Гелла – дочь Одина Одноглазого

Один вызвал Регинлейв и Сторммейден на божественный суд. Он заглянул к Колодец Мудрости и увидел, что Грозовая Дева на самом деле дочь низвергнутой и наказанной за ослушание валькирии Сигрдривы, нашедшей свое счастье со смертным мужчиной.

Такого Один стерпеть не смог и в сильном гневе, дотронувшись до девушки своим волшебным копьем, превратил ее в кошку с длинными острыми клыками и когтями. Шерсть кошки была цвета черного дыма пожарищ с приглушенно-рыжими пятнами огня.

– Ты, смертная, дочь проклятой, недостойна быть валькирией, но я не стану уничтожать тебя, помня твой подвиг на поле битвы. Ты станешь кошкой-воительницей – правой рукой Регинлейв! – прогремел Один, грозно сверкая единственным глазом в сторону присмиревшей любимицы. – Ты будешь сопровождать ее в битвах и собирать души поверженных врагов, чтобы отправить их в Хельхейм – царство мертвых. И богиня Хель станет твоей второй повелительницей. Ты будешь жить сразу в двух мирах – в мире живых и мире мертвых, и у тебя будет лишь девять жизней. Когда ты исчерпаешь их все, прикрывая Регинлейв от копий и мечей наших врагов и погибая на полях сражений, то умрешь! Поэтому, в память о твоей матери, я даю разрешение тебе и твоим потомкам плодиться и размножаться, как смертные, чтобы не прервался твой род и у Регинлейв и Хель не иссякали помощники и не терялась память о возможном наказании! Да будет так!

Так появились необыкновенные кошки, умеющие стрелять, обладающие отвагой львицы и умом валькирии. У них остались тайные знания, которые с поколениями ослабели и забылись, но если кошка захочет их вспомнить и применить – она вспомнит! Это тоже дар Одина Одноглазого – грозного и сурового, но мудрого и справедливого.

Он боевой кошки Сторммейден каждый год рождались котята цвета дыма пожарищ с огневыми пятнами по всей шкуре, прямо как у тебя, моя Грозовая Дева. Ты инстинктивно помнишь науку Регинлейв и твое умение метко стрелять – память крови несчастной Сторммейден, пострадавшей за свое великодушие и доброту. Если ты захочешь это вспомнить – ты вспомнишь, рыба моя…

…Я крепко спала. В своем сне я сидела верхом на сером крылатом коне-туче. Из его гривы капал на землю живительный дождь. Одна моя лапа крепко сжимала меч, от которого исходил свет, а другая крепко держала лук с волшебной стрелой, не знающей промаха – подарок Регинлейв. И только Солнечный Кот лениво катил свое огненное око по синей глади, не замечая никого на небе, ибо он был велик и не было ему равных, и внимательно рассматривая живущих на Земле…

Сердце моё

Унеслось от меня и скиталось

По вешним горам,

Долгий-долгий день

Оно прожило сегодня

(Ки-но Цураюки)

ГЛАВА 9. ТЫ ПОГЛЯДИ, КАК ЧИСТ И ЯРОК ЛУЧ ОСЛЕПИТЕЛЬНОЙ ЛУНЫ!..

…– Ну, Гелуся, ну куда ты взгромоздилась? А? Геллочка, зайка моя! Ну только на клавиатуру не прыгай! Ты же мне все сотрёшь! Гелла! Аяяяяяяяяй! – закричала Ма, когда я с полочки на ее рабочем столе спустилась прямиком на клавиатуру ноутбука…

…Надо сказать, что "рабочее место" Ма давно меня интересовало…

…Во-первых, я никак не могла понять в чем именно состоит ее "работа". Сидит и все время тычет пальцами в кнопочки. А еще перекладывает бумажки с места на место. А бумажки шелестят и так весело бывает их погрызть за уголочки. А еще Ма крепко держит в правой лапе игрушку с хвостом, которую называет "мышь". Ну, прямо скажем, на мышь она даже отдаленно не похожа. И зверем не пахнет, и шерсти на ней, даже самой вшивенькой, нет, и убежать не пытается – что это за мышь такая? И по полу ее не погонять, и под холодильник не загнать… Да и вообще никак с ней поиграть невозможно!

