Полная версия
Sofiko. Танцевать на перепутье
Константин Горшков
Sofiko. Танцевать на перепутье
Глава 1
Весенний апельсиновый ветер или «Basico»
– Я покончу с собой! Устала, ненавижу, – старик сидел на кухне и пил чай, когда эти слова пролетели где-то в коридоре и взметнулись наверх. Сначала хлопнула дверь внизу, затем – наверху.
Через минуту на пороге кухни появилась женщина лет сорока. Светлые волосы выбились из хвоста, в глазах не было ничего, кроме желания сделать ровно то же, что услышал мужчина.
– Привет, пап, – сумка полетела в угол кухни, сама женщина прошла к раковине и набрала воды. Вздохнула. – Ее не пригласили на выпускной. И даже объяснили почему.
Старик молча смотрел на дочь. Они были похожи: оба невысокие, поджарые – словно по ним снимали мерки для эталонов. В футболке и джинсах он не выглядел на свои восемьдесят. Улыбка не сошла с его лица и на этот раз.
– И как же? – голос был тихим.
– Он, мелкий мерзавец, сказал, что она «не вышла фигурой», и поэтому он не будет танцевать с ней. А еще ее приняли в универ, – женщина выдохнула, переместилась к холодильнику и изучила его изнутри. – Еду закажу. Будешь ризотто? Пап?
Но папа уже поднимался к внучке.
Он не стал церемониться и сразу вошел. Девушка сидела в кресле напротив двери, поджав ноги. При виде вошедшего старика она вновь зарыдала:
– Уйди, я все равно покончу с собой. Вы мне не помешаете, – она размазала слезы. – Уходи.
Дед же молча закрыл дверь и прислонился к ней. Сложил руки на груди и попросил:
– София Константиновна, встань, пожалуйста, в центр комнаты. И кричать бесполезно на меня, – он вынул слуховой аппарат и положил его в карман.
Минута ушла на то, чтобы София наконец поднялась, подошла к деду и вернула устройство на место.
– О, ты что-то сказала, дорогая? – старик ожил словно только что включенный робот.
Слабое подобие улыбки всколыхнуло губы девушки. Она встала под лучи испанского солнца и оказалась почти в центре просторной комнаты. Дед внимательно ее разглядывал, будто выбирал себе спутницу жизни. Ну, или хотя бы домработницу в надежде поразвлечься с ней.
– Ну да, не Дюймовочка. И волосы как у матери. И руки – отца. А где он, кстати?
Через секунду София лежала на кровати и содрогалась от рыданий. Дед же спокойно прошел к креслу, придвинул к кровати и сел.
– Я обижен! – он действительно поднял голос. – И возмущен. Почему я не могу оценить свою родную внучку, единственную, а какая-то мелочь может? Нет, ну почему, не понимаю.
Минут пять-семь оба молчали. Только подросток иногда всхлипывала и шмыгала носом. Затем повернулась к старику.
– Деда, это было обидно, – София села на кровати и повернулась к старику. Спокойный ровный голос, словно диктор готовится продолжать читать новости.
– И мне обидно, когда на реплики какого-то молокососа моя любимая внучка так реагирует, – старик от возмущения стукнул кулаком по подлокотнику и вновь сжал пальцы в замок. – Так… так непонятно как.
– Ну просто… – София явно подбирала слова. – Просто он видел мое последнее выступление. Ну, в кружке, помнишь, говорила?
Дед кивнул и улыбнулся.
– Я там упала. Запуталась. Это все так… так не для меня. Вы вон какие с мамой. А я. У меня ничего не получается, – девушка готова была заплакать, но сдержалась в последний момент. Лишь глаза покраснели от напряжения и возмущения.
Дед склонил голову и прищурился.
– Ты упала, он увидел, и поэтому ты решила, что недостойна его? Я правильно тебя понял, внучка? – голубые глаза деда смотрели на Софию. Та подернула плечами.
– Ну. Ну там еще Мари появилась. Ну, я запуталась, – и девушка упала на спину.
Глаза Софии заблестели. Ей понадобилось несколько секунд.
Комнату заполнила музыка бачаты.
Пританцовывая и четко выдерживая ритм, дед начал передвигаться по деревянному полу. Он едва касался его ногами. Этот небольшой, но затейливый футворк вывел девушку из плена сумрачных мыслей.
