Евангелие – атеисту

Я кивнул.

«Скажи тому, кому служишь, пусть бережет семя свое, сына своего. Последний он в моем роде! Есть правда дальние… Семя моё по разным станам разметалось, да в других странах уже и исчезло. Тут один остался. Троих ты знал, мир тесен! Помнишь Василия Алексеевича?»

«Добряк, горький пьяница, по командировкам меня в Ахтубинск таскал, раками и редкой рыбой угощал.. . Я ему 25 рублей не успел отдать. Умер он. Только на похоронах я понял, что он еврей».

«Ты его, покойного, в лоб поцеловал, прощения попросил…»

«Любил он меня не знаю за что.»

«За то, что ты слушал его всегда внимательно и с уважением. Знал ты и Николая».

«Николая Николаевича, полковника из «серых»?»

«Истинно! А третьим был Юрий».

Никогда бы я не догадался, что он еврей. Был он синеглазым, русак рязанских кровей, развеселый забулдыга. Работал механиком-прибористом в Жуковском. На полигоне не раз работал со мной в паре.

«Да, почтенный Матфи, тесен мир! Скажи, мудрый Матфи, а есть среди твоей родни известные мне люди или известные из истории?»

«Александр Меньшиков, а еще Александр Мень. Ты еще о нем не слышал, но он в историю вашу войдет. Убьют его жестоко, а убийц вы не сыщите. Меньшиков? Как же? Он же из конюхов! Чем сильны? Мы умеем приспосабливаться. И ещё, уж совсем отдалённый мой родственник… быть тебе у него наёмным работником, но вместе с тем – ему хозяином…»

«Так не может быть, почтенный!»

«Тебе ли, раб, знать, что может быть, а чего быть не может?!»– Возмутился Матфи. Помолчал, крутя головой, «пободал» меня укоризненным взглядом…

Матфи что-то быстро начертил на земле, я взглянул, и он тут же стер нарисованное, а я перевел взгляд на грудь и живот Спящего, и еще раз поразился красоте рисунка мускулатуры, ясно просматриваемой сквозь тонкую кожу без малейшей, казалось, прослойки жира.

Матфи перехватил мой взгляд. Можно ли противоречить тому, кому пара тысяч лет?

«Удивлён? А, догадываюсь, что тебе надо…» – шепнул Матфи.

«Он рождённый, конечно, но не просто так. За зачатие и выращивание плода отвечал Иоанн. Ему Всевышним даны были мощь Творца и Хранителя одновременно. Плод был крупен и крепок небывало. Роженице не по силам оказалось родить Его. Иоанн унял боль, разъял лоно, и плод извлек, оставил сладость воспоминания о выполненном долге продления жизни. Всевышний наградил ее легкой смертью. Другой Хранитель тело «расщепил» и унёс в Мир иной по воле Всевышнего… Иоанн пуповину перекусил, зализал, потому пупок такой красивый.. Было это в саду Ев Симанском, на краю потока… Иоанн сделал, что нужно. Омытый Младенец задышал и вздохнул облегчённо. Он ведь претерпел не только боль родовых схваток, но и ужас быть не рождённым! Его энергетика иная, не совсем, как у смертных. Но Иоанн накормил Его по воле Всевышнего молоком молодой ослицы, а потом отнес его в дом Иоанна и Мариам, у которых уже были дети, но Мариам родила недавно и была полна молоком. Ни одна еврейская семья не отказалась бы получить младенца даром!

После крещения Иисуса, Иоанн был возведен в Творцы. Из смертных я первым понял, что к народу моему пришел Мессия, Сын Бога. Я видел то, что другие не замечали. Господь открыл мои глаза. Рос Он стремительно, но необычность этого никого не удивляла. Он рано овладел разными наречиями. .Иоанн водил его по разным землям, давал послушать речь караванщиков из разных земель. Видишь, сколько я тебе рассказал, а в обмен прошу выполнить мою просьбу. Выполнишь?»

