Странный звонок

Поболтав о том о сем, обжигаясь горячим чаем и давясь тортом, Липа поспешно распрощалась с подругой и опрометью ринулась на три этажа вниз, к другой своей подруге, председателю управления по туризму и сервису, к ведению которого относился и «Курортздравсервис». Хитростью и лицемерием – тут уж все средства хороши – она убедила и без того заслуженную-презаслуженную чиновницу выдвинуть на грамоту молодую повариху Люсиль Питоновну Наседкину, мол, хорошую, скромную девушку. Благо та наотрез отказалась при бракосочетании менять свою фамилию на фамилию мужа, наивно полагая себя отпрыском знатного дворянского рода, и Александре Александровне не пришлось краснеть оттого, что Люська являлась женой ее непутевого сына Леши.

Довольно удачная импровизация осталась позади. Основной план у Липы в голове уже созрел. Детали она продумала за выходные. Ну а дальнейшее – было делом техники.

Глава 4

Липа посидела с минуту-другую в полной неподвижности, сосредоточенно глядя на черный сотовый телефон на столе перед собой. Глубоко вдохнув и выдохнув, она вполголоса дала себе отмашку, по-морскому четко и коротко:

– Ну, отвалить швартовы! – и с этими словами взяла в руки телефон.

Первым делом она подключила специальную услугу – запрет автоматического определения своего номера, отправив короткое текстовое сообщение в службу поддержки компании-оператора сотовой связи. Пока все шло безупречно. Но она не стала радоваться успеху, чтобы не сглазить. Для дальнейшего шага Липе снова потребовалось утолить жажду – от волнения пересохло в горле. Вернувшись за стол с бутылкой в руке, Липа пролистала в телефоне длинный список контактов, выбрала нужный номер и, отпивая воду прямо из горлышка, терпеливо дождалась соединения.

– Алло, Люська? – спросила она.

Из динамика раздался грубый, низкий, почти что мужицкий голос – звук прокатился по всему кабинету:

– Здрасьте, теть Шур!

Липа испуганно дернулась, телефон выскочил из ее влажной руки и, проскакав по столу, грохнулся об пол. Чертыхаясь, она подняла его, удостоверилась в работоспособности, после чего попыталась отключить громкую связь. Однако что-то не сработало, и из динамика по-прежнему слышалось тяжелое, сбивчивое дыхание Люси. Сколько бы она ни нажимала на кнопку, результата не было. Ничего другого Липе не оставалось, как только зажать динамик большим пальцем и поднести телефон к самому уху.

– Люська, – зачем-то перешла на заговорщический шепот Липа, – ты там, это самое, выйди покури, не лошадь же, работать все время. А то, чего доброго, еще отощаешь.

«Жу-ж-ж, жу-ж, жу-ж-ж», – невнятно прожужжал под пальцем динамик телефона.

Регулируя нажим пальца, Липа добилась нужного звучания, точнее, жужжания динамика.

– Давай-давай, не спорь. Работа не волк, это самое, а дело срочное, срочное. Я подожду.

Под пальцем снова коротко прожужжало:

«Жу-жу».

Минуту-другую Александра Александровна, ослабив нажим пальца, с любопытством слушала в телефоне сдавленные женские аханья и вздохи, затем отчетливо различила шлепок по телу, послышалось шуршание одежды, а вслед нецензурная брань мужчины.

Вовремя успев зажать динамик, Липа выслушала жужжание и спросила:

– Это самое, как его, посмотри там, мой номер отобразился, нет?

Динамик так и продолжал жужжать в ответ на каждый ее вопрос:

«Жу-ж».

– Отлично, отлично! – обрадовалась Липа. – Как там у вас дела? Как Лешенька, не пьет?

«Жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-ж…»

– Смотри за ним, Люська… Смотри у меня, – перебила Липа длинную жужжащую тираду. – И корми его, это самое, получше, получше. А то уже год женаты, а он тощий, как бобыль. Узнаю, что продукты налево толкаешь, мало, значит, не покажется. Не забывай, кто тебя старшим поваром смены сделал, сделал. Вот. Это первое, первое. Второе, значит, подготовь мне, как его, данные все свои, точные, по документам. Это второе.

«Жу-жу-ж, жу».

– Так надо. Получишь от меня грамоту, это самое, губернаторскую.

«Жу-ж-жу, жу-ж».

– Зачем «зачем»? Затем! С тем расчетом, что прибавка будет к твоей грошовой пенсии… вам с Лешенькой.

