Наизнанку

Громкий звук оглушил, я отдернула руки, закрыв уши так плотно, как могла. Слезы катились, смывая четкость реальности. Мозг пульсировал, а кислород превратился во что-то колючее. Этим отвратительным звуком оказался собственный крик.

– Я… Я… Это была Я!!!!!!

Глава 34

Яна

***воспоминания…

– Никто ничего не узнает! Вот увидишь! – мы крались по коридору, который казался бесконечно длинным. Металлическая дверь поблескивала хромированной ручкой где-то настолько далеко, что желание развернуться и снова убежать в комнату сестры крепло с каждой секундой. Взмокшие ладони легко скользили по деревянным панелям на стенах. Я слышала каждое поскрипывание паркета, чувствовала, как деревянные плашки двигались под тяжестью моего тела, и молилась. Молилась, чтобы нас не поймали, все сильнее прижимая новые кеды к груди. Они были неудобными и, скорее всего, на полразмера меньше, чем нужно, но я не могла не похвастаться обновкой, привезенной отцом из Штатов, перед Оксей. Но она даже не обратила на них внимания, расхаживая по квартире в новых лакированных босоножках на высоченном каблуке. Не видела сестру почти год. Признаться, я рассчитывала на более теплое приветствие, но она сухо кивнула, не скрывая усмешки, когда ее взгляд замер на моей обуви.

Оксана ткнула меня в бок, чтобы вытащить из собственных мыслей и потянула за подол сарафана, крепко сжимая его край. Будто чувствовала, что я уже почти готова дать дёру обратно в комнату.

В отличие от меня, скромной школьницы, Оксана не представляла своей жизни без постоянного бунта против старших. Вот и сегодня, чтобы отомстить нашим родителям, свалившим на ежегодный прием в доме мэра без нас, она спланировала побег. Ходила весь вечер задумчивая и постоянно кому-то звонила, унося телефон в ванную, оставив меня отдуваться одну, перебирая яблоки для бабушки.

Отец нехотя оставил меня на попечение дедушки и бабушки Оксаны. Он стоял на пороге, сложив руки на груди, и просверливал своим коронным тяжелым взглядом. Прозрачно-голубые глаза медленно двигались по мне от макушки до самых пяток. Он практически никогда не использовал силу своего взгляда на мне, но тогда я ощутила её в полной мере.

– Яна, может, лучше дома с тетей Машей? – громко вздохнул и прошелся рукой по волнистым волосам.

– Ну, пап… У меня остался месяц каникул, а потом снова в школу. Оксанка опять уедет в Москву, и мы не увидимся целый год! – я быстро развязала длинные шнурки на кедах, погладив подушечками пальцев мультяшных героев на бледно-розовой ткани. Смахнула пыль и поставила на коврик у двери. Старалась идти, как можно аккуратней, чтобы не испачкать, но не получилось.

– А Мариша где? Почему ее с вами нет? – отец не унимался, так и не отпуская моей руки.

Он не позволял сделать и шаг вглубь коридора, надеясь на то, что я могу передумать. Но желание встретиться с повзрослевшей сестрой было сильнее, чем провести очередной скучный вечер с няней. Зажмурила глаза, представляя наши ежедневные посиделки в компании домино или заунывное чтение классической литературы. Хотя нет… Сегодня пятница и тетя Маша смахнет несуществующую пыль с пианино и начнет наигрывать любимый романс, от которого хочется либо уснуть, либо спрятаться за диваном.

– Миша сказал, чтобы его не ждали. Татьяне плохо, опять в больницу повезли, он Марину с собой забрал, – Костя судорожно завязывал шёлковый галстук, параллельно влезая в туфли. – Ну, не брать же с собой детей? Им там не место, сам понимаешь.

Я видела, что отец напрягся. Не нравилась ему эта затея, возможно, он с легкостью оставил меня, если бы с нами была умная, тихая и весьма рассудительная Маринка. Но на излишне взбалмошную Оксану он смотрел крайне недоверчиво.

– Можно было бы и взять. Я читала про эти ежегодные приемы. Там же собираются сливки всего региона! – Оксана закатила глаза к потолку. – А в том году приезжали семьи бизнесменов из Китая и Японии!

– Оксана, а не рановато ли ты в бизнес подалась? – отец игриво дернул ее за хвост.

– При чем здесь ваш бизнес? Я замуж хочу… Чтобы тепло и богато, – сестра обвила руки вокруг себя и мечтательно прищурилась.

