Завещание 2. Регина

Выяснять эти нюансы я не стала, а лишь смотрела из иллюминатора взлетающего самолета, как папа, не стесняясь и ни от кого ни таясь, у всех на виду целовал мою маму, крепко сжимая в объятиях, показывая всему миру, что эта женщина наконец его, окончательно и бесповоротно. Видимо, когда я уснула, он все-таки смог найти доводы, чтобы убедить маму ответить ему в ЗАГСе заветное «да»!

Глава 12

Регина

И вот теперь я стою в дверях своей комнаты и смотрю на то, как Коваль не перестает скакать верхом на Илье, даже после того, как я обозначила свое присутствие и была явно замечена.

– Да, слышь, остановись, – в полустоне попросил ее Илья. – Тут Регина.

Другой бы на его месте попросту спихнул бы эту наглую девицу в сторону и поднялся навстречу своей, между прочим, все еще девушке. Конечно, же уже сто процентов бывшей, но в память обо всем, что между нами было. Слишком пафосно и возвышенно? Неважно. Машка решила иначе.

– И что теперь? – от дикой скачки ее голос сбивался. – Я что, из-за этого должна остаться без оргазма? К тому же я почти… Почти…

А дальше был громкий стон в два голоса, обозначавший конец эротической сцены.

– Ладно, я в душ, а вы тут пока поворкуйте, – как ни в чем не бывало заявила Машка, и, завернувшись в простыню, улыбнулась мне, слезла с Ильи и покинула нашу комнату.

После того как хлопнула дверь, повисла тишина. Илья медленно натягивал на себя джинсы, а я словно в вакуум какой-то попала. Если бы я любила этого парня, сердце мое должно было бы разорваться от боли, но этого не случилось. Внутри меня наступила тишина. Такую тишину называют звенящей. Я еще всегда думала, как тишина может быть звенящей? Ведь, если слышится звон, то это уже не тишина. Но именно в эту минуту я поняла значение этого выражения.

Пусть учеными в США и был выведен «рекорд тишины» в минус двадцать три децибела – это количество шума от столкновения двух молекул воздуха, но даже в камере Орфилдской лаборатории добровольцы, участвующие в эксперименте, не слышали абсолютной тишины. Они слышали стук своего сердца, движение воздуха в легких. Я же сейчас не слышала даже этого. Вокруг звенела тишина. Вернее, от повышенного бурления в моей крови, звон раздавался у меня в ушах.

Папа оказался абсолютно прав. Этот человек точно меня не стоит, а еще точнее – меня не любит.

– Я все тебе объясню, – прорезал тишину робкий голос Ильи.

Он умеет говорить таким тоном? Даже неожиданно стало. Но все происходящее я воспринимала отстраненно, словно меня тут вообще не было. Или это сцена из сериала с маленьким бюджетом, где явно решили сэкономить на сценаристе, если этот умник изволил написать подобную банальщину: изменить с подругой. Какое клише.

– Интересно послушать, – устало проговорила я, неспешно снимая верхнюю одежду, проходя вглубь комнаты и отодвигая от рабочего стола стул, чтобы опуститься на него, вешая пуховик на его спинку.

– Я так долго терпел… И тут сорвался. Но это Машка. Я вчера пришел к ней, чтобы поговорить о тебе. Чтобы она, возможно, как-то повлияла на тебя с этим твоим воздержанием.

– У меня нет никакого воздержания, Илюш, – тихо перебила его я. – Я девственница. Мне не от чего воздерживаться. Я не знаю, что такое секс, никогда не пробовала его, поэтому и тяги к нему у меня нет.

– Но я-то пробовал. И у меня есть! – вспылил, вскакивая с кровати, являющейся местом «преступления», Илья, совершенно позабыв о том, что сейчас именно он должен оправдываться. – Я почти три месяца тебя ждал и тихонечко дрочил в кулачек. Но я тоже не железный.

– Очень жаль, – так же тихо и даже как-то спокойно ответила я.

– Ты что, из тех, кто до свадьбы «ни-ни»? – он нервно рассмеялся. – Думал таких уже нет. Угораздило же вляпаться в целку. Знаешь что? Я устал. И даже хорошо, что ты сейчас все увидела, потому что мне надоело. Я слишком долго терпел.

