В бездну

В противовес, вспомнились секретарши с гладкой кожей, соблазнительной формой и сладкими голосами. Секунда, и в трусах произошел подъем.

Я сдавил подушку в порыве злости, и постарался заснуть. Морфей сжалился и подарил быстрый сон, наполненный откровенной и грязной изменой, неспособной разбудить.

13

Я почти проспал. Если бы не Кевин, который будит лучше будильника, замкнутый круг рутины мог прерваться. Эх, спасибо сынок, удружил.

Мэри и дети уже ждут меня на кухне.

Подготовка к выходу: умыться, побриться, одеться, спуститься к семейству.

На столе яичница, бекон, бутерброд и горячий кофе.

Я смотрел, как густой желток вытекает на тарелку и пропитывает румяную корочку хлеба. Не думал, что подобное сможет вывести меня из себя, но раздраженный выдох вырвался автоматически. Мэри отреагировала молниеносно.

– В чем дело?

– Нормально не поесть. Придется марать руки липкой, подсоленной жижей, – ответил я, подняв тост, с которого лениво капал желток. – Бекон жирноват. Зачем ты жаришь его на масле, когда это кусок сала с редкими частичками мяса? Просил же. И кофе слишком горячий. Специально, чтобы я не мог запить сухую булку?

Мэри молча слушала, возможно, обдумывая мои слова, и пытаясь понять причину волны критиканства. Но я ошибся. Она просто ждала, когда претензии закончатся. Дети, почуяв неладное, закинули оставшуюся пищу в рот, чмокнули каждого из нас на прощание, и быстренько скрылись за входной дверью.

– Ты обалдел? – спокойно спросила жена.

– Сказал, как есть.

– Обалдел, значит. Я встаю каждый чертов день на несколько часов раньше, чтобы раскидаться с большей частью утренних дел, а ты смеешь высказывать за растекшийся желток?!

– Надоело.

– Что тебе-то вдруг надело, Джон?! Завтракать с семьей или еда?

Не до конца осознавая, как могу ранить Мэри, и будто кто-то потянул за язык, я сказал:

– «Вы» все.

– Как это понимать?

– Ты умная женщина, разберешься без объяснений. До вечера.

– Джон! Джонатан Флай, если ты сейчас сбежишь на работу, можешь забыть за…

– Прощение? – я усмехнулся. – Чего оно стоит в новом мире? Давай так, если я пойду не на работу, а в ресторан, то угроза не будет считаться?

– Что с тобой случилось? – выдавила она, поддавшись эмоциям. Голос задрожал, и Мэри прикрыла губы ладонью.

– Ожидания разбились об реальность.

– Джон…

Жена протянула ко мне руку и коснулась плеча, но я не обернулся и пошел к двери.

– Вернусь поздно, не скучайте.

– Куда ты?!

– Туда, где нет угнетающего дерьма.

Стоя на крыльце, я услышал плач в доме, но ничего не почувствовал.

Водитель посигналил, изрядно заждавшись. Я глянул на часы. Задержался на пять минут, а Джек торопит, как бабка в очереди на кассе. Ничего страшного не случиться, подумалось мне около автомобиля.

И тут снизошло озарение.

А что, собственно, случится?

Я отшагнул назад, и Джек подозрительно, с легким налетом тревожности, зыркнул на меня.

– Поехали, мистер Флай. Обещаю, никаких глупых вопросов.

С каких пор ты упрашиваешь? Чего-то боишься?

Я отступил подальше, и Джек дернулся. Наверно, он был готов выйти из машины и насильно затолкать непослушного пассажира внутрь. Проверим?

Я побрел по тропинке вдоль дороги, не обращая внимания на водителя. Когда транспорт оказался в паре метров позади, послышался хлопок, а затем стук торопящихся туфель. Джек схватил меня за плечо и повернул к себе, но, к несчастью для него, получил удар в челюсть и тяжело рухнул на асфальт.

Причин для драки на Вельт-2 – маловато. Насилие жестоко каралось, если оно происходило необоснованно.

Я защищался, уважаемый судья!

Поделом, нечего набрасываться со спины. А вдруг он сумасшедший? Как-никак, его косые взгляды настораживали.

Рассуждения слегка успокоили, но природа будто отреагировала на бой, и затянула небо тучами. Холодные, тяжелые, но редкие капли, подсказывали не задерживаться на улице, и я побежал. Казалось, что ноги сами ведут в нужное место, где мерцает зеленая неоновая вывеска.

