Эпидемия живых мертевецов

Тщательно осмотрев пещеры, я побрел по туннелю в долину. Вода быстро отступала, и мне удалось пройти значительное расстояние, выбрав более возвышенную местность. Почти неосознанно мои ноги привели меня к тому месту, где мы впервые вошли в долину. И очень удачно оказалось, что Судьба повела меня именно так. Обыскивая окрестности, я вскоре нашел побелевшие скелеты моих друзей-индейцев. Очевидно, их тела были оставлены там, где они упали, и хотя некоторых костей не хватало, и я не мог найти ни одного черепа, их смыло водой или унесли какие-то звери или птицы, я мог идентифицировать каждый скелет, поскольку в моем воображении я реконструировал трагедию, которая произошла раньше. Я бы хотел похоронить останки, но это было невозможно, и лучшее, что я мог сделать, это собрать кости вместе, сложить их в одну кучу и засыпать камнями из близлежащего русла реки. Без сомнения, гадая, что все это значит, Мумба помог мне. Потом я вспомнил о тех двоих, которые упали с лестницы, и решил добавить их кости к маленькому холмику. Кости, сильно сломанные, были там, у подножия пропасти, и когда я наклонился, чтобы поднять их, у меня вырвался невольный возглас восторга. Под скелетом Джоша, потемневшее и проржавевшим, но все еще пригодное для использования, лежало драгоценное мачете бедняги. Для меня это было дороже золота или бриллиантов. Тысячи вещей, которые раньше были невозможны, теперь станут легкими. С помощью тяжелого орудия с острым лезвием я мог валить деревья, мог построить плот, мог даже попробовать построить каноэ. С мачете в руке я почувствовал себя новым человеком. Вертя его в руках, я кричал и смеялся, пока Мумба, решив, что я сошел с ума, не отбежал на безопасное расстояние и не присел на корточки, готовый в любой момент прыгнуть на дерево. Но, когда, чтобы попробовать его ржавое лезвие, я рубанул им по кустарнику, и сталь, какой бы тупой она ни была, перерубило толстые стебли, Мумба смотрел на это с широко раскрытыми глазами и издавал странные звериные хрюканья от абсолютного изумления.

Я чувствовал себя более уверенным, более полным надежд, чем когда-либо с тех пор, как я был в долине. Даже мой пистолет, если бы я смог его найти, не был бы так желанен, как ржавый мачете, потому что с одним оставшимся патроном мой пистолет был бесполезен, тогда как с мачете я чувствовал себя готовым к любой чрезвычайной ситуации.

Глава V

Прошло несколько дней после того, как я обнаружил мачете, и я начал как можно тщательнее исследовать долину. Дожди теперь прекратились, ярко светило солнце, и, за исключением луж тут и там, долина снова была сухой землей. Река, однако, все еще текла бурным потоком, и я знал, что дожди в более высоких землях вокруг долины все еще шли. В сопровождении Мумбы, как обычно, я побрел вниз по долине, следуя общему течению реки и ожидая найти узкий каньон или трещину в стенах, через которые протекал ручей. Для людей-обезьян такой выход был бы таким же хорошим препятствием, как и пропасть, поскольку, конечно, они ничего не знали о лодках и, следовательно, не могли покинуть свою ограниченную среду обитания через реку. Но я был обречен на горькое разочарование. Когда я, наконец, увидел скалистые утесы, которые образовывали нижний конец долины, я увидел, что река течет прямо у поверхности обрыва и исчезает в зияющей черной дыре, которая пронзила основание скалы. Это, казалось, решило вопрос бежать или не бежать. Я был таким же пленником, как если бы меня окружали стальные и бетонные стены, и с болью в сердце я чувствовал, что обречен провести остаток своей жизни в долине людей-обезьян. Остался только один луч надежды. На противоположной стороне долины может быть какое-нибудь место, где можно было бы взобраться на стены. Но добраться до другой стороны, как я вскоре обнаружил, было невозможно. Я должен был пересечь реку, а течение было слишком быстрым, слишком коварным и слишком опасным для меня, чтобы пытаться переплыть его. Моего предыдущего опыта нахождения в реке было вполне достаточно. Более того, я обнаружил, что ни один человек-обезьяна не умел плавать, и, следовательно, никто из племени никогда не был за рекой. Это в какой-то мере ободрило меня, поскольку я рассудил, что если ручей надежно преградит им путь, как это и произошло, то на другой стороне долины может быть легкий путь к бегству. Чем больше я думал об этом, тем более решительным я становился, чтобы выяснить, что лежит за рекой, и мне пришла в голову идея моста. Может показаться, что очень просто говорить о строительстве моста через узкую реку, где много больших деревьев. И при обычных обстоятельствах это не было бы трудным подвигом. Но если учесть, что моим единственным пригодным инструментом было сильно поношенное мачете, и что дикари никогда не учились рубить деревья, никогда не видели и не слышали о мосте и были полны безрассудного, суеверного страха перед пересечением реки, трудности, с которыми я столкнусь, могут быть несколько недооценены.

