Мой мир. Малкольм Тернер. Книга первая

Тень промелькнула еще раз, она была уже близко. Я рванул, что есть сил, куда глаза глядят, но в таком густом тумане совсем ничего не видно. Я полагался лишь на то, что не наткнусь на что-то или не врежусь куда-то. Что это за тень, которая преследует меня? Что ей от меня нужно? Почему я должен бояться ее?

Я остановился на миг, чтобы передохнуть. Здесь так холодно. Я довольно терпим к низким температурам, и вполне могу находиться на улице при большом минусе в легкой одежде (но только не в воде). Здесь, должно быть, холоднее, чем в любом уголке земли, где только можно себе представить. Но воздух, который я выдыхаю, кажется, намного теплее, чем тот, который вокруг меня. Не нравится мне тут. Нужно выбираться.

В короткое мгновение я ощутил резкую боль в левой руке, потерял сознание и… проснулся. Сон. Это был сон. Он был такой… реальный. Это невероятно.

На улице уже пробивались первые лучи солнца. Рассвет меня немного успокоил. Золотистый, ясный горизонт, твердь вокруг, теплый свежий воздух… Здесь совсем не так, как там.

Что это? Рука… моя рука, она в крови. Сквозь шерсть ясно проступали три больших пореза, словно меня полосонул когтями свирепый зверь. Похоже, это был вовсе не сон. Но это невозможно. Я был здесь, в своей постели. Я не мог никуда отлучиться, я же спал. Так и с ума можно сойти.

Я тяжело вздохнул, чтобы успокоиться, и поднялся с постели. Нужно чем-то перевязать рану. На кухонной полке должна быть аптечка. Я поднялся с постели и пошатнулся, ощутив, как мутнеет мой рассудок. Немного качаясь, спотыкаясь и задыхаясь, мне удалось добраться до кухни. Ощущение такое, словно я надышался этого едкого тумана, и он в буквальном смысле слова растворился в моей крови.

Заглянув в аптечку, я вдруг осознал, что не знаю какое лекарство мне нужно. А может, ничего и не нужно? Попью чаю и успокоюсь… ах, нет! Бинт. Нужно перевязать руку. Я накапал достаточно крови на пол, чтобы вспомнить о том, зачем вообще пришел сюда. Я чувствую, что этот сон повредил мой рассудок. Нет, я могу поклясться, что это было на самом деле. Это был не сон. Теперь нет, я ясно осознавал это, несмотря на помутнение в голове. Руку я перевязал.

Выпив чашечку чая, я отправился на работу. Сегодня меня терзали мысли так сильно, как никогда прежде. Проснулся я, как оказалось, намного раньше прежнего. Парикмахерская была абсолютно пуста, Клайд еще не появился. Миссис Висси тоже еще не пришла. На пустых улицах было невероятно тихо. На мгновение я вдруг решил, что, может, сейчас я сплю. Но нет, рука саднит, это реальность. Дурман в голове растаял от напора мягкого прохладного ветра, летящего мне навстречу. Я отошел от этого болезненного состояния и осмотрелся. Беспокойство прошло, что было очень кстати, если учесть, что сейчас я иду на работу. Конечно, студия была еще закрыта. Странно, что я не подумал об этом, когда понял, что еще слишком рано для того, чтобы город проснулся. Хорошо, я могу пока дойти до пляжа. Да, мне надо немного отдохнуть от этих мыслей. Сон явно сводил меня с ума.

На пляже я присел возле большого валуна и припал к нему спиной. На минуту я закрыл глаза. Шум набегающих волн ласкал слух. Но проклятый сон никак не покидал моих мыслей. Мне чудился туман, эта странная тень… она приближалась так стремительно и бесшумно. Даже дуновения ветра не исходило от нее. Но… это невозможно. Это точно был кто-то живой, это было… что-то невидимое? Неуловимое глазу. На улице с утра очень тепло, но я вдруг ощутил холод этого странного места. Он заставил меня съежиться и ощутить резкую боль, ту боль, что нанесло мне это невидимое существо, полоснув меня когтями по руке.

