Жена на один год

* * *

От ненужных мыслей, как обычно, избавила работа.

Клиентов в Северной столице у меня не было. Основной офис адвокатского бюро находился в Москве. Но управляющий отцовской компанией уже два месяца просил приехать.

У него горели очередные сроки по контрактам, нужна была подпись на протоколах и куче других документов. А еще пришла пора пересматривать размер оклада.

Не самая сложная для меня работа – писанина и торг. В целом и с тем и с другим можно было справиться с помощью курьера и телефона. Но хотя бы раз в год посмотреть в глаза собственному управляющему я был обязан.

Как итог, нудная текучка вытянула все силы, и домой я вернулся поздно. Вместо ужина в каком-нибудь приличном месте, открыл контейнеры с готовой едой, которую заказала секретарша управляющего. И обосновался в одиночестве на кухне.

Совсем как в первый год после гибели родителей.

Уставший, голодный и злой.

Для полноты картины не хватало парочки охранников за дверью. Тогда без них даже свежим воздухом во дворе дышать было небезопасно. Неприятный сюрприз мог застать где угодно.

Сейчас нужда в дополнительной охране отпала. Тюрьма надежно стерегла всех моих «благожелателей» и их подельников. Но избавиться от ощущения дежавю не получалось.

Дом и компания отца так качественно вернули в прошлое, что забывался. Вьюга охапками бросала снег в окно и выла как стая волков, а у меня кусок в горло не лез. Сидел как буддистский монах, медитируя в одну точку и даже вилку ко рту поднести не мог.

Не знаю, сколько времени прошло. Ужин безнадежно остыл. А я чуть не уснул с открытыми глазами. В себя пришел, только когда неожиданно отключилось электричество.

Лампа под потолком погасла одновременно с подсветкой в маминых витринах с коллекцией псов. Вместе с ними выключились фонари во дворе и новогодняя иллюминация на доме соседей.

Ещё лет пять назад от такого сюрприза я рухнул бы на пол и медленно пополз бы в сторону тумбы со стволом. Пару раз это уже спасло жизнь. А сейчас – только облегченно отложил вилку.

Подтверждение, что никакой проблемы нет, пришло тут же. Стоило накинуть куртку и выйти во двор. Вьюга бодрила не хуже адреналина, но зычный бас соседского начальника охраны развеивал любые подозрения у всего района.

– Да это не подстанция, а черти что! – возмущенно кричал кому-то СанСаныч.

У ветра не было ни одного шанса заглушить своим воем этот голос.

– Там предохранители летят по три раза в год! – отвечал он кому-то.

– Достали уже! – возмущался через минуту. – Генератор на ладан дышит. Еще пару таких отключений, и со свечами сидеть будем!

– Да… И костер вместо новогодней елки палить, – ворчал уже спокойнее, но с той же громкостью.

В принципе, после этих слов можно было разворачиваться и без особых надежд идти включать генератор в собственном доме. Учитывая, что им никто не пользовался, проблем возникнуть не могло.

Но я еще немного постоял на крыльце. Закрыв глаза, позволил снегу умыть меня ледяными хлопьями. Глубоко вдохнул. И чуть не развернулся.

Какая-то непонятная сила заставила задержаться. Будто за руку схватила.

Ощущения были примерно такими же, как вчера поздно вечером на дне рождении одной повзрослевшей девчонки. Меня тогда буквально швырнуло в сторону лестницы, и ноги сами повели наверх.

Сейчас мозг снова чудил, отдавая странные приказы. Подсобка с генератором находилась с другой стороны дома. Но я и шагу не сделал в нужном направлении.

Наоборот, двинулся к забору, словно там было намагничено. И у калитки между участками чудом не провалился в сугроб, столкнувшись с чем-то маленьким, хрупким и слишком теплым для снеговика.

– Здравствуйте…

От тихого испуганного голоса по хребту как разрядом тока ударило. Пальцы, перехватившие тонкие руки в легком пуховике, пришлось разгибать почти насильно.

– Привет… снегурочка, – смог произнести я после того, как откашлялся.

– Вы?!

Словно не поздоровался, а предупредил, что буду стрелять, девчонка замерла.

– Извините, я вас случайно толкнула. Здесь так темно… не видела никого, – тут же начала оправдываться она.

