Поэтический нарцисс

Пахнет от берега розово-дымным –

Запах кают.

Думал, тебя в этом городе встретят,

В утреннем смоге, в утреннем свете –

Нет ни следа.

Верил, что кто-то, пришедший на пристань,

Выпьет с тобой по бокалу игристого –

Но не беда!

Глянь, сколько милых брюнеток-морячек,

Бросься к ним в руки, обиду не пряча,

Всё расскажи!

Утром проснёшься с одной, поболтаешь,

Сердцем воскреснешь и пошагаешь

Заново жить!

Любимый человек

Когда бы ни пришла – ты открываешь двери,

По классике часов не замечая бой.

(Шёпот.)

«Я не любовь!

Ты зря в меня поверил».

Встречаешь, говоришь, как искренне и долго

Ты ждал её, надеялся: придёт.

(Шёпот.)

«Ты идиот.

Мне нужно так немного.

Ни ожидания, ни ночи и ни встречи,

Ни долгие парижские звонки.

Тепло руки.

В нём – очевидно вечность».

Ты же не думал, что это надолго

Ты же не думал, что это надолго?

Разлука – такое бывает часто.

Ты же не верил в действительность счастья

(Или похлеще – в действительность Бога)?

«Нет!.. Ни секунды, ни каплю, нисколько.

Что бы теперь ни сказала – всё пусто!»

Правда? «Да, правда, хотя и колко.

Что уж поделать – беспомощно чувство!

Умерло! Нет! Растворилось, исчезло!»

Смотришь в глаза мне так нежно и смело…

Что же ты делаешь? Я не железная!

Что же ты делаешь?..

Диалог со свечой

Свеча, погасни! Я устала.

Пусть месяц светит мне в окно.

Всего так много, только мало

Того, что правда быть должно.

Свеча, ты только сон мой рушишь.

Я не нуждаюсь в палаче!

И не заглядывай мне в душу –

Её не распалить ничем.

Ты светишь – только мир не светел!

Мир безрассуден и предвзят.

Смотря в меня, ты смотришь в пепел,

А может быть, уже и в ад!

Ну что ещё там можно видеть?

Несчастливая любовь

Несчастливой любви не бывает.

А Данте любил Беатриче, милый?

Думаешь, нет, но все,

кто читает,

Скажут, не думая, что это было.

Когда печально –

может, нескладно,

Но радость в чувстве не главная штука.

На Божественную комедию хватит –

и ладно,

Написано несколько сцен

Из Ада –

и жутко!

Несчастливой любви не бывает.

Разумеется! Кому это надо?

Слёз – море,

одна по щеке сползает

И только, она и есть правда.

Не веришь моей театральной слезе?

А если

Навести свет, чтоб ослепила блеском?

Тронет тебя еле-еле,

Коснётся, ставшая бесом

Искушающая слеза –

Слеза соблазнительна. Ты не знал?

Обращение к розе

Ты прекрасна, роза! Прекрасен каждый изгиб.

Умрёшь в листве – увековечат в гипс,

Считай, что бессмертна.

Не плач, что у гипса алого цвета нет,

Будет заря – окрасит в твой прежний цвет.

Кукла

Автор приносит извинения за низкую лексику, использованную в стихотворении.

Как кошки возле миски,

У клиники они.

Надуть скорей бы сиськи

И сделать ноготки б.

Где б ни бывали в мире,

Поделятся легко:

Хотят губу пошире,

И это не прикол.

Начищенная кожа,

И только очень жаль –

Не срезать тупость с рожи,

Не срезать тупость с рожи,

Не срезать тупость с рожи

При помощи ножа.

Зато со всей душою

Им нравится теперь

Над задницей большою

За выпадом попеть,

В спортзале с гирей топать,

Гантели волочить –

Как можно душу в жопу,

Как можно душу в жопу,

Как можно душу в жопу

Так искренне вложить.

Бомонд

Сюжет стихотворения является вымышленным и не имеет никакого отношения к реальности.

Цветы, витрины – кругом голова,

Парфюмный запах роз, лаванд, азалий,

Всё супердорого, а вы не знали,

Что есть в Москве ещё одна Москва?