В следующее мгновение я ощутил, что кто-то касается моего плеча и, резко одёрнувшись в сторону, вскочил на ноги и огляделся. На меня смотрел широко открытыми глазами тот парнишка, которого я видел вчера вечером у миссис Висси. Он улыбнулся мне, слегка усмехнувшись, и спросил:

– Испугался?

Такого как не испугаешься… все тот же странный вид, да еще и посреди пустого пляжа бесшумно крадется ко мне и трогает. Впрочем, я мог не услышать его, поглощённый мыслями. Я так ему и не ответил, только взглянул сперва ошарашено, затем возмущенно, пока совсем не успокоился.

Но его насмешливая ухмылка вдруг сползла.

– Что с рукой? – спросил он с оттенком искреннего беспокойства.

Видимо, он был тут совсем недавно, и решил, что в наших краях не все так лучезарно и безопасно, как говорят в других землях.

– Это? А, это ничего, ерунда… порезался, – слегка замялся я, пытаясь придумать оправдание на случай, если он относится к тем личностям, что любят совать свои носы в чужие дела.

– А как? – насторожился он.

– На кухне. Нож выскользнул, вот я и… порезался. Он упал просто. По руке скользнул. Ничего такого.

Кажется, он не совсем поверил. Однако допытываться не стал (хоть что-то более менее приятное в нем есть). Он подошел чуть ближе (отскочил я, надо сказать, неплохо) и снова улыбнулся:

– Доброго утра. А чего Вы так рано не спите?

Вы? Еще вчера он так свободно обращался ко мне на «ты», а сегодня вдруг такой учтивый. Я ощутил, как у меня по спине побежали мурашки. Я подумал, что до появления этого странного типчика у меня все было замечательно и никакие кошмары подобного рода меня никогда не посещали. А теперь… он с самого утра появился вдруг в пустом еще городе. Не где-нибудь, а именно здесь… Совпадение? Или он действительно просто пришел сюда случайно, судя по его одежде. Он просто никогда не видел пляжа, вот и все.

– Я… проснулся рано. Решил прогуляться.

– Это хорошо, утренний воздух бодрит. А я вот пришел искупаться, – совершенно спокойно рассказывал он, – Я родился и жил среди рек. В воде чувствую себя как дома. А тут еще и море. Никогда не купался в море.

Все мои подозрения сошли на нет. Да, он действительно немного странный деревенский простачек, но он просто скучает по дому. Никогда не уезжал так далеко.

У меня же, напротив, родины как таковой никогда не было. Сколько себя помню, никогда не знал, откуда я родом. Но это уже совсем другая история. Не хочу ударяться в прошлое.

– Ну… купайтесь, – немного растерялся я, осознав, что слишком затянул с ответом.

Впрочем, судя по его виду, он ответа и не ждал. Он лишь задумчиво глядел в набегающие пенистые волны, укрывающие берег одна за другой. Парнишка снял с себя все лишнее, медленно дошел до причала и нырнул. Я даже засмотрелся на то, как он плавает. На миг мне показалось, что он совершенно не создан для суши, а родился и прожил всю свою недолгую жизнь в воде. Плыл он так плавно, грациозно. Было что-то завораживающее в его движениях. Что-то… не то чтобы магическое. Скорее, таинственное. Я никогда не мог понять, как сухопутное существо может плавать как рыба. Сам я плавать не умел. Когда он нырял, то сквозь прозрачную воду виднелись его движения. Медленные, танцующие. Только музыки не хватало. Арфа бы идеально подошла к такому случаю. Он напомнил мне сказки о водяных нимфах, что местные жители рассказывали своим детишкам. Они были детьми океана, водяными феями, существами невероятной красоты и грациозности, текли в водах воедино с течением.