«Буду стараться, Матфи…»

Тогда Матфи продолжил:

«Одной ясной ночью шагнул я Ему навстречу, бегущему. Был Он обнажен, только тесемочки были на гибкой талии мальчика, удерживавшие «помеху для бега». Он приветствовал меня, а я спросил Его, не сын ли Он Иосифа и Марии. Он не отрицал, и я спросил, как случилось, что Он не обрезан по Закону. Он сказал, что тело, сотворенное Творцом, в усовершенствованиях не нуждается. Я спросил, Божий ли Он Сын. Он не отрицал. Я спросил, бессмертен ли Он. Он сказал, что срок его жизни около трех тысяч лет. Я спросил, случайно ли Он позволил мне узнать тайну, что не обрезан. Он сказал, что знал, что мы встретимся, но что другим знать этого не надо. Я попросил Его совершить чудо. Он сказал, чтобы я обращался к Нему словами «Господин» и приказал мне бросить все деньги на землю. Я бросил, но не все, а часть. На том месте возникло дерево с густой листвой и запахло зрелой уже смоквой.»

«Вот тебе чудо. О деньгах же не жалей. Никого не удивит это внезапно выросшее дерево. Упадет оно и рассыплется в прах лишь после моей смерти, а на третий день от быстро растущего побега возникнет новое дерево. Будет оно стоять до тех пор, пока народ мой не начнет исход из этих земель. Потом умрет тихо, как все умирает.»

«И Он оставил меня одного, а я бессмысленно ползал в пыли на четвереньках и плакал, но не о деньгах…»

Сколько длилось молчание? Не могу понять! Из руки спящего выскользнул на кошму крестик. Я с трепетом поднял его. Был он из сухого дерева, хорошо отполирован прикосновениями рук. Было непонятно, как скреплены перекладины, казалось, что так он рос. Положил я его на кошму. Матфи зашептал:

«Он любил их делать, всем раздавал, кто хотел. Давал и приговаривал: «Неси крест свой». Крест он использовал и в работе своей плотницкой. Все, что делал было красиво. Семья Иосифа жила в достатке, но Он и копал и строил сам, ходил за живностью, лечил… Кто тогда думал об этих крестиках? Потом, уже после неисправимого крест стал символом духовным, Святой Крест…Куда там Звезде Давидовой! Ужас…ужас…ужас! – Застонал Матфи, заскрепел стёртыми зубами, стал молитвенно раскачиваться…»

Тут Хранитель «отключил» меня. Я попал в какую-то воронку стремительного движения, но не полета.

Я оказался в другой реальности, почувствовал песчинки на зубах, ощутил смесь запахов пота, мочи, услышал гул голосов и гудение мух, увидел пеших и конных, верблюдов, ишаков с грузами, снующих чумазых детей. На одном ребенке взгляд остановился. Был он светлокожим, но не белокожим, золотоволосым и держал за хвост ослицу. Она тащила его, а он хохотал. Тут я услышал голос Хранителя:

«Слушай, раб, я за твой разговор с Матфеем получил выговор от Господина. Обещаний ты давать не должен был. Больше не давай! Все».

Глава 7. Расставание

Снова мы стоим у ствола поверженной березы: Господин, приветливо улыбающийся, Хранитель, холодно-отрешенный и я. Вижу себя, сладко спящего полулёжа.

«Проснись, Борух! –ласково говорит Господин – Восстань!»

Лежащий недоуменно открывает глаза, медленно и неловко встает, топчется, впрочем, это я топчусь, глядя на Господина.

«Уснул я, прости, не хотел…»

«У тебя возникли вопросы?»

«Думал я, что Ты дашь мне знание…

«О самочувствии не спрашиваю, вижу – Хранитель спокоен, значит, всё в порядке. Какие –то неясности возникли? Вопросы»? -Всё это было сказано скороговоркой…

«Не понимаю, Господин, странно мы как-то говорим…не таких я от Тебя слов и интонаций ожидал, прости…»

Он рассмеялся громко и заразительно:

«Ты думал, раб, говорить я буду притчами на арамейском или старославянском наречии? Зачем? Нет, Борух, усложнять не будем».