– Тебе оставалось потерпеть ровно до моего приезда, – с глубоким вдохом сказала я. – Я отпускаю тебя, Илюш. Иди и развлекайся с тем, с кем сочтешь нужным. Я тебя больше не держу. И даже обижаться на тебя не буду. Мы просто не подходим друг другу. Я не хочу спать со всеми подряд, а ты не будешь ждать, когда я решусь. Для тебя это слишком сложно. Я не буду тебя больше мучить, поэтому я решила, что нам пора расстаться.

Выражение лица Ильи было таким, словно я на него ушат помоев только что вылила.

– Я не понял. Ты что, блядь, меня бросаешь?

– Называй это, как хочешь, – скривилась я от резкого слова, – суть от этого не изменится. У этого действия может быть много формулировок. Я сказала, что отпускаю тебя. А ты понимай, как знаешь. А сейчас извини, но я очень устала и хочу отдохнуть. Могу я попросить тебя уйти. Или лучше не так.

С этими словами я поднялась со своего места и, пройдя по комнате неспешным шагом, вышла за дверь, аккуратненько ее за собой прикрыв. Меня никто не остановил. Даже не окликнул. Так же неспешно, словно ничего не случилось, или меня случившееся совершенно не касается, я отправилась к коменданту общежития.

Владислав Александрович был очень строгим. Старый коммуняка, любивший во всем порядок и справедливость. Не знаю, как, но именно к нему после моего поступления нашел подход папа и выбил для меня теплое местечко. Обычно, с каким бы вопросом не обращались к нему студенты, получали непременный отказ. И ничего на него не действовало: ни уговоры, ни угрозы, ни взятки. Последнего он вообще не терпел. Если на угрозу он мог попросту многозначительно промолчать, а потом мелочно отомстить, ведь общежитие было его вотчиной, и мы все были в его власти, то за взятку мог попросту выселить, не слушая никаких причитаний и пререканий. А еще он имел какое-то невероятное, по истине магическое, воздействие на преподов академии. У тех, кто перешел дорогу коменданту, как-то резко начинались проблемы в учебе, вплоть до отчисления. Что это, если не магия? Поэтому коморку коменданта за километр обходили, и вообще пытались не попадаться ему на глаза. А, если как-то хотелось оторваться в рамках студенческой жизни, то старались это делать на максимальном расстоянии от общежития. Ведь все, что происходило на его территории, каким-то необъяснимым образом становилось известно коменданту. Хотя он редко показывался своим подопечным на глаза.

Но я сейчас, словно сомнамбула, шла именно в эту коморку и именно к тому человеку, которого все избегали и боялись.

Постучавшись в темную дверь, отступила на шаг и опустила голову. Я стояла и думала, почему я не плачу. Я только что застала своего парня со своей же подругой. Мне должно быть больно, ну или противно. Или я должна злиться на худой конец. Да только вот ничего. Абсолютно ничего. Тишина. Все та же.

Дверь со скрипом медленно отварилась и на пороге показался комендант.

– Добрый день, Владислав Александрович. Могу я обратиться к вам с просьбой?

– Добрый день, Регина. Конечно, – удивительно добродушно отозвался он. – Проходи, – и он отступил в сторону, жестом приглашая вглубь своей комнаты.

Я вошла, впервые оказавшись в личных владениях нашего коменданта. И, спешу заметить в весьма уютных владениях. Это не была жилая комната, как я думала раньше. Это был рабочий кабинет, обставленный офисной мебелью. На стене за рабочим креслом висели портреты вождей мирового пролетариата: Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина. С одной стороны, почти во всю стену висел флаг Советского Союза, а с другой – стояли различные шкафчики и полочки с советской символикой.

«Точно, коммуняка», – подумала я, разглядывая все это.

– Присаживайся, – прервал мою зрительную экскурсию по достопримечательностям кабинета голос коменданта.

Я опустилась в предложенное мне кресло.

– Итак, что за просьба? – поинтересовался Владислав Александрович, заняв свое рабочее место.

Я еще удивилась, зачем он сам пошел открывать мне дверь, если мог просто сказать:

«Войдите!» – но я отогнала от себя эти ненужные мысли и приступила к изложению своей просьбы:

– Я понимаю, возможно, это несусветная наглость с моей стороны, но так сложились обстоятельства, что я вынуждена просить вас, если, конечно, у вас есть такая возможность, переселить меня в другую комнату.