У меня резко потемнело в глазах. В голове чей-то слабый шепот все сильнее и сильнее перебивал шум прибоя. Меня зашатало, я метался по песку из стороны в сторону, схватившись за голову. Уши пронзил сильный звон, он звучал все громче, проникая глубже в голову. Резко все стихло в голове. Опять шумели лишь набегающие волны, а в ушах пульсировала кровь. Я открыл глаза. Пляж все еще был пуст, а парнишка еще купался в морской воде. Он даже не заметил моего временного помутнения рассудка. Это, надо сказать, очень хорошо. Лишние расспросы мне сейчас ни к чему. Я не испытывал желания ждать, пока этот мальчик-рыба наплавается, и отправился на работу. Конечно, было невежливо уходить, не попрощавшись, но я был не в том состоянии, чтобы испытывать желание соблюдать правила этикета.

До работы я добрался быстро, поскольку был поглощен своими мыслями. Эта история со сном пугала меня все больше и больше. Я было подумал, что полоснувшее меня когтями животное впрыснуло в рану какой-то яд. Нет, ну что за бред… я лежал в постели, я в этом уверен. Я не мог оказаться где-то еще, да еще и… непонятно где. Почему мое сознание так резко помутилось, я никогда еще не чувствовал себя так отвратительно. Это не болезнь, точно. А если и была бы болезнь, то какая? Ничего подобного, пожалуй, я никогда не видел. Да, я не врач, но все же. Благо, что кровь остановилась и не проступала через повязку. Рана была достаточно глубокой.

На студии было довольно много народу. Странно, но ведь так рано мало кто приходит. Что, уже одиннадцать? Как так… я не мог потерять столько времени в пути. Что происходит?..

Я дошел до павильона и взял стаканчик с водой. Пара глотков меня успокоят. Это все был сон, со мной все в порядке. Может, я и сейчас сплю, а все это мне чудится. Странный туман, рана, парнишка, – все это, все вокруг меня. Я очень скоро проснусь, и начнется новый день. Обыкновенный, как и все прочие в моей размеренной, устоявшейся жизни. На минутку я закрыл глаза.

Не знаю, что было после. Очнулся я уже в кабинете врача. Понял я это не сразу, потолки очень напоминали те же, что и у меня дома. Красиво переплетенные ветви вечно молодых лиственных деревьев. Я уж было подумал, что все это действительно было кошмарным сном, а сейчас все кончилось. Но свет из окна падал с другой стороны, а ветви были слишком уж тонкими. Врачом сегодня работал Шницель, небольшой йоркширский терьер. Он хорошо выполнял свою работу, сколько мне рассказывали. Сам я с ним ни разу не сталкивался, хоть и работал каскадером. На съемочной площадке в его смену калечиться мне еще не доводилось. Он ответственно относился к своей работе и никогда не пропускал мимо своего носа даже самые незначительные угрозы чьему-либо здоровью.

– Малкольм, ты меня слышишь?

Я нашел в себе силы только качнуть головой, так как еще не совсем пришел в себя.

– Ты можешь рассказать мне, что с тобой произошло?

Присевши на кушетке и свесив ноги, я наконец-таки продрал глаза. Дышалось мне несколько тяжко. Я посмотрел на Шницеля и промолвил:

– Я… не знаю сам. Правда. Просто пил воду. Закрыл глаза. Всё. Что произошло?

– Ты потерял сознание. Не знаю точно, сколько ты так пролежал, но здесь ты был без сознания не меньше получаса. Где ты поранился? – спросил он, кивнув в сторону моей повязки.

– Да я… порезался. На кухне.

– Покажи мне рану. Я обработаю ее как положено.

Я развязал узел на повязке и неспешно размотал бинт. Шницель взял мою руку и прямо ахнул:

– Дак у тебя же нет тут ничего!

– Как ничего?

В самом деле. Царапин там не оказалось. Для пущей уверенности Шницель покопался в шерсти, рассчитывая, видимо, что царапины совсем небольшие и легко спрятались под густой шерсткой. Но нет. Абсолютно здоровая и невредимая кожа. Шницель тяжело вздохнул и посмотрел мне в глаза:

– Малкольм, ты меня прости, но тебе точно нечего мне сказать? С тобой что-то произошло?