К вечеру девушка успокоилась и даже поужинала. Переводя взгляд с одного взрослого на другого, она с нахмуренным лбом ела заказанную лазанью. Ризотто мама решила отложить и как-нибудь приготовить сама. Через пару дней к приезду мужа, например. Дед едва притронулся к еде: он ковырял поджаренный слой из сыра и задумчиво смотрел в окно. Там же, несмотря на сумерки, казалось, неопытный художник запнулся и выронил палитру с красками. Весна в Валенсии была яркой и насыщенной во всех смыслах.
– Соф, ты определилась с направлением? – перед мамой на тарелке вместо лазаньи была овощная нарезка.
– Нет, – едва успев прожевать, ответила девушка и повернулась к деду. – Дед, почему Испания?
– Нам тут было хорошо. Мы решили остаться, – старик посмотрел на внучку. Улыбка была его вечным спутником, только иногда уголки губ немного уставали.
– Вот так просто? В незнакомой стране? – София отодвинула пустую тарелку и промокнула губы салфеткой.
– Да, просто так. Почему нет? – дед пожал плечами. – Если хочешь, надо делать. Особенно, если тебя поддерживают.
Женщина глянула на отца, поднялась и начала неспеша убирать посуду. Старик же продолжил:
– Знаешь, я понял это слишком поздно, но хорошо, что это случилось в принципе. Надо самому нести ответственность за свою жизнь, тогда все сложится, как хочешь. И преград почти не будет, – дед запнулся. Прокашлялся. – Ладно, будут, и много, но ты одолеешь, потому что обещал сам себе.
Он посмотрел на дочь – та укладывала тарелки в посудомойку. Затем глянул на внучку – та зевала, но смотрела на деда во все глаза. Он слегка хлопнул по столу ладонями, поднялся и закрыл тему:
– А еще мысли материальны – главное идея. Всё всегда начинается именно с неё. А теперь по домам.
Через неделю сцена повторилась. Никто из взрослых не мог понять, как унять это бесконтрольное и беспокойное буйство. Мама пару раз попыталась что-то сказать типа: «Доча, все получится, еще два месяца до выпускного, лучше к экзаменам готовься», но это лишь злило Софию еще больше. Дед также пару раз попытался помочь, показывал видео, она повторяла, зажигалась, но с тренировки все равно прилетала злой, с красными глазами и шмыгающим носом.
Дед не выдержал. Утром, пока мама наводила красоту, он позвал внучку в сад. Они шли вдоль аллей с аккуратно высаженными деревьями и дышали наступающим летом. Было слышно, как кто-то ползает по земле. Солнце кидало в них свои разгорячённые шарики света.
– Знаешь, этому саду сорок с лишним лет. Я его посадил, когда еще твоей мамы не было. София наморщила лоб и посмотрела на старика. Дед же продолжил: – Да. Мы с бабушкой купили этот участок на деньги, которые собирали несколько лет, работая без выходных и хватаясь за любую возможность. Не смотри так, естественно, легально. О чем мы тогда думали и, главное, чем – до сих пор не пойму.
– Но ведь все хорошо было? – София вновь поморщилась и мотнула головой. – Стало?
– Стало хорошо. Было по-разному, – дед посмотрел на внучку, словно она единственная причина его жизни. Хорошей жизни. – Но мы не сдавались. И сад этот. Я посадил тогда десять деревьев, все погибло через два года.
– Ой, почему? – София остановилась. – Ой как жалко.
– Жаль, да не жаль. Я получил отличный урок. Все может рухнуть, но пока ты жив, надо стремиться выполнить все свои желания.
София замотала головой, замерла и выкрикнула: «Мам, мы в саду с дедом. Иду». Они двинулись обратно. Остаток пути прошли молча, пиная мелкий белый гравий и запоминая весеннюю тишину крадущегося лета. Хотя нет, бегущему навстречу.
Мама уже сидела в машине и вновь подкрашивала губы. Внучка резко остановилась почти открыла дверцу авто, как вскинула голову и пару мгновений молча смотрела на деда. Взгляд шел словно сквозь старика, собирая внутри мысли: «То есть мне продолжать заниматься?»
Глаза деда заискрились словно он увидел, как можно похулиганить: «Выбор всегда за тобой».