Все, сказала. Остается только ждать окончательного вердикта.

– Значит наконец-то заметила, – улыбнулся он.

Я вскинула на него удивленные глаза.

– Не поняла?

– Наконец ты заметила, как Коваль всеми правдами и неправдами старается увести у тебя твоего Герасимова, – снисходительно пояснил он. – И, если я прав, именно сейчас, по возвращении из своего города, ты, наконец, застала этих двоих.

– Что вы имеете в виду? – отказывался понимать его мой мозг.

– А то и имею, девочка, что подруженька твоя и этот парнишка давно уже дурят твою голову и крутят шашни за твоей спиной.

Это было неприятно, но не смертельно. Я глубоко вздохнула.

– Этого следовало ожидать.

И совершенно не знаю почему, я начала изливать душу этому человеку. Рассказала ему про требование близости от Ильи, о словах Машки, что быть девственницей в моем возрасте это почему-то позор, о реакции своих родителей, когда я им об этом рассказала и попросила совета. Владислав Александрович слушал внимательно, не перебивал, терпеливо ждал во время пауз, когда я продолжу, а когда я закончила, просто встал и подошел к небольшому шкафчику, висевшему на стене.

– Комната пятьсот семнадцать, – спокойно сказал он и положил передо мной взятый оттуда ключ.

И именно в этот момент звенящая тишина в моей голове прекратилась. Я словно вышла из безэховой камеры Орфилдской лаборатории и все недуги, которые обуяли меня ранее: паническая атака, тошнота, озноб и даже слуховые галлюцинации – образующие в своей совокупности звенящую тишину, отступили. Я смогла вздохнуть полной грудью. А взглянув на грозного коменданта общежития никак не могла понять, почему абсолютное количество студентов считают этого добрейшего человека исчадьем ада.

– Спасибо, – глухо проговорила я и в этот самый момент почувствовала, как по моим щекам катятся слезы.

– А вот этого не надо, – укоризненно покачал головой комендант. – Этот парень точно не стоит твоих слез, а других поводов для сырости я вообще не вижу.

От его слов улыбка сама собой стала расползаться на моем лице. Горькая, сквозь слезы. Но улыбка.

– Так-то лучше, – улыбнулся он в ответ, и я заметила, как сильно от этой улыбки преобразилось его лицо, в уголках глаз собрались морщинки, а сами глаза блеснули.

Казалось, от этой улыбки он даже стал моложе.

– А теперь иди умойся и переезжай. Если понадобиться помощь с переносом вещей, скажи. Я организую.

И какой только негодяй сочинил байку про строгого коменданта? Владислав Александрович – сама доброта!

Не в силах вымолвить ни слова, я лишь кивнула, забрала ключ и ушла.

Илья не выполнил моей просьбы. Когда я вернулась, он сидел на моей кровати и видимо надеялся на продолжение разговора. Но в свете новых открывшихся сведений любые личные разговоры между нами были невозможны. К тому же, вернувшаяся из душа Машка явно не способствовала диалогу. Она липла к Илье, не стесняясь моего присутствия. Хотя и в мою сторону от нее никаких враждебных поползновений не поступало. Она вела себя, словно ничего не случилось. Будто мы все еще подруги, и с моим парнем она не спала. А я, глядя на них, понимала, что они будут вместе. Их впереди что-то ждет, и именно я здесь лишняя.

– Регина! – позвал меня Илья, отбиваясь от очередного Машкиного приставания, – Да отвали ты, блядь! – он намеревался еще что-то мне объяснить или сказать, когда я уносила из своей бывшей комнаты последний чемодан.

Я развернулась и улыбнулась ему. Им обоим.

– Пока. Увидимся, – коротко сказала я и тихонечко прикрыла за собой дверь в свое прошлое.

Глава 13

Регина

Спустя пару недель я могла с уверенностью сказать, что восемнадцатый день рождения запомнился мне на всю жизнь. И это был первый день рождения, который я встречала в одиночестве. Единственной поправкой к этому утверждению могло служить лишь то, что родители позвонили по видеосвязи и поздравили меня. Их радостные лица били лучшим подарком в этот деть. Папа не выпускал маму из рук. Мне кажется, он до сих пор никак не мог поверить своему счастью, что его многолетние мытарства по завоеванию этой женщины наконец закончились. Мне становилось очень отрадно от одного взгляда на них.