– Нет.

Ну нет, конечно нет. Мне только не хватало оказаться в доме для душевно больных. Я в порядке. В полном. Иначе и быть не может. А с тем, что это было, я разберусь сам. И позже.

– Ну, – пожал он плечами, – как знаешь. Я не вправе сомневаться в твоих словах, но я сомневаюсь в твоем состоянии. Что бы там у тебя не произошло, тебе следует отлежаться дома денек. Обмороки это не шутка. Работа у тебя опасная. Может, стресс или еще что похлеще. Отправляйся домой сегодня. Я предупрежу, кого надо, что ты не в состоянии работать. И, прошу тебя, не перечь мне. Я наслышан о твоем упорстве и ответственном отношении к работе. Я сам такой. Прописываю тебе покой. Никуда сегодня не ходи, отлежись, попей чаю с сонной травкой. Тебе это поможет. Я думаю, что ты просто маленько переутомился. Если, конечно, ты ничего не скрываешь.

Сопротивляться я не стал. Шницель повилял хвостом, улыбнулся мне и отдал листочек с назначением. По дороге домой я чувствовал себя совершенно нормально. Порезов больше не было, странных звуков тоже, голова не кружилась. Меня не знобило и не шатало. Всё было как и прежде. Выпив чашечку чаю, я прилег на диван в гостиной. Сонная трава сморила меня и я уснул.

Чувствовал я себя совершенно измотанным. Как-то вдруг резко похолодало. Может, меня снова знобило. Я решил, что на всякий случай надо бы укрыться. Но открыв глаза… черт! Я снова в этом ужасном месте. Едкий туман, холод… но на этот раз здесь как-то особенно мрачно. Словно самая черная ночь спустилась на эти земли. Я поднялся с пола, который все так же не ощущал, как и в прошлый раз. Вокруг было совершенно пусто. Лишь глухие звуки доносились откуда-то издалека. Будто что-то металлическое падало с горы, собрав все выступы на своем пути. Звуки доносились с разных сторон то четко, то прерывисто и расплывчато. Меня вновь одолело беспокойство. Где я, где? Что происходит? Я ощутил, как у меня потеют ладони. Ноги затряслись, словно вся твердь подо мной шаталась от пробудившегося вулкана, передавая беспокойство всему, что с ней соприкасается. Вдали послышался треск сухих сучьев, ломающихся под напором ветра, гнавшего туман в мою сторону. Я стоял как пригвожденный и не знал, куда мне идти. Никаких указаний от голоса, как в прошлый раз, я не получал. Идти самому было тоже не очень сподручно. Я все еще не забыл набегающую на меня тень, оставившую след на моей руке, который исчез так же внезапно, как и появился.

Долго так стоять я не мог. Мне нужно куда-то двигаться. Глупо было надеяться, что я выберусь отсюда как-то само собой, не прилагая никаких усилий. И тут я вспомнил слова голоса. Мне нужно положиться на свою интуицию. Тут у меня возникло внезапное противоречие. Мое нутро гнало меня вперед, на треск сучьев, навстречу ветру. Но страх гнал меня обратно. Может, именно там сейчас та таинственная тень, и на этот раз она не будет ко мне так благосклонна, как при первой встрече. Она не ограничится жалкими царапинами, а вполне серьезно может лишить меня жизни. Эта невидимая опасность подстегивала меня бежать прочь от ветра. Нет, я должен перестать полагаться на разум. Только интуиция. Страх живет в моей голове. Чутье живет в душе. Душа – одна из самых непостижимых вещей на свете. Она безгранична и эфемерна. Выжить в непостижимом уму месте возможно лишь благодаря столь же непостижимой вещи – души. Я двинулся вперед, против ветра. Шел я неуверенно и осторожно, немного крадясь, чтобы никто и ничто меня не услышало, если тут оно есть. Чем дальше я шел, тем сильнее меня охватывала уверенность, что я движусь в верном направлении. Мне казалось, что туман рассеивается, а звуки ломающихся сучьев стихают и растворяются вместе с туманом.