В ней переходов нет и нет метро,

И в ней не носят прошлогодних курток,

В ней продаются туфли – сто за штуку

И многомиллионные пальто.

Здесь пьёт винцо и устриц ест бомонд,

А «нищих» бесконечно презирают,

Как хорошо, что «нищие» не знают:

В народе есть ещё один «народ».

Им нравится дистанцию держать

И показательно плевать в «убогих»,

Как будто не «убогие» налоги

Обязаны на устриц собирать.

Скромные похороны

Нет, что растрачено, то, значит,

Не нужно было никому,

Совсем ни в чём, ни одному:

В печали идиот растрачен.

А, может, были бы победы

И бились в нём всю жизнь не зря б

Первоначала и моря,

Не пролетело б всё бесследно.

Кто ж виноват, что он всё бросил,

Не дописал, не дочитал,

Разочарованно устал,

Разбил все векторы и оси?

Жаль. А ведь надо просто ценность

Обыкновеннейшую, чтоб,

Когда закроют красный гроб,

Не всё взяла с годами тленность.

Чтоб кто-то приходил к могиле,

А, может, даже и к кресту,

Чтоб розы, глядя в темноту

И вспоминая, слёзы лили.

Разница в возрасте

Эта роль задумана на год-два.

Пять лет продержаться –

уже рекорд,

Но тебя на пять хватит едва ль,

Ты слишком взрослый и слишком горд.

Да и роль отнюдь не предел мечты,

Плата так себе – поцелуй, слова.

Не такого ведь явно хотел бы ты?

В ответ равнодушно молчит Москва.

Да и философия!

Кому не рано – поздно тем.

Слишком большая разница в возрасте.

Хотя большая

и, кажется, больше всё,

Откуда ты знаешь,

Чего ждёт

Душа? Не залезть ведь в чужую душу.

А, может, я никогда ничего не разрушу?

Откуда ты знаешь, позволь?

Не разрушу.

И это совсем не роль!

А просто чувство.

Прошёл год.

Второй.

И ты уже ждёшь звонка,

Когда скажут, мол, нашли посвежей.

К телефону потянется рука –

Решил позвонить и бросить первей.

Откуда берётся совесть

Чем проще метод,

Тем убедительней.

Судить некому победителей,

Но кто сказал, что, кроме мнения, суда нету?

Почему, если ты ещё человек,

Сделаешь гадость – и беспокоишься?

Руки моешь в руслах чистейших рек

И всё никак до белого не отмоешься?

Никто, может быть, и не узнал, кто вор идеи,

Сплетник, разлучник или, скажем, лжец,

Ты перед всеми умеешь быть лицедеем,

А перед зеркалом встанешь – конец.

Откуда берётся совесть? И почему у одних есть,

У других – ни капли?

Одни спокойны, сколько б ни упрекали,

Другим ни слова – а день дай, и хватит, чтоб себя съесть.

Проще всего сказать: совесть от Бога.

А если помыслить поглубже, без предрассудка?

Совесть – ведь это и высоко, и жутко,

И даже мистики есть немного.

Начинает казаться, что это голос души,

Отдельной от тела, что это момент покаяния,

А это, может, просто роза шуршит,

Увядающая от вашей словесной дряни?

Мир прекрасен, строен, ярок и честен,

В нём всё рождается чистым – другим он не был.

С чего ж вы, подлец, найдёте себе в нём место,

Когда вам чужие розы, земля и небо?

С чего же вам будет не больно, не жутко,

С чего претендуете на счастья улов,

Когда вы выкинуты поступком

Из этой фрески тысяч цветов?

Не обижайтесь на тон, на подачу, на резкость,

Спросите: как же те, кто ни разу мучиться не хотел?

Так они не увидели фреску,

Самый зрячий – один мазок разглядел.

Что же им делать, молчания кроме?

Они ведь не озаботятся правильностей сонмом.

Ох, опасно осознание мировой гармонии,

А уж значения своей персоны!

Вид из окна «Пушкинъ»

Вечно с улыбкой мой элегантный Тверской,

Ему будто б музыка, песня – стук каблуков.

