Летаргия 2. Уснувший мир

– А как же мы? – подняла голову Нелли. Клёпа всё ещё лежала у её ног, не шелохнувшись, блаженно щуря глаза.

– Ага, – кивнул Никанор Степанович, – те тоже любили поострить. Одного из них, того, что с усами, я в этой кофейне частенько видел. Паршивец редкостный! Надо ж было из всего населения именно ему выжить. Несправедливо получается.

– Справедливости больше нет, – тихо проговорила Бэлла. – Как и широкого разнообразия плохих и хороших людей. Какие остались, с такими нам и якшаться.

Но Саблин её как будто не слушал.

– Вот у вас какая профессия? – он направил узловатый палец на собеседницу.

– Парикмахер-стилист, – с ходу ответила Бэлла. – А по призванию я писатель.

Старик скрипуче засмеялся:

– Вот тебе на! Ещё один спаситель нарисовался.

– А вам, часом, не нужно подрезать космы? – спросила она, глядя на давно не чёсанные волосы и жиденькую седую бородку Саблина.

– Как-нибудь сам справлюсь, – проворчал Никанор Степанович.

Бэлла огляделась:

– Кажется, вы давно не выходили отсюда. Запасы еды и воды рано или поздно закончатся.

– Не ваша забота.

Парикмахер и писатель в одном лице поднялась.

– Пойдём Нелли, нам тут не рады. Не люблю проверок на вшивость. Я ведь не собака.

Клёпа подняла голову и жалобно заскулила, когда Нелли перестала её почёсывать.

– Стойте, – глухо проговорил старик. – Я не передал тайное послание.

– Тайное? – встрепенулась девочка.

– Проживём как-нибудь без него, – сказала Бэлла, обняв её. – Найдутся более достойные.

Они пошли к выходу, за спиной послышалось сопение. Старик громко кашлянул.

– Лады. Вы правы. Выбирать не из кого. Мне велено передать послание выжившим. Никого, кроме вас, покуда не объявилось.

– А как же те, ну из анекдота?

– От них и есть послание, девочка. От них.

Он подошёл к стулу, через который был перекинут плащ, напоминавший гигантскую газету. Покопался во внутреннем кармане. Выудил небольшой тёмный предмет.

– Я пришёл сюда на запах еды и свет в окнах. Кроме меня и пары подростков, разъезжающих по городу на угнанной пожарной машине, да ещё бритого кретина на джипе, желавшего меня убить, мне никто не встретился. Люди, сидящие тут, посреди вымершего города и правда смотрелись карикатурно – тайная вечеря с персонажами из анекдота… Ну да это и неважно. Кто остался, тот остался. Они тут обсуждали судьбу мира и, видимо, размечтались, потому как решили, что им нужно идти его спасать.

Старик поднёс диктофон к самому носу:

– Где же тут…

Нажал кнопку. Из динамика послышался голос:

«Привет всем. Говорит Ибрагим Беркутов. Эколог, учёный-энтузиаст и просто замечательный человек. Если вы слышите эту запись, значит, вы не спите. Если спите, то, скорее всего, вы её не слышите…»

– Шут гороховый… – буркнул Никанор.

«…Перейдём сразу к делу. Нас мало, и мы хотим выяснить, что стало с Землёй. На данный момент в нашей команде пять человек, если не считать супругу нашего обожаемого сомнолога-бариста, который никак не пожелал с ней расставаться и возит повсюду, как мягкую игрушку. Она, к сожалению, спит, как и бо́льшая часть планеты. Если вы не спите, не нюхаете клей, не убиваете младенцев (а у нас их всё равно нет) и не мечтаете уничтожить всё живое, присоединяйтесь к нашей команде. У нас пока, как, наверное, и у вас, совершенно нет цели, и мы не знаем, с чего начать. Но, – голос на записи перестал быть насмешливым, – у нас есть некоторые новые способности, которых не было до начала эпохи Вымирания. В остальном мы только жалкие дилетанты. Мы ждём вас, умных, бодрых, талантливых. Вас и ваши блестящие идеи».