Не знаю, как долго я уже шел и насколько продвинулся, но туман разошелся достаточно сильно и скрывал мои ноги лишь на пару-тройку сантиметров. Очертания неких дверей начали чудиться мне вокруг. Я словно шел по большому, широкому, волшебному коридору без стен и потолка. Двери, как мне показалось, были антуражем и никуда не вели. Что-то мне подсказывало, что если я открою хоть одну, то там будет совершенно пусто. Я остановился. Туман стал легкой прозрачной дымкой, ползущей по черному полу, в котором виднелись отражения дверей и мое собственное. Теперь я точно знал, что я на чем-то стою. Я ощутил гладкий холодный пол под собой. Это успокоило меня еще больше.

Двери были совсем разные. Резные и простые, однотонные и разноцветные из различных материалов. Я продвигался медленно, чтобы все хорошо осмотреть. Насколько я понял, мне нужна одна единственная дверь. Вот только какая именно? Некоторые материалы были мне совершенно незнакомы. Пожалуй, за всю свою жизнь я никогда еще не видел ничего подобного. Это было удивительно. Это место перестало меня пугать. Оно… заворожило. Я хотел бы исследовать здесь все. Подняв глаза, я понял, что и надо мной есть еще масса дверей, коридоров, словно не имеющих пола под собой. Двери будто висели в воздухе, они появлялись из ниоткуда. Миллионы дверей, как звезды, рассыпанные по ночному небу. Это было невероятно. А, может, все это лишь чудится мне? Я прикоснулся к увенчанной мягким желтым светом деревянной двери. Она, как и потолки в нашем городе, была сплетена из толстых ветвей деревьев. Только небольшая ее часть не была перекрыта веткой. Она была закрыта голубоватой водянистой пленкой, полупрозрачной и гибкой. Это водяное оконце переливалось светлыми лучистыми пятнами, словно блики солнечных лучей падали на морскую гладь. Мне это не чудилось. Это было на самом деле. Теперь я знал это.

Поразительно, сколько лет я ограничивал себя реальностью, совсем забывая и том, что наши фантазии куда выше этого. Что реальность переплетается с нашими мыслями и мечтами, создавая нечто особенное и неповторимое. Оно открылось мне. Оно было здесь, на расстоянии вытянутой руки. Живое, непостижимое уму. Как никогда настоящее.

Оконце блеснуло радужным пятном и… я проснулся. На этот раз я не был покалечен, я чувствовал себя хорошо. Меня не трясло, голова не кружилась. Но сейчас, как никогда, я был уверен, что это было на самом деле. Я был там. Не здесь. Нет, телом, может, я был и здесь, но душа… я ощущал все это душой, я прикасался к чему-то не телесному, такому, что можно ощутить только душой. Я загорелся этой мыслью. Что бы это ни было, где бы я ни находился, – я непременно хочу оказаться там еще раз.

Глава II. Дорога к звездам

Да, всех людей грызет тревога.

Своей пугаться нет причин.

Таких как я, возможно, много,

А ты такой – один.

К тому времени как я проснулся, за окном сияло закатное солнце. Ощущение было ошеломительное. Мысли путались, я не знал, что мне делать и куда идти. Вдруг мою голову посетило недавнее обещание, я должен был зайти к миссис Висси. Солнце уже почти полностью закатилось в просторные морские воды, при всем желании, я бы не успел. Старушка закрывалась с таким расчетом, чтобы успеть домой до темноты.