«Землянка» забита под завязку, но свободное и уютное место у окна найти удалось. Стоило уронить задницу на диванчик, и рядом возник официант. Бесшумность и внезапность вельтиан раздражает, как по часам.

– Что изволите? – спросил безгубый рот, и кошачьи глазки прищурились.

– Крепкий кофе с четырьмя кусочками сахара. И не размешивайте, пожалуйста, – заказал я, стараясь отогнать паранойю.

Через минуту, напиток стоял на столе, приятно щекоча ноздри ароматом. Официант поспешил уйти без лишних вопросов про десерт или закуски. Рабочему этикету их явно не учили. Но, чего ждать от синих ксенофобов?

Я тихо отхлебнул из чашки, крепко сжимая ее замерзшими руками. Тепло и горечь потекли по телу приятной струей, а ненавязчивая, еле ощутимая сладость, окрашивала проблемы в приятные цвета. Раздражение постепенно уходило, беспокойство сходило на нет. А ливень, часто выводящий из себя, стал барабанить по медитативному.

– Загляденье, не так ли, – произнес я вслух.

У барной стойки раздался заливной смех. Мне не хотелось оборачиваться, но, как обычно бывает, голова своевольничает, независимо от разума.

Под яркими лампами сидела длинноногая брюнетка в белой кожаной куртке и потертых джинсах. Напротив нее, попивая что-то запрещенное из-под полы, расположился мужчина с покрасневшим лицом. Он травил шуточки, но смешно было только ему. Неудачный тип ухажеров, если учесть неприкрытое безразличие и скуку женщины. Но даже с кислой миной, она выглядела довольно привлекательно. Наверно потому мужчина и решил попытать счастье и, если не получится подкатить бубенцы, то хоть насладится видом вблизи, в качестве утешительного приза.

Поняв, что юмор не работает, «Ромео» перешел к действиям. Без капли стеснения, он схватил и помял упругую ягодицу барышни, как подушку-антистресс. Не заметив никакого сопротивления, ухажер потянулся второй рукой к пышной груди, но свалился со стула, отхватив кулаком в скулу. Брюнетка потерла костяшки, «стряхнула» туповатую боль и с отвращением кинула взгляд на тело, лежащее у ног. Как провинившаяся собака, пьяница начал отползать, пока не уперся в ноги одного из посетителей.

– Моя выпивка за твой счет, – сказала победительница. – Немного скомпенсируешь свою убогость.

Она допила газировку, оставшуюся на барной стойке, и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Толпа одобрительно посвистывала ей в след и провожала аплодисментами, в том числе и я.

Сердце заколотилось. Давно потерянное чувство новизны, необычности, запретного, вспыхнуло ярким огнем и отразилось жаром на щеках. Мне не доводилось видеть женщину, способную уложить мужика одним ударом, но умение драться – не главное. В ней нет страха. Обычно, представительницы слабого пола не поднимают руку на агрессоров, которых почти и не существует. Насилием или неподобающим поведением, занимаются определенные правоохранительные органы, поэтому девушки не напрягаются, все схвачено. Но территория баров – иной мир, подпольный, где живут пережитки старых времен. И если брюнетка оказалась тут по собственной воле, то она – безусловный алмаз в кучке угля, кричащее и притягивающие сокровище.

Я не стал допивать кофе, оставил деньги и выбежал за ней.

Дождь стих, и улицу заполонила толпа, но знакомая, темная макушка выделялась на фоне остальных.

Не придумав идеи лучше, я дернул белый рукав куртки, надеясь, что не ошибся. Женщина резко обернулась с сжатым кулаком, чем привлекла к нам внимание прохожих. Угадал.

– Чего надо?!

– Ой, ой, успокойтесь, я не тот придурок из бара.

– Ну, а надо-то чего?

– Шоколада.

Боже, не неси бред, Джон!

К удивлению, она опустила руку и выдохнула.

– И откуда вы лезете?

– Из подвала.

– Шуточки? Ладно, у тебя они лучше, чем у того убогого, – ее лицо стало более дружелюбным.

– И часто вы…?

– Что? Спускаю на землю кретинов? Редко, но бывает. Сегодня был первый за, дай бог, несколько месяцев. Казановы вымерли. Порой думаешь, что переспать с пришельцем куда интересней, чем с тупым мямлей, который и двух слов связать не может. Люди, получающие блага бесплатно и без лишних усилий, теряют нюх и…

Заметив, что я пристально слушаю, женщина слегка покраснела.

– Немного увлеклась, прости.