«Ну блин, ну что мне делать?», – пыль под кедами Софии взлетела от возмущения.
«Танцевать. По жизни, – подмигнул дед и кивнул на маму. – Ох, нелегкой будет поездка. Видишь, уже закипает. Поезжай».
Внучка хихикнула, послала воздушный поцелуй, и они с мамой умчались покорять мир.
Старик же поднялся на мансарду 3-го этажа. Забавно, дом рос вместе с семьей. Они с женой строили небольшой компактный дом на одну семью. У него тогда было лишь одно условие для самого себя: библиотека на чердаке. Или мансарде. Он тогда не очень понимал в строительстве, все осваивал по мере поступления проблем, вернее, вопросов. Когда дочь выросла и нашла своего спутника, тот, как настоящий мужчина, решил увезти её от родителей. Они помотались по стране, затем он стал какой-то большой шишкой в каком-то большом банке, а дочь была беременной новой дочерью, внучкой то есть. И решила первая дочь остаться с родителями. Мужчина, который стал уже мужем, пристроил новый дом, купив соседний участок.
Так у первого дома появился сосед. И несмотря на внутреннюю непохожесть, они сошлись и характерами, и видением будущего. А что еще надо для партнеров?
Старик поднялся на чердак своей половины, несколько минут рассматривал стеллажи книг до потолка и во всю стену, взял одну и скрылся ото всех искать смысл и силы ветров вместе с Дон Кихотом.
Глава 2
Пришла пора действовать или «Поворот»
– Дед, как ты начал танцевать? Ты с детства хотел? Расскажи, а? У тебя столько наград с танцев, дипломов всяких.
Старик оторвался от чтения. Пыль резвилась в солнечных лучах, словно тоже соскучилась по солнцу. Внучка стояла напротив полок с призами деда. Он отложил книгу.
– Захотел – и начал, – по лбу пробежала пара глубоких борозд. – Хотя нет. Отчасти пришлось, чтобы выжить.
– Тебя заставили? – внучка стала копией деда и посмотрела на него из-под сдвинутых бровей и словно стариковского морщинистого лба.
Дед молчал несколько секунд. Затем встал:
– Да, жизнь. Не сразу она дала возможность реализовать свои идеи. И я решил, что надо воспользоваться этим случаем во что бы то ни стало.
София достала телефон и уткнулась в него. Дед тем временем подошел к приемнику и стал искать что послушать. Чердак наполнял то плачущий и мечущийся саксофон, то отрывистый и полный надежды речитатив, то неспокойная любовь. На гитаре София подняла взгляд. При басах она сунула телефон в карман джинсов и пристально посмотрела на деда.
Тот же забыл, что утром долго разминался, чтобы нормально встать и почистить зубы. Он дождался начала восьмерки и сначала на счет «раз-два» повернулся и отвернулся от внучки. Затем на счет «три» через секунду вновь посмотрел на девушку, которая замерла, словно боялась спугнуть чудо или разбить папину машину. На «четыре» дед подставил ногу. Руки его в это время вели воображаемую партнёршу и в конце потянулись к внучке. Влажные глаза деда улыбались, как и его губы.
София подошла к старику. Тот поднял взгляд на девушку. Она была в отца и поэтому давно переросла и мать, и деда. Последний же без зазрения совести шагнул к внучке, положил ладонь на её левую лопатку и словно прильнул к ней. Они чувствовали дыхание друг друга. Пять счетов, пять ударов сердца – и он шагнул в сторону. Ведомая крепкой рукой, София еще сильнее прижалась к деду. Щеки покраснели, дыхание участилось. Поворот. Восемь счетов – и он отпустил ее, но ненадолго, лишь чтобы она сделала это сама – словно он пробовал отпустить ее в одиночное плавание. Четыре счета – и она уже к нему спиной. Ноги на ширине плеч. Он чуть согнул колени.
– Есть над чем работать. Но поверь моему скромному опыту, дорогая, что твоим движениям позавидует не одна взрослая женщина, – дед почти без улыбки смотрел на внучку. Тон строго учителя физики смахнул все краски с лица девушки.
– Спасибо, дед, я сама, – отряхнула София рубашку от невидимой пыли. Глянула на часы. – Все хорошо. Расскажи лучше, как ты начал танцевать. Тебя, как и мама меня, отдали на танцы?