В голове мелькнула последняя картинка, увиденная мной во сне. Яркое пятно на водянистом оконце. Не знаю зачем, но я кинулся на пляж. Может, что-то подскажет мне. Может, последний луч заходящего солнца мелькнет именно так, как нужно. Какие-то слепые желания и надежды оказаться там еще раз, но не во сне, а наяву. К счастью, во время заката улицы были практически пусты. Не нужно было пробиваться сквозь толпу, чтобы успеть и оказаться у воды в нужный момент.

Как я и ожидал, пляж был совсем пуст, если не считать ночных моллийских светящихся крабов4, которые выползали в это время на охоту. Они терпеливо поджидали темноты и морского прибоя, который выносил на берег моллию5.

Я успел как раз вовремя. Солнце достигло нужной точки на небе и на волнующейся морской глади заиграли яркие световые пятна, образуя затейливые узоры. Удивительно, что я раньше никогда не замечал этого. Хотя чему тут удивляться. Моя дорога чаще всего была одной и той же: на работу и обратно. Я не часто выбирался куда-то. К тому же заканчивал всегда до заката, а им самим любовался из окна своего дома. На таком большом расстоянии от моря пятен совсем не было видно. Я внезапно осознал, почему именно этот город получил свое название. Или нет? Интересно, кто-нибудь вообще знает об этом? Хоть кто-нибудь. Неужели никто и никогда не выбирался в это время суток на пляж? Это же так… восхитительно. Это захватывает дух. Как и то самое место, в котором я был еще недавно. Ха, как глупо… я столько времени сидел взаперти, как и жители этого города, оградил себя от мира. А зачем? В мире столько интересного и необычного. Нет, я больше не буду так глупо тратить свою жизнь на обыденности. Сидеть дома, пить чай, играть на гитаре, читать книги… это все, конечно, здорово, но ЭТО… это стоит всех вечеров, потраченных впустую. Всех и каждого в отдельности.

Последний луч ушел за горизонт, но тут моему взору открылась не менее обворожительная картина. Блики солнечных пятен исчезли, но им на замену пришли яркие светящиеся моллии. Они выбрасывались на берег и замирали там. Крабы радостно защелкали клешнями и попятились к ним. Весь берег был усеян этой невероятной ночной радугой. Потрясающе. Неповторимый блеск огней, похожий… да ни на что не похожий! Такое невозможно ни с чем сравнить! Я замер. Меня охватило невероятное чувство полета. Я был счастлив. Вдруг я ощутил какое-то холодное шевеление у ног. Меня недовольно хватали за ноги крабы, спешившие полакомиться травами. Удивительно. А ведь я и не заметил, как подошел практически вплотную к этому манящему свету растений. Несколько огоньков зашевелились где-то неподалеку, словно затанцевали. Это были уже начавшие трапезу крабы. Они поглотили несколько моллий и обрели замечательные окрасы. Красные, синие, желтые, зеленые… их так много, они все такие разные. Маленькие, шевелящиеся огоньки. А прибой все приносил новые травы, все мешал крабам питаться, смывал их и переворачивал. И тут мой взор упал на луну.

Она так мягко светила в небе, большая и круглая. Казалось, что она вот-вот спустится вниз и упадет за горизонт, как солнце. Она одарила морскую воду белой волнующейся дорожкой, тянущейся к самому берегу. А как же волшебно таяли звезды в потемневших водах. Они то загорались, то скрывались в морской ряби. Те же маленькие разноцветные огоньки. Я вдруг подумал, как же интересно три стихии разлились яркими цветами. Берег в ярких крабах и травах, небо в блеске луны и звезд и море, сочетающее в себе их всех. Благодать, спокойствие, счастье. Все это разом. Я присел чуть дальше крабов, чтобы не попасться под их клешни, и любовался этой живой картиной. Я даже не чувствовал холода.

Не знаю, что привело меня сюда, почему мне приснился этот сон, но я был уверен, что это не случайность. Столько лет я прожил в своем мире, огражденный от всего, привыкший к такой жизни с самого детства. Теперь же я ясно видел мир. Таким, какой он есть. Живой, настоящий, неповторимый.