Из динамика послышалось шуршание, чей-то бубнёж.

«Заткнись, Вешников. Моя речь не похожа на приглашение на шоу. Если такой умный, записывай сам».

Шуршание усилилось. Но вместо Вешникова заговорил женский голос:

«Говорит Кира. Я… просто студентка. Вернее, была ей. Мои родители, они тоже в спячке, как, возможно, и ваши близкие. Если вам не наплевать, если вы хотите вернуть их, у нас ещё есть время. Вместе у нас больше шансов найти выход. Если вы это слышите. Мы будем ждать вас до конца января в аэропорту „Пулково-1“ с часу дня до семи вечера в центральном зале».

Запись оборвалась.

– В аэропорту? – повторила Нелли. – Почему именно там?

– Они собрались на юг, – ответил старик, – к морю. Там, по их версии, легче будет переносить усталость, если ничего нельзя будет сделать со спящими.

– Глупости, – заявила Бэлла. – Я только вернулась оттуда. Спячка коснулась всех, ну или почти всех.

– Я им сказал то же. Но они меня не послушали. Лучше действовать, – сказал этот усатый, чем торчать в полумёртвом городе.

– Стоп, – подняла руки Нелли. – Как они собрались туда лететь? Ведь все рейсы отменены.

– Среди них есть пилот. То ли монах, то ли чукча. Не помню, кто из них.

– Действительно, напоминает анекдот, – сказала Бэлла, но не улыбнулась, потрогала колечко в носу, задумчиво поглядела на ветерана. – А вы почему с ними не поехали? Неужели решили поиграть в отшельника?

Никанор поёрзал на месте.

– Я уже стар для путешествий. В этом городе родился, в нём и помру.

– Обязательно, – пообещала Бэлла. – Но тот факт, что в Северной столице вы один из выживших счастливчиков, не достаточно прозрачный намёк?

Старик, засуетился, взял со стола грязную тарелку, понёс к раковине.

– Это моё дело. И моя жизнь.

– Спасибо за новость, – Бэлла поднялась.

Он скривился, глянул на неё недобро через плечо.

– Нет, правда. Вы свою миссию выполнили, – Бэлла примирительно подняла руки. – Теперь мы сможем отыскать других людей.

– Удачи, – хмыкнул он. – В спасении мира.

Клёпа, заметив, что гости собираются уходить, жалобно заскулила и пошла на военную хитрость: легла на пол, закрыла лапами нос и глянула из-под лохматых бровей.

– Пока, собачка, – пискнула Нелли и потрепала Клёпу по голове.

Старик подошёл, подал девочке курточку.

– Вы не боитесь? – Нелли коснулась пуховика, подняла глаза.

Уголок рта у Никанора непроизвольно дёрнулся.

– Чего именно?

– Одиночества. Я жуть как боюсь оставаться одна.

– Я уже много лет один. Привык, – хмыкнул он.

– А их? Их вы не боитесь? – девочка кивнула в сторону окна.

– Их? – повторил старик и сглотнул. Клёпа подняла голову, навострила уши. – В пустом городе всюду мерещатся привидения. Но я в них не верю.

– Это не привидения, – пробормотала Бэлла. – Хотя лучше бы это были они.

– Пугаете? – усмехнулся ветеран. – Я на своём веку всякого насмотрелся.

– А как же «новые способности», о которых толковал ваш знакомый учёный?

Старик умолк.

Бэлла цокнула языком:

– Даже не расскажете? Я уже больше месяца обхожусь без сна, а эта девочка слышит шаги, вибрацию и запах пищи за пять километров от себя. К слову, она раньше даже уколов не чувствовала. У неё была врождённая анальгезия1. Вы ведь тоже не остались без подарка от Деда Мороза?

– Не остался. Но вам это знать ни к чему.

– Вот как? Ну что ж, наверное, это что-то действительно нужное для выживания, раз одинокий старик не желает помощи.

Она быстро накинула разноцветную куртку.