Прошли недели, прежде чем был установлен грубый мост. Я был вынужден изготовить множество каменных топоров в дополнение к своему мачете, чтобы научить дикарей валить деревья, пользоваться роликами и рычагами и фактически обучить их самым простым и элементарным принципам механики, прежде чем приступать к какой-либо реальной работе. Вскоре я обнаружил, что легче обугливать деревья у основания, чем рубить их, и после неисчислимых усилий я был вознагражден несколькими длинными, крепкими стволами деревьев, готовыми к использованию на берегу реки в самой узкой части потока. Следующим вопросом было разместить бревна поперек от берега до берега. Решение этой проблемы стоило мне многих часов тревожных размышлений и огромного труда.

Наконец мы соорудили пару подъемников из крепких бревен, связанных вместе лианами, которые в виде треугольника были подняты над бревнами на самом берегу реки. Грубый блок, сделанный путем подвешивания деревянного валика к двум петлям из лиановой веревки, служил шкивом, и, перекинув через него толстую лиану, а также с помощью гигантских обезьяноподобных людей, тащивших его, один конец самого большого бревна был поднят высоко в воздух. Затем веревка была закреплена, толпа готовых и сильных чернокожих подняла и толкнула конец торца вперед, и, наконец, бревно встало почти вертикально. Дикари были так восхищены, когда увидели, что этот, казалось бы, невозможный подвиг совершен, что они чуть не испортили все, отпустив веревки, чтобы танцевать и кричать от триумфа. Но мне удалось спасти положение, быстро обернув веревки вокруг одного из пней в самый последний момент.

Когда развеселившиеся люди-обезьяны снова были взяты под контроль, я приказал им поднять торцевую часть подвешенного бревна и толкать его вперед, пока, наконец, оно не встало вертикально, один конец которого опирался на ближайший берег, а другой возвышался на двадцать футов или более над подъемником. Затем в землю позади бревна были вбиты толстые колья, чтобы оно не соскользнуло назад, оно было свободно привязано к ним, чтобы оно не смогло подняться, и, пока мои подданные смотрели с удивлением, я перерезал веревку. С оглушительным грохотом бревно упало, и его верхушка уперлась в дальний берег реки. Радость дикарей при виде бревенчатого моста была поразительной. Они кричали и вопили, скакали и прыгали, катались по траве и ревели от радости. Затем, как толпа школьников на каникулах, они помчались по мосту, который под их ногами образовал безопасную и легкую дорогу. Никогда в истории их расы ни один член племени не пересекал реку, и теперь, когда ручей был перекрыт, они резвились на дальнем берегу, полностью забыв свои прежние суеверные страхи перед этим местом.

Люди-обезьяны могли быть вполне удовлетворены одним круглым бревном для моста, но этого было далеко недостаточно для моей цели, хотя и мне удалось с большим трудом переползти на ту сторону ручья. Я заставил дикарей прекратить свои забавы и положить второе бревно рядом с первым. К наступлению ночи хороший прочный мост был закончен, и передо мной открылась противоположная сторона долины.