Я же без утайки рассказала о расставании с Ильей и переезде в новую комнату. Папа сказал, что я все сделала правильно, а от такого слизняка, как Илья именно этого и следовало ожидать. А вот Владиславу Александровичу он просил передать свои личную благодарность, подкрепленную каким-то там недешевым коньяком, и просьбу присмотреть за мной, на что я лишь скривилась. Только вырваться из-под повышенной родительской опеки и вновь попасть под присмотр мне совершенно не хотелось. Поэтому я вела себя, как те пингвины: улыбалась, махала и кивала.

Илья же не оставил попыток поговорить со мной и попытаться что-то мне объяснить или что-то донести до меня. Но о чем нам говорить, я никак не могла понять. Здесь же все было ясно, как божий день. Поэтому я старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. К тому же, теперь у него на шее постоянно висла Машка, которая вцепилась в него мертвой хваткой и от этого, честно говоря, становилось неприятно.

Как-то столкнувшись с ней в туалете между лекциями, я узнала из первых рук, что оказывается моя уже точно бывшая подруга вела настоящую охоту на Илюшу.

– Его предки живут на Рублевке, папочка нефть качает, можно сказать, не разгибая спины, а мамочка какая-то бывшая модель, в свое время удачно выскочившая за него замуж. Вот и я теперь планирую повторить ее подвиг.

– Мне казалось, что дети таких родителей все, как один, учатся за границей, – спокойно ответила на это я.

– Да, но Илюша как-то накосячил, но как именно, никто не знает, и вместо Англии его оставили в Москве в виде наказания.

Ничего себе наказание! Для меня Москва была пределом мечтаний, а для кого-то этот город служил наказанием.

– И теперь ты выйдешь за него замуж? – решила уточнить я.

– Я работаю над этим – спокойно пояснила мне Машка.

Мне оставалось лишь пожелать ей успехов в ее нелегком занятии. Ведь женить на себе сына такого человека, каким был, по словам Машки, отец Ильи практически невозможно. Даже если забеременеть. Да и сам Илья вряд ли спал и видел, как его окольцуют. Но меня эти проблемы точно не касались. Это нелегкое бремя теперь полностью ложилось на плечи моей бывшей подруги. Правда она никак не могла понять, почему мы не можем продолжать дружить, как прежде. И вообще, зачем я переехала. Подумаешь парень переметнулся. Это же не повод прекращать общение.

– Таких золотых членов в Москве пруд пруди. Только и успевай отбиваться. Ты себе еще кучу таких подцепишь, – заявила она, когда я уже собиралась выйти из туалета.

– Маш, я приехала в этот город не для того, чтобы подцепить себе золотой член, – спокойно ответила я.

– А для чего же тогда? – искренне не поняла мена Машка, мечтавшая удачно выскочить замуж и больше ничего не делать в своей жизни, а по-видимому, лишь деградировать.

– Чтобы получить образование и чего-то добиться в жизни, – пояснила я. – Самой.

– Странная ты все-таки, Режа, – только и успела сказать она, когда нас разделила закрывающаяся дверь.

Режа. Как только можно было так исковеркать мое имя? Обычно мое имя не сокращали, но Машка, чтобы я не делала, продолжала с самого первого дня звать меня именно так. Сначала я возмущалась, а потом плюнула. Теперь же, мне было даже в какой-то степени приятно, что я больше не услышу в свой адрес этого обращения. А, если она и продолжит меня так называть, то до моих ушей это точно не донесется. И я всячески старалась этому способствовать. Загружала себя учебой, брала дополнительные задания, в общем делала все, чтобы у меня совсем не оставалось времени праздно слоняться по общежитию или академии. Таким образом возможность столкнуться с Ильей или Машкой я практически исключила.

Насколько мне было известно, а «доброжелателями» земля русская испокон веков полнилась, их отношения стремительно развевались. Портило эту радужную картину лишь то, что над Ильей немного посмеивались однокурсники. Не имею представления, кто донес до их сведения эту информацию, но ходили слухи, что наш разрыв – это первый случай в истории, когда пара развалилась не из-за того, что девушка дала и парень, получив, что хотел, отчалил к другим берегам, а наоборот, не дала, причем именно девушка и бросила за то, что просил. Уверена, что это сильно било по самолюбию Ильи. Но как следует подумать об этом у меня не получалось – голова полностью была забита учебой.