Клёпа лупила хвостом по дверному косяку – гулять, гулять! Дверь перед её носом открылась, впустив порцию морозного воздуха и несколько снежинок, и тут же захлопнулась.

Собака подняла несчастные глаза на хозяина. Он на неё не смотрел. Его дрожащие пальцы никак не могли вставить болт на цепочке в щель на замке. Клёпа заскулила, поскребла лапой дверь.

Старик засопел, опустил руки. Цепочка звякнула и обвисла.

– Хочешь прогуляться, девочка? Мне тоже надоело сидеть в четырёх стенах. Подожди, только посуду помою.

Он постоял у раковины, доставая из груды посуды тарелку за тарелкой и подставляя под струю воды, руки быстро замёрзли, а потом кран издал хлюпающие звуки и из него только капнуло пару капель. Старик поковырялся в нём пальцем, как будто это могло помочь, крякнул и вытер о полотенце мыльные руки.

Клёпа звонко тявкнула, подняла голову.

Он обернулся, посмотрел на плащ, перекинутый через спинку стула.

– Теперь тебе даже поводок не нужен, правда? Сейчас-сейчас…

Клёпа скрипуче зевнула, усердно заболтала хвостом. Хозяин шагнул к плащу, и в этот миг в глубине кофейни за дверью в складское помещение что-то звякнуло.

Собака прижала уши, низко зарычала.

– Ничего такого, – прошептал Никанор. – Не бойся. Просто мышь или крыса. Ничего такого.

Тух-тух. Два мягких шажка, и тишина. Волосы у старика на руках поднялись дыбом. Он поглядел на собаку – собака на него. С невиданной для хромого человека скоростью доковылял он до плаща и трости, вернулся к выходу, замер.

На него кто-то смотрел в упор. Буравил спину полумёртвым взглядом. Не со стороны улицы, а изнутри кофейни. Кто-то, кто только что вошёл через чёрный вход, так тихо, что даже не скрипнула дверь.

Старик медленно поднял руку и с благодарностью, почти с нежностью коснулся замка, на который не сумел накинуть цепочку полминуты назад, потянул на себя ручку. Дверь отворялась тяжело и долго – так, что даже не звякнул колокольчик, только язычок глухо стукнулся о медь.

Тух-тух-тух – зашуршали жуткие шажки за спиной. В проём скользнула Клёпа, за ней протиснулся Никанор, как осьминог, вылезающий из щели в пещере.

Холодный порыв уличного ветра осыпал его снежной манной, и белые хлопья тут же растаяли на горячем лице. Дверь захлопнулась, щёлкнул замок.

Никанор Степанович стоял, прижавшись спиной к узкой перемычке между витриной и дверью. Уговаривал себя повернуться – и не мог. Чувствовал: тот, кто прятался за его спиной, стоит у окна. На запястье блеснули командирские часы. Старик чуть согнул руку – в зеркальном кружочке отразилась непогашенная лампа, мелькнули разноцветные корешки книг на полке, стул в вязаном чехле, бледное лицо с сеточкой лиловых вен.

Он вздрогнул, уронил руку, закрыл глаза. Кто оно? Чего хочет? Зачем пробралось в кофейню? И главное, почему тут же не напало на него?

Улица завертелась перед глазами, к горлу подступил комок. Пальцы онемели, никак не могли нащупать трость. Сначала он решил, что это от страха, потом ощутил чудовищную слабость, как будто он целый день трудился у станка. Силы таяли, кружились в водовороте и утекали в сливное отверстие – чёрную дыру, поглощались существом за стеклянной витриной. Хрусть! Подогнулись колени.

Горячий мокрый язык лизал щёки и лоб. Пахло псиной. Никанор поднял тяжёлую голову, разлепил веки, отстранил от себя Клёпу, которая никак не унималась. Стёр с циферблата налипший снег и снова поглядел в отражение на циферблате. Край радиаторной батареи, корзинка с искусственными цветами, полка с книгами – лица он не увидел, набрался смелости и осторожно выглянул из-за стены.