Из всех, кто на нём побывал, никому

Его не забыть любовных каменных слов.

Поздно. На улице пёстрый вальс фонарей,

В набат ударит гром, и ветер треплет уже

Вовсе неласково – зло; отрывает лист-бант

У предбутонья розы, оставшейся в неглиже.

Чёртово колесо

Что ты тонешь в слезах? Всё получится,

Наплевать, что не верят все,

И ты даже найдёшь попутчицу

На этом чёртовом колесе.

Всё настанет, изменится, сбудется,

А потом обратится в песок.

Главно, знать, для чего оно крутится,

Это чёртово колесо.

Воссоединение

Я не люблю возобновлять,

Неубедительно звучит

Признание после разлуки.

Мне кажется, смешно в разрухе

Алмазы прошлого искать.

Ты говоришь, пойти с тобой,

Всё поправимо, выход есть,

Остаться предлагаешь вместе,

Но, очевидно, не на месте

Моя любовь с моей душой.

А за окном цветущий май.

Вчера хотела я сама

С тобой подняться в первый номер,

Остаться, как в том старом доме,

Но это прошлое; прощай.

Саванна

Кто бы подумал – мне захотелось покоя.

Раньше хотелось яркости джунглей, саванн,

А получалось скучное и степное,

Всегда в лживых взглядах и неудачных словах.

К звёздному небу стремились глаза, обманно

Ища там сладкие губы, контур лица,

Надеясь, что в страстном, в безумном и есть саванна –

Дикая, яркая, привыкшая отрицать.

Всё находилось, и никаких ожидаемых джунглей.

Тусклый костёр, разведённый в степи,

Пламя за час (или два) превращается в угли,

Пахнет весенней лавандой и хочется пить.

Обман

Это я! Я Иуда, продавший даром.

(Доплативший.) Мне стало боязно,

Я уехала первым поездом,

Когда все ещё ездили с паром.

Это я! Хоть ты был мне безмерно нужен,

Может, даже ты был единственным,

Но кому интересна истина,

Если ложи её не жемчужны?

Это я! Я оставила, я сбежала,

Это подлость, обман, предательство.

Это я не ищу доказательства,

Что ошиблась, что жизни не знала.

Это я! И с меня обязательно спросят,

Когда час мой пробьёт и сгину я,

И за землю твою опрокинутую,

И за небо, пробитое осью.

Имидж

Не принимайте вид на веру,

Бывает, маску уберёшь:

Один опущен до партера,

Другой поднят до царских лож.

За скромностью бывает статность,

А за развязностью – тоска.

За молодой улыбкой – старость

И только дряблая рука.

За резкостью бывает чувство,

За дорогим шампанским – сброд.

Не убеждайтесь, не прощупав,

Какой в действительности брод.

Репетир

Прекрасно, что деньги важнее всего,

Что статусы правят миром.

Вам скучен Островский и скучен Гюго,

Зато часы с репетиром.

Звук низкий, звук выше, практически звон,

Так плавно отбиты минуты,

В бордовом закате стоит небосклон –

Ещё не пришедшее утро.

Чёрт

Сорвав с азартом неглиже,

Ты отшвырнул его в сторонку.

Ты старым чёртом был уже,

А я была совсем девчонкой.

Годами ты меня растил,

Уча всем тонкостям соблазна,

Преобразил, принарядил,

Над «и» расставил точки сразу.

Ты до меня легко менял,

А суть мою не понял толком.

Ты был уверен, я – твоя,

Вдруг выясняется – не только.

И получается, года

Зазря утоплены в пучине.

Ты старым чёртом был тогда,

А я – причастной к чертовщине.

Теперь, в окно под ночь глядя,

Ждёшь, не приду ли извиниться –

Приду! Я не люблю тебя,

И в этом надо объясниться.

Ясное небо

На краю далёкого континента

В двух шагах от райских ворот

Смотреть бы на ясное небо с кем-то

У застывших хрустальных вод.

Стемнеет, покажется небо млечным,

Знать бы в мире всё наперёд!

И быть убеждённым, что ясность – вечна,

А всё остальное – пройдёт.

Разочарование

Забавно. Плох человек,

А кажется, что плох весь мир.