Наверное, правильным было спросить, зачем вообще шла к его участку. Крыльцо депутатского дома находилось в другой стороне. Однако точно такой же вопрос, адресованный себе, заставил заткнуться.

– Все в порядке. – Стряхнул с волос снег. – Про подстанцию я уже услышал. Накрылась. С генератором у вас хоть проблем нет?

Какого черта поинтересовался, сам не понял. Беспокоиться о девчонке хватало кому. Если не приемным родителям, так охране. Во всяком случае, за зарплату они обязаны были защищать от всего. Но ответ показался слишком важным.

– Да… Наверное… Конечно, работает.

Огромные серые глаза забегали, и ровные красивые зубы закусили губу. Я бы ни за что не заметил это, стой мы дальше друг от друга. Но почему-то за всю эту долгую минуту со встречи никто так и не отодвинулся.

– СанСаныч что-то не спешит включать. Или отец сам решил поиграть в электрика?

Я через плечо девчонки посмотрел на дом.

– Николая Петровича с женой нет. У них отпуск. Начальник охраны отправил помощника.

Будто это она сама отключила электричество, а потом еще избавилась от приемных родителей, девчонка ссутулилась и совсем опустила голову.

Вроде бы ничего такого не произошло, а мне хватило одного взгляда на нее такую, как вспомнились утренняя злость и желание пустить кое-кого по миру.

Начать вполне можно было с СанСаныча. Вместо того чтобы отвести подопечную в дом, он какого-то лешего отпустил ее на все четыре стороны, а сейчас медлит с генератором.

Работай он на меня, уже строчил бы объяснительную. От руки и со всеми подробностями. Не спас бы ни возраст, ни послужной список. Получил бы по первое число.

Как именно получил бы, к своей досаде, я додумать не успел. Будто почувствовал, что здесь его мысленно увольняют, в темном проеме калитки возник заснеженный Демон, а следом за ним нарисовался главный дрессировщик.

– Здоров, сосед, – на меня СанСаныч потратил один быстрый взгляд и всего два слова. – Лер, генератор тоже накрылся. Васька его и так и эдак. Не врубается, гад. Только деньги за обслуживание в прошлом месяце зря перевели. Пошли в сторожку, будем думать.

Огромная тяжелая ладонь легла на плечо девчонки и начала поворачивать ее к дому депутата. Наверное, это был мой второй шанс уйти. Никто не требовал никакой помощи, охрана вспомнила о своих обязанностях. Но я не смог.

Смотрел на эту снегурочку с закушенной губой. Вспоминал, как настойчиво она вчера выпроваживала меня домой… заботилась! И отпустить не получалось.

– Отопление у вас электрическое, так? – Можно было и не спрашивать. Все дома в квартале были одного типа. Дорогие, с хорошей отделкой и по щелчку рубильника превращающиеся в холодильники зимой.

– Котел электрический, – у СанСаныча хватило мудрости ответить прямо.

– И электрика в штате, чтобы быстро починить генератор, нет, – это был даже не вопрос. Констатация факта для всех.

– Раньше утра я никого не найду. – Начбез тяжело вздохнул. – Пригород. Да еще эта погода… Будь она неладна!

– Тогда до утра я ее забираю.

Решение пришло само. Церемониться я не стал. Сам убрал мужскую руку с плеча девчонки. Сам потянул ее к себе. Податливую и совсем невесомую.

Не девушка, а призрак. Видение мое сероглазое.

– Лер, я постараюсь что-нибудь придумать, – без особой уверенности произнес начбез, но останавливать меня не стал.

– Если ей что-то понадобится, позвонит, – поставил я окончательную точку и под чутким присмотром Демона повел девчонку в свой дом.

Глава 4

Лера

Земля упорно выскальзывала из-под ног, будто я шла не по заснеженной дорожке, а по эскалатору… против хода.

С головой тоже был непорядок. О том, чья рука поддерживает под локоть, мозг не желал думать категорически. А глаза готовы были смотреть куда угодно, но не на суровый профиль Никиты Лаевского.

Больше всего это походило на сон.

Один из многих.

Я ни за что не призналась бы ни родителям, ни Наташе, ни, тем более Никите, но иногда он мне снился. Порой с комплектом для рисования в руках. Порой рядом с Демоном на лужайке возле дома.