В уютном свете кофейни фигура жуткого существа ничем не отличалась от человеческой. Если бы не сиявшие лиловым флуоресцентным светом ниточки вен на шее и лице, Никанор Степанович принял бы незваную гостью за женщину пятидесяти лет. Да это и была женщина, в костюме кассира из супермаркета, только двигалась она как-то странно – то порывисто, то плавно, – как марионетка. Лицо её почти ничего не выражало, глаза поблёскивали, вращаясь в орбитах, искали что-то на столе.

Как бы между прочим жуткая особа раскладывала разбросанные вещи, оставленные стариком в каком-то своём, шизофренически чётком порядке. Наткнувшись на небольшой тёмный предмет, она неумело потыкала по кнопкам, и из недр кофейни донёсся приглушённый голос:

«Привет всем. Говорит Ибрагим Беркутов. Эколог, учёный-энтузиаст и просто замечательный человек…»

Клёпа истерично залаяла. Старик шикнул на собаку, сжался. Существо в костюме кассира дёрнулось, выпучило глаза, бросилось к чёрному ходу.

Никанор заковылял прочь от проклятой кофейни. Метель усилилась, снег прилип к бровям и бороде.

– Идёшь? – сердито крикнул он собаке. – Из-за тебя чуть…

Он обернулся. Псина стояла посреди тротуара, перетаптывалась, скулила.

– Пошли, дурная ты башка!

Жаль, поводок не взял.

– Клёпа! А ну! – рассердился он. Собака подбежала, прижалась к его ноге, будто грелась.

– Так-то.

Он торопливо зашагал к Фонтанке, мучаясь оттого, что не знал, куда именно выводит чёрный ход. Клёпа путалась под ногами, мешала идти. Он взял её на руки, она прижалась, зарылась ему в подмышку.

– Ну всё-всё, старушка. Подумаешь, встретили нечисть. Бывает, всё бывает.

Из снежной пелены выплыли гранитные башенки Ломоносовского моста. Ледяная корка на реке быстро белела.

– Домой, домой, старушка.

Он шёл, щуря глаза от летящего снега, отбивая тростью быстрый ритм. Мимо проплыла первая башенка, скрипнула толстая цепь.

Никанор остановился, вгляделся в метель. Что-то качнулось, шагнуло на мост, слабо вспыхнуло лиловым. Неясная мужская фигура в деловом костюме по-паучьи села на корточки, замерла.

Клёпа глухо зарычала, оскалила зубы и нервно облизалась. Старик шагнул назад, оглянулся и задрожал.

С другой стороны моста появилась незнакомка из кофейни. Только на этот раз ни стекла, ни стены между ними не было.

Паук прыгнул не по-человечьи легко, приземлился на гранитный парапет. Его подружка, или кем она была, ограничилась несколькими дёргаными движениями. Сеточки сосудов на их коже засветились ярче.

Никанор снова ощутил слабость.

– Ну-ну, – прошептал он и крепче сжал Клёпу. – Мы тоже кой-чему учились.

Он закрыл глаза, постарался вспомнить, как это было в первый раз: возмущение, жар, лёгкость, воздух.

– Тяф, – прокомментировала собака.

Старик приоткрыл глаза и увидел, что его подошвы парят на локоть от земли.

– Тяф, – как метроном отсчитывала Клёпа.

Нелюди приближались.

– Ну давай, давай!

Он увидел искажённое лицо паука в деловом костюме. Без труда прочитал выражение на этом лице: животный голод, жажда, отупение. Никанор уже видел такие лица во время войны.

Тем временем его тело поднялось на пару метров от земли. Паук выкинул руку, схватил его за ботинок, лязгнул челюстями. Никанор пнул нелюдя промеж глаз, но не попал, почувствовал, как подошва скользнула по липким волосам. В правую икру вцепились крепкие пальцы. Башенки на мосту затеяли весёлый хоровод, снег закрутился в бешеном смерче.