На следующий день я переправился с Мумбой и еще несколько человек-обезьян тащились позади, и начал свои исследования. Эта сторона долины была намного богаче природными ресурсами, чем другая, поскольку ее дикая жизнь, фрукты и овощи никогда не были тронуты человеком. В изобилии водились олени, тапиры, пекари и другие животные, изобиловали кюрасо и фазаны, и несколько раз я видел королевских пурпурных ваупона, при виде которых Мумба и его товарищи всегда падали ниц. Это был такой приятный, интересный район, что я даже не почувствовал себя сильно расстроенным, когда обнаружил, что нет никаких шансов подняться на скалы. А еще, когда я осматривал скалистые стены в поисках возможного склона, по которому я мог бы подняться, я сделал очень интересное открытие. Я наткнулся на новый камень, почти такой же прозрачный, как стекло, который, я был уверен, пригодится для изготовления превосходных каменных орудий, и я собирал несколько лучших кусков, когда заметил кусочек камня полупрозрачного зеленого цвета. Это было так похоже на осколок разбитой бутылки, что сначала я принял его за осколок стекла, и мое сердце учащенно забилось при мысли, что какой-то белый человек посетил долину до меня. Но когда я поднял осколок и осмотрел его, я понял, что это было естественное образование, осколок обычного кристалла. И вдруг меня осенило. Это был изумруд, драгоценный камень, который стоит несколько сотен долларов на мировых рынках, но для меня, пленника в долине людей-обезьян, стоит меньше, чем осколки обычного кварца. Я иронично рассмеялся, подумав об этом, и уже собирался швырнуть драгоценный кусочек зелени в утес, когда ко мне вернулся здравый смысл. Предположим, мне следует сбежать из долины? Ибо, несмотря на очевидную безнадежность моего положения, я не терял надежды. Если я выберусь, изумруд значительно облегчит мне путь, он может даже встать между мной и голодом, потому что, пока я не доберусь до цивилизации и не воспользуюсь своими ресурсами, я останусь без гроша, абсолютно нищим. Но по всей стране, даже в самых отдаленных деревнях, зеленый камень стал бы предметом торговли. Размышляя таким образом, я положил изумруд в карман и с новым интересом начал искать еще. Я был хорошо вознагражден. Среди обломков кристаллы и части кристаллов были повсюду, и я, быстро покопавшись в упавших камнях, собрал зеленый минерал, в то время как Мумба, увидев, что я ищу, упал и собрал в два раза больше, чем нашел я сам. Но запасы были ограничены. Изумруды, очевидно, были принесены оползнем из какого-то кармана или жилы далеко на краю пропасти, и я с тоской посмотрел вверх, пытаясь определить местонахождение этого места и задаваясь вопросом, какие неисчислимые богатства все еще могут скрываться в скале. Даже тех драгоценных камней, которые у меня были, хватило бы на долгое время, при условии, что я когда-нибудь сбегу, и я находил немалое удовольствие и развлечение в размышлениях о том, как я потрачу свое состояние, если когда-нибудь доберусь до цивилизации.

В течение нескольких дней после этого я бродил по долине, уповая вопреки всякой надежде обнаружить какой-нибудь выход, который я проглядел раньше. С каждым днем река тоже спадала, и ее течение уменьшалось, и я заметил, что поток больше не заполнял свой туннель через скалу в нижней части долины. Теперь над водой виднелось отверстие в несколько футов высотой и футов пятьдесят или больше в ширину, и именно это отверстие в конце концов натолкнуло меня на мысль, которая казалась единственно возможным решением моей дилеммы. Разве невозможно было бы сбежать через этот туннель? Конечно, такое предприятие было бы крайне опасным. Я бы вошел в неизвестный Стигийский проход, который вполне может оказаться ловушкой.

Насколько я знал, туннель может сузиться или уменьшиться в высоту, где будет полностью заполнена бегущей водой. В одном или сотне мест путь могут преградить зазубренные скалы. Где-то внутри утеса могут быть водопады или пороги, или даже если внутри скалистой стены не существует ни одной из этих угроз, поток может обрушиться в пропасть или течь с ужасающими порогами там, где он выходит на дальней стороне. И у меня не было возможности узнать, какой длины может быть туннель. Река может протекать под землей на многие мили, или, опять же, проход может быть меньше пятидесяти футов в длину. Я обдумал все это и понял, что слепо идти на это было бы сравни самоубийству. Но постепенно, по мере того, как я обдумывал эту идею и она росла в моем сознании, я начал формулировать планы, чтобы узнать что-то определенное о туннеле и ручье, прежде чем всерьез задуматься о попытке сбежать по реке. Это было очень просто, как только это пришло мне в голову, и без промедления я приступил к осуществлению этого на практике. С этой целью я соорудил миниатюрный плот и, прикрепив к нему длинный моток виноградной веревки, позволил ему проплыть в туннель. Веревка быстро натянулась, и плот исчез в отверстии в скале, пока почти двести футов не проскользнули плавно и без рывков или задержек сквозь мои пальцы. Очевидно, на таком расстоянии в пределах прохода не было ни порогов, ни водопадов, ни рифов.

