не сдвинусь с места, пока не ответите! Пожалуйста… – умоляющим голосом попросила она.

Один кивнул, Минмин проследила за его взглядом. Бросилась в указанном направлении. Территория, куда она вбежала, была огорожена забором. В этой восточной части лагеря она никогда не была. Видимо здесь держали заключенных, судили, приводили в исполнение наказания. На воротах стояла охрана, но она ловко проскользнула между, проскочила во двор. В центре, у противоположной от входа стены, стояло возвышение – эшафот.

Солдаты выстроились по бокам и вдоль эшафота – не пройти. На эшафоте она увидела Хей Ина и Хей Яна, стоящих на коленях в одних белых рубахах и штанах, головы опушены, руки связаны. Другой мужчина лежал на скамейке и солдат бил его палкой. Минмин узнала в лежащем Хей Кая.

Минмин помчалась к эшафоту, но ей преградили путь.

– Только попробуйте ко мне прикоснуться, – гневно крикнула она солдатам.

Она проскочила между ними и ринулась к лестнице, здесь её кто-то ухватили за руку, но она, не обращая внимание, укусила кисть, державшую её, солдат закричал от боли и отпустил. Она продолжила свой бег, её пытались остановить, но одному она подставила подножку и тот скатился по лестнице, второго она столкнула и тот, споткнувшись и столкнувшись с другим солдатом, полетел с эшафота. Добежав до скамьи на которой лежал Хей Кай она подлетела под палку и легла на его спину, закрыв его своим телом. Палка замерла в воздухе.

Наступила полная тишина. Хей Кай поднял голову и посмотрела на неё.

– Что за бред? – прокричала гонджу. – Прекратить это представление. Я виновата, меня наказывайте.

– Уведите её отсюда, – услышала она голос дзяндзюна.

Она встала, погрозила ему пальцем и крикнула.

– Если нужно наказать – наказывайте меня. Это я ушла без спроса. Они тут абсолютно ни при чем.

– Им был дан приказ, – сурово проговорил дзяндзюн, – и они его не выполнили.

– Приказ? – гонджу встала, выпрямилась, подошла к краю эшафота, – приказы отдают во время войны. Приказы отдают в порядке прохождения военной службы. Вы же пользуетесь ими в личных целях. Вы поставили их охранять своего ребенка! Где здесь военная служба? Это вопиющее нарушение полномочий! Вы используете их в качестве охранников в личных целях – это во-первых. Во-вторых пока я жива и называюсь вашей дочерью я не допущу никаких телесных наказаний. Посадите их в карцер, на хлеб и воду, дайте им какую-то работу, не знаю, накажите, если считаете нужным, каким-угодно любым способом, но не палками.

Дзяндзюн стоял весь белый, тяжело дышал. Его распирала ярость.

– Уведите её отсюда, – крикнул он.

– Если меня сейчас уведут отсюда и экзекуция продолжится, можете меня больше своей дочерью не называть!

– Что? – остолбенел дзяндзюн, – как ты…

– Как я смею? Как я могу? Смею и могу, – ответила холодно она. – Сейчас я не ваша дочь, а человек, который стал свидетелем несправедливости и требует остановить этот акт.

Они молча стояли и смотрели друг на друга, дзяндзюн – красный от гнева, гонджу – спокойная и сосредоточенная.

Наконец он опустил глаза, махнул рукой.

– Отпустите их, – произнес он, развернулся и ушел.

Гонджу опустила голову, оглянулась, убедилась, что его приказ выполнен, подняла голову к небу. Холодные капли дождя капали на лицо. Она не заметила когда пошел дождь. Она подставила разгорячённое лицо под холод дождя. Голова закружилась. Она почти сутки ничего не ела, её мутило от голода. Она закрыла глаза и потеряла сознание.

Глава 13

Она очнулась у себя в кровати, переодетая в исподнее, укрытая одеялом. Она пощупала голову. Похоже был жар, но сейчас он почти спал.

– А-Лей, – позвала она.

В комнату вбежала А-Лей.

– Гонджу, наконец-то вы очнулись, – радостно заговорила та. – Вы нас так перепугали.

– Что произошло?

– Вы потеряли сознание, а потом вас принесли сюда, у вас был жар. И вот уже второй день…

– Я хочу пить, – сказала Минмин.

– Да, конечно, – А-Лей подала её воды.