Вот наши с Фоксом "мыши" – они почти как настоящие! Маленькие, пушистые, с глазками-бусинками и длинными хвостиками! Одно удовольствие потаскать такую в зубах, погонять лапой, покидать, да просто с ней поспать, обнявшись – и то славно! Такая мышь, как живая – нырк под холодильник или под диван! А ты ее лапой, лапой! Может достанешь, а может она от тебя и еще дальше спрячется, глубже залезет – никто не знает. А потом ты сидишь, высматриваешь ее, ждешь, когда она изволит из-под холодильника вылезти. А она, мышь то есть, тебя как бы боится и выползать вовсе не собирается. Ты ждёшь, ждёшь, караулишь, даже бывает засыпаешь возле ее норы… Потом теряешь терпение и идешь к Ма, чтобы та взяла линейку или другую какую длинную палку и выгнала наглую мышь из убежища! Вот удовольствие!

А эта полудохлая мышь, которая живет на столе Ма, вообще невесть что такое! Больная наверное…

…Во-вторых, Ма работает очень подолгу, и у меня не хватает терпения ждать, пока ей это надоест. Я и на той полочке посижу-посплю и на этой… И на коленях у нее полежу… И на плече повишу… А она все работает и работает! Прямо беда! Сидит ведь, практически ничего не делает, почти не шевелится! Лучше бы со мной поиграла, резинку подергала или мышь под холодильник загнала… Тыкать в кнопки лапами и дурак может!..

…Я как-то попробовала тоже так "поработать". И скажу вам – ничего сложного! Ходишь себе по кнопочкам, они под тобой клацают, иногда что-то пикает, а на экране какие-то блохи выползают и в длинных червяков складываются. Вот это и в самом деле интересно! Наверное Ма просто играет в червяков с утра до вечера! Пытается сложить из блох самого длинного червяка. И чтобы не рвался.

Я несколько раз пыталась ей помочь, но Ма почему-то всегда сердилась и говорила, что я ей мешаю зарабатывать на мои хрустики и на свой хлеб с маслом. Врет конечно! Никогда не видела, чтобы ей за это кто-то приносил хлеб с маслом. Это она так играет просто. Зависимость у нее игровая, видимо. А хрустики мои вообще в пакетах лежат. На них зарабатывать не надо. Они уже есть!..

– Не мешай Ма думать, – говорил мне Фокс, как только я снова собиралась "оказать помощь" ей в работе. – Бери пример с меня. Вот я укладываюсь калачиком у нее на коленях и рассказываю ей о своих приключениях и думах. А она, слушая мое мурчание, все переводит на человечий язык и записывает. Поняла, бестолочь неграмотная? Ты лучше учись грамоте и тоже рассказывай ей свои истории, Ма их потом этими червяками длинными запишет. А другие двуногие, которые грамотные, будут их читать и узнают про то, как мы жили и что думали. Смекаешь? А то никто и никогда не узнал бы, что был такой Фокс или такая Гелла… И о судьбинушке нашей горькой никто бы не догадался…

Фокс вздохнул, подпёр подбородок лапой и пригорюнился, вспоминая свое тяжелое детство…

– Вооооооот каааааак? – протянула я. – Ну ладно тогда, пусть сидит, тычет, раз так. Не стану ей мешать. Пойду, проверю хорошо ли Па чистит наш домик для уединений и философских размышлений…

…Надо вам объяснить, наверное, что я так называю наш домик-туалет. Па для удобства очистки таскает его в ванную. Там его можно поставить повыше, чтобы видно было получше какие "сокровища" мы с Фоксом прикопали. Па ведь ходит на двух лапах, хотя у него четыре, а находящийся на полу туалетный домик стоя на задних лапах не почистить! Это же всем понятно!