«Жу-жу, жу-жу-жу».

– Ты что, забыла, кто я? Я, это самое, я все устрою, устрою. Вот. Запоминай: пойдешь на награждение, значит, от управления по туризму и, как его, сервису, сервису. Но только упаси тебя, как его, черт, значит, дернуть за язык, хоть словом заикнуться, что это я, это самое, тебя… того… это самое. Все понятно?

«Жу».

– И никому ни слова. Значит, вообще поменьше болтай.

«Жу-жу-жу, жу-жу».

– А-а, правильно соображаешь, даже Лешенька не должен знать… особенно он… В общем, кури и жди сигнала.

«Жу, жу-жу, жу-жу-ж».

– Ах, да! Значит, постирай пока, как его, платье свое блестящее, что с пуговицами, с тем расчетом, чтоб не распугала там всех своим запашищем.

«Жу-жу. Жу-жу, жу-жу-жу, жу-жу-жу».

– Да ты что?! Ни в коем случае! Не вздумай даже ничего выдумывать! Я сама потом тебя подробно про… это самое, как его, проинкрустирую. А то еще, черт тебя дернет, ляпнешь там, как в лужу… Вот, значит, такое дело… наше правое.

«Жу-жу-жу, жу-жу, жу-ж-ж-жу».

– Тьфу-тьфу! Потом поблагодаришь. Ну ладно, с этим самым, как его, с богом. Давай. И Лешеньке привет.

Отключив связь, Липа чуть слышно пробурчала себе под нос:

– Вот дурища, курица безмозглая. Думает, я ради нее, это самое… Что б он без меня делал, балбес?!

Липа отложила телефон в сторону и без сил откинулась на спинку кресла. Разговоры с невесткой никогда не отличались содержательностью и не приносили ей удовольствия. Зато в качестве жены ее беспутного Лешеньки эта невежественная стокилограммовая гренадерша в поварском халате была просто незаменима. С такой не забалуешь, думала Липа, когда присматривала по санаторским столовым подходящую невестку. И не беда, успокаивала она себя, что Люська крутила шашни с мясником. Любовники приходят и уходят, а законный супруг – один и навсегда.

Глава 5

Попрощавшись со свекровью, Люся Наседкина опустила сотовый телефон в карман белого, но слегка перепачканного на груди, животе и почему-то больше всего на спине поварского халата и задумчиво нахмурила брови. То, что задумала старая стерва, то есть мать ее ненавистного мужа, ей совсем не понравилось – это шло вразрез с ее собственным видением своего счастливого будущего. Кроме того, эта простая девушка жила не разумом, как ее меркантильная свекровь, а чувствами, ограничиваясь теми нехитрыми дарами жизни, что в изобилии приносила ей работа в столовой – едой и любовью… главным образом любовью.

Люся в очередной раз глубоко затянулась сигаретой и, выдохнув густую струю дыма, погасила окурок о стену, высекая сноп искр. Встряхнув кучерявой головой, как будто стараясь развеять неприятные мысли, Люся повернулась назад и что-то поискала глазами в темной подсобке столовой санатория «Золотая нива». В дальнем от нее углу на стопке деревянных поддонов, накрытых засаленной телогрейкой, как-то обыденно лежал полностью обнаженный мужчина, закинув руки за голову. Это был взрослый, сорокапятилетний, брюнет с жестким, волевым лицом и грубыми, натруженными руками. Тусклый свет, сочащийся сквозь потрескавшийся, запыленный плафон с засохшими на дне мотыльками, отбрасывал на мужчину странные тени.

Люся сплюнула через зубы, подошла к мужчине и села на импровизированную лежанку рядом с ним. Поддоны, скрипнув, прогнулись под ней. Она ласково провела пухлой ладонью по кустику волос на груди мужчины. Тот так и продолжал хмуро смотреть в потолок.

– Ну че, оно того стоило? – произнес он нарочито грубым голосом.

– Эта старая стерва хочет навсегда повязать меня со своим недоумком, – недовольно ответила Люся сиплым, прокуренным голосом.

– Че конкретно сказала? – Мужчина был немногословен.

– Сказала, что я до самой пенсии буду с ним.

– Да ну?

– Ну да. А еще сказала, что я должна буду делиться с ним деньгами.

– Какими еще деньгами?

– Ну теми, что дадут за почетную грамоту.

– Грамоту?..