Но я также хотел убедиться, что пространство между водой и крышей остается постоянным, и расширяется ли туннель или сужается. Вскоре я придумал план определения этих моментов. Вырезав несколько стапелей, я закрепил их вертикально, как мачты, на моем маленьком плоту, и нарезал их разной длины: самый длинный почти пять футов в длину, самый короткий – едва ли фут в длину. Затем, по ходу дела, я слегка связал тонкие палки разной длины и снова позволил моему экспериментальному плоту проплыть в проход, зная, что, когда я снова вытащу его, состояние палок будет довольно точным показанием условий прохода. И, к моей радости, когда плот был вытащен обратно, я обнаружил, что сломана только одна из вертикальных палок, и то самая длинная, в то время как ни одна из горизонтальных палок не была повреждена или отсутствовала. Убедившись, что крыша пещеры находится по крайней мере в четырех футах над водой на протяжении полных двухсот футов от входа и что она никак не меньше десяти футов в ширину, я решил лично осмотреть это место. Для этого потребовалось бы построить плот, достаточно большой, чтобы я мог плыть, и несколько дней ушло на эту работу и на сбор огромного количества лиан для веревки, поскольку я намеревался проникнуть далеко за пределы двухсот футов в своих исследованиях.

К счастью, в долине было много легких бальсовых или трубчатых деревьев, и построить плот было сравнительно легко. Но для людей-обезьян это отдавало магией и колдовством. И когда они увидели, как это грубое изделие покачивается на воде, и увидели, как их король ступил на борт и поплыл вниз по течению, они пришли в полный ужас, били себя в грудь и причитали, очевидно, думая, что их белый монарх собирается покинуть их навсегда.

С большим трудом я успокоил их и, вытащив плот на сушу, сошел на берег. Но еще труднее было заставить их разрешить мне снова подняться на плот, и я знал, что у меня будут еще более связаны руки, если я попытаюсь войти в туннель. В этом случае они, несомненно, почувствовали бы, что я их покидаю, и, несмотря на мое нетерпение, я знал, что мне придется отложить свои расследования до тех пор, пока они не привыкнут видеть, как я плыву по реке. Таким образом, в течение следующего дня или двух я совершал ежедневные поездки вниз по течению на своем плоту, с каждым днем приближаясь все ближе и ближе к своей цели, и когда новизна прошла, а дикари узнали по опыту, что я всегда снова выхожу на берег, они начали смотреть на мое необъяснимое занятие как на обычное дело, чего и следовало ожидать. Но как я ни старался, я не мог заставить ни одного из них, даже самого Мумбу, ступить на борт плота. Именно во время одного из таких коротких путешествий я сделал еще одно открытие, которое, не будь я пленником, наполнило бы меня или любого другого человека волнением и восторгом. Плот сел на песчаную отмель, и, чтобы освободить его, мне пришлось сдвинуть несколько булыжников хорошего размера. Делая это, я уловил безошибочный желтый отблеск среди мелкого черного песка в углублении, оставленном камнем. Забыв обо всем, забыв о своем состоянии, о своем окружении, даже о планах побега, я упала на колени и лихорадочно, с быстро бьющимся сердцем, копала гравий. В следующее мгновение, почти затаив дыхание, я застыл над огромным золотым самородком, весившим целых десять фунтов. Быстро, с помощью мачете и рук, я разгребал песок, останавливаясь каждые несколько мгновений, чтобы вытащить грубый желтый комочек, пока мое первое возбуждение не прошло и здравый смысл не вернулся. Я выпрямился и разразился безумным смехом. Я все еще был пленником долины людей-обезьян, и все золото в мире не имело для меня ни малейшей ценности, пока я не был уверен, что смогу сбежать. Но, как и изумруды, золото, если я когда-нибудь покину это место, станет богатством, и я решил, что прежде чем предпринимать какие-либо попытки сбежать, я должен обзавестись хорошим запасом драгоценного металла.