И кажется, что бог зря лёг костьми,

Творя закат и эти розы.

Творя у лодочек венецианских зыбь.

Творя над тишиной

Парад звенящих нот,

Слов, вздохов, взглядов хоровод

И плющ в цветах под каменной стеной.

Там вечный стих написан мной.

На маленьких камнях

Он вычерчен с трудом,

Там слёзно сказано, что страх

Всегда идём с грехом,

Как солнце утреннее к лугу с пастухом.

Нельзя бояться чувств!

Я уверяю всех,

Но в этот час молчу

И слышен звон в росе,

И этот долгий звон – подобие утраты по Мюссе.

Трагик

«Года идут – всё больше вру

Я всем вокруг, –

Признался трагик. –

Я вру, весь мир перечертив!»

Но мир всегда был на бумаге

Безосновательно красив.

Бумаге хочется искусства,

Здесь удивительного нет.

В искусстве маются искусней,

Не замечают ветхость лет.

В искусстве проще забывают

И с большим смаком пьют вино,

В искусстве лучше умирают –

Пусть тяжелее! – всё равно.

Четверостишия

Четверостишия 2017 г., романтические, немного категоричны.

* * *

Бывает время грязное и пошлое,

Но светлым заменяется оно.

У каждого святого было прошлое,

И будущее грешнику дано.

* * *

Играй с судьбой, имей нахальность

И помни, делая расчёт:

Одни спешат создать реальность,

Других реальность создаёт.

* * *

Амбиции – железные улики,

Которые не стоят и гроша.

У всех амбициозных громче крики,

Но всё же обнажённее душа.

* * *

Нас время безжалостно гонит вперёд

По узким дорожкам и тропам,

Нам в юности глупость пожить не даёт,

С годами – всезнающий опыт.

* * *

Нас гонит стрелки неустанный бег,

Угнаться всё не может мы за веком,

Сегодня, чтобы жить, как человек,

Сомнительно являться Человеком.

Умей прощать

Умей прощать, учись прощать,

Тогда клянусь, что счастье будет,

А если нет – то шанс понять,

Чем дышит мир, чем дышат люди.

Примерь костюм чужой тоски,

Прими чужую боль на веру,

Перчатку сняв с чужой руки,

Надень – и пусть не по размеру.

Смотри, как смотрит злейший враг,

Какие видно горизонты.

Какой горит вдали маяк,

Какие войны там и дзоты.

В чужом пальто и с хромотой

Тебе, танцору, незнакомой,

Под вечер в комнате чужой

Держа стакан чужого рома.

Чужой испытывая страх,

Попробуй у огня согреться,

С ребячьим холодом в глазах

Попробуй в зеркало смотреться.

Умей прощать, всегда прощать,

Когда приговорить охота:

Не нам судить, не нам решать,

Кого вести до эшафота.

Разговор с богатым человеком

«Ты пробовал любить?»

Ответ был тихим: «Да».

«Старался честным быть?»

Ответ был: «Не всегда».

«Теперь же ты устал?» (Молчание.)

«До глубины души!

Мой занавес упал

И зрители ушли».

«Так искренности нет

И всё сплошной обман?»

«Конечно!» – был ответ.

«Все любят за карман».

(Снова молчание.)

Я люблю прощаться, не убирая ширм

Я люблю прощаться, не убирая ширм,

Уходить до рассвета, рано,

Ни одной не увидев язвы души –

Мы ведь все чуть-чуть Дорианы.

Выхожу из подъезда: проспект пустой,

Алый цвет под ногами ляжет.

Как мне ширму мою не носить с собой?

Было б глупо пенять на тяжесть.

Все ведь носят её для меня, а я?

Неужели мне это сложно?

Не пугать их, когда разгорится заря,

Не лишать их счастья жить ложью?

Для тебя этот греческий берег

Для тебя этот греческий берег,

Млечный Путь над синей волной.

Для тебя все нарциссы мира

Расцветают весной.

Для тебя это тихое утро,

Эти серые крыши вилл.

Приходи ко мне завтра в гости,

Чтобы март наступил.

Весеннее

Ты прав, я просто испугалась,

Трясёт от мысли проиграть.