* * *

Так незаметно пришла зима. На горизонте замаячила новогодняя сессия и весь декабрь ушёл на то, чтобы, как следует подготовиться и в Новый год войти без хвостов. Я не вылезала из библиотеки и на каждом семинаре всегда находила, что сказать преподавателю или подсказать однокурсникам, поэтому многие зачеты и экзамены получила автоматом. Когда твоя голова не забита всякого рода любовной фигней, то очень много места остается для знаний, что не могло не радовать, как моих педагогов, так и меня саму. Поэтому за несколько дней до нового года я смогла улететь домой. И это был первый новый год, который я встречала в полноценной семье.

Родители приехали встречать меня в аэропорт, и картина эта кроме умилительного смеха больше никакой другой реакции вызвать не могла. Они стояли, обнявшись, в синих джинсах и одинаковых свитерах с оленями. И уже не только папа прижимал маму к себе на глазах у всех, но и она бессовестно льнула к нему, всем видом показывая, что этот мужчина принадлежит ей.

– И как вам только не стыдно быть такими влюбленными. В вашем-то преклонном возрасте. Что подумают окружающие, – шутливо укорила их я.

– Лично мне по барабану, – отмахнулся папа.

– А я вообще сплю с начальником управления культуры. Мне вообще все можно, – задрав нос, сообщила мне мама, в совершенно несвойственной ей смелой манере.

– Кто вы, женщина? – удивлённо спросила я у нее, не узнавая собственную мать.

– Я? – приподняла она одну бровь. – Я госпожа Вергут. Директор краеведческого музея и жена начальника управления культуры, – и она метнула в сторону папы такой взгляд, что мне тут же захотелось развернуться и пойти на ближайший обратный рейс.

Столько любви и обожания было в ее глазах, столько тепла, я бы даже сказала: огня! Так что маму мою сложно было узнать в этой уверенной в себе и абсолютно влюбленной женщине.

– Я точно не помешаю? – смущенно спросила я, уже намереваясь отправиться приобретать обратный билет.

– С ума сошла? – возмутился папа. – Мы тебя больше месяца не видели, – и сгреб меня в охапку. – Так что никаких возражений. Мама столько всего наготовила к твоему приезду. И, поверь мне, Новый год здесь совершенно не при чем.

Мама громко рассмеялась и расцеловала меня в обе щеки. А когда мы все уместились в новую машину папы, я тихонечко шепнула ей:

– Мне нравится, как на тебя влияет замужество.

– Если честно, я так счастлива, – мечтательно улыбаясь, заявила мне она. – Какой же я была дурой. Так долго боялась нырнуть в омут с головой. Но ты подтолкнула меня. И теперь мое счастье, – она скосила глаза на, обходившего машину, папу, – полностью твоя заслуга.

– Секретничаете? – спросил папа, усаживаясь в салон.

– Отличная обновка, – вместо ответа, заявила я.

– Ты о машине?

Я кивнула.

– Это мама настояла. Мне так быстро дали повышение. Павел Федорович двинулся наверх, а меня рекомендовал на свое место. Так что я уже три недели, как начальник, а не зам. И мама сказала, что начальник должен ездить на нормальной машине, а не на том ведре, которое было у меня до этого.

– Но откуда у тебя столько денег? – удивилась я.

– А я просто особо не тратил все эти годы, – шире улыбнулся он, выруливая со стоянки аэропорта. – Не на кого было. Но теперь у меня есть семья. Поэтому могу себе позволить немного побаловать всех нас.

Так и случилось.

Под наряженной елкой первого января я обнаружила коробку с дорогущим тоненьким ноутбуком, раскрывающимся в разные стороны, и целым набором разнообразного программного обеспечения для дизайна всего на свете. Дрожащими руками распаковывая коробки я не замечала, как слёзы текут по моим щекам. А после того, как я все рассмотрела, смогла выговорить лишь:

– Спасибо! – не слушающимся языком.

Родители были весьма довольны произведённым на меня впечатлением. А я стала потеряна для мира. Графический дизайн захватил меня в плен. Я рисовала, как одержимая и проектировала 3д модели, как сумасшедшая, не в состоянии оторваться.