Прошло два дня после этого случая и я решил предпринять давно откладываемое исследование подземного потока. Мне с огромным трудом удалось заставить людей-обезьян понять, чего я от них хочу. Фактически лишь Мумба, который благодаря постоянному общению со мной мог понять смысл моих слов быстрее, чем другие, и который, кстати, был намного умнее своих товарищей, был единственным, кто действительно понимал мои желания. Я не слишком доверял ему, и все же, в некотором смысле, моя жизнь зависела от того, выполнит ли он и его товарищи мои приказы. Я вполне осознавал тот факт, что шел на огромный риск, но мое решение было принято. Я бы проник в туннель до предела своих веревок, если только нечто не заставит меня сдаться раньше, и я надеялся, что на таком расстоянии смогу увидеть дальнейший выход в это место. Я уже приготовил факелы из смолы и, вооружившись несколькими из них, пришвартовал плот поближе ко входу в туннель и в последний раз повторил свои инструкции Мумбе. К плоту и к толстому столбу, вбитому в землю, была привязана прочная веревка, и целых пятьсот футов этой веревки лежали аккуратно свернутыми на берегу. Кроме того, я предусмотрел сигнальный шнур, и большая опасность для меня заключалась в том, что примитивные обезьяноподобные существа могли перепутать мои сигналы или впасть в панику и покинуть меня, как только я исчезну в туннеле. Однако я утешал себя мыслью, что в худшем случае я, вероятно, смогу вернуться к дневному свету, потому что течение реки теперь было очень слабым. Словами, жестами и демонстрацией я показал Мумбе свои сигналы. Один рывок за тонкую веревку и тяжелую веревку нужно было держать крепко, два рывка – травить веревку понемногу, в то время как три рывка означали вытянуть плот. Немного опасаясь того, что может меня ожидать, я зажег свой факел, ступил на плот, оттолкнул его от берега и приказал Мумбе приготовиться. В следующее мгновение я плыл в чернильной тьме, освещаемый только красноватым светом моего факела. Я неуклонно продвигался вперед, держа свой факел высоко, двигая им и вглядываясь в тени. Но я не нашел ничего, что могло бы помешать моему продвижению. Течение оставалось равномерным, крыша и стены практически не менялись по высоте или ширине, не было никаких выступающих скал или рифов, а туннель был почти таким же прямым, как если бы его пробурил человек. Наконец я достиг предела своих канатов, а впереди по-прежнему не было ни проблеска света. Насколько я знал, проход мог продолжаться на протяжении многих миль, но тот факт, что он был судоходным на таком значительном расстоянии, очень ободрил меня. Не найдя ничего интересного, я трижды дернул за сигнальный трос и вскоре почувствовал, что меня тащат туда, откуда я пришел.

Я никогда не видел более странного выражения на лицах человеческих существ, чем у людей-обезьян, когда я появился снова. Они демонстрировали страх, благоговение, удивление и печаль вместе взятые, и все это сменилось торжествующими, веселыми криками, когда они поняли, что я не исчез навсегда. Меня действительно глубоко тронуло, что мои подданные думают обо мне, и я испытал укол сожаления и почувствовал себя негодяем при мысли о том, чтобы покинуть их. Однако теперь мое решение было твердо принято. Я прокрадусь к этому месту до рассвета и, взяв свою жизнь в свои руки, попытаюсь пройти через туннель, как только смогу завершить необходимые приготовления. С находкой изумрудов и золота, а также с мыслями о цивилизации и ее удобствах, которые последуют за этим, более длительное заключение в долине стало невыносимым. Лучше смерть в подземном потоке, чем жизнь в долине среди обезьяноподобных людей.

Но мои приготовления не могли быть сделаны за один день. Во-первых, я решил, что плот плохо послужит моей цели. Это была громоздкая штука, плохо приспособленная для преодоления возможных порогов, слишком тяжелая для одного человека, чтобы справиться с быстрой водой или вырваться с рифа или мели, и, если бы мне удалось безопасно пройти через гору, его продвижение было бы очень медленным в любом течении, по которому я мог бы сплавиться. Я знал, что построить лодку было бы слишком сложной задачей, и даже выдолбить ее из древесного ствола была бы не по силам мне и моим работникам-людям-обезьянам. Но построить деревянную пирогу, такую, какую я часто использовал и часто помогал делать в лесах Гвианы и Бразилия, не было бы ни невозможным, ни очень сложным. Главная проблема заключалась в том, чтобы найти дерево с корой, которую можно было бы содрать со ствола одним большим цилиндрическим куском.