Я всегда во время этой процедуры сижу рядом, внимательно наблюдаю, чтобы Па ничего не забыл "найти" и подсказываю в каком уголке и что конкретно там мною тщательно прикопано. Па говорит, что я – Главный Инспектор По Очистке, а короче – Главнюк. И что я очень ему помогаю. Вот это я понимаю! Хоть кто-то признает мои заслуги. Не то, что Ма, которой я все время мешаю!

После того, как мы с Па наконец справлялись с этой непростой задачей, я запрыгивала на крышку домика, и Па перетаскивал его вместе со мной обратно. Наверное ему было тяжеловато, поскольку к весу наполнителя прибавлялся и мой! Но Па не жаловался, ведь я указывала ему путь и, вертясь, как флюгер на шпиле, предупреждала о резких поворотах. Надо сказать, что руководить двуногими – дело хлопотное. Никак они с первого мявка не желают понимать, чего ты от них хочешь!..

…Как-то раз я спросила Фокса, не знает ли он почему Ма иногда называет меня "рыба моя"? Разве я похожа на рыбу – плоскую, скользкую, холодную и в чешуе? Ведь то, что я люблю прыгать в воду или ловить струйки и капельки зубами, не делает меня рыбой, правда? Или я чего-то не понимаю?

– Нуууууууу… – скосив глаза к носу, чтобы выглядеть умнее, протянул озадаченный вопросом Фокс, – как бы тебе объяснить в трех мявках… Может оно так, а может и нет… Все в этом мире непредсказуемо и недоказуемо… И вообще, есть вопросы – спроси саму Ма. Что может быть проще? Вон она сидит, по кнопкам бьет… Нет, чтобы настоящим делом заняться…

Фокс презрительно фыркнул и пошел в кресло пару часов поплющить морду. Он не любил пустого времяпровождения. Жизнь так коротка, что преступно тратить ее на пустяки. Вот сон – совсем другое дело. Сон – это… сон!

– Эх… – мявкнула я досадливо и отправилась задавать свои вопросы из серии "почему рыбы не летают" сильно занятой Ма.

– Я очень извиняюсь, что снова мешаю, – начала я разговор издалека, – но мне очень хотелось бы спросить почему ты иногда называешь меня "рыбой", а, например, не "земляным червяком" или "птичкой"? Ну, на худой конец, "мышкой"? Вот Фокса ты часто называешь "зайкой", а меня почему-то "рыбой". Вообще это возмутительное неуважение к кошачьему роду и принижение моего личного достоинства даже в глазах того же Фокса, не говоря уже об остальных!

Сосредоточенная на создании самого длинного червяка из мелких блошек на светящемся экране, Ма поправила на носу очки, засмеялась, погладила мою спинку и рассказала древнюю легенду…

…Давным-давно, много веков назад, даже не веков, а целых тысячелетий, даже не тысячелетий, а вообще миллиардов лет, на Земле вообще не было кошек. Просто никаких, кроме Огненного Кота днем и Лунной Кошки ночью. Нужно сказать, что здесь вообще было достаточно пустовато. Ни птиц, ни зверей, лишь волны размеренно плескались в безбрежном океане.

Как-то раз Огненному Коту, который, сколько длится бесконечное время, пытался завоевать сердце Лунной Кошки и мчался за ней, чтобы соединиться в горячем поцелуе, удалось догнать холодную красавицу и слиться с ней в Солнечном Затмении.

Лунная Кошка пришла в неистовство, любовный жар Огненного Кота так опалил ей бока, что она притянула к себе поближе морские воды Земли, чтобы охладиться и не сгореть в объятиях страсти. Сейчас это называют "лунными морскими приливами" и случается это тогда, когда Лунная Кошка широко раскрывает свой глаз, то есть в полнолуние.