Я тоже много раз влюблялась

И тоже знаю, как влюблять,

Но в этот раз всё как-то жутко:

Есть вера в счастье на земле.

Я чувствую, убьёт разлука

Всё неизменное во мне.

Размышление о роли нечистых денег

Зачем их так много,

Ведь жизнь коротка.

Зачем столько денег

В красных руках?

Зачем воровать,

Убивать, подставлять,

Зачем столько денег –

Людей покупать.

Зачем, полюбив на чуть-чуть,

Еле-еле,

Бросаться на дно,

Где за грош предадут?

По-моему, розы у моря дешевле

И звёзды дешевле

Того, что крадут.

Первые романы

Я понять не могу, как влюбляются в детстве:

Там нет виски и там не потащишь в постель,

Там стоишь на рассвете, на небе – пастель.

Да, из плюсов там разве что – сердце!

Но ведь любят не сердцем, по правде признаться,

Безрассудно, решительно и горячо.

Когда хочется, сердце уже ни при чём,

В чёрством свете иллюминаций!

И стихи ни при чём, и подсмотренный образ,

И потом его чёрный, расплывчатый след,

В детстве статусов нет и долгов ещё нет:

Вы такие счастливые – оба.

Посвящение подруге

Марии Маниной

Смотри! В воде кувшинки-свечи,

На небе звёздный Водолей,

И чувствуется, пахнет вечер

Прохладным запахом аллей.

Смотри! Вот-вот – и станет тихо,

Наступит ночь, и в темноте

Рубином заблестит брусника,

Роса проступит на листе.

Смотри! Цветы над старой гатью

И искры белые костра.

Тебя могу сестрой назвать я,

Но ты мне ближе, чем сестра.

Одни кричат, что за, мол, меры примем

Одни кричат, что «за», мол, меры примем,

Другие плачутся, что будет крах,

И знает чёрт один, что движет ими:

Сентиментальность движет или страх.

Обеспеченные уезжающие

Есть те уже, кто посчитал, что лучше,

Пока есть время, дунуть за кордон,

А сами мы без Луи и без Гуччи

Здесь как-нибудь в обносках поживём.

Пускай бегут, раз нет в Москве удобства,

Улыбкой вдохновенной на лице

Пусть отвечают там, в раю, на скотства

И русский сглатывают акцент.

Искусственная совесть

Изменения рынка труда обсуждают в Москве,

Что ни день – обязательно новость.

Искусственный интеллект – это хорошая вещь.

Создать бы к нему искусственную совесть!

Придумать бы способ: систему, программу, чип,

Реагирующий на нравственные ритмы, чтобы

Там пикали кнопки: «Скажи!», «Молчи!»,

«Будь честным!» «Признайся!» «Пробуй!» – «Не пробуй!»

Как можно бы было прекрасно зажить!

С умом и при этом по-детски невинно,

Когда бы была застрахована жизнь

Надёжной совестливой машиной!

Мечтатели

Я знала людей, мечтающих откосить:

Им было неважно, кого и за сколько просить.

Ложились в больницы, меняли религию влёт,

И каждый смеялся, признавшись, что предаёт.

И хоть не глупы они были и даже в беседе легки,

Таким никогда я при встрече не жала руки.

Первая поездка в Рим в новой компании

Солнце видно сквозь витражи,

Дышит влагой вечерний Рим.

Я бы это хотела с тобой пережить,

А не с ним.

Скоро в небе ударит гром,

Но ещё тепло, ярок свет.

Перегиб это всё, это всё – перелом.

Чувства нет!

Четверостишия

* * *

Сто глаз пустых – всё ожидая чуда! –

Клянут великих, вздором возбуждены,

Но правы. Вечный Здесь не вечен Там, покуда

Здесь вечны дети Сатаны.

* * *

Жуткая творческая зима.

И вроде каждая сука пишет,

А нет ни утешения, ни маяка, ни пищи

Для бренно ищущего ума.

* * *

Когда измотан бедный разум,

На сене сломанных телег

Мы собираем жизнь, как пазл

Слепой безрукий человек.