– Не страшно. Согласен с вами на сто процентов. И по секрету шепну, но я и сам уложил одного на асфальт по пути в бар.

– За что?

– Дурень хотел прокатить меня на машине, но я не на улице себя нашел вообще-то.

– Каков нахал, – захихикала брюнетка.

– Жаль, я не боец и не поделюсь больше похожими историями.

– А я типа сошла с ринга, и имею их в запасе?

– Было похоже.

– Ох, просто издержка профессии.

– А вы…?

– Военный психиатр.

– Много буйных пациентов?

– Не больше, чем в барах, – она снова улыбнулась, и замялась от смущения.

Я протянул руку и представился, сверкая белоснежными зубами:

– Джон.

– Мэри, – быстро ответила незнакомка, будто удовлетворив нетерпение.

Ироничное совпадение.

В новых знакомствах нет ничего серьезного, обычная попытка вырваться из замкнутого круга. Мне необходим выход, и эта Мэри послужит ключом. Никто не узнает. Общение не приводит к катастрофе.

– А как вы смотрите на то, – начал я, – чтобы познакомиться поближе?

Мэри открыла рот, и он разлетелся на кусочки вместе с лицом, тело посыпалось стеклянной крошкой. Мои собственные руки покрылись трещинами, как и окружающее пространство. Сквозь разломы в воздухе, я увидел странную сцену: некоего мужчину, сидящего в объятиях парня, и пытающегося вырваться, но тот не отпускает его, и что-то шепчет в ухо.

В небе эхом разносится: «Проснись. Проснись. Проснись».

Я не сплю! Не сплю! Не сплю! Дайте пожить еще немного!

Реальности плевать. Все подходит к логичному концу. Взрыв, и синева сыпется на землю, а спящий просыпается опять.

14

Кевин расслабил руки и отпустил отца.

– Что это было?! – крикнул запыхавшийся Джон, и эхо разнеслось по пустой комнате.

– Правда.

– Какая к черту правда?!

– Обычная, будь у тебя в порядке с головой.

Злорадная улыбка Кевина взбесила Джона. Он вскочил и повалил парня на койку, сдавив ему мускулистую шею.

– Я требую объяснений!

– Не горячись, папаша. Сейчас расскажу, – он разжал ладони отца и мощно оттолкнул его в стену.

Джон ударился спиной и сполз на пол. Голова закружилась, перед глазами поплыло, но несмотря на ушиб, Джон разглядел ухмылку Кевина, который молча поглаживал свой подбородок.

– Скажи, я не кажусь тебе знакомым?

– Что за чушь ты несешь? Как мой собственный ребенок может казаться мне незнакомым?

– Допустим, а что насчет тебя? Давно в зеркало смотрелся?

Сердце тревожно кольнуло. Джон внезапно осознал, что не видел своего отражения с того дня, как попал за решетку. Он дотронулся до щек, лба и застыл.

«Кого я трогаю?»

– Хм, вопрос прозвучал верный, пап. Дам подсказку. Предплечья не зудят?

Боль в затылке – единственное чувство, беспокоящее Джона за весь период заключения. Она отвлекала от сосания под ложечкой, жажды, давления полного мочевого пузыря на простату и прочих, но, когда Кевин упомянул о предплечьях, Джон ощутил легкую чесотку чуть выше кисти, будто мелкая букашка аккуратно перебирает лапками по коже. Он не стал терпеть и царапнул ногтями в месте зуда. Острая резь мигом стрельнула в кончики пальцев.

– Ах ты ж бл…!

На предплечье Джон увидел продолговатый, незаживший шрам, растянувшийся от запястья до локтевого сгиба.

– Я рад, что ты – не жалкий позер, вскрывающий вены поперек для привлечения внимания, и действительно хотел свести счеты с жизнью, – прокомментировал Кевин. – К сожалению, шалость не удалась.

– Идиотизм! На кой хрен мне суицидиться?!

– Совесть, предполагаю, не позволила влачить существование с грузом на плечах.

– Я не убийца, черт бы вас подрал! – выпалил Джон, и попытался встать, но Кевин пнул его, усадив обратно.

– А кто тогда, Джон?! Уродливое существо? Не смеши, – сквозь зубы прошипел сын. – Ты жалок! Омерзителен! Взгляни на себя наконец, мерзкое создание! – он сорвал зеркальце со стены и кинул на бедра мужчине.