Правду говоря, пустоватым был только мир смертных, а вот мир богов – Асов, Ванов, Светлых и Темных Альвов и Великанов всех мастей – населяли многочисленные жители.

Асы были богами-творцами. Они жили в Асгарде – одном из девяти миров, которые сами и сотворили. Твой создатель, Один Одноглазый, как раз был асом.

Ваны были богами плодородия и мудрости. Жили они в Ванахейме. Откуда появились ваны никто не знает, потому, что рассказать об этом просто некому. Говорят, что они существовали всегда, как сама Природа и являлись ее воплощением. Легенды гласят, что мир Ванахейма асы создали даже раньше своего Асгарда. Асы и ваны все время соперничали и воевали друг с другом, потому, что никак не могли договориться и решить, что лучше для развития мира – тихая, размеренная жизнь, проводимая в трудах и постижении вселенских законов или вечная война, без которой асы не представляли себе полноты жизни.

Одним из ванов был мудрый и миролюбивый бог моря Ньорд. Его отцом считался древний ван Фроди, а матерью была инеистая великанша, богиня ночи, Нотт. Род инеистых великанов, хримтурсов, велся от первородного великана Имира, из каменного тела которого Солнечный Кот и Лунная Кошка сотворили Землю. Хримтурсы были его правнуками…

…Вот мы с тобой, рыба моя, и дошли до самого начала времен. Хотя… Кто точно знает как все было? Только сам Огненный Кот и его вечно ускользающая лунная подруга…

Ну, не важно, так или иначе, Ньорд был богом моря и он, как и любой из нас, смертных, влюблялся и мечтал о большой семье. Его второй женой стала инеистая великанша Скади – охотница и любительница лыжных прогулок, которая в первого взгляда влюбилась в красавца-мужчину Ньорда и, думая, что перед ней сын самого Одина Одноглазого Бальдр, выбрала его в супруги за непревзойденную красоту ног.

Скади, как и весь ее род, проживала в Йотунхейме – стране великанов – мире мертвых камней и высоких заснеженных гор. Она родилась в холодном мире льда и снега и ей, для разнообразия, как и каждой женщине, очень хотелось какое-то время пожить на берегу моря, искупаться в теплых водах Гольфстрима и поплавать на айсбергах, как на огромных кораблях.

Ньорд также без памяти влюбился в ослепительную инеистую красавицу, не обращая внимания на то, что она целиком состояла из твердого, мерцающего искрами драгоценных вкраплений, камня. Он поклялся, что ей никогда не будет скучно с ним. Ради нее он населил воды своих морей серебристыми и золотистыми рыбами, чтобы любимая могла столетиями любоваться блестящими в лучах солнца или свете луны косяками проплывающих стай. И чтобы блеск их чешуи напоминал Скади блеск снега и льда ее родного мира.

Несмотря на все старания Ньорда, великанша быстро затосковала на берегу моря, не имея возможности совершать любимые прогулки на лыжах и бродить по горным пещерам, где гномы предлагали ей примерить украшения невиданной красоты. Скади, как духу зимы, заснеженные склоны гор были милее морских далей.

– Не хочу здесь жить! – наконец заявила она своему мужу. – Скучно тут у тебя. И рыбы твои – существа мерзкие, только что красиво блестят на солнце, а так – никакой радости от них. Ни в руках подержать – мокрые и скользкие – ни погладить, ни на шею надеть, ни поговорить с ними. Бессловесные твари – рот открывают, а сказать ничего не могут. А тебя все время дома нет. То ты шторм подготавливаешь, то прибой морской у тебя не так прибивается. Скучно мне, в общем! Пошли ко мне жить – в Йотунхейм. Я научу тебя ходить на лыжах по горам. Это тебе не на твоих водных лыжах по морям рассекать! Горы! Романтика! Да и по своим я соскучилась. Что мне им в подарок посылать отсюда? Рыбу твою склизкую и вонючую? Да и не живет она долго на воздухе! Пару минут и все – сдохла! Хороший подарок выйдет!