В подарок же родителям я привезла наш общий портрет, нарисованный мной в программе на академическом оборудовании. Я взяла отдельные понравившиеся мне образы, соединив их в единую композицию, и назвала ее «Семья». Теперь этот шедевр графического искусства, как назвал его папа, красовался на стене в спальне родителей. Над самой кроватью. Жили они теперь, естественно, вместе. И не в нашей квартире, как я думала будет, а у папы. В доме! Настоящем деревянном срубе. Как в сказке.

Нашу же квартиру было решено пока сдавать, а там, видно будет. Если я решусь вернуться в родной город, то автоматически буду обеспечена жильем, а если решу остаться в Москве, то эту квартиру решено было продать и отдать деньги мне на первоначальный взнос по ипотеке. Но об этом еще рано было думать. Поэтому пока что квартира была выставлена для съема, и после нового года в нее должны били заехать жильцы. Деньги от аренды решено было отдавать мне, поэтому теперь я была обеспечена небольшим, но стабильным доходом. Это было еще одним подарком моих родителей.

В Москву я вернулась вооруженным до зубов если не специалистом, то уж точно энтузиастом, готовым к новым свершениям. Мне оставалось сдать лишь пару экзаменов, по которым не удалось заполучить автомат, но к ним я была готова на все сто процентов. И бесконечно радовало то, что они стояли в первых числах января, таким образом у меня оставался почти месяц для каникул. И за этот месяц я планировала исходить Москву, ведь новогодний город был таким красивым. Он сверкал разноцветными огнями. Улицы были так сильно украшены иллюминацией, что в темное время суток свет был даже ярче, чем днем. Но полностью свои планы воплотить мне не удалось.

Когда я сдала последний экзамен и начались мои свободные дни, я вспомнила еще про одного человека, который был добр ко мне, но я забыла поздравить его с праздниками. Тогда я открыла свой новый ноутбук, который с легкостью превращался в планшет и нарисовала еще один портрет. А когда закончила, отправилась распечатывать его и вручать.

Дверь распахнулась почти сразу же после первого стука. Владислав Александрович словно ждал меня.

– Здравствуйте! – радостно поздоровалась я. – С праздниками вас, новогодними!

– Здравствуй Регина, – улыбнулся мне комендант. – Проходи.

В кабинете опустилась на тот же стул, на котором сидела и в прошлый раз. Раскрыла тубус и протянула ему свернутое полотно.

– Это вам.

– А я уж думал, ты забыла старика, – сказал он, принимая из моих рук подарок.

– Что вы? Как можно? Вы ведь были ко мне так добры в трудную минуту. Просто сейчас сессия, и я совсем забегалась.

Пока я говорила Владислав Александрович развернул мой подарок и замер. На мелованном листе «А1» был изображен его портрет, который я нарисовала по памяти. Он смотрел, а я даже дышать боялась. Вдруг ему не понравится? Вдруг он меня отругает? А вдруг вообще выгонит из общежития за самовольство? Ведь он не давал мне разрешения на изображение его образа на бумаге. О чем я только думала?

Пока я мысленно ругала себя, Владислав Александрович отложил портрет в сторону и посмотрел на меня очень внимательным взглядом. Даже более внимательным, чем обычно.

– Вам не понравилось? – робко поинтересовалась я.

– Как ты закрыла сессию? – вместо ответа спросил комендант.

– На отлично, – так же робко ответила я.

– Это хорошо. Значит у тебя есть свободное время? – продолжил он задавать свои вопросы совершенно не обращая внимание на то, что я сейчас просто умру от нервного напряжения.

– Есть.

– И чем ты планировала заниматься в эти свободные дни?

– Я хотела погулять по Москве, посмотреть город. Я ведь все время училась, а теперь есть возможность, – к концу фразы я уже почти шептала.

– А как ты смотришь на то, чтобы немного поработать?

Я даже оживилась. Глаза распахнулись так широко, что чуть из орбит не повылезали. А я сдвинулась на самый краешек стула, на котором сидела, сразу же обнажая свою заинтересованность.

– Поработать?

– Да.

– А что нужно делать?

– Нужно спроектировать интерьер городской квартиры. Справишься?