* * *

Как много мог сей план посеять бед,

Что мудрый бог, боясь затеять драму,

Не начал с бабы, созданной себе,

А начал с бабы, созданной Адаму.

* * *

Мы люди, мы хотим любить,

Но тот, кто обретёт – утратит.

Люби себя. И, может быть,

Ни на кого уже не хватит.

* * *

Можно дворцами мнить шалаши,

Можно свалкой цветущую Ниццу.

Реальность – это шажок души

Содержанием через глазницы.

* * *

В среде, где даже кот учён,

Понять мне хочется подчас,

Что популярней: окрик «чё?»

Или кивательное «щас!»?

* * *

Я в рай попаду, хоть в него не гожусь,

Привычки ввиду лишь одной благородной:

Увидев приличного, я ухожу

В любом заведеньи до входа.

* * *

Хотя мне в мире ближе торжество,

А всё-таки давно я разумею:

Там, где есть страсть, не будет ничего,

Там, где любовь, росток зазеленеет.

* * *

Сведенье честного в могилу,

Удар таланту по рукам –

Нет ничего страшнее силы,

Принадлежащей слабакам.

* * *

Часов немного. Лет немного.

Абсурдно праздностью гордиться.

Мы начинаем с эпилога,

И завтра – это просто фикция.

* * *

Ты волен, и твоих печальных бед

Никто на свете не возьмёт нести,

С тобой встречаются, но только чтоб цвести,

И, знает Бог, в цветеньи правды нет.

* * *

Мне, как тебе, не жить, твоя мечта

Чужда мне, для неё кажусь я слишком чёрствой,

Мне близки скучное и краткое притворство

И предсказуемая красота.

* * *

Не хмурься, друг, что не соединить

Нам руки; все пути мы выбираем сами,

Я не хочу любить – пойми! – мне надо жить,

Я не могу свой путь укоротить слезами.

* * *

Своих мечт – невероятно жёлтых! –

Ты когда-нибудь улей уронишь и разобьёшь.

Весь до стрелочек твой циферблат будет разболтан

И окажется жёлтое – ложь.

* * *

Как много людей, утративших всяких мер

Хотя б ощущенье! А, может, их столько и было?

Куда ни взгляни, всё волки. Нажравшись, лежат пузом вверх,

И видно, как морды у них превращаются в рыла.

* * *

С собой одним лишь преданным и честным

Живёшь, меняешь в поисках пути

И ищешь лучшее, не зная толком, есть ли

Оно в печальном нашем бытии.

* * *

Ты так и прожил никому не известным читателем

В ожидании горних песен и горних встреч.

Человек – существо глупое и мечтательное,

И как будто ты не знал, что надо бояться мечт!

* * *

Так быстро разрослась посредственностей стая

И быстро времена успели так настать,

Когда для всех, кто хочет пососать,

Элементарно членов не хватает.

* * *

Твоим внутренним мартам чужды календарные зимы,

Твоим тайным рассветам московская серость чужда,

Ты враждуешь со всем, что есть в мире, простым и зримым,

И клянусь, никогда эта в вечность не канет вражда.

* * *

Не в силах перо афериста

Со временем выдержать бой,

Любой может стать футуристом,

А классиком – не любой.

* * *

Ты хочешь и досуга, и любви –

Гори оно огнём! –

Ты много хочешь.

Всё, пригодившееся ночью,

Как правило, несносно днём.

* * *

Одну и ту же я лелею мысль:

Сегодня для сегодняшних людей

Чем больше неприятны мы,

Тем больше мы живём не зрей.

* * *

(о Париже)

Нарцисс в росе,

К утру вернувшаяся к людям вера.

Здесь говорят на языке Мюссе

И чувствуют душой Бодлера.

Ода

Вблизи, издалека,

При свете или без –

Я б вечно на себя смотрела в сто зеркал

И посвящала мир себе.

Бездонные глаза,

Кругом – ночная мгла,

И в каждом вздохе нежной тайны знак,

И в каждой мысли в дар рожденье ремесла.

Ветер

Мне

Наплевать на чужие мнения.

Ветром всё до песка унесло ведь:

Твои взгляды, ответы, сравнения.

Замираю на полуслове.