Дед подошел к окну и сцепил руки за спиной. Апельсиновые деревья жадно впитывали уже горячие лучи и мечтали о плодах. София залезла с ногами в кресло напротив.
– Представь горную реку. Она спускается вниз с пяти тысяч метров, – начал дед. – Эта водяная мощь не знает преград, сметает всё на своем пути. Мы для неё – галька, которую можно поднять со дна и выкинуть на берег под натиском воды. Всякий, кто встаёт поперек этой силы и попытается остановить – вскоре исчезает в белой пене дней. Вода сточит, сломает и выкинет на берег остатки без сожаления либо понесёт течением по водному покрывалу.
Жизнь подобна водопаду. Ты живёшь, как считаешь – правильно. Твоя плотина из энергии и желания жить лучше сдерживает натиск невзгод. Вызовы, что иногда дает жизнь, натыкаются на непроницаемую стену из убеждений, привычек, «проторенного» пути. Ты считаешь, что так и надо. Все так живут – подобно борцам с жизнью и её возможностями. Остановиться и пересмотреть ситуацию значит признаться в своих ошибках.
Но ты не все. Ты единственный и уникальный, ты сам себе опора. Только тебе решать, как жить и куда двигаться. Попробуй открыть плотину, позволь жизни подсказать тебе путь. Прислушайся к потоку, который заполнит твою жизнь, и ты поймёшь, что жизнь – это не борьба. Это бесконечное число возможностей, стоит только присмотреться и открыться. Сопротивление не поможет, оно лишь жестче остановит тебя, побьет и выкинет на обочину. Так что иногда важно остановиться самому.
Было слышно шуршание листвы за закрытыми окнами и радостные крики бабочек. Внучка смотрела сквозь деда куда-то в себя и прокладывала путь в свою жизнь. Что поделать, если неопытность и желание любви делает нас иногда совсем дурным.
– Тебя хотели убить? – София сжалась в кресле. Казалось, она перестала дышать.
Дед резко повернулся и взглянул на внучку, словно хотел или словцом крепким кинуть, или приласкать. Затем рассмеялся.
– София Константиновна, вы серьезно? – он вытер воду из уголков глаз. – Нет, просто у каждого свой путь. Ни один из них не будет неверным. Просто, когда есть шанс прожить жизнь по полной, стоит им воспользоваться. Откройся потоку жизни, и она сама приведет тебя на перекресток линий жизни. И вот ты стоишь и думаешь, куда бы пойти. Ты волен делать, что хочешь. Но позволь напомнить: если ты здесь – ты избранный. Если ты здесь – значит, это что-то значит. И это «что-то» надо понять и найти. Кто-то спивается, не найдя в себе силы начать все заново. Кто-то открывает новые возможности, повинуясь инстинкту. Кто-то попытался убежать ото всех, не понимая, что бежит от себя.
Дед отвернулся вновь к окну. Подъехала мама и стала пытаться что-то достать из багажника своего Volvo. Дед внимательно наблюдал и не двигался с места. Дочь явно выругалась, простояв несколько секунд и глядя на что-то в багажнике, затем попробовала поднять еще раз. Плюнула и захлопнула дверцу. Старик почувствовал дыхание рядом. София тоже наслаждалась небольшой сценкой: не каждый день видишь стоматолога высшей категории, ругающего свой автомобиль.
– Надо помочь, наверно, да? – неуверенно предположила София.
– Наверно, – пожал плечами старик. – Хотя она сильная.
– В тебя, деда, – прильнула внучка к старику. Тот украдкой сильно-сильно заморгал, чтобы осушить глаза.
София отстранилась: «Ну и что ты? Расскажи, танцы-то когда начались? В вузе? Я вот планирую продолжить».
– Что продолжишь – я рад и горд. Нет, мне было года 32.
София отошла на пару шагов назад.
– Да ладно, гонишь, – она ойкнула. – Ой, прости. Я не то хотела сказать.
– Да, так сложилось. Жизнь в какой-то момент поставила меня перед выбором: начать все сначала либо продолжать падать в беспросветную пучину тоски и безысходности. Так я посмотрел на себя со стороны, с высоты птичьего полета и понял, что, если так пойдет дальше, вскоре окажусь в тупике, путь из которого вновь приведет на перепутье. Так зачем терять время, если можно решиться сейчас – рано или поздно это придется сделать. Уж лучше рано. Это было моей мечтой детства, взрослым я ее исполнил. О, слышишь, поднимается. Иди, помогай. Отец-то когда уже приедет?