– Замуж, говоришь? А не рановато? Ты сначала в институт поступи, красотка, – прохрипел отец, прижав меня к себе.

– О! С этим все просто, да папуль?

– Если бы было просто, то не пришлось бы платить за тебя бешеные бабки! Представляешь, а мы учились бесплатно, не надеясь на родителей! – дядя Костя накинул пиджак и высунулся в коридор, – Нина! Пока ты будешь собираться, прием закончится!

– Иду! Не кричи. Что ты там опять на дочь накинулся. Бабки… Бабки… Только и слышно! А это же Москва! – тетя Нина обняла дочь, чмокнув в макушку. – Все лучше, чем жить тут, промерзая до костного мозга. Не обращай на отца внимания, дочь. А замуж – это никогда не рано. Смотря, какую партию найти. Но у нас есть пара мыслишек на этот счет, правда?

– Какие еще мысли? – дядя Костя был явно не готов к такому повороту разговора, – Вы что, жениха там нашли, что ли?

– Естественно! – тетя Нина подошла к мужу и стала перевязывать неаккуратный узел галстука.

– А с отцом познакомить?

– Вот полетим в Москву, там и познакомишься. Он же не полетит в наше захолустье!

– Ты захолустий не видела, видимо… – отец не смог сдержаться, чтобы не съязвить.

– Да, не видела и не желаю. Не для того замуж выходила. Мне жизнь была обещана сытая и богатая, – показалось, что тетя Нина на миг изменилась в лице. Что-то отвратительное промелькнуло, но уже через мгновение фарфоровая кожа снова озарилась румянцем, а глаза заблестели озорными искрами, – Так. Хватит. А то, и правда, прием закончится. Будем поздно.

Отец открыл входную дверь, выпуская брата и жену, а сам продолжал прижимать меня к себе.

– Дядя Витя, ну не съедим же мы вашу Янку! – рассмеялась Оксана, надувая огромный пузырь из лимонно-желтой жвачки. – Да, бабусенька? Да, дедусенька?

Оксана так неестественно прильнула к старикам, сложив голову на плечо хрупкой старушки, что даже я поморщилась от лживости этого жеста.

– Вить, ну, правда, чего ты? – отец тети Нины вышел вперед, взмахнув коричневой тростью. – Девчонки помогут бабке закатать компот. Яблок в этом году… – старик смешно провел большим пальцем по горлу.

– Ладно. Я позвоню перед сном, – отец как-то тяжело вздохнул и прижал меня к себе еще раз, только на этот раз хватка оказалась сильнее. Меня практически припечатало к мощной груди. Я запрокинула голову, чтобы вдохнуть его пряно-мятный, с нотками спелой груши, аромат парфюма и покрутила пальцем завитки черных как смоль зачесанных к затылку кудряшек.

– Люблю, папуль....

И вот теперь, мы старались просочиться мимо приоткрытой в зал двери, где спали дедушка и бабушка. Тишину квартиры нарушал только присвистывающий храп деда, такой необычный, даже красивый немного. Можно было бы рассмеяться, только мне было страшно так, что тряслись коленки. Я не привыкла обманывать отца, да и мне было категорически запрещено выходить на улицу одной. Даже в школу ходила под чутким присмотром охраны. Не понимаю, как она смогла меня уговорить? Да что я вру? Конечно, понимаю. Хотелось выглядеть так же взросло, как и она. У сестры в комнате был целый арсенал косметики, а в крохотном карманчике моего хлопкового сарафана валялась гигиеническая помадка со вкусом клубнички. Стены моей комнаты были украшены постерами групп, а над ее широкой кроватью висели красивые черно-белые фотообои. Я носила сарафаны и джинсовые комбинезоны, а сквозь ее прозрачную майку виднелось кружево белья. Она накручивала волосы на плойку, а я заплетала тугую косу, чтобы не лезли в глаза. Она протирала лакированные босоножки, а я сквозь весь длинный коридор смотрела на свои розовые кеды, стоящие у входной двери.

Мне хотелось показать ей, что я не боюсь. Что тоже взрослая…

Оксана щелкнула замком, и мы выскользнули на площадку, проигнорировав слишком шумный лифт. Впрыгнули в обувь и помчались по лестнице, затаив дыхание. Не знаю, чего я боялась больше: что старики обнаружат побег, или того, что впервые ослушалась отца.