Джон поднял стекляшку и увидел густые, блондинистые волосы, тонкие губы и уставшие зеленые глаза. Его внешность – точная копия человека, назвавшегося Кевином. Джон хмыкнул, оголив белоснежные зубы, и ошарашенно выронил зеркало из рук.

– Я не имел лица во снах. Вместо него – серо-черное месиво, но…, – Джон снова взял зеркало, – эта улыбка! Поганая улыбка, преследовавшая в кошмарах. Она – моя?

– Мистер, вы – гребаный гений! Примите искренние поздравления! – бешено захлопал Кевин.

– Выходит, ты…?

– Ты, – ответил близнец, и позади него появился уродец и две неизвестные личности.

Разные по телосложению, но одинаковые физиономиями, они таращились на Джона, как кошки на огонек свечи. Коренастый Кевин – одет по богатому, а скрюченное, худощавое существо – в разодранной одежде; третий гость сидел и дрожал в грязных, домашних лохмотьях, а четвертый, скрестив руки и оперевшись о стену, выражал абсолютное безразличие к происходящему и тому, что очутился на встрече голым в трусах.

– Кто вы, и как сюда попали?!

– Джон, не издевайся, – пробурчал мужчина в дальнем углу комнаты. – Почему я ничего не помню? Что делал в тюрьме? Кто давал показания на сеансе ИВП? Вопросов много, а ответ – один. Но для начала, – он лениво прошаркал к Джону, – экскурс. Зигмунд Фройд называл нас – «Оно», а Юнг – «Тень», но то детали, слишком не углубляйся, однако, если будет интересно, на корабле есть база данных с литературой. Вернемся к главному. Пока ты странствовал в глубинах памяти под влиянием наркотика, твое тело спало, как и основное сознание. Воспользовавшись моментом, я захватил контроль над речевым аппаратом и рассказал психиатру детали и подробности, какие припомнил.

– Чушь собачья…, – устало пробормотал под нос мистер Флай.

– Кстати, забыл представиться. Меня зовут Индиференца, или безразличие. Запомнил? Едем дальше. Деформитас, милый, – обратился он к существу, – включи запись сеанса с милашкой Мэри.

Уродец послушно заковылял к панели управления, пробил себе грудную клетку и достал оттуда маленький чип, который вставил в разъем компьютера. На экране вспыхнул файл – «Джон». Клик-клик, и перед одноликими зрителями образовался голографический экран с запустившимся видео. Знакомая палата, пациент и врач. Психиатр записывает за бормочущим во сне пациентом. Деформитас прибавил громкость, и Джон услышал собственный голос, звучавший немного неестественно.

«Изменения произошли после скандала. Я отстранялся от семьи дальше и дальше. Несмотря на извинения, стыд засел в глубине души и усиливался ежедневно. И виной тому человек, к которому возникли неподдельные чувства. Она понимала меня, поддерживала и создавала нужный комфорт. Долгие, спокойные часы. Но я не мог вызывать подозрений и возвращался в семью, где радостные улыбки детей и жены, поцелуи и объятия, сливались с отцовской ложью. Понимаете, я – обычный, эмоциональный мужчина, которому тягостно обманывать любимых, но вранье победило. Жизнь превратилась в сплошную муку, где даже секс с любовницей приносил разочарование. Но я не опускал рук, принял, как должное. Раз со старой Мэри не повезло, то и с новой проблем не избежать. Разница лишь в том, что отношения с любовницей находились не на стадии безысходного краха, а значит шанс на «хэппи энд» есть. Я не хотел терять ее. Смешно, но происходящее не казалось мне изменой. Логика проста – имена же одинаковы, и по характеру один в один: бойкая, дерзкая, смелая, как во времена полета на «Ковчеге». И когда Мэри-2 заставила выбирать, я не спорил. Двойной жизни не стать нормой ни в настоящем, ни в будущем. Глупец задумался: вернуться или вырваться из пучины рутины в объятия другого человека? Начать с нуля? Но для законов Вельт-2, прявшееся существование – не причина для развода. Я размышлял. Плохие идеи затуманивали рассудок, окутывали, как шелковый кокон. Одиночество смешалось с тьмой в безумном коктейле, но я увидел проблеск света и задался вопросом…»

«Кокон треснет, а кто выйдет наружу: прекрасная, свободная бабочка или ужасное чудовище?»

Видео оборвалось и запустился следующий фрагмент:

«…Сходил с ума. Складывалось впечатление иллюзорности происходящего. Нескончаемые бессонницы от злоупотребления кофе, рефлексия на тему утопичности Вельт-2, нытье, нытье, нытье. Устал. Мне хотелось скинуть решение проблем на кого-то другого… или других…

День «Икс». Выбор сделан. Ох, сколько поднимется шумихи!