Сидеть там до самого утра я не мог, осознавая, что завтра мне нужно снова идти на работу. Отряхнувшись от песка, я направился домой. Не спеша, прогулочным шагом. В окнах жителей свет уже не горел (разве что из детских падали слабые лучи ночников, чтобы малыши не боялись темноты, если вдруг проснутся посреди ночи). Я невольно задумался и о том, как интересно был устроен город. Дома местных жителей имели существенную разницу в сравнении со зданиями общего пользования: они были живыми. Весь дом полностью был выращен (не построен) из деревьев. Стены, потолки – вся оболочка состояла из домунуса6. Это дерево вызывало уважение у всех живущих. Оно было для них особенным живым организмом, так щедро дарившим всем крышу над головой. Его прочная структура позволяла ему хорошо сопротивляться даже самой лютой непогоде, бережно сохраняя тепло внутри жилища благодаря смоле, которая текла внутри него. Смола домунуса поддерживала в нем оптимальную для растения температуру в любое время года. Она согревала зимой и охлаждала летом. В нашем городе зима как таковая никогда не наступала. Иногда выпадал снег, но он достаточно быстро таял. Льда жители города (те, что никогда не уезжали отсюда) в природе никогда не видели. Они любовались им лишь на картинках.

Общественные здания напротив создавались иным способом. Эту «фишку» привезли из дальних земель: в целом, здания так же были деревянными (а иногда и каменными), но дерево было мертвым. Как это? Да очень просто, его срубали и выпиливали из него различные конструкции для постройки. Чаще всего использовали несгораемое лавовое дерево7. Его любили все строители за его необычное свойство: помимо несгораемости, оно замечательно работало в конструкции. А именно все трещины, которые образовывались в процессе эксплуатации, зарастали корой дерева, несмотря на то, что оно было мертвым. Правда, мертвым – это сильно сказано. Это было одно из немногих деревьев, продолжающих регенерироваться даже после срубания и многочисленных повреждений (из него вырезали конструкции разных форм и толщин). Я не очень понимал, как строители все это рассчитывают, пока не узнал, что это «у них в крови», как мне сказал один из них. И правда, это казалось даром. Они строили по наитию, полагаясь только на интуицию. И, надо признать, никогда еще не ошибались, насколько мне известно.

Наконец, я добрался и до своего жилища. Мой дом, как и прочие, тоже был выращен из домунуса. Он отличался от других тем, что у меня ветер не гулял. Почему? Все просто, у меня были закрыты окна. Я, когда только приехал сюда, раздобыл в южных лесах прозрачные листья хрустального папоротника8 и установил их в круглые оконные проемы. Они благополучно обволоклись домунусом и служат мне верой и правдой до сих пор. Правда, я обработал края листьев, чтобы можно было открывать окна и впускать свежий воздух, а чтобы ветер не открывал их сам, прирастил к домунусу гибкие веточки ламаны9. Закрепил я их так, чтобы иметь возможность открывать окна как внутрь, так и наружу. Чтобы листья не сгибались под собственным весом, их я обработал прозрачной смолой и обжег ее, чтобы она затвердела. Все в комнатах (кроме потолков, их я трогать не стал) я окрасил краской из бутонов ламанарии. Жесткого различия стен от потолков не было, ведь их образовывал один ствол, тянущийся до самого верха. Чтобы создать это самое различие, пришлось еще прирастить к ним несколько длинных веток (кажется, в строительстве это называют плинтусом). Пол у себя дома я просто обожал. Он был застлан мягким мхом. К тому же, благодаря одной хитрости, мне удалось сделать так, чтобы в разных комнатах его цвет отличался. Мох рос, подпитываясь водой из земли. Я всего лишь окрасил воду с помощью той же ламанарии и поливал ей мох. У меня была мысль сделать узор таким способом, но я отказался от нее. Однотонный пол мне больше был по душе. Дом мне достался совсем новым, как вы уже поняли. Не окрашенный, без пола и мебели, без светильников и водоорганизации (так у нас называют водопровод).