Клёпа истошно лаяла, вырывалась из рук. Старик крикнул, дёрнул ногой. Паук не удержался, полетел вниз, сжимая в руке сорванный ботинок.

Подниматься стало легче. Кассирша с фиолетовым лицом прыгнула вверх, но промахнулась.

– Не балуй, – погрозил Никанор кулаком. – Саблина голыми руками не возьмёшь!

Женщина поднялась, заученным неосознанным движением отряхнула колени и униформу от снега, подняла к небу безразличное лицо, пустые лиловые глаза. Из её открытого рта полились нечеловеческие звуки – какофония расстроенных музыкальных инструментов. Паук открыл рот и начал ей подпевать, если это вообще можно было назвать песней.

Старик уже достиг вершины одной из башенок, закрыл уши.

– Пшли вон! – крикнул он нелюдям.

Они не послушались, заголосили громче. Тело, которое казалось ему лёгким и воздушным, налилось свинцом, потянуло его обратно к земле.

– Что это? Нет-нет…

Белое полотно под ногами, усеянное следами, полетело ему навстречу. Снег немного смягчил удар – не так уж плохо, что его давно никто не убирал.

Клёпа зафыркала, отряхнулась. Шерсть у неё на загривке поднялась, верхняя губа обнажилась, сверкнули клыки. Между поверженным хозяином и его врагами стояла только она.

Опасные существа пахли слюной с горьким ядом и кровью. Звуки, которые они издавали терзали собачий слух. Клёпа то подвывала, то рычала, то снова выла. Нелюди перестали петь, двинулись к ним. Старик застонал, поднял гудящую голову.

Два золотых луча разрезали снежную пелену. Машина заревела, въехала на мост, разбрызгивая полуметровыми колёсами снег. Раскрылась дверца, пёстрая фигура выскочила наружу, прицелилась. Синяя звезда вырвалась из трубки, отскочила от гранитного парапета, рассыпала сноп искр, полетевших в паука и его подругу.

– В машину, – рявкнул знакомый голос.

Никанор проворно встал, опираясь на трость. Шагнул и завалился набок, корчась от боли. В ногу, на которую он ступил, будто ткнули спицей.

Из салона выскочила девочка. Попробовала его поднять.

– Бэлла, я не могу!

– Вот чёрт… – прорычала водительница, вставила в пистолет ещё одну сигнальную ракету и, почти не целясь, выстрелила. Звезда, на этот раз красная, с треском и дымом врезалась в середину моста. Нелюди отскочили, попятились, отворачиваясь от яркого света.

Никанор собрал последние силы, подполз к машине, зацепился руками за дверь, подтянулся. Девочка старательно толкала его сзади. Клёпа, воспользовавшись хозяином как мостом, пробежала по ногам и спине, юркнула в салон. Нелли запрыгнула следом.

– Трогай… – прохрипел старик.

Джип заревел, помчался по мосту. Два существа мелькнули и растворились в снежных хлопьях.

Машина пролетела по пустой улице, резко развернулась на перекрёстке.

Когда все, включая Клёпу, отдышались, Бэлла посмотрела в зеркало заднего вида на острый профиль лежащего старика и мрачно бросила:

– Всё ещё хочешь побыть в одиночестве, дедуля?

5. Безликое Ничто

Логарифм вошёл в полутёмный зал ожидания, освещённый только окнами дневного света, и по привычке взглянул на вокзальные часы. Стрелки давно остановились на половине двенадцатого.

– Пора, – он хлопнул в ладоши и услышал, как хлопок многократно вернулся эхом.

Кира подняла на него сонные глаза, завернулась в плед, такой же рыжий, как и её волосы, и подобрала ноги на сиденье. Тымнэвакат, пытавшийся достать орешки из автомата, стукнул по панели кулаком. Монах вообще никак не отреагировал, так и остался стоять у ларька с прессой. Перед ним на круглом столике были разложены стопками последние выпуски газет и журналов. Он аккуратно подчёркивал маркером отрывки, в которых упоминалось о сонной болезни и событиях последних месяцев.