Разговор о каких-то шальных деньгах и грамотах моментально пробудил в нем любопытство, и мужчина наконец перевел взгляд на Люсю. Он накрыл своей грубой, покрытой шрамами от многочисленных порезов ладонью нежное колено девушки. Люся кокетливо поправила полы халата на оголенных розовых ляжках.

– И много денег дадут? – игриво спросил он.

– Костик, это же губернаторская награда. Я думаю, очень много денег, – глядя куда-то в потолок, соврала Люся, набивая себе цену.

Костик облизал пересохшие тонкие губы и шумно сглотнул… На самом деле мужчину звали Кшиштоф, а фамилия у него была Шкурко. Но столовский народ для простоты называл его на свой лад – Костя. А некоторое звали его просто Кость, что удачно сочеталось и с его фамилией, и с профессией мясника. Но Кшиштоф не обижался на это. Его вообще мало что заботило в этом мире, кроме мяса, денег и еще некоторых вещей, приобретаемых за эти самые деньги, что тешили его гордыню и приносили чувственное удовольствие.

Двигаясь вверх по шершавому бедру поварихи, рука мясника скрылась под халатом.

– Большим людям – большие деньги, да, Люсёк?

Люся хихикнула, как гадкий ребенок:

– А что? Достойная девушка должна жить достойно.

Аппетитные формы поварихи не оставили мясника равнодушным. Он снова распалился.

– Иди ко мне. – Костик грубо обнял ее за то место, где обычно у стройных женщин находится талия, и с легкостью привлек к себе.

Люся, охнув, припала к груди Костика. Их губы слились в страстном поцелуе. Неожиданно Люся отстранилась от Костика, упираясь рукой во что-то твердое внизу его живота.

– Ты меня любишь? – капризным голосом спросила она, начав поигрывать Костикиным все более затвердевающим и распрямляющимся предметом. – Или ты любишь только деньги?

– Люсёк, да я тебя просто обожаю! Я даже без тебя… я… я не представляю себя!.. Ну а деньги есть деньги…

Костик, продолжая одной рукой бродить под Люсиным халатом по ее обширной огузочной части, свободной рукой ловко расстегнул все четыре пуговицы. Туго обтянутая халатом плоть поварихи буквально вырвалась наружу – ее небольшие, высокие груди и объемный живот как будто только того и ждали. Халат распахнулся так же, как лопается кожура на переваренной сардельке, и Костик сорвал его с Люси, скомкал и отбросил в сторону. Люся предстала перед Костиком беззастенчиво обнаженной, во всем своем естестве. Не испытывая ни малейшего стеснения, Люся, неожиданно резво для своей корпуленции, оседлала Костика верхом. Глаза мясника заблестели, жадно блуждая по интимным местам девушки. Он выбрал две самые аппетитные на его вкус части и потянулся к ним своими ужасными ручищами.

Довольная улыбка растянула Люсины раскрасневшиеся щеки. С Костиком она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ведь он был полной противоположностью ее мужа, алкоголика и размазни Леши, за которого она и вышла-то только по расчету, поддавшись на обещание своей будущей свекрухи сделать ее старшим поваром смены. Более того, Костик был воплощением ее идеала: самостоятельным, серьезным, немногословным, хмурым и неулыбчивым, даже немного суровым мужчиной, но при этом он умел быть необыкновенно нежным и ласковым… а каким неутомимым любовником он был! Вдобавок он был абсолютно непьющим – не позволяла кодировка от алкоголизма. А ведь именно такие мужчины и нравятся женщинам. Люся сразу поняла, что это тот самый мужчина, как только впервые увидела, как умело Костик управляется с огромными мясными тушами у себя в цеху. И, конечно же, она не устояла перед его брутальными чарами. И очень скоро оказалась в крепких объятиях его сильных рук, перетянутых на запястьях тяжелоатлетическими кожаными напульсниками.

Люся, закрыв глаза, простонала от прикосновений Костика, и ее бедра начали плавно совершать ритмичные движения вверх-вниз. Ей стало так хорошо и легко на душе. Все тревоги и заботы были разом забыты, и их место заняло ощущение абсолютного, безграничного счастья. Люся мысленно представила, как они вместе с любимым нагишом плескаются в кристально чистой, прохладной воде горного Камышового озера, куда они так часто любили сбегать по выходным.

– А давай на весь отпуск снимем тот домик у Камышового озера, и пошли они все к чертям свинячьим, а? – мечтательно произнесла Люся, задыхаясь от самого наисладчайшего на свете удовольствия.