Обычно это случалось, когда в реальной жизни становилось совсем худо. Никита словно разделил с родителями обязанности. Они почти не приходили ко мне. Снились лишь, когда сильно уставала или нужен был чей-то совет. А в самые тёмные дни, когда папу и маму нельзя было даже вспоминать, караул во сне нёс Никита.

С важным видом он иногда что-то рассказывал, сидел рядом, спрашивал… совсем как на балконе вчера.

Но ни в ресторане, ни во сне он никогда ко мне не прикасался!

– Заходи, не стесняйся. Я сейчас включу генератор, и станет светло. – Только в просторной гостиной Никита выпустил мою руку, будто до этого опасался побега.

– Спасибо… – Сердце в груди забарабанило так громко, что я не услышала своего голоса.

– Оставлю тебя ненадолго. Ты ведь не боишься темноты, правда?

Ума не приложу, чем я выдала свое волнение, но, отойдя всего на пару метров, Никита вернулся.

В ответ, наверное, нужно было сказать «нет».

Темноты я уже давно не боялась. Детдом вылечил этот страх слишком качественно. Стараниями других детей, недовольных, что в их отстроенный мир вторглась домашняя новенькая, за короткий срок от фобии не осталось и следа.

Но сейчас открыть Никите правду я не могла.

Произнести «боюсь» было безопаснее, чем сознаться. Язык не поворачивался сказать, что я первый раз одна в доме с мужчиной. А ещё, что от одного вида этого мужчины у меня подгибаются ноги, и где-то под сердцем предательницы-бабочки расправляют свои шелестящие крылья.

– Да. Темноты боюсь. – спасаясь, как болванчик, закивала я. И пока меня не потянули вместе включать генератор, быстро исправилась. – Но минуту потерпеть смогу. Не волнуйся. Иди.

В темноте читать мысли с моего лица, похоже, было сложно. Никита несколько секунд всматривался. Хмурился, будто прогонял слова на встроенном детекторе лжи. А потом ушел. Тихо, точно так же, как подкрался к калитке.

Не дыша, я проследила, как в проеме двери исчезли плечи, и без сил рухнула в ближайшее кресло.

Вокруг была чужая гостиная. Диваны, камин, какие-то стеллажи. Я видела очертания каждого предмета. Чувствовала незнакомый аромат – что-то смолистое, хвойное. Но до конца так и не могла поверить, где я и как здесь оказалась.

Серое вещество в моей голове помогать отказывалось.

«Тебе не двенадцать и не четырнадцать. Ты совершеннолетняя. Нет ничего особенного в том, чтобы провести ночь под одной крышей с соседом», – внутренний голос был похож на голос Наташи. Но и как все ее рассказы о мужчинах, не успокаивал.

«Он рядом! Целая ночь впереди», – шептал уже другой голос. Он больше походил на мой собственный, только очень робкий, дрожащий.

Его слушать было и страшно, и интересно одновременно. Почему страшно, я не могла понять, как ни пыталась. Все прежние мои страхи не были похожи на этот. А любопытство… оно словно маленькими колючками впивалось в кожу, заставляло щеки гореть и мешало нормально думать.

Словно на иголках я ждала возвращения хозяина дома. Забыв раздеться, всматривалась в темноту. А когда неожиданно зажегся свет, чуть не вскрикнула от неожиданности.

Такой растерянной и перепуганной Никита меня и встретил.

Серо-зеленые глаза со странным выражением прошлись по закутанной в пуховик фигуре, мазнули быстрым взглядом по старым удобным уггам и остановился на лице.

– Нет, со снегурочкой я все же ошибся, – на красивых мужских губах мелькнула едва заметная улыбка. – Ты из другой сказки. Пока не могу понять какой.

– Наверное… про девочку, которая забралась в дом к семье медведей. – Нервная система заиграла похоронный марш, и из груди вырвался безумный смешок.

– Это та, которая оставила медведей в разрушенном доме, а сама сбежала?

Никита не стал ждать, когда я приду в себя. Он сам подошел к креслу и осторожно, с самым бесстрастным видом принялся распаковывать меня из вороха зимней одежды.

– Да…

Мужские пальцы ловко справились с шарфом, случайно коснулись шеи, и я прикусила язык.

– Ну что ж, в таком случае, буду надеяться, что хотя бы сам останусь цел после такой гостьи.

Не остановившись на пуховике, он присел рядом на корточки и взялся за край правого подмокшего ботинка.

– Постараюсь сберечь тебя.