– Прекрати! Будет весело! – Окся присвистнула и помчалась в сторону детской площадки, едва мы выскользнули из подъезда. Двор был погружен в спокойную летнюю темень, сопровождаемую лишь громким криком птиц из соседнего лесопарка. Хотелось отдышаться, но Оксана была слишком шустрой, несмотря на высоту каблуков.

– Стой! Мне надо завязать шнурки! – но сестра не останавливалась и убегала все дальше, превращаясь в размытое светлое пятно. Плюнув на непослушные и слишком длинные веревочки, я побежала за ней.

– Нам нужно проскочить мимо гаражей, а там и рукой подать. У кинотеатра нас уже ждут! – Оксана подпрыгивала от нетерпения, распуская локоны, стянутые резинкой. – Давай быстрее. У нас всего пара часов.

– Я ничего не вижу!

– Янка, прекрати ныть. Кто виноват, что дед уснул так поздно. Не бойся, тут недалеко.

– Оксана, подожди! – я не могла бежать, потому что шнурки обвивались вокруг щиколоток, и я то и дело наступала на них, теряя равновесие.

– О! Вот это добыча! – резкий звук мужского голоса прозвучал где-то сбоку. Темная фигура, затем вторая, а потом я и перестала считать, потому что закрыла глаза.

– Так, парни, мы не видели вас, а вы нас. Да? Нормально? – Оксана остановилась в самом конце гаражного ряда. – Яна, идем!

Я сделала шаг вперед, но темная фигура приблизилась, преграждая путь.

– Я позову на помощь! – Оксана взвизгнула и помчалась прочь из гаражного комплекса еще до того, как я приняла хоть какое-то решение. Мысли судорожно метались в голове, подгоняемые кипучим страхом.

– Ну, Белоснежка? Осталась одна?

Парни выстроились плотной стеной, отсекающей меня от людной трассы впереди. Я даже слышала вялый шорох покрышек по расплавленному асфальту, монотонный гул молодежи, собравшейся у старого заброшенного кинотеатра, глухое звучание музыки и шелест фонтанов, не отключаемых даже ночью. Но единственное, чего я не слышала – стук своего сердца. Оно замерло, потому что я так четко осознала, что не смогу просто пройти мимо. Назойливая фраза: «Так и знала… Так и знала…» кружила в голове, больно ударяя в нервные окончания возбуждённого мозга. Не могла двинуть и головой, я даже боялась моргать, ожидая нападения. Но они молчали, переглядываясь между собой, будто и сами еще не решили, что делать дальше. Воспользовавшись этим, я бросилась со всех ног вправо, проскальзывая в узкую щель между «ракушек». Разгоряченный за день металл обжигал кожу, а я все протискивалась, проклиная новые кеды… Крупные парни не могли пролезть в узкий коридор, поэтому с криками бросились бежать в обход…

*****

– Она не вернулась…

Я замерла у окна, сжимая дотлевающую сигарету, к которой так и не притронулась. Мне просто нравился пряный аромат дыма, я понемногу расслаблялась и успокаивалась. Олег, не произнесший ни слова, пока я говорила, встал с кресла, опираясь на трость. Его слова… Конечно, он говорил про Оксану. Нет, она не позвала на помощь так, как должна была. Сбежав в уютную и безопасную квартиру, она позвонила родителям, находившимся на другом конце города, и просто ждала.

– Нет, не вернулась. Когда ты вытолкнул меня в просвет между гаражами, я ползла на коленях, застыв всего на пару секунд в конце. Мне было важно увидеть лицо парня, спасшего меня. Но ты не шевелился. Я помню каждую мелочь: штаны цвета хаки, кожаные высокие ботинки, короткая стрижка. Ждала, что ты обернешься, но окружившие тебя парни превратились в стену. Только в просвете их ног видела, как на светлой футболке растекается алое пятно, – я обернулась, практически врезавшись в грудь. Обхватив меня за бедра, чуть приподнял, усадив на широком подоконнике, – Мне надо было остаться? Да? Я бросила… Я бросила тебя так же, как меня Оксана?

– Нет, милая… – он наконец-то выдохнул. Побагровевшее лицо, шея – все говорило о том, что он сдерживает гнев, закипающий внутри. Олег нагнулся и прислонился ко мне лбом так, что наши глаза оказались на одном уровне. Но я не видела в них ни гнева, ни страха, даже злости не было. Там было тепло и хорошо. Как в летнем хвойном лесу. Зелень успокаивала, одурманивала. Слезы облегчения покатились по лицу, падая ему на руки, – Тебе просто нужно было бежать так быстро, как только могла. Просто бежать. Но над этим мы еще поработаем.