Учёный-эколог прочистил горло.

– Не люблю повторять… – начал он.

– Мы никуда не поедем, пока не дождёмся остальных, – в десятый раз повторила Кира.

– Мы ждали достаточно. Предлагаю не терять времени и садиться на борт.

– Не может быть, чтобы в городе, кроме нас, не осталось никого, кто не спит.

– Может. Кто-то вроде старика с собакой.

– И всё-таки мы подождём, – мягко сказал монах, продолжая искать что-то в тексте.

– Я думал, к моему мнению здесь прислушиваются. Разве не вы сами сказали, что я должен вас вести?

– Как только вы будете знать, куда вести, – потёрла лицо Кира.

– Разве отправиться на курорт, когда всех сморило от усталости плохая идея?

Монах отложил в сторону «Ведомости», взял «Аргументы и факты» и сказал:

– Самолёты не летают в обе стороны. Кажется, на последнем прилетели мы с Тымом. Значит, на юге произошло то же, что и на севере.

– Что ты ищешь в этих газетках? – спросил Логарифм, подходя к автомату и наклоняя его, чтобы с полки упали орешки. Тым, по локоть засунувший руку в приёмник, облизнулся и выудил пакетик со снеками.

– Правду.

– Правду? Никогда не думал, что её можно найти в прессе.

– Я пытаюсь увидеть общую картину. Почему люди вовремя не заметили трагедии? Почему не смогли её предотвратить?

– Странный вопрос для священника. На всё воля Божья.

– И всё-таки. Как я и думал, катастрофу не заметили, потому что она растянулась во времени, а не произошла в один миг. Взять те же самолёты. Если бы все пилоты уснули разом, часть самолётов тут же разбилась бы. Другие летели бы на автопилоте до тех пор, пока не выработали бы всё топливо. Скоро и они упали бы на землю, и мы бы увидели весьма необычный дождь из падающих самолётов. Но население Земли не отключилось единовременно, пока одни пилоты чувствовали себя разбитыми, другие всё ещё работали в полную силу, а третьи позёвывали в кулак. Самолёты падали и в последнее время всё чаще, пока работоспособных пилотов не осталось вовсе и рейсы не отменили.

– Вам знать лучше, отец Ануфрий, вы ведь бывший пилот.

– Потому-то меня и удивляет, что диспетчеры не начали бить тревогу.

Логарифм пожал плечами, отсыпал орешков, закинул в рот. Тым грустно поболтал опустевшим пакетиком.

– Возможно, диспетчеры тоже были не в форме, – заметил учёный.

– Когда человеки устают, они становятся такие неуклюжие, такие глупые! – нахмурил брови Тымнэвакат. – Усталые человеки падают, бьются головой, пропускают всё мимо глаз и ух.

– Ушей! – Кира поднялась, поправила зелёную шерстяную юбку, которую только сегодня утром облюбовала в местном бутике и взяла, конечно, ни копейки не заплатив.

Встав в полный рост, она оказалась выше окружавших её мужчин – даже Ануфрия, который без труда дотягивался до грузовой полки в поезде. Она по привычке втянула голову в плечи и сказала, насупившись:

– Я не устаю. То есть со мной ничего подобного не случилось. Я чувствую себя так же, как чувствовала раньше. Вполне сносно, – добавила она. – И всё-таки я не понимаю, что произошло. Где же тот фактор, о котором вы столько твердили? Из-за чего мир уснул?

Логарифм сжал губы, разгладил загнутые усы, засопел.

– Именно поэтому мы и ждём других людей, – вздохнула Кира. – Возможно, кто-то знает ответ.

– Ну хорошо…

Усач взял из выключенного холодильника бутылку минералки.

– Сыграем?

Он бросил бутылку монаху. Тот в последнюю секунду поднял глаза и даже не попробовал увернуться. Бутылка отскочила от его тощей груди, шмякнулась об стол и упала на пол.

– Это шутка такая? – поморщился отец Ануфрий и потёр ушиб.