– Скади, любовь моя, – отвечал ей Ньорд, – не могу я море бросить. Это моя стихия, и ответственность лежит на мне немалая. Приливы, отливы, штормы – все по часам. Айсберги, опять же, плавают – не ровен час, столкнуться могут. Глаз, да глаз нужен за таким хозяйством. Это ты, женщина замужняя, можешь себе позволить без дела сидеть и только любоваться красотами мира, замораживая и отмораживая то, что тебе не по нраву, а я, мужчина, должен работать, семью содержать! У меня ведь и дети от первого брака имеются: Фрейр и Фрейя. Кто о них позаботится, о сиротках, если я уйду жить в твой холодный мир? Я сотворю для тебя другое чудо, раз не нравятся тебе мои живые драгоценности – рыбы. И ты перестанешь скучать, моя холодная красавица!

Ньорд обратился за помощью к Одину, и тот своей божественной волей повелел нескольким морским обитателям выйти из моря на берег, сбросить скользкую, холодную чешую, отрастить лапы и покрыться мягким мехом, чтобы они могли передвигаться по суше и дышать воздухом, а также, чтобы их было приятно брать в руки и гладить. Один наградил их мелодичным голосом и способностью издавать низкие, вибрирующие звуки, напоминающие тихий звук перекатывающихся в горах камней или гул дыхания самой Земли перед землетрясением, звук поистине волшебный и врачующий тела и души.

– Вот все, что я могу для тебя сделать, – сказал Один. – Дальше со своими женами разбирайся сам.

– Благодарю тебя, Одноглазый! – ответил Ньорд и поспешил с новым подарком к жене.

– Вот, любимая, – закричал он с порога, – посмотри на это чудо! Мягкое, теплое! Оно будет согревать твои ледяные руки и развлекать пением. Это мохнатое милое создание станет твоим компаньоном в делах и своим мурчанием исцелит тоску и черную меланхолию.

– Как называют это чудо? – спросила Скади, заинтересовавшись невиданным доселе животным.

В это время удивительный четырехлапый мохнатый зверь, наделенный Одином, ко всем прочим прелестям, острыми клыками и когтями, цапнул Ньорда за палец, пахнущий рыбой, напоминая ему, что чудо – чудом, а его было бы неплохо и покормить!

– Кыш! Кыш-ка от меня! – завопил Ньорд от боли.

– Кошка? Кошка! – повторила Скади. – Хорошее имя, мне нравится.

– Да, дорогая, это Кошка, – обрадованно подтвердил Ньорд, посасывая укушенный палец и радуясь, что имя родилось само и не придется его долго придумывать, – это мой тебе подарок на нашу годовщину свадьбы…

Скади успокоилась, но ненадолго. Через короткое время она снова затосковала и супруги все же переехали жить в ее ледяную страну Йотунхейм.

Кошка была живой и теплокровной. И к тому же, как ни странно, очень любила питаться рыбой, вылавливаемой для нее Ньордом. Поэтому, чтобы не мучить чудесное животное пребыванием в ледяных и безжизненных горных пещерах, Ньорд подарил ее и всех остальных кошек, созданных Одином из вышедших на сушу морских тварей, своей дочери Фрейе, которой они так пришлись по душе своей нежностью, мягкостью и сладостным мурчанием, что она впрягла их в свою небесную колесницу вместо коней и больше никогда с ними не расставалась. Дни и ночи кошки окружали полюбившую их богиню и всегда терлись о ее ноги, выпрашивая ласку…

…Вот так и появились первородные, изначальные кошки. Их предки когда-то жили в глубинах морей и вышли на берег только по приказу создателя нашего мира. Поэтому, если ты захочешь вспомнить свое происхождение, ты вспомнишь, потому что память времен никуда не исчезает и накапливается в мозгу поколение за поколением…

– А Ньорд и Скади так и остались жить в холодных горах? – засыпая промямлила я. – Кто же тогда следит за морскими приливами в Ночь Открытого Глаза Лунной Кошки?