Но удача была ко мне благосклонна. Деревья, подходящие для строительства лодки, росли тут и там в краснолиственном лесу, и проверка показала, что их кора идеально соответствует моим требованиям. Работа была немедленно начата, и в назначенное время я приказал срубить большое дерево, и благодаря кропотливой работе и с помощью моего бесценного мачете мне удалось отрезать великолепный кусок прочной толстой коры. Остальное было сравнительно просто. Распорки из твердой древесины легко резались, и, надрезав и согнув концы коры вместе, а также закрепив их на месте полосками ротангоподобной лозы, распорки были втиснуты между планширями, и мое каноэ было готово. Много раз пара индейцев и я сооружали такую деревянную обшивку за несколько часов, но здесь, в долине, потребовалось много дней кропотливой работы. Каноэ, однако, имело полный успех. Оно плавно плыло по воде, было устойчиво и легко управлялось, и люди-обезьяны посчитали это еще одним чудом. Однако к настоящему времени они настолько привыкли к чудесам, что не обращали на них особого внимания, на самом деле, к тому времени они были настолько заняты своими собственными делами, что мне часто было трудно заставить их работать на меня. Я научил их многим искусствам и ремеслам, и они с большим энтузиазмом заинтересовались своими новыми достижениями. Я показал им, как прясть и ткать, используя для этих целей внутреннюю кору или кружевную кору дерева, которая была мягкой, жесткой и прочной, как шелк.

Они уже давно использовали материал для кусков скудных набедренных повязок, которые носили, но они никогда не знали, что его оказывается можно скручивать или прясть в нить, ткать в грубую ткань или делать гамаки. Люди-обезьяны привязались к последнему, как утки к воде, и повсюду удобные качающиеся кровати вытеснили груды сухих пальмовых листьев в апартаментах дикарей. Рыболовные крючки из кости и лески из коры также были введены в обиход и постоянно использовались, и я научил людей обрабатывать землю и выращивать овощи вместо того, чтобы добывать их тут и там. Я даже преуспел в скручивании или прядении дикого хлопка и ткачестве его вручную и потратил много часов, пытаясь изобрести и сконструировать какой-нибудь ткацкий станок, но это, однако, оказалось выше моих сил. Я добился гораздо большего успеха в изготовлении корзин, и как только люди-обезьяны усвоили принцип, они стали искусными изготовителями корзин. За корзинами последовала керамика, и каждый член племени был хорошо обеспечен глиняной посудой, корзиной и высококачественными и хорошо сделанными каменными инструментами, орудиями труда и оружием. Действительно, практически во всех древнейших искусствах и отраслях производства люди-обезьяны теперь были полностью равны обычным первобытным индейцам страны и быстро развивали свою собственную культуру, потому что все, что мне нужно было сделать, это подтолкнуть их к чему-либо, и они быстро прогрессировали, развивая и внедряя множество идей и инноваций.

Я рассказал все это так, как будто на это потребовалось мало времени, и я признаюсь, что время пролетело гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Я был очень удивлен, когда пересчитал свои временные ряды до дня, когда мое каноэ было завершено, обнаружив, что я был с людьми-обезьянами больше года и что второй сезон дождей быстро приближался. Если я хочу сбежать через реку, я должен действовать быстро, потому что с первыми проливными дождями туннель станет непроходимым на месяцы. К счастью, мне нужно было совсем немного подготовиться. С тех пор как я решил предпринять попытку перехода, я собирал запасы провизии в виде сушеного мяса, клубней, кореньев и овощей, и теперь их у меня было достаточно, чтобы продержаться несколько недель. Мой гамак, связка сухих веток и листьев, кремень и трут, мачете, лук со стрелами и несколько факелов завершили мое снаряжение. Я был готов отправиться в путь в любой момент, но я был полон решимости получить больше золота из моей богатой россыпи, потому что, рассуждал я, если я доберусь до цивилизации, это будет очень кстати, если я потерплю неудачу, мне не будет хуже с золотом, чем без него. И именно эта решимость едва не стоила мне жизни.