– Ой, не знаю, деда. Не знаю, – пожала плечами София и побрела к выходу.
***
Да, все мы в какой-то момент смотрим, откуда пришли. И хорошо, если понимаем, что хотим другой жизни, другие мечты и цели. Старику, если можно так сказать, повезло: лучше поздно, чем никогда. Он понял, что хочет, когда все потерял. До этого он жил интересами других людей, но не своими.
Не он, жизнь его поставила перед выбором: или дальше, но новыми путями, или на месте, но в своём болоте. Поверьте, он разозлился вначале на себя и на весь мир: посчитал его несправедливым, жестоким и грубым. Однако он быстро понял, что виноват сам – боролся с водопадом вместо того, чтобы находить вокруг возможности.
На перекрестке жизни он стоял с проблемами на работе, с почти полным отсутствием друзей, после развода с женой и искореженными отношениями с родителями. Дальше просто некуда было идти, только в хозяйственный магазин за веревкой.
Но ему повезло: осталось еще немного сил, чтобы взять ответственность за свою жизнь на себя. Взять управление жизнью в свои руки. Начать действовать.
Немного позже он осознал, что в действительности ему помогли не силы, а желание жить полной жизнью.
***
Месяц до выпускного и, соответственно, танца с «тем самым» пролетел незаметно. Не нервничал только кот, пожалуй. Хотя и ему иногда доставалось в виде пустой миски на ужин. Это он мог еще перенести, но вот отсутствие приветственных поклонов по утрам от всей семьи – это было выше его достоинства. На вторую неделю он просто ходил и блажил, словно ему никто не дает. Ему и правда ничто не давали, но и он не кошку имел в виду. «До чего люди глупы. Ради чего или кого все эти наряды, если даже меня не накормят».
София тренировалась как могла. Приходила домой уставшая, часто злая, и не ужиная ложилась спать. Несмотря на то, что в вуз её уже приняли, экзамены нельзя было провалить: они давали бонусы в виде стипендии. Дед читал и наблюдал за цветением деревьев в саду, мама сутками работала. Кот наглел и временами топтался по чистым простыням хозяев.
Все складывалось вроде как удачно, если бы не «вроде как». Девушку переполняли эмоции и желание любить, поэтому без последствий слова молодого человека не прошли. Она выбрала, как это всегда показывают в фильмах, самого «неудачливого» в классе и, как ей потом казалось, во всей школе. Однако этот «неудачник» стал на тот момент лучшим партнёром в ее жизни.
– Дед, он меня так вёл…так вёл… – словно захлебываясь, София стояла посередине гостиной и показывала, вернее, пыталась продемонстрировать, как они танцевали. – Мне показалось, что он был лучше даже нашего Пабло. Ну правда, не смотри на меня так.
Дед стоял у камина, держа руки в карманах, и молча наблюдал за внучкой. Про улыбку можно не упоминать – казалось, это врожденное. Внучка же продолжала махать руками, плавно передвигаться между столиком, диваном и кадкой с кактусом, который откуда-то привез ее отец лет 15 назад.
– Он в конце только признался, что занимается с десяти лет, – внучка замерла. – Дед, прикинь. С десяти лет. Даже выступать ездил. Не помню куда только. И он сделал…
София выпрямилась, словно перед ней стоял партнер, и сделала по два приставных шага в каждую сторону. Руки то сгибались, то разгибались. Шаг по диагонали вперед, шаг по диагонали назад. Поворот. Левая рука над головой. Смена рук.
– Продолжишь заниматься? – глаза деда улыбнулись.
– Я и не бросала, – внучка остановилась лицом к старику, в глазах мелькал чертенок в белом одеянии. – Уже узнала, вузе можно записаться на факультатив. Там разные есть. Дед, ты не рассказал, ты-то как начал? Ну, тебе было плохо, ты решился. И что?
София в две секунды была у дивана, плюхнулась на него, поджала ноги и посмотрела на деда, словно тот уже начинал свое представление.