Детишки улеглись в кроватки, и мы с Мэри уединились обсудить события прошедших месяцев. Не обошлось без слез и горьких, но счастливых поцелуев. Проблемы решены, супруги разобрались в чувствах и готовы двигаться дальше. Ага, конечно! Ложь нуждается в подпитке, и картинку идеального семейства необходимо сохранить до конца. Незачем трепаться о любовнице.

По просьбе жены, я проведал Кевина. Он сильнее всех переживал «сезон ругани» и плохо спал. Мальчик увидел меня, и слабо произнес: «Папочка?»

Я присел на кровать, попросил прощения, и пообещал, что ссоры с мамой больше не повторятся. Иронично, ведь здесь обошлось без вранья. Кевин довольно кивнул, но дабы закрепить результат, попросил рассказать ему историю нашего с Мэри знакомства; он просто обожал ее. И когда сонные глазки слиплись в блаженстве, я шепнул ему на ушко дрожащим голосом: «Люблю тебя, сынок».

Последнее слово слетело с уст, и шея Кевина хрустнула в тишине ночи. Теплое дыхание ребенка навсегда застыло на моих ладонях…».

Джон смотрел запись и не верил. Тело обдало ледяным ужасом, а по пальцам будто скользнуло еле уловимое дуновение воздуха. Чем дольше говорил мужчина на видео, тем яснее возникало ощущение, что озвучивается та самая правда.

«…Я зашел к Джулии. Посмотрев на спящую дочь, в голову полезли воспоминания о множественных завтраках и ужинах, где она молча и безразлично ела вместе с нами. Лишний триггер, добавивший решимости, и убавивший сожалений на ее счет. Я взял стоявшую в углу тренировочную биту, и возвысился над кроватью, как чертов бог, готовый обрушить молнию на грешника! Но на минуту, всего-навсего на минуту, замер. Джулия очень походила на Мэри внешне, но характер…

ЩЕЛК!

Резкий, мощный удар обрушился на висок девочки. Мгновенная смерть с нотками хрустящего черепа.

Минус два.

Очередь за женой…».

15

– Хватит…, – пробормотал Джон.

– М?

– Пожалуйста, хватит!

– Зачем? Ты поверил? Не думаю. Тебе необходимо до конца осознать, что произошло, Джонни, – беспощадно произнес Индиференца.

– Я верю…

– Лжец!

– Черт вас дери, я верю! – завопил мистер Флай.

– Докажи, – безразличная сторона личности схватила мужчину за шиворот, притянула к себе и пристально посмотрела в глаза. – И, если обманешь, мы узнаем.

Джон заплакал. Кусочки пазла соединились в единую картину, и ему не нужно досматривать видеозапись. Убийца был рядом.

Борясь с дрожью в голосе и тяжелым, горьким комком в носоглотке, он заговорил:

– В доме, за книжной полкой Джулии, имелся сейф. Мой тайник, о котором никто не знал. «Библиотека» казалась самым безопасным местом, ведь дочь не любила читать, не смотря на наши усилия и убеждения, – припомнив кислую физиономию девочки, Джона полоснул гнев, но его мигом отпустило. Джулия мертва, сердиться бессмысленно, и он продолжил: – Достав из сейфа двуствольное ружье, я пошел в спальню к Мэри и несколько минут смотрел на жену перед выстрелом, настраивался. В голове роилась утешающая идея, что в моей жизни должна остаться одна Мэри, и женщина в кровати – не она. Ей чужда свобода. Замкнутый круг репетативного дерьма устраивал ее. Сопротивление? Не-а! Но любовница – другое дело. Полная противоположность, единомышленница и спаситель! Мистер Флай, вы не виноваты! Дети мертвы, а в сердце ни капли сострадания. Немного странно. Не обязан ли отец испытывать больше сожаления? Ночь в целом походила на игру. Я победил двух лакеев главного злодея, попал в его логово, а он не сопротивляется, знает – итог предрешен. Я выдохнул и передернул затвор. Идиот! Щелчок оружия разбудил Мэри. Она потерла глаза и сонно прищурилась, а потом спокойно села, оперевшись о спинку кровати, – Джон зажмурился, и коснулся пальцами век, стараясь стереть с них покалывание. – Мэри не испугалась.

– Продолжай, Флай.

– Я…, – Джон склонился лицом в пол и еле слышно забубнил, как в молитве.