«Думал я, Господин, что Ты дашь мне знание…»

«Сам потрудись, уразумей!»

Вблизи уже было слышно присутствие людей. Краем поля мимо нас шла молодая мама, катящая открытую коляску. Ребенок рассмеялся, пуская пузыри. А еще было слышно, как ломится нетрезвая компания. Мужчины сквернословили, топали сапожищами, ломали ветки. Подумал я: «Привяжутся сейчас, Жалко-то их как, Господи!»

Хранитель исчез и с той стороны, где был шум-гам, сперва все стихло, а затем послышался шум панического бегства через чащу. Куда добегут-то, до Апрелевки?

Хранитель еще «оберегал покой», когда Господин шёпотом сказал:

«Не утаивай, что многомудрый Матфи у ног моих сообщить тебе хотел, что чертил на земле?»

«Уважаемый Матфи рисовал карту Аравийского полуострова, сторону у Красного моря, примерно у Африканского рога провел тонкую линию вглубь земель. В мозгу моем тогда появилось: «Земли царицы Савской». Там города теперь…»

«Не называй!»

«Так вот, в месте, которое возможно найти, поставил он крестик..»

«Далее?»

«Это все, Господин. Не знаю откуда мне это ведомо, Матфи не говорил об этом, но в том месте он скрыл Твои вещи, крест, Тобой сделанный и ему данный, свитки с письменами, три металлические пластинки, ценности которых он не знал. Он пробовал их даже языком, но не на зуб! И что-то вроде надувных глобусов: первый – с изображениями карты того мира, А второй – с возможной картой мира грядущего, над которым творцы работают».

«Это все?»

«Все. Больше он ничего мне не говорил».

«Лукавишь! Хранитель, сделай мысли раба прямыми, как ты это умеешь!

Тут я дернулся всем телом, но не от боли».

«Он, раб, сокровища свои через тебя, частично тебе в уплату, завещал…Опаснее его задания и не придумаешь! Хранитель, обереги!!

«Да, Господин мой, оберегу!»

«Подумать только! У ног моих – взятка! Положим, назовешь ты кому-нибудь это место, купят эти земли или возьмут в аренду, выроют клад. Ни с чем не сравнимое будет богатство!

Вот только, чем больше богатство, тем сильнее давит… Так ты притчу хотел, раб? Слушай притчу. Пойдёшь ты сейчас в свой «мир», в гнилую свою империю. Она рушится уже, обломки летят на головы, земля разверзается под ногами, а вы не видите, не слышите…

И пошло это крушение, как водится у вас, смертных, с предательства. Вожди ваши, великие князья, да, князья, только под иными титулами, устали жить по «уставу» и продали свою бессловесную рать в полтора десятка миллионов тружеников, да ещё столько же единомышленников в иных народах, и озаботились обогащением, и личной волею в безнаказанности и безотчетности. Как же – столько лет и Всевышнего в небо над страною не пускали, храмы порастоптали, осквернили, народы ослепили… Кто накажет их? И вот, среди обломков империи рабочий Федул трудился над новейшим оружием. Был Федул тот «допущен к телу», в свободное время в квартире академика ремонт делал. Насмотревшись на барскую жизнь, Федул решил вдруг, что он ничем не хуже. Решил он прикупить импортных шмоток в комиссионке, отмыть руки и купить книги, как у академика, чтобы жить как тот. Не знал Федул, что жизнь академика тоже полна труда почти каторжного, и не перепрыгнуть через десятилетия этого труда. Вот и вся притча».

Хранитель исчез, Господин глядел сурово и грустно:

«Чем еще тебя купить хотел Матфи?»