Старик постоял минуту неподвижно, затем прокашлялся:
– Решился я на свои мечты и цели, на которые забил в прошлой жизни. Да, считаю, что в тот момент преступил черту и шагнул в новую жизнь. Прогуляв допоздна по промозглому, ворчливому, но справедливому Питеру, поехал домой. С Невского тянуло холодом и грустью, которые иногда помогают, а иногда хочется изучить дно этой ветренной старушки-Невы.
София подтянула колени к груди и сжалась в комок. Её живое воображение и фантазия часто мешали ей наслаждаться жизнью, как это положено подросткам её возраста. С лица уже сошел румянец от танца, и теперь над пухлыми щеками вырисовались два маленьких колодца глаз.
Дед же стоял неподвижно. Его, казалось, ничем не пробить:
– Не доехал я, правда. Все решил в машине. Да не пугайся ты так, – дед подмигнул и сложил руки на груди. – Я ведь вон, живой. Песком пол пачкаю иногда. Нашел какой-то клочок бумаги и записал все, что пришло на ум. Ну, по поводу своих мечт.
– Танцевать? – выдохнула внучка.
– Научиться танцевать, – дед поднял указательный палец вверх и так застыл. – И еще много чего. Основного. А, погоди-ка. А ну пойдем со мной.
София вскочила и через пять минут стояла и переминалась около деда, вытягивала голову и держась, чтобы не порыться самой. Старик же что-то искал в комоде.
– Вот, – он протянул внучке лист бумаги. Потрёпанный, размером с билет на самолет. Одного уголка не было, частично слов было уже не разобрать. Но по взгляду старика было видно, что это – самая великая ценность для него, как кольцо для Фродо. – Список мой. Нашёл в бардачке, что было.
София заметила, как дед украдкой смахнул капли с левой щеки. Затем убрал лист обратно и кивнул на диван:
– Надо присесть. Так вот, сразу в машине я и взялся за дело, не представляя, что вообще делать, что будет дальше и к чему это приведет, – они сели на диван. София по привычке подобрала ноги и уставилась на деда. – Мне лишь предстояло отринуть все страхи, сомнения и честно признаться, что сегодня я проиграл. Но есть еще второй раунд – и тут уже нельзя облажаться.
***
Стою я, значит, на перекрестке. Исчезли планы на будущее. Закончились деньги, с родственниками на большом расстоянии по причине ссоры и обид. Разногласия и прочее. Все интересы, что насыщали жизнь еще вчера, потеряли смысл, потому что были связаны с прошлыми планами и людьми.
Перестал существовать дом, куда хотелось возвращаться. Снизилась зарплата в разы. Мир и жизнь показывали, что надо что-то менять, что где-то я ошибся. Хотя сам считал всегда себя правым. Но факты указывали на обратное: я попал в ситуацию пустоты и не обращал внимания на очевидные вещи.
И вот сижу в автомобиле на Гороховой рядом с Адмиралтейством. Осень. Тепло. Вечер. Понимаю, что это тупик. Всё, что было сделано раньше, не имеет смысла, потеряло его. Надо что-то менять, быстро, кардинально: так продолжатся дальше не может.
Разрушено всё, что-то надо делать. Постепенно доходит: мы сами ответственны за свою жизнь. Все, что нас окружает – мы создаем сами. Весь окружающий мир создаем мы: подпускаем людей в свой близкий круг, приобретаем или притягиваем вещи, оставляем кого-то или что-то рядом, достигаем или нет, получаем опыт или нет.
Все. Окружение. Делаем. Мы. Сами.
Все, что происходит рядом с нами и с нами – это наших рук дело. И, получается, мы за это ответственны.
Осознав, я принял это за фундамент, основу моей будущей жизни. Потому как прошлой уже не существовало. Было больно признавать и принимать, что я сам допустил эти качели, которые перестали крутиться и сейчас безжизненно висели. Свои косяки в целом малоприятны, но когда ты утыкаешься в них носом… Или нет, когда они оптом вываливаются на тебя из прохудившегося от тяжести рюкзака – это ну вот вообще неприятно. Ты сам себя тыкаешь носом в ошибки и приговариваешь: «Вот, тут ведь не надо было огрызаться», или «Мог бы и сам позвонить, что они, должны тебе что-то?», или «Надо было отстоять своё мнение, ты ведь муж».
«Надо взять ответственность за себя в свои руки. Надо брать ситуацию под свой контроль», – решил я.