Я не понимала, о чем говорю, и зачем это говорю. Наша игра в сказку шла будто отдельно от меня, и лишь бабочки в животе порхали все радостнее.

– Буду очень тебе за это благодарен. – Словно действительно получил шанс на спасение, Никита важно кивнул. А потом вскинул голову вверх и громко, раскатисто, до слез в глазах рассмеялся.

* * *

О том, как хорошо и безопасно было в пуховике, я поняла с опозданием. Моя зимняя броня отправилась в шкаф, и за главного остался домашний костюм с оленем на груди.

Вряд ли другие девушки, которых Никита приводил в дом, баловали его такой экзотикой. Скорее всего, на них были вечерние платья, шелковые пеньюары и кружевное белье. Но бежать за платье или надевать под оленью морду красивое белье было уже поздно.

– Извини, я не ожидала, что электричество отключится, и тебе придется меня спасать.

Стараясь хоть как-то скрыть нелепый рогатый принт, я обхватила себя руками, но Никита больше не смеялся и даже не улыбался.

– Милый олененок. Если парадный костюм с Санта Клаусом, то я прямо сейчас готов отправиться за ним к соседям.

Надежда, что мой жуткий наряд остался незамеченным, вспыхнула ярким факелом и тут же разлетелась пеплом по комнате.

– Нет, с Сантой нет. Но я могу сходить за чем-нибудь поприличнее.

Щеки уже жгло от румянца. Вероятно, я не замерзла бы даже без пуховика. Но проверить на практике мне не дали.

Только я дернулась в сторону двери, Никита ловко перехватил за руку и вернул в кресло.

– Прости. Я все же последний дурак. – Хлопнул он себя ладонью по лбу. – Не подумал, буду исправляться.

О чем не подумал, у меня не было ни одной догадки. Впрочем, что исправлять, я тоже не понимала.

К сожалению, Мистер Загадка разъяснять не спешил. Упершись руками в подлокотники кресла, он коршуном навис надо мной.

– Никакой другой костюм не нужен, – произнес медленно, спокойно. – Санта отстой. Мне очень нравится этот, но если для сна хочешь переодеться, могу дать одну из своих маек. Тебе она будет как платье.

Предложение было щедрым. Я даже на мгновение представила себя в его белье на голое тело, и по коже табуном забегали мурашки.

– А можно без майки? – голос предательский сел. – В костюме будет удобно. Правда!

Словно он каждый день десятками раздаёт свою одежду, Никита пожал плечами.

– Как хочешь. Что насчет еды? – Оглянулся в сторону кухни. – Могу предложить ужин. Только он немного остыл. Придется разогреть.

– Нам не обязательно повторять весь сюжет сказки про медведей.

Смелость возвращалась ко мне по чуть-чуть, короткими вспышками, будто кто-то прочно держал её за горло и лишь иногда позволял сделать вдох.

– Уверена?

– Уже ночь, и поужинать я успела до аварии на подстанции.

– А десерт? Там вроде что-то было.

– Мм…

Изобразив, что хочу посмотреть, я наклонилась вперед. Но Никита не отодвинулся ни на сантиметр. Словно все еще не доверял, держал в ловушке между спинкой кресла и своей грудью. Ни о каком сладком в этом капкане и думать не получалось.

– Нет, спасибо.

Рот заполнился слюной. Но желудок молчал. Он совсем не интересовался никакой едой. И лишь губы зудели, словно требовали чего-то.

– Хорошо. А что там по сюжету у медведей было дальше?

Никита спросил с улыбкой. Даже, наконец, убрал руки.

Мне, наверное, нужно было так же ответить – легко, без всяких задних мыслей.

Однако с губ сам собой сорвался правильный ответ.

– Потом были кровати.

Это было фиаско.

Катастрофа.

Позор.

Не знаю, как кресло не задымилось подо мной после этих слов. Казалось, запах гари я все же почувствовала.

Но Никита больше не нависал и не приближался. Тряхнув головой, словно прогонял какие-то мысли, он отступил на шаг и невесело произнес:

– М-да… Не самая удачная сказка. Медвежья драма какая-то.

– Да…

Впервые за вечер я пожалела, что генератор в соседском доме работал так качественно. Еще одно небольшое отключение мне сейчас было просто необходимо.

Хотя бы минут на пять… а лучше на десять! Чтобы щеки перестали гореть, и тело не бросало то в дрожь, то в жар.