– Нет, рыба моя, – ответила Ма. – Через год супруги Ньорд и Скади разошлись. Ньорд так тосковал по своему морю, что никакие сокровища гор, подаренные ему любящей супругой, не радовали его взора. Снег и лед лишь остужали его чувства, а драгоценные камни и металлы, которые хранились в пещерах, тщательно охраняемых гномами, были безжизненны и не приносили ему ни тепла, ни радости. В итоге он не выдержал и вернулся к своим морям и детям – сыну Фрейру и дочери Фрейе, оставив инеистую великаншу Скади проживать свою бесконечно долгую жизнь в холодном дворце Йотунхейма, примеряя перед ледяными зеркалами украшения невиданной красоты, созданные руками гномов, и совершая свои любимые прогулках на лыжах по горам…

…А ты, рыба моя, не боишься брызг, ловишь водяные струйки зубами и смело ныряешь в холодную воду именно потому, что предки твои когда-то вышли из морской пучины, а их мохнатые шкурки в свое время гладили ледяные руки инеистой великанши Скади. Чего уж им после такого бояться холодной воды?..

…Последнее, что я услышала перед тем, как окончательно заснула, был тихий смех Ма…

…Я крепко спала… Во сне я бороздила океанские просторы, высунув на поверхность свою рыбью голову с длинными клыками, быстро гребя четырьмя когтистыми лапами и руля плоским коротким хвостом. Моя блестящая серебряной чешуей морда иногда открывала рот и из него вырывалось нежное мурчание и громкое мяукание. А огромный бог Ньорд, странным образом похожий на Па, стоял посреди моря и громко смеялся, забрасывая раз за разом большую сеть, чтобы выловить меня и подарить своей божественной дочери Фрейе…

Я увидела под деревьями

Охапки красной листвы…

Тщетное подношение.

Верно молвят: в десятой луне

Мир покидают боги.

(Идзуми Сикибу)

ГЛАВА 10. И СВЯЗЬ ВРЕМЁН СОЕДИНИЛАСЬ…

…Наступили тёплые весенние деньки. Солнышко всходило рано-рано, а когда заходило я даже не всегда успевала заметить, потому, что уже крепко спала. Мы с Фоксом любили целыми днями сидеть на балконе или подоконниках возле окон и глядеть на внешний загадочный человеческий мир. Теплые усы Солнечного Кота ласкали наши сытые, покруглевшие за долгую зиму, бока и мы нежились, перекатываясь на спину и обратно на брюхо…

…Па и Ма заговорили о переезде на дачу. Я помнила, что меня сюда привезли из какого-то другого жилища, но точных и ясных воспоминаний не сохранила. Фокс, слыша слово "дача", впадал в заметное нервное возбуждение, так как хорошо помнил это место. Именно туда он явился голодный, истощенный и больной, чтобы снова обрести потерянную любовь, семью и счастье. Именно в тех местах он скитался, там он впервые встретился со мной и стал мне братом.

Мои детские воспоминания подкладывали лишь отрывочные картины тех дней, слишком мало я успела там пробыть. Я помнила, что сидела на полу около чего-то огромного и ребристого, греющего мою спинку и тощие бока, что спала в пушистом мягком домике и на груди Ма и Па, что там всегда было много вкусной, не кончающейся еды и невиданные мною до той поры игрушки…