«Внушал он мне, – отрешенно и растоптанно шелестел мой голос,– что могу я извлечь выгоду из «СИМВОЛА», который мне дан, что можно наладить массовое производство дешевых поделок, сувенирчиков, «авторское право» оформить. Но клянусь, что не помню ни о каком символе».

«Вижу, не помнишь, но вспомнить обязываю! Не сейчас, когда «созреешь», когда похоронишь тех близких, которых так щемяще любишь… Оставим это.»

«Ты оставляешь мне жизнь, Господин, и душа моя ?»

«Все, как было и не так как было, но не надо лишних вопросов, Борух. Не дано тебе проповедовать и пророчествовать, но есть дар у тебя – слушать и видеть. Пользуйся этим даром. Говори мало, подбирай слова, чтобы мысль излагалась правильно. Вспоминай, не торопясь, что познал, записывай. Записывай даже то, что покажется тебе не имеющим смысла, бредом… Разберешься по воле Всевышнего! Хранитель с тобой еще годы будет. Молиться Богу научись, привыкни ежедневно молиться. КНИГИ в руки возьми: Библию, Коран и иные Духовного содержания. Не стыдись своего незнания, невежества…Записывать начнешь, когда перепишешь четыре Евангелия своей рукой, не исказив ни знака, ни буквы. Тогда проявится «наложенное» знание. Сейчас тебе не понятно, что это за знание, но со временем должен будешь понять. Не терзайся комплексом неполноценности, как терзался, что не стал чемпионом мира, как Ботвинник, а ведь играл же ты против него и не плохо, когда он учил мальчишек Краскова-Малаховки. Каждому свое! На все воля Всевышнего!»

«Как же, Господи, писать? Писал я лишь дневники, до демобилизации. Воротясь в «отчий дом», очень холодный дом, в сквозняках, «затараканенный», переписал все в тетрадочку. Матушка тетрадочку прочитала, батюшке доложила. Папенька «придурком» нарек и сказал, что писать надо лишь получив аванс. Аванс дают тому, кто включен в проект плана. А для этого должен быть заказ, сказал, что мне, придурку, щенку, никто ничего не заказывал, так и нечего было бумагу марать! С того времени ничего я уже больше не писал.»

«Зло не держи, Борух, понятно, не легко тебе было. Не обнадеживаю, будет тяжелее, но все равно, пиши! Рукописи можешь жечь! Они охотно горят! Но мы их прочитываем еще в момент писания, и уже ничто не пропадет, не исказится, скрыто не останется. Пойми или поверь. Вера чаще дается легче, чем знание…Научись быть терпеливым, Борух, и Я терпел…»

Молчание… Летний чудесный день, полдень, ровно двенадцать на часах…полтора дня ещё отдыха…

«Господин мой, прости за вопрос, что означает число 666?

Он рассмеялся и покачал головой:

«Это измышления «любимого ученика» Иоанна-евангелиста. Было, что показал я ему будущее, видел он и черноту ваших сегодняшних дней, говорил, что и сытого и голодного будет заботить и толкать на поступки секс, секс, секс. Это знак вырождения, их Страшный суд и мне противное! А он по созвучию латыни перевел, как «666». Чушь! Лишь число 12 имеет всеобщий, громадный еще не раскрытый смысл. Всё остальное – домыслы смертных. Прощай же, Борух-Матфи! Пойдешь туда, куда показываю. Этой дорогой пойдешь впервые. Дойдешь до ручья, разденься до нага, омойся, мысленно попрощайся со Мной. Встречи более не жди! Иди спокойно далее…»

«Господин мой, прости, в «воспоминаниях» моих уже сейчас чуется мне нечто, вроде бы «за уши притянутое», т.е не имеющее общего значения, как быть?»

«Не заботься пустяками, главное, избегай «кривомыслия». Искренен будь. Нет ничего потаенного…Прощай Борух-Матфи!