– Мне постоянно казалось, что сейчас за мной вернутся. Я не могла заставить себя жить. Та пара глаз смотрела на меня в собственной ванной, в гардеробе, даже в церкви. Я бросила играть в теннис, потому что просто боялась. Не помогли даже охранники, не выпускавшие меня из виду. Я не чувствовала себя в безопасности. Спать-то начала нормально, только представляя, как под моей дверью стоит парень в кожаных ботинках и штанах цвета хаки. Именно тогда отец решил переехать, бросив все, что имел в родном городе. Чтобы дать мне возможность снова дышать....

– Яна, говори. Говори, все, о чем ты молчала. Но знай, что больше мы к этому не вернемся. Потому что забудем, хорошо? – он покрывал мое лицо быстрыми поцелуями, от которых перехватывало дыхание. Хотелось притронуться к нему, ощутить тепло кожи. Только с ним ощущение безопасности накрывало с головой, только в его руках мне было спокойно, только от его взгляда я ощущала себя оголенным нервом. Становилась мягкой, как топленое масло, была вывернутой наизнанку. Плотная занавеска тайн, секретов рухнула, подняв в воздух пыль прошлого. Я много лет молчала, отказываясь говорить с психологами, родными и даже с отцом, а с Олегом все было просто.

– Я возненавидела те кеды. Сбросила их, как только выползла, и бежала домой босиком. Не чувствовала боли, только крупную дрожь, пробивающую тело насквозь. Она не давала отключиться от шока. Не помню, как нашла дорогу к дому. Не помню, сколько бежала, не помню, кричала ли. Но, как только выбежала к детской площадке, у подъезда затормозила машина отца. Они с охранниками высыпали, освещая двор яркими лучами фонариков. Помню, как он скинул пиджак и закутал меня, усадив в машину. Только тогда я ощутила настоящую боль. Она, как змея душила, перекрывая приток кислорода, спускалась к глубокому порезу на попе. Когда тот парень прижал меня к себе, я давилась спазмами тошноты от отвратительной вони. Запах кислого пота и резкого парфюма оседал на языке, сжимая глотку. Даже сквозь дрожь чувствовала, как ледяное лезвие ножа вонзается в мою плоть, разрезая ее, но не чувствовала боли. Стояла, сотрясаемая дрожью и рвотными позывами. Думала, что хуже быть не может.

– Не останавливайся…

– Меня привезли в больницу. Отец ревел, как загнанный зверь, не сразу подпустив ко мне врачей. Сам омывал мои ноги, вытаскивая осколки битого стекла, по которому, оказывается, я бежала. Помню его глаза, наполненные болью. Если бы отец … Если бы я попросила отца найти тебя, вместо того чтобы мчаться с царапинами в больницу, то…

– Ян? Прекрати. Все так, как должно быть. Это ничего бы не изменило. Жизнь расставила все на свои места. Я там, где должен быть, ты там, где должна. Я не отпущу тебя и не оставлю. Слышишь? Я давал тебе выбор не для того, чтобы ты металась между мной и отцом. Мне нужна уверенность, что ты сможешь принять меня такого, какой я есть. Потому что мне нужен смысл жизни. Я должен понимать, ощущать всем телом причину, по которой иду по тонкому льду. Слышишь? Я не умею жить без цели. Нужна осознанная причина, разложенная логически по полочкам. Потому что вариантов изменить реальность нет. Я заложник. И этому нет предела, милая.

– А отец? – не могла не задать вопрос, душивший меня все это время.

– А с ним что-то не так? – заметила, как Олег снова побагровел, как пульсирующая вена вновь выступила на лбу. Злится. – Успокойся.

Услышала одно только слово. Одно слово – «успокойся», и стало легче. С груди свалилась многотонная плита, мешающая раздуваться грудной клетки. Горло сжалось в преддверии слез облегчения. Прижалась к нему губами, ощущая солоноватость кожи. Вдохнула дурманящий аромат и закрыла глаза.

– Почему? Почему одна и та же операция может пройти по-разному? Ведь так не должно быть? Меня учили на математике, от перестановки слагаемых сумма не должна меняться! Почему кто-то пробегает мимо гаража, за которым стоят отморозки, а кто-то путается в шнурках прямо перед ними? Почему одни выходят замуж и живут душа в душу до конца своих дней, а кто-то вдовеет в молодости? Ведь условия одинаковы? Одна и та же дорожка в гаражах, или два любящих человека. Почему?