…Ма начала потихоньку паковать сумки и коробки для переезда. Думаю лишним будет говорить, что я забралась и посидела в каждой сумке и коробке! Я проверила все вещи, отсортировала ненужный, по моему мнению, хлам, выбросив его на пол, потерлась о стиранную одежду, оставив запах, поставив свою печать, чтобы все знали: эти люди – мои! Главной ценностью, конечно, были пакеты с нашими хрустиками и баночки с вкуснями! Мы с Фоксом пересчитали свои пищевые запасы на лето, некоторые даже надкусили, чтобы убедиться, что в пакетах именно НАШИ хрустики, а не человеческая сухая еда – гречка или рис к примеру. Ма и особенно Па почему-то не поддержали этот наш помогательный почин – на зуб проверять содержимое пакетов. Думаю все из-за того, что здоровенные зубы Фокса оставляли слишком большие дыры, корм предательски начал рассыпаться по полу и выдал нас с головой.

Тогда, неоценённые, мы решили прекратить "собираться" и, гордо подняв хвосты, помня главную заповедь – "коты отступают, но не сдаются" – пошли "самообразовываться" в другую комнату, в которой, как и в остальных, лежало "без дела" очень много книг, о которые мне постоянно хотелось поточить когти. Ма почему-то не позволяла этого делать и грозила пальцем. Подумаешь какая ценность! Это все потому, что когда я не видела, она царапала их сама!

– Ученье – свет, а неученье – сумерки! – говаривала Ма, пролистывая то одну, то другую книгу, глядя в нее с выражением кошки, смотрящей на сметану.

Я не могла понять, что в этих плоских, жестких, низеньких коробочках такого ценного, что Ма или Па часами сидят и сосредоточенно смотрят в них, шурша страницами, вздыхая или что-то бормоча, словно каждая бумажка намазана кошачьей мятой, а у них нет возможности ее слизать или хотя бы понюхать. По мне главная радость в книгах – это возможность поддеть шуршащую страничку когтиком или погрызть от безделья твёрдый уголок обложки.

К слову сказать, книги и пахли странно. Я не могу ни с чем сравнить этот запах. Он не принадлежал живому, но и неприятным не был. Раз Ма так любила держать их в руках и смотреть, "грызть гранит наук", как она выражалась (врет, конечно! Ни разу даже не помусолила их, пробуя на зуб!), то и я решила "просвещаться" доступным мне образом, а короче – "впитывать знания" телом. Некоторые книги не помещались на многочисленных полках и стеллажах и лежали стопками прямо на крышах шкафов. Сначала я аккуратно присаживалась на них верхом в надежде, что "искра знания" ударит меня снизу в лапку и, пройдя через тело, осядет в голове, но книги молчали, не желая со мной делиться своими "сокровищами". Тогда я ложилась на них брюхом и засыпала, рассчитывая, что во сне знания смогут проскользнуть в голову проще и отложиться крепче. Ведь всем известно, что жирок от хорошего питания откладывается под кожей именно во сне. Отчего же и знаниям в голове не отложиться подобно жирку?

Но надежда оказалась напрасной. Мне снились самые обычные сны и не было никакой разницы, где и на чем я лежу. Кроме того, лежать на жестких книгах было не совсем удобно, играть с ними, без порчи их внешнего вида, не удавалось, откровенно грызть их мне не позволяли – зачем тогда они были вообще нужны?

– Книга – это такая большая бумажка, куда люди записывают то, что думают, – говорил мне Фокс. – Они долго живут и все время боятся забыть что-то важное. Поэтому люди маленькими блошками букв рисуют длинных и коротких червяков памяти, думая, что это поможет им вспомнить то, что забыто. Да куда там! Наивные! Ты видела сколько этих бумажек здесь лежит? Представляешь сколько времени Ма понадобится, чтобы найти в них нужное воспоминание? Люди иногда просто смешны! Все мысли мы, коты, храним в голове и помним уроки веков, прожитых нашими предками. Просто нужно хотеть и уметь их вспомнить, поняла? А лежать на книгах, прижимаясь к ним пузом, в надежде поумнеть, дело не стоящее обглоданного мышиного хвоста!

Я была совершенно согласна с таким умозаключением старшего брата и потеряла к книгам интерес…