Он как и Хранитель «растворился». Была чудесная летняя суббота, ровно полдень, полтора дня еще отдыха…И пошел я краем поля по опушке в створ двух перелесков, на новое большое поле мимо огородиков по тропе среди высоких цветущих трав. Дошел до ручейка в тени кустарников и деревьев, разделся, перетряс одежду, вытряс сапоги, омыл себя студеной водой ручья, вылил на себя еще и воду из термоса, не вспомнив откуда ее набрал…Растерся ладонями, почувствовал себя помолодевшим, оделся и пошел в горку. Далее шел дорогой незнакомой, поразительно красивой…Шел по высокому берегу пруда мимо водостока, тропинкой и берегом другого уже пруда, снова в горку, на которой сияли маковки православного храма и кресты над ними, а в отдалении виднелась безглавая колокольня почти разрушенного готического храма. Не дойдя до храма, в конце проулочка, встал я как вкопанный у крайнего бревенчатого дома, крыша которого была выкрашена тою же зеленой краской, что и скаты храма. В голове моей появился непонятный диалог:

«Досидят ли до завтра те двое, что в пыли под кроватью от креста укрываются?»

«Досидят! Удержу!»

Голоса смолкли, и я пошел дальше. Ничего я пока не понял из этого мелькамия мыслей-диалога. Пошёл дальше – пошёл дальше – прочёл прочёл над остановкой «БЫКОВО». На лавке сидели приветливые улыбчивые люди, разговаривали между собою, шутили. Я не стал ждать автобуса и пошел по шоссе. Остановки указывали мне, что иду правильно под горку,-в горку. Какие два чудесных пруда я еще увидел! Дети кричат, ныряют, плавают, удочки рыбаков видны…Решил, что в другой раз обязательно в тех прудах искупаюсь. Дошел до магазинчика сельского, пошел дальше… А вот и Калужское шоссе, остановка и полупустой автобус 531 – на Москву. Можно доехать до самого дома. Чуть пробежался, впрыгнул в автобус, всыпал в руку кондукторши монеты за проезд, сел-упал на сидение у окна и уснул мгновенно и глубоко…

Глава 8. Размышления о случившемся

Человек должен быть собранным, целеустремленным, чистым, честным, открытым, то есть без двойного дна, работоспособным, упорным без упрямства, послушным, предсказуемым, в общем – цельным. В последнее время также не возбраняется быть душевным, почти что дозволено и душу иметь, но относиться к этому следует с иронией, юморком, как к простительной слабости. Человек не должен иметь сомнений. Он должен верить, целиком доверяться тем, кто с нескончаемой мудростью и дальновидностью им руководит. Всегда. Везде. Сомнения, особенно в сочетании с самомнением, могут привести к раздвоению личности, а это уже болезнь, и человека придется полечить, успокоить, признав душевнобольным. В этом случае наш атеизм вполне одобряет понятие «больной души». Вот ведь материалистический фокус! У выздоровевшего души нет, она исчезает. Бездушным, как должно, остаётся человек!!

У меня заныла душа. Ноет и ноет, болит! Откуда-то «знаю» я, что душа в мужском теле «ОНА», а в женском теле «ОН». Хотя, без тела становится бесполой сущностью. Ну болит душа и болит. Не зуб же! Не сердце и не печёнка даже! Так – нечто… Спросил я душу, отчего она болит. Говорит мне душа, что тесно ей стало, услышал и другие голоса-подголоски:

–Тесно нам, очень тесно, помоги нам разместиться в тебе, упорядочиться…

Задумался. Смутно, расплывчато стало вспоминаться нечто, о чём лучше бы не вспоминать, забыть. Забыть себя? Это вряд ли!

Несколько дней и ночей слушал я эти голоса, заглушал их подручными средствами.

Понял я с огорчением – с этим не справиться. Судьба! Место, значит, надо искать, где с ними «потолковать». Надо разобраться в себе. Решил пойти для этого в Шишкин лес. И слышу вопль протеста:

–Только не туда!