Ума не приложу, как бы я выкручивалась. Но Никита спас снова.

– Расскажи лучше, как ты вместо художественного вуза докатилась до медицинского? – бросил он, подойдя к камину. И пока я собиралась с мыслями, принялся неспешно укладывать дрова и разводить огонь.

* * *

Разговор об учёбе успокоил нервы лучше всякого лекарства. Я так и не поняла, было ли это профессиональное умение или врожденный талант, но Никита оказался замечательным собеседником.

Он не смеялся с моих страхов, искренне восхищался успехами и порой даже делился историями из своего студенческого прошлого.

Это была словно такая игра. Никто не подступал к границам личной жизни. Не спорил. И не учил другого.

– От меня отвязались с фортепиано, и за это я обещала больше не рисовать.

– Разве художник в семье это так плохо?

– Если сразу не Рембрандт, то и позориться нет смысла.

– А в меде сразу не обязательно становиться Пироговым или Склифосовским?

– Не знаю. Наверное, врач в семье – это престижно. Я на радостях не стала уточнять.

– И как после холстов с красками тебе все эти болезни, анализы и человеческие потроха?

– Мне нравится. – Сдержать смех было невозможно. – Особенно потроха. И живые и не очень. Это тоже в каком-то смысле искусство. Только создатель абсолютный гений.

– Нет… мне не понять. Я с детского сада так сильно хотел стать юристом, что родители успели свыкнуться с этой мыслью.

– Ну а как же суды, прокуратура? Это, наверное, интереснее, чем работа адвоката?

– Судов у меня и так хватает. А прокуратура… – теперь смеялся Никита. – Вот тебе нравятся потроха, а мне хватило одного похода в морг.

– Великий адвокат Лаевский боится трупов?

Я готова была визжать от такого открытия.

– Хуже! Достаточно крови. Меня, между прочим, еле откачали. Думали, что так в морге и останусь. Клиентом.

– Боже! Я хотела бы это увидеть!

– Нет-нет! На бис не исполняю. Даже ради симпатичных соседских девочек.

– Я бы взяла тебя за руку… – После неожиданного комплимента крылья за спиной расправились. Никакая сила тяжести больше не держала.

– Боюсь, теперь я годен только перебирать бумажки и трепать языком.

– Ликвидации, слияния… – вспомнила я одну из статей в интернете.

– Да, и прочие скучные слова.

– Тоска…

Согретая огнем, расслабленная, я вспомнила, что весь день мечтала о сне. И начала зевать.

– Ты права. Скука смертная.

Никита сдвинул в сторону очередную головешку в камине и непонятным взглядом посмотрел на меня.

Так и хотелось спросить: «Что-то не так?», но он опередил. Поправил плед, которым укрыл меня ещё в начале наших посиделок, и произнес:

– Раньше мне это не казалось скучным. А теперь… и правда. Как только выживаю?

– А еще в постоянных разъездах… далеко от дома… как белка в колесе.

Мой мозг уже спал, а изо рта вылетала всякая чушь.

– Да… и завтра опять придется снова лезть в это колесо.

Не знаю, что задело меня больнее: горечь, которая прозвучала в его словах, или это проклятое «снова» – внутри будто кислота разлилась.

– В Москву? – спросила, сама не знаю зачем.

– Да. Там уже ждут.

– Снова… – сглотнула, – … на шесть лет?

От прежней легкости не осталось и следа.

– Не знаю. Но не переживай. Про подарок я помню. Обязательно пришлю, как только решишь, чего душа желает.

Слова прозвучали утешающе, спокойно. Никита будто каким-то магическим образом чувствовал, что происходит у меня внутри. Он искренне пытался сходу справиться с любой тревогой.

Но в этот раз не сработало.

– А если я попрошу подарок прямо сейчас?

Мои бабочки больше не порхали. Они сложили свои обожженные крылья и фасетчатыми глазами внимательно смотрели на меня. Точь-в-точь как Наташа сегодня, когда предлагала сделать себе один маленький безумный подарок.

– Ты уже придумала?

Возможно мне показалось, но в голосе Никиты не было ни радости, ни облегчения.

– Поцелуй меня, пожалуйста.

Никогда не думала, что смогу произнести такую просьбу настолько легко. Слова буквально вырвались сами.

– Сомневаюсь, что это хороший подарок.