Сосредоточенно сопя, Костик ответил не сразу:

– Не, нельзя.

– Как «нельзя»? – Люся не поверила своим ушам. – Ты же сам говорил, чтобы я уходила от него, – ее голос снова зазвучал сипло, а бедра прекратили свой чарующий танец.

Руки мясника так же внезапно замерли на грудинке поварихи.

– Нельзя, пока мы не получим грамоту и деньги.

– Ты же сказал, что любишь меня, а не мои деньги, – встревожилась Люся. Ей показалось, что в самое сердце вонзилась острая заноза. – А что же теперь получается?

Руки мясника безвольно опустились и застыли где-то в районе пашины поварихи, а его твердый и упругий предмет вдруг обмяк и скользнул вниз.

– Так обстоятельства же изменились. Нельзя упускать деньги.

– Но я больше не хочу жить с этим алкашом, я хочу жить только с тобой.

– Ну потерпи немного, и тогда заживем.

– Да? А как же я? А обо мне ты подумал? Что я, по-твоему, должна продолжать трахаться с этим импотентом?

– Ну зачем же? Просто спаивай его, как всегда. А пока он будет валяться по кустам да по вытрезвиловкам, мы с тобой получим деньги, и тогда ты смотаешься от него.

– А что потом? – продолжила допытываться Люся.

– А потом мы на эти деньги… мы… – не зная, что бы такого заманчивого ему придумать, Костик выпалил единственное, что крутилось у него в голове, – мы откроем котлетный цех!

Это была его заветная мечта. Навязчивая мысль организовать котлетный цех полностью завладела Костикиным сознанием, как только он устроился работать мясником в столовую санатория «Золотая нива» и сделал свою первую в жизни шабашку. Так на поварском жаргоне называлась нехитрая операция по замене части мяса для фарша бросовыми субпродуктами, если они есть, разумеется, а в случае их отсутствия, хлебом, картофелем или любыми другими продуктами, а то и вовсе тем, что находилось в баке с надписью «отходы», стоящем под покосившимся и прогнившим от ржавчины жестяным навесом на заднем дворе столовой. Сэкономленные таким образом излишки мяса, вынесенные через проходную и сданные торговцам на рынке по оптовой цене, свободно конвертировались в деньги. Однако такая коммерция не приносила мяснику максимально возможного дохода. А вот готовые полуфабрикаты – совсем другое дело.

Так уж Костик наловчился обваливать говяжьи и свиные туши, оставляя лишь голые остовы белых костей, а потом составлять фарш и делать эти самые котлеты, что просто заглядеться можно было. Как он с одной руки зачерпывал фарш другой ладонью, и мясные шарики пулеметной очередью летели из его рук прямо в гору панировочных сухарей. И как он потом играючи придавал им сигарообразную форму, катая по всему столу, и сразу по десять штук одновременно отправлял на противень с помощью мясницкого ножа с длинным, широким лезвием.

Люся сбила лиричный настрой мясника новым вопросом:

– Зачем?

– Как «зачем»? – Костик обалдело смотрел на Люсю снизу вверх. – Чтобы деньги делать.

– На кой черт нам котлетный цех чтобы делать деньги, когда у нас и так будут деньги от грамоты? – резонно заметила она.

Костик не знал, что на это ответить, и поэтому ответил просто:

– Дура! Ни черта не понимаешь в коммерции. – Он обидчиво отвернулся от Люси, снова заложил руки за голову и уставился в стену флегматичным взглядом.

Чудовищное взаимонепонимание выросло между любовниками глухой стеной. Люся резко вскочила на ноги, сжимая руки в кулаки. С ее внешностью произошла необыкновенная перемена – ласковая наседка превратилась в ядовитую змею.

– С-слушай, ты… – прошипела она, кривя маленький ротик в неприязненной гримасе и искря черными глазенками. – Ты еще пожалеешь об этом.

Отыскав на полу свой скомканный халат, она натянула его прямо на обнаженное тело. Застегивая пуговицы непослушными пальцами, Люся шумно прочистила нос и горло и сплюнула крупный сгусток метра на полтора от себя, после чего развернулась и бросилась к выходу. На ходу она достала из кармана измятую пачку сигарет, зажигалку и нервно закурила.

Костик проводил равнодушным взглядом широкую спину поварихи, оставляющей за собой в воздухе длинный шлейф табачного дыма, пока она не скрылась в темном проеме, громко хлопнув дверью. «Ну и хорошо, – подумал Костик и уставился в потолок своими поросячьими глазками, – а то от Люськи – из-за чрезмерного волнения, что ли? – уже начали исходить не самые приятные ароматы… как от той некондиционной телятины, что ждала обвалки в мясном цеху».