Тут же понял, что туда нельзя, не выдержу, свихнусь. Подумал, что лучше уж ехать на пруд в Узкое или в Тропарево. Заворчали, но не запретили. Прикинул, что детей там много, плач, визг, крики, толкотня – не сосредоточиться. Значит, ехать надо в Быково, на дачу родителей. Там скверно… мрачные ненавидящие взгляды папеньки, ворчание или истерики маменьки, которая временами, к счастью, объявляет окружающим бойкот и молчит днями, только включает на всю мощь радио или телевизор… Там какую-нибудь обязательную понудиловку делать заставят, работу неприятную и неосмысленную, плодов не обещающую. А еще там – постоянно пьяненький младший братец, с двадцати лет ожидающий смерти любимых престарелых родителей, представляющий себя владельцем «имения», квартиры и машины, а также многих тысяч на сберкнижке и все для себя, любимого, «голубя сизого», по выражению отца. Хороший был мальчишка в детстве. Испортили неумеренной все дозволяющей любовью! Потом там еще – детки его не слишком шумные, но все же…Там – жена его, затюканная свекровью, неодобряемая за что-то свекром, мечущаяся между работой и подработкой, уставшая от пьянства мужа, преждевременно теряющая красоту. Там моя немногословная озабоченно-сосредоточенная жена, думающая о сыне, «мужающем» в Армии. А еще там – глухая неприязнь родственников – соседей по дому, униженных богатством нас, верхних. Правда, есть среди них «луч света» – двоюродный брат, мой ровесник, Саня, тоже правда, моим папенькой затюканный. Он заядлый рыбак, и если бутылочкой винца его сманить на водоемчик какой-нибудь недалекий, он углубится в возню с удочками, наживкой, в ожидание поклевок…Место найдет тихое, малолюдное, где можно будет сосредоточиться. Слушаю себя, чувствую – одобряют:

– Да здравствует великий и мудрый Борух- Матфи!

Спрашиваю:

– Что ещё за Борух? Что за еврейские штучки?!

Загалдели! Базар… Представьте себе в маленькой коморке говорящую женщину? А две? А три? А если еще больше? Каждая галдит о своем, одна другую перебивает. Я спросил, сколько их, но ответили, что сплелись, перепутались, не сосчитать, но больше шести и меньше двенадцати.

Поехал в Быково, как собирался, сел на берегу заливчика реки над обрывчиком у кладбища в Колонце и стал разбираться в себе. Серьёзно это делать не получалось, только дешёвое хохмачество и помогало хоть что-то понять…

Итак, что мы имеем: поехал я в субботу утром в лес за вениками для бани, а домой вернулся только в воскресение ближе к вечеру. Ни к кому в дом для ночлега не заходил, еды с собой брал очень мало, но вернулся домой сытым и комарами не покусанным. Это все странно, но объяснение можно найти вполне реалистичное. В лесу я встретил особенного человека, обладающего мощным интеллектом и способностями к гипнозу. А человек этот был с ассистентом не менее талантливым, а недалеко была группа их сподвижников. Может быть они в лесу репетировали, отрабатывали номер, а тут я им попался. Меня ввели в «транс», хотя раньше неоднократно гипнотизеры от меня отступались, «не гипнабельный» говорили. Но быть может, в этот раз удалось. Заставили они меня рассказать о себе, начиная с детства, что было забыто – извлекли из подсознания. Только зачем им это? Интереса я ни для кого представлять не могу: не богат, ни к каким серьезным секретам доступа не имел, а если бы даже и имел – по бестолковому своему образовательному уровню, технической малограмотности – ну, не сумел бы ничего понять, запомнить. Себе то я могу в своей полнейшей безграмотности признаться. Самый страшный секрет мне известный – это то, что почти все мы в нашей стране работаем изумительно скверно, лениво, словно из-под палки и врем, врем… Планы и отчеты липовые, пьянство и разврат, да еще поворовываем…

В общем – людям, допустим, в навозной куче, разгребая, удалось найти «жемчужное» зерно… Либо они удовлетворены, следовательно, оставят меня в покое, либо «они» не получили сразу того, что ищут, значит можно ждать звонка или письма или встречи у работы-ли, около дома-ли. Вывод – следует ждать. Если нужен, то ожидание не должно быть долгим. Они должны понимать, что работа для меня новая, многолюдие вокруг, масса впечатлений разных – сотрут из меня то, что было «впечатляющего», я стану всё более упрям, работать со мной может стать гораздо труднее.