Будь с ним кто-то помимо собственных личностей, то вряд ли бы услышал, но признание самому себе звучит громче крика.

– Стрелять в голову – вернее всего, быстро и безболезненно. Палец надавил на спусковой крючок, но Мэри внезапно заговорила! Она сказала…сказала, что не винит меня! В груди защемило, что-то сломалось внутри, посыпалось к чертям собачьим! Рука, держащая ствол, дернулась вверх в попытке предотвратить поражение, но было слишком поздно. Дробь попала жене в лоб и снесла полчерепа. Я не хотел добавлять ей мук, но навалившееся сомнение, помножило их в сотню раз. Даже сейчас, булькающий хрип горла Мэри отдает в ушах эхом. Мне стало больно, по-настоящему больно. Содеянное просверлило мозг, и…

– И ты решил покончить с собой.

– Да.

– Но зачем вскрыл вены, а не снес башку ружьем?

– Я решил сыграть в рулетку с судьбой! Чем дольше человек умирает, тем больше шансов на спасение, но и вероятность сдохнуть никуда не девается. Выбор прост – будь, что будет. Поток принесет в нужную точку, но подсознательно, я жаждал спасения. Истекать кровью и надеяться на жизнь, в окружении трупов любимых…, – Джон вмазал кулаком в сталь и закричал: – Я просто чертов трус, который не смог принять факт падения!

Одноликие молчали.

Но тут, из их шеренги выползла личность, не подававшая звуков.

– Страшно? – произнес некто с дрожащим телом.

– Немного.

– Не преуменьшай очевидное.

– Что ты хочешь?

– Закончить путешествие, отец.

– Я тебе не отец!

– Породить Страх, или Тимео, и отрекаться? Негоже, Джонатан. Понимаю, что брат мой – Индиференца, не горел пояснять природу нашего происхождения, но знать ее необходимо. Воспринимай рассказ, как семейную байку.

– Нет! Довольно! Оставьте меня в покое!

– Отрицание ведет к настойчивости. Сердце не обманешь. Мы – порождение нездоровой психики. Некогда существовал центр и назывался Джоном, но однажды внешний раздражитель повлиял на него, внушил плохие мысли, и подсознание закоротило. Человек, бессильный совладать с собой – ломается. Неприятие – путь к расколу. Не обращать внимания, не значит отсутствие проблемы. Трещины усиливались, разрастались, вырисовывая четкие границы нескольких сущностей. Страх быть пойманным за измену и нарушение правил. Безразличие к новому, гнилому обществу, и Самоуверенность на почве коррумпированности оного. Наконец, Внутреннее Уродство, подпитываемое дерьмом грязной душонки.

– Четыре всадника…, – промямлил Джон.

– Замолчи и не используй отсылки к библии там, где их нет, будучи неверующим. Но да, мы – четыре личности одного безумца. Ты подарил нам начало.

– И вы послужите моим финалом, – закончил Джонатан Флай. – Какое безумство. Безумство. Безумство!

– С каждого по потребности, – сказал мужчина в деловом костюме, именовавшийся и Кевином и Лилхэлпером.

– Самоуверенность…

– Верно соображаешь, папочка.

– А как тебя кличут на латыни?!

– Никак. Обойдусь без лишнего пафоса. Я тут не за этим.

Самоуверенность подошел к панели управления корабля, нажал клавишу, и справа открылся отсек с продолговатым иллюминатором.

– Круто! Похоже на тайную комнатку «Ковчега», где вы с Мэри любовались звездами и верили в прекрасный мир. А, как дела с одиночеством? Со счастьем? «Американ Дрим» сложилась, Джон? Не отвечай, вопрос риторический, – он хмыкнул под нос, и разочарованно сказал: – Однажды ты хотел скинуть решение проблем на другого, или других. Желание сбылось. Мы закончим историю. Расслабься и наслаждайся полетом.

Джонатан Флай поднял голову и посмотрел на Самоуверенность – единственного оставшегося из квартета. Остальные, сыграв роль, решили раствориться в воздухе.

В отчаянии, Джон рванул к панели и оттолкнул личность в костюме. На экране мерцало: «Маршрут перестроен». Вместо Земли, он направлялся к звездной системе, долететь до которой не хватит человеческих лет, да и топливо кончится раньше.

– Мразь! – выпалил Джон, но «Кевин» исчез.

В каюте не осталось никого.

– Кем вы себя возомнили, глупые создания!? Не вам решать, как мне умереть! Слышите?!