– Приготовьте мне рисовый отвар и теплую ванну, – попросила гонджу. – Когда меня принесли сюда?

– Вчера утром, – ответила А-Лей.

– Сейчас утро?

– Уже почти день. Я позову чжангонджу.

– Хорошо. Дай мне еще воды, пожалуйста.

Минмин выпила и откинулась на подушку. Вскоре в комнату вошла Вэй Нуан. Она строго посмотрела на дочь. Присела на край кровати. Минмин укрылась с головой одеялом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Вэй Нуан.

Минмин ничего не ответила, так и продолжала лежать под одеялом.

– Что произошло? – спросила она. – Говорят ты спорила с дзяндзюном. Это правда?

Гонджу откинула одеяло.

– Да.

– Зачем? Он ведь…

– Я по другому не могу, мутин, – приподнялась она и села.

– Это объяснение скоро перестанет работать – я по другому не могу, я всё равно это сделаю, я не могу ничего ответить, не могу ничего объяснить… Скоро наше терпение закончится. – Вэй Нуан вздохнула, попыталась поправить одеяло, – ложись, отдыхай…

– Я в порядке. Чем быстрее я начну двигаться, тем быстрее поправлюсь. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.

– Не знаю, не знаю, – вздохнула чжангонджу. – Будет ли всё хорошо?

Они сидели молча, не зная, что сказать друг другу. В комнату вошла А-Лей, принесла рисовый отвар. Минмин попробовала – горячий, подула в миску.

– Дай я, – чжангонджу взяла миску из её рук, подула на ложку.

– Не нужно, я сама.

– Дай твоей ниан хоть раз поухаживать за собой, – с упреком проговорила Вэй Нуан. – Даже в младенчестве сама ела, ничего не позволяла за себя делать.

– Это не значит, что сейчас можно начинать, – усмехнулась гонджу.

– Ну… – Вэй Нуан поднесла ложку ко рту Минмин, та открыла рот, проглотила.

– Что ты собираешься делать дальше? – спросила чжангонджу.

– Выздороветь как можно скорее, отправиться к берегу Янь.

– А кто-то за тебя может это сделать? – спросила Вэй Нуан, протягивая дочери следующую ложку.

– Сомневаюсь, что я смогу описать то, что мне нужно. Кроме того я больше не могу сидеть в этом поместье. Я должна куда-то уехать.

– Тебе всего семь лет. Как можно в семь лет куда-то хотеть уехать.

Минмин ничего не ответила, она взяла из рук мутин чашку, сама всё доела, вернула пустую чашку А-Лей, откинулась на подушки.

– А-Лей, можно воды нагреть? – напомнила она.

– Ах, да, – вспомнила А-Лей.

Служанка вышла из комнаты.

– Вода? – переспросила чжангонджу.

– Я хочу принять ванну.

– Я смотрю ты уже в порядке.

– Да, – ответила гонджу. – К вечеру, возможно, еще поднимется температура, – кстати, насколько горячей я была?

– Ты всю ночь была в лихорадке. Только под утро жар спал.

– Кто смотрел за мной всю ночь?

– Я… – удивилась чжангонджу.

– Не слуги?

– Слуги боятся к тебе подходить, – усмехнулась чжангонджу, – говорят ты даже дзяндзюна осадила. Он до сих пор в шоке.

– Правда? – Минмин села в кровати.

– Правда. Но Минмин: когда ешь плоды, не забывай, кто их вырастил. Футин добрый по натуре человек, хотя он дзяндзюн и солдат, он многое может простить. Я знаю это, – Вэй Нуан с укором смотрела на дочь, – но не забывай о первоочередном долге дочери – почитать фуму.

– Но он всё же разрешит мне отправится к хуошань?

– Думаю после вчерашнего он уже всё тебе разрешит.

– Отлично.

– Отлично? – Вэй Нуан вздохнула, покачала головой. – Что же там такого, в этой хуошань, что тебе непременно нужно туда отправиться?

– Сера.

– Что?

– Один из компонентов пороха. Я не могу добыть его в достаточном количестве здесь. Мне нужно взорвать гору для доступа к серебряным породам.

– Что? – ошарашено посмотрела на дочь чжангонджу.

– Кроме того мне нужна сера для производства резины, – пояснила Минмин. – Я в горах нашла кок-сагыз, но мне нужна сера для придания нужной формы каучука… в общем долго объяснять, проще найти её, привести и всё показать.