А может быть со мной действительно случилось что-то сверхъестественное,

«потустороннее»? Никогда со мной ничего похожего на «видения» не случалось. Больше того, ни с одним человеком, с которым я за полвека почти я встречался, разговаривал – ничего подобного не происходило, ни в какой форме. Если бы, скажем, эта была некая «тёмная сила», то она должна была обещать мне какое-то вознаграждение и дать аванс! Аванса, понимаешь, нет, обещанием награды считать смутное видение последних дней жизни в нищите, бродяжничестве и смерть в лесу, под придавившей и продкнувшей грудь веткой ели – что-то на награду это не тянет…Лучше не думать об этом до осени. К осени всё станет понятно, что то произойдёт или не произойдёт, а время меня подлечит… А что да голосов, то тоже ничего страшного! «Внутренний голос» – термин чуть ли не обиходный в нашем мире. Ведь и раньше бывало, что кто-то изнутри мне говорил: «Нельзя!» Ну, теперь голосов этих несколько. Что же тут очень то уж особенного? Старею, это мои голоса-мысли, намерения нереализованные… Это ещё не основание паниковать и бояться психушки. А вот пить не надо!

Подумав об этом, я допил из горлышка остававшуюся в бутылке от пол-порции жидкость, пожал молча руку увлечённому поплавками брату, прощаясь, и пошёл к станции на Москву, не прощаясь с близкими «дачниками». Тут мне голоса и говорят наперебой:

–Мыслишки твои как у Буратино.

–Ты подумай-посоображай ещё сегодня, уж сделай милость!

–Не откладывай на осень. Всё надо решать гораздо скорее.

–Не пей совсем, а через три недели вернись к этому вопросу.

–Мы помолчим пока, потерпим.

И всё. Молчок. Прекратились «разговорчики в строю».

Глава 9. Размышления и домыслы

А вот и год прошёл! Впереди десять, как минимум, двадцать пять, как прошу.

Новая работа в большом почти незнакомом коллективе – дело сложное всегда. Коллективчик – почти полтыщи душ, на три четверти женский. Большинство из женщин инженеры, математики, программисты, есть с учёной степенью. Многие из них – жёны начальников разных уровней – элегантные, умные, ироничные. Ну и мужчины – начальники секторов, отделов, лабораторий, разработчики-авторы программ, механики высшей квалификации, начальники разных уровней, тоже со степенями учёными, организаторы. А я неуч, высшее образование не получил. Из института прямо в армию, ни уха, ни рыла, как говорится. Научен, правда, молчать «задумчиво», «проницательные» взгляды бросать, «надувать щёки» изредка… И учиться по ходу, схватывать новую терминологию для начала, а потом доходить потихонечку до сути. Сознаю ведь – не на месте я! Из «занюханных» механиков полигона и в ведущие инженеры ВЦ, помощником могущественного заместителя начальника отделения, «князя-кесаря», восседающего на бочке со спиртом, распределяющего все материальные ценности, влияющего и на зарплаты, и на премии. Человек он опасный, а потому от меня не отмахиваются, «обнюхивают», изучают. Что я дилетант понимают и понимания не скрывают, но осторожны, наслышаны… Три года назад был я начальником не совсем понятной, но способной «подгадить» службы, был вхож в «верхние» кабинеты, аж до самого «верхнего» в НИИ, да ещё в кое-какие министерства…Ненавязчиво намекают «мужички» порой на возможность «отсыпать» несколько граммулек – знают, собаки, и об этой слабости. Впрочем, легко могу не пить, слава Всевышнему, зависимости нет.