– Мы не всегда осведомлены точно, кем являемся. Сегодня мы слагаемое, а завтра делимое. Просто живи, Кролик, а об остальном я позабочусь… Со всем разберусь. А ты просто живи…

Глава 35

      Олег

Нога выстреливала острой болью при каждом ударе об асфальт. Но желание вернуться к пробежкам было сильнее. Я ждал того момента, когда смогу сбежать с двадцать пятого этажа по лестнице, ощущая горячий поток крови, струящийся по венам. С наслаждением предвкушал приятную истому мышц, нервную дрожь в теле и легкое головокружение от частого вдыхания еще не загазованного утреннего воздуха.

Мы провели на даче почти две недели. Бесконечный поток дней, приносящих полное расслабление. За много лет я ни разу не был в отпуске, передвигаясь от одного города к другому. Никогда не задумывался, что можно просто гулять по лесу, сшибая пушистые комочки снега с веток. Просто наблюдал, как Янка играет со Снежком, которого привез Сизов почти сразу после нашего приезда. Особенно полюбил вечерние походы в баню. Янка садилась мне на спину и, растирая липкий мед, нежно гладила все мои шрамы, разгоняя застоявшуюся кровь. Обводила каждую неровность, разминала кожу, прорабатывала каждую мышцу, не щадя своих тонких пальчиков.

Не знал, что нет ничего приятнее, чем просыпаться после обеда, ощущать приятную влажность от ее щеки, чувствовать дрожь от ее горячего дыхания. Пытался безмолвно остановить время, наслаждаясь каждым мгновением. Сдерживал движение грудной клетки, чтобы не разбудить, не потревожить. Наслаждался болезненными спазмами сердца, глядя на ее соблазнительный силуэт, прикрытый тонкой простыней. Подавлял желание проскользить по длинным ногам, чуть задержавшись на нежной коже ягодиц. Видел, как она жмурится и изо всех сил старается не рассмеяться, потому что наслаждается минутами утренней молчаливой нежности.

Телефон молчал, не издавая ни звука. Казалось, вернее, хотелось так думать, что о нас просто забыли, что окружение просто проснулось утром и забыло о нас, как о рутинных проблемах ушедшего дня. Представлял, как они с угрюмым видом повязывают галстуки и бредут к своим машинам, поеживаясь от холода, потому что модное пальто сшито для того, чтобы создавать впечатление, а не согревать.

Мы просто жили, наслаждаясь морозом и непрекращающимися снегопадами, и больше не возвращались к тому разговору. Может, Янка и хотела забыть обо всем, но я не хотел. Буду помнить каждую минуту того вечера только для того, чтобы четко понимать, что рано или поздно придется снова упасть, больно ударившись о землю. Мы все люди. Слабые, хилые, нищие, добрые. Мы все смертны и уязвимы. Единственное, что бессмертно – система. Пока ты являешься важным винтиком, ты дышишь, совершаешь важные дела, что-то представляешь из себя. Но, как только слабость расшатывает почву под твоими ногами, ты становишься всего лишь мусором… Расходным материалом.

Я думал постоянно, просчитывая возможный исход событий, рассматривал варианты, выстраивал цепочки. Не спал ночами, пытаясь принять хоть какое-нибудь решение. Но мне было известно, что нет правильного варианта. Каждый, пусть даже самый идеальный вариант, может обернуться против тебя в один миг, в одну секунду. Сука! Всегда найдется то, что сделает из твоего «правильного» решения трагедию. А этого добра в моей жизни, хоть отбавляй…

Мы окунулись в какой-то идеальный мир тишины и спокойствия. Только лес и чистейший воздух. Освоившийся Сизов таскал на завтрак парное молоко и творог, что вызывало в Янке взрывы радости и приступы звонкого смеха. Она садилась в кресло, подгибая ноги, и лопала сметану огромной деревянной ложкой, которую ей презентовал Сизов. После завтрака она укладывала голову мне на колени и засыпала, глядя на огонь в камине. Яна не хотела уезжать, понимая, что придется столкнуться с реальностью. А я прекрасно понимал, что трачу драгоценные часы, но не мог ничего с собой поделать. Она завладела всеми моими переживаниями, я готов был душу продать, чтобы остаться с ней в этой глуши до самой старости, встречая рассветы на прохладном деревянном полу, кутаться в плед у камина, пить шампанское и наблюдать за счастьем в ее глазах. Я был счастлив по- настоящему. Смотрел, как ее щеки наливаются румянцем, как от жирного молока и сливок исчезает ее чрезмерная худоба, прорисовывая соблазнительные округлости ее фигуры. Наслаждался ее способностью засыпать и просыпаться посреди ночи, чтобы просто обнять или съесть булочку.