Это была далеко не первая их ссора. Но ведь это и есть настоящая любовь, когда двое влюбленных изо всех сил стараются направить на путь истины своего непутевого избранника.

Глава 6

После разговора с невесткой на лбу у Липы выступила испарина. Она утерла пот рукой, а руку вытерла о брючину. Вдруг какой-то странный шорох в коридоре заставил ее насторожиться. Бесшумно подобравшись к двери, Липа резко дернула ее на себя. Никого. Коридор был пуст, и только вихрь искрящихся пылинок, взметнувшихся в воздух с пола, совершал странное кружение в луче солнца, падающего наискосок из открытой двери слева. Померещилось.

– Нервы ни к черту, – еле слышно выругалась она, закрыв дверь.

Однако начало грандиозного дела было положено. Заручившись согласием Люськи, теперь предстояло совершить первый, но самый ответственный шаг, и Липа снова потянулась к телефону. Руки тряслись, а вместе с ними колотило и все тело. Причиной тому был не просто тремор, давно ставший привычным. В этот раз трепет телу придавало волнение, переходящее в страх – первобытный, идущий от самого мозжечка, безотчетный страх. Чтобы хоть немного унять дрожь в руках, Липа сцепила пальцы в крепкий замок. В подобных случаях главное – это преодолеть приступ, не запаниковать, а дальше все пойдет как по накатанной колее.

Липа мысленно сосчитала до десяти, после чего решительно загребла пятерней мобильник. Все в порядке, рука не дрогнула. Она снова бесшумно подкралась к двери и одним глазом выглянула в коридор. Никого. На носочках, чтобы никто не услышал, председатель центра прокралась в укромный закуток коридора, направо от ее кабинета. Осторожно, чтобы та не скрипнула, открыла неприметную дверь и юркнула в густую темноту за ней. Клацнув выключателем на кафельной стене, Липа задвинула щеколду и на минуту затаила дыхание, прислушиваясь. Ее сердце учащенно билось в груди, и каждое его биение отдавало пульсом в ушах. За дверью же царила полная тишина. Однако эта тишина была ей не на руку.

Отлепив ухо от двери, Липа пустила струю воды в фаянсовую раковину, и приятный шум от маленькой «Ниагары» создал необходимую звуковую защиту. Она достала из кармана брюк сложенный вчетверо лист и расправила его на бачке унитаза, что стоял справа от раковины. Фамилии, телефонные номера, названия учреждений – вся необходимая информация была выписана отдельными абзацами крупным, будто детским почерком. Телефон в руке снова предательски задрожал. Борясь с волнением, Липа набрала первый номер из списка. Соединение прошло быстрее, чем она ожидала.

– Алло, это самое, это управление образованием, образованием? – спросила Липа, но тут же испуганно зажала рот рукой, вдруг спохватившись, что ее легко могут опознать по голосу.

И действительно, ее манера говорить была хорошо узнаваема в городе. Хоть раз пообщавшись с Александрой Александровной Липой тет-а-тет или послушав ее выступление на каком-нибудь официальном мероприятии дольше пяти минут, каждый обнаруживал, что, помимо фиксированного набора из трех-четырех слов-паразитов в своем лексиконе, она имела болезненную потребность повторять некоторые слова по два раза, а то и по три. Складывалось обманчивое впечатление, что так она усиливает смысловые нагрузки, акцентирует на чем-то важном внимание собеседника или аудитории. Однако у медицины наверняка имеется более правдоподобное объяснение этому нередкому явлению, какое-нибудь мудреное вроде шизофрении или поражения мозга.

Короче говоря, с «этим самым» надо было срочно что-то делать.

– Чего-чего? – послышался через громкую связь не вовремя сломавшегося телефона удивленный женский голос.

– Простите, это самое… удобное время для звонка? – начала на ходу выкручиваться Липа, не имея сил, чтобы просто удержаться от употребления навязчивого словосочетания. – Могу я услышать, это самое… главное для меня, как его… еще называют, начальника, начальника… образования? – Липа быстро нашлась, как быть и с непроизвольными повторами. Правда, получалось немного путано, но это даже к лучшему, решила она, так ее точно не опознают.

– Что вам надо? Кто это? – обеспокоено отозвалась женщина.

– Я, это самое… могу сказать только ему, только ему… одному.