– Теперь Тым, – рявкнул Логарифм и резко бросил следующую бутылку.

Реакция у Тымнэваката была получше, но и он не поймал «кеглю». Смешно замахал руками, будто учился жонглировать, уронил минералку себе на ногу, поморщился.

– Вы с ума сошли? – Кира выпучила глаза.

Учёный не ответил, хитрым броском из-за спины бросил бутылку с лимонадом и ей.

Кира просто отошла в сторону.

В эту секунду в зал вошёл Роман Вешников, держа чашечку дымящегося кофе одной рукой и блюдечко другой.

– Ещё один игрок! – воскликнул Логарифм и швырнул в него банкой с холодным чаем – последним, что оставалось в выключенном холодильнике.

Жестянка описала дугу, врезалась в круглый животик сомнолога, отпружинила и закатилась под сиденье. Ни капли кофе из чашки в его руках не пролилось.

– Развлекаетесь? – отозвался он, равнодушно глядя вслед исчезнувшей банке и делая глоток кофе.

– Проводим эксперимент, – ответил Ибрагим Беркутов. – Никто из вас четверых не поймал летящий предмет. Трое даже не попытались этого сделать. Ухудшение реакции – первый признак утомления. Это значит, чудодейственный фактор икс действует и на нас, одиночек, которые ещё бодрствуют.

– Я ничего такого не заметила, – проворчала Кира. – Когда в тебя швыряются бутылками, кто угодно опешит.

– Ты не в счёт, – подмигнул Логарифм. – Твой дар и есть – не уставать.

– Говорю же, – нахмурилась бывшая студентка. – Как себя раньше чувствовала, так и сейчас.

– Охотно верю, – кивнул Логарифм, – но «сейчас» стало другим. Оно не такое, как «раньше». И на фоне вымотанного человечества ты выглядишь как единственная цветная фотография среди чёрно-белых.

– Ибрагим Петрович, неужели я слышу комплимент?

– Ничего подобного. Я такой ерундой не занимаюсь.

Кира захлопала ресницами, театрально приложила ладонь к груди:

– Ох, а я уж думала, вы применили ко мне свою силу.

– Какую ещё силу? – рассеянно моргнул Вешников.

– Никакую, – насупился Логарифм.

– Значит, усатый-полосатый может командовать женщиной? – промурлыкал Тым. – Нравиться ей, когда захочет, и не нравиться, просить сварить нувкурак из мяса кита, приласкать там, где хочется…

– Вот-вот, – усмехнулась Кира.

– А что именно вы можете?

Беркутов закатил глаза. Даже вроде бы покраснел, если он вообще был на это способен.

– И почему мне достались животная? – пожал плечами Тымнэвакат. – Почему я понимать их язык и так плохо понимать человеки?

– Потому что, если бы тебе достались люди, ты бы их покалечил, – не отрывая глаз от журнала, вставил монах.

– Ай-ай, какой отец Ануфрий строгая!

– Я просто реально смотрю на вещи.

– И что же вы там насмотрели? – поинтересовалась Кира, кивком показывая на стопку газет.

– Прелесть нового мира в том, что одновременно со спячкой закончились войны. В этой статье описан случай, как командир правительственного отряда в Йемене, отправился уничтожать группу повстанцев. На замаскированной базе они не встретили никакого сопротивления. Командир решил первым пойти в разведку. Где-то на полпути он понял, что никто его не прикрывает, но возвращаться не стал. Да и прикрывать-то было не от кого. Повстанцы спали на вышках и у ограждений, в столовой, оружейной и прямо посреди базы, под палящим солнцем, кто-то безоружный, кто-то в обнимку с АК-47 или гранатомётом. Командир, к слову, оказался человеком чести и не тронул спящих. Связь с командованием подозрительным образом прекратилась. Когда он вернулся на исходную, его отряд почивал так же сладко, как и противники. По-видимому, он успел рассказать эту историю журналистам. Газета последняя, в ней уйма опечаток и текст напечатан криво, будто вся типография надралась.