– Я так хочу спать, что завтра ничего не вспомню, – врала безнадежно. Талантливо, как никогда еще этого не делала.

– А если я не смогу забыть?

Никита осторожно взял меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза.

– Я… вряд ли я удивлю тебя чем-то незабываемым.

Глава 5

Никита

От неожиданной просьбы девчонки меня будто кто-то ломиком по голове огрел. С размаху. Подкрался и «обрадовал».

В черепушке с табличками «Не смей!», «Даже не думай!» тут же встали за руки воспитание и совесть. А пониже, за грудиной, все эти предсердия, клапаны и сосуды завязались тугим узлом.

Дожил в двадцать восемь!

А ведь ничто не предвещало.

Обычный вечер с соседкой. Тихий, спокойный разговор.

Хотя… не совсем.

Сегодня впервые в жизни рядом с девушкой я чувствовал себя дебилом. Можно было сколько угодно списывать эту странность на усталость и ностальгию. Или объяснять нехваткой постельных радостей – в последнее время вообще было не до них.

Но никакой сонливостью или треском камина не получалось объяснить, почему мне так хорошо.

До абсолютной пустоты в голове.

До непонятного желания смеяться и улыбаться.

До еще чего-то неправильного, что я старался держать при себе и не выпускать на волю.

Чужие дети растут быстро, а маленькие соседские девчонки еще и умудряются превращаться в настоящих красавиц.

Никакой мешковатый костюм с оленем не мог спрятать стройную фигуру Леры. Не нужно было вспоминать нашу вчерашнюю встречу и ее вечернее платье. Не нужны были декольте, разрезы и прозрачные кружева, чтобы увидеть длинные ноги, тонкую талию, высокую грудь и ягодицы, от одних очертаний которых мне приходилось отводить взгляд в другую сторону.

Кастрировать себя хотелось за некоторые мысли. Спрятать малышку в какой-нибудь комнате подальше, а самому начать искать самый острый нож.

О том, что этому чуду всего восемнадцать, приходилось повторять как мантру. Иногда каждые пять минут. Иногда чаще.

Заглядеться боялся. На огромные серые глаза, которые смотрели на меня как на бога. На щеки. То румяные, то бледные. На губы. Нереальные. Уже и не помнил, когда видел такие. Без всякой вколотой дряни и помады. Пухлые, сочные, алые. Словно Бог специально лепил их для поцелуев.

Вело от девчонки. Неправильно, нездорово.

Но когда она наконец расслабилась, согрелась у огня и разговорилась… желание придушить самого себя сменилось уже знакомой потребностью устроить небольшой армагеддон в соседнем доме.

Некоторые факты категорически не желали укладываться в голове.

Рембрандта они захотели!

Дурацким пианино выторговали у ребенка право мечтать!

Медицинский соизволили разрешить!

Не мои это были проблемы. Не следовало о них даже думать. «Чужая семья – чужая правда!» – мысленно одергивал себя. А потом смотрел на чудо, что сидело рядом, смешно морщило нос и рассказывало, что держало бы меня за руку в морге… И крыло по-черному.

Злость шкалила так, что ладони сами в кулаки сжимались. Лишний раз дергаться себе запрещал. Лишний раз посмотреть на нее…

А теперь эта просьба. Подарок на день рождения. Как ломиком между глаз.

– Я не самый хороший кандидат для первого поцелуя.

О том, что стану первым, не нужно было спрашивать. Это читалось в напряженном, совсем не сонном взгляде, в робко опущенных плечах, в быстрой пульсации венки на виске и в дыхании… замершем, как у испуганной птички.

– Ты… – девчонка попыталась что-то сказать, но я сдвинул указательный палец с подбородка на ее губы и запечатал слова.

Нечего тут было говорить. Наговорились уже. Попал и пропал.

По-хорошему стоило отправить Леру спать и запретить ей думать о глупостях. Но умненькие правильные девочки не просят дважды. Они вообще не просят о таком, если это не важно. А отказывать в ее важном…

– Ты очень красивая.

Едва касаясь, я обвел пальцем контур губ. Приучая, успокаивая.

– Еще раз с днем рождения, Лера.

Почему не стоило ее целовать, я забыл за одну секунду. Стоило обхватить ладонью затылок, губами коснуться нежных пухлых губ – исчезли мысли о неправильном, об ошибке и еще какой-то чуши, которую все никак не мог уловить.