– Ей. Я начальник. Говорите.

Липа мысленно чертыхнулась: ну кто мог подумать, что Соломонкер Е-Эр окажется женщиной?

– Ага. Я, значит, заместитель, как его… так и руководителя аппарата администрации… – нагло соврала Липа, одновременно нажав на бачке унитаза рычаг слива воды, и дальше затараторила в самый микрофон, зажимая пальцем динамик телефона.

Больше ничего кроме двух «Ниагар» за дверью уборной расслышать было невозможно. В течение следующего получаса Липа совершила еще пять таких же странных звонков. Что конкретно она сообщала своим абонентам, сказать невозможно, так как слив воды в туалете производился безостановочно. Так же неожиданно, как и начался, шум водопада в закутке коридора сменился полной тишиной.

Спрятав телефон и список в карман брюк, Липа замерла посреди туалета, ни жива, ни мертва. Наконец она подняла глаза и взглянула на себя в зеркало. Крупную голову, подобно мотоциклетному шлему, плотно покрывали короткостриженные седые волосы. Две блестящие перламутровые пуговицы глаз выглядывали из-под отечных век. Сизый нос, прошитый сетью полопавшихся кровеносных капилляров, рыхлой картофелиной нависал над выпяченной нижней губой. Между этими двумя выдающимися частями ее наружности пробивались усы, с которыми Липа безуспешно боролась при помощи перекиси водорода и бритвы. Но, к несчастью, их обладательница была крайне ленивой особой, и щетина предательски торчала белой щеточкой. Вообще растительность была свойственна Липе: оголенные руки сплошь покрывал рыжеватый каракулевый пушок, а ноги… Хорошо, что Александра Александровна предпочитала юбкам брюки. Неожиданно с лицом Липы что-то произошло: глаза сощурились, обвислые щеки растянулись, и щеточка усов изогнулась дугой – это она улыбнулась.

Через минуту щелкнула задвижка, дверь открылась, и из темноты выглянуло лунообразное лицо Александры Александровны. Это лицо сияло, как… так сиять может лишь полуденное солнце над центральным городским пляжем да начищенная бляха курсанта мореходного училища. Еще бы Липе было не радоваться. Ведь ее гениальный план сработал в точности, как было задумано: эти алчные дураки поверили ей все до одного. Даст бог, думала она, направляясь к своему кабинету, и дальше все пойдет так же гладко. А иначе и быть не могло, Липа была твердо убеждена в этом. И теперь, когда она обличит исподнюю сторону гнусного фарса с награждением, губернаторская награда достанется самому достойному претенденту. И таким человеком являлась именно Люська, простая повариха, а не те, обуянные гордыней, зазнавшиеся бюрократы из администрации, до пупа увешивающие себе грудь всевозможными наградами, лицемеры и бездельники, алчущие почета, нисколько ими не заслуженного. Ну а главной своей… нет, даже не задачей, а миссией Липа видела – ни больше ни меньше! – восстановить эту чертову справедливость, которую не попирает разве что только ленивый.

Глава 7

В это время года город словно кипит и бурлит от беспорядочной людской толчеи. Вездесущие курортники, стараясь не упускать понапрасну ни одной минуты пребывания в гостеприимном Горноморске, бесконечно совершают моцион по зеленому Курортному бульвару, парку «Променад», многочисленным скверам и цветникам, шумному проспекту, бесконечно петляющим улочкам и загадочным тенистым и прохладным закоулкам старой части города.

На пересечении Центрального проспекта и Курортного бульвара, прямо напротив колоннады перед входом на центральный городской пляж, было наиболее оживленное место. Повсюду так и мельтешили разноцветные зеркальные стекла солнцезащитных очков, ставших необычайно модными этим летом на всем побережье, и пунцовые от солнечных ожогов носы под ними. Засмотревшись на витрину ультрасовременного торгового центра «Звездный» – минимум бетона и максимум стекла, – прямо посередине тротуара остановилась высокая, светловолосая женщина с хорошей фигурой и довольно привлекательной внешностью. Одета она была в дизайнерский брючный костюм спортивного покроя, пошитый из легкой льняной ткани кремового оттенка, почти такой же, какой был на манекене в витрине, но только гораздо элегантнее. За стеклом, выстроенные в шеренгу, корячились в неестественных позах и другие манекены, разодетые по последней моде. Женщина с любопытством разглядывала вычурные наряды, переводя взгляд красивых янтарных глаз от одного к другому.