Это была параллельная реальность, которая закончилась слишком быстро…

***

– Милый, ты скоро? – сонный голос Янки заставил развернуться и направиться к дому. Я перескочил через гранитные ступени и побежал по мосту через реку.

– Я бегу.

– Я видела, ты готов был зайти еще на один круг, поэтому и звоню. Маринка не простит мне, если мы не приедем на ее День Рождения, – прохрипела Янка и отключилась.

Никогда не думал, что буду спокойно реагировать на практически приказной тон, в котором она говорила. Теперь мог, потому что слушал и представлял ее, сонную и по-утреннему помятую. Это было, как наваждение. Неконтролируемая сила, притягивающая меня к ней. Хотелось дышать и чувствовать ее рядом. Всегда и постоянно. Приходилось себя одергивать, сдерживать. Если бы мог, то стрелял бы себе в колено каждое утро, чтобы не сиять, как начищенный ствол. Она заставляет не думать о другом, концентрируя весь мир вокруг себя.

– А Динамо бежит? – знакомый голос окрикнул меня, когда я практически вбежал на крыльцо подъезда.

– Бежит… Нынче все бегут, времена такие, – спустился и протянул руку Пашке в окно его машины.

– Садись, разговор есть, – он нервно махнул в сторону пассажирской двери.

– Ну? Чего не спится? – сел, аккуратно перенеся растревоженное колено через порог.

– Нравится смотреть, как подстреленные птицы разрабатывают свои крылья, – Паха кивнул на мое колено. – Есть в этом что-то трогательное. Так сказать, воскрешение Феникса, что ли…

– Черт, да ты сегодня в ударе? Прямо извержение шуток! Давай, я сегодня добрый. Готов выслушать весь твой арсенал. Но, может, зайдешь в гости?

– Нет, говорить будем здесь. Это была последняя шутка, а ты завязывай скалиться. Тебе говорили, что от твоей улыбки страшно становится? Даже мне.

– Ой, Павлуша, говорили. А теперь давай. Что привело тебя ко мне в такую рань? Кто ходит в гости по утрам?

– Парам-пам-пам… Парам-пам-пам… – как-то задумчиво произнес он и повернулся ко мне, зафиксировав блуждающий взгляд. – Я нашел тропинку к Корнею. Нашел того, кто очень близок к нему. Он готов поделиться нужной тебе информацией за нескромную сумму денег. Что-что, а Корней так же скуп, как и прежде. А парню очень нужны деньги. Прямо сейчас.

– Жадность фраера сгубила… – пошарил по карманам, в поисках сигарет, но ничего не нащупав, схватил пачку с приборной панели. Пашка задумчиво наблюдал за сонными собачниками, медленно бредущими в сторону парка. Их питомцы резво прыгали, стараясь вырваться и ощутить свободу.

– Да, точно. Ты должен дать отмашку, Олег, – Паша опустил голову и стал растирать виски. – Просто отмашку.

– Да, но прежде мне нужно закончить пару дел, – я выдохнул непривычно горький дым. – Пока он спокоен. Думает, что я забыл.

– Значит, это правда?

– Смотря, что?

– Ты теперь будешь вместо Моисея?

– Павлик, а кто с тобой поделился столь секретной информацией? Неужели на очередной летучке начальство объявило?

– Это же криминал, Олег! Отступись, есть время для маневра. Есть еще выбор!

– Паш, у меня нет ни выбора, ни времени. Криминал будет всегда, его невозможно истребить. Всегда найдутся люди, способные сплотить вокруг себя отморозков. Так пусть лучше это буду я. Их нужно контролировать и направлять в выгодное русло. Ты думаешь, я первый? Нет, поверь.

– Ты понимаешь, что лет через двадцать придет «новый Скала» и сдвинет тебя?

– Прекрасно понимаю. И буду мечтать о том, чтобы он пришел, как можно раньше. Тогда я уеду, и встречу старость на берегу Индийского океана, засыпая под шум прибоя. Ты, кстати, тоже приглашен. Будем вместе кряхтеть и пускать слюни, разглядывая знойных девчонок.