Колодец времени. Совершенно ненаучно-фантастическая история про путешествие Толика Смешнягина в 1980 год

Конечно, кое-что, изменилось.

Например, гостиница «Сибирь», переименовалась в «Ибис Отель», исчезнувших вместе со страной, пионеров у Вечного Огня, сменил на боевом круглосуточном дежурстве киоск с шаурмой, появился подземный переход на пересечении улиц Фрунзе и Красный Путь, имени и бюджета Первого Омского Метрополитена, да с одноимённой остановки исчез целый «СибЗавод»!

А так, всё как обычно, серенько и бедненько.

Под стать обстановке и все пассажиры автобуса выглядели серыми мышами и, на их фоне, яркая футболка и джинсы на упитанном теле Толика резко контрастировали с окружающей толпой. Неудивительно было, что и место рядом с ним пустовало, хотя автобус был забит до отказа. Всё-же какая-то бабища пролезла и плюхнулась на сиденье, припечатав Толика к окну.

Толик решил брать быка, то-бишь бабищу за рога:

– Простите великодушно… Меня сегодня из дурдома выпустили… не подскажите… который сейчас… год?..

Бабища уставилась на Толика, точно он говорил на тарабарском языке:

– Чаво?..

– Спасибо большущее!..

И вдруг, в кармане заиграла музыка и по салону покатился «Самый лучший день…», который, заходил вчера. Заработал сотовый телефон! Но этого просто не могло быть, сотовой связи ещё не изобрели!

Во всяком случае, не в СССР…

Толик сделал вид, что это он насвистывает мелодию, но бабищу было не обмануть, она навострила уши и стала ими водить, как локаторами. Звук шёл из Толика. А, конкретно, из штанов.

– Ты чаво-это тут устроил самодеятельность?.. Это тебе общественный транспорт… а не туалет… какой-нибудь…

Толик не знал, что делать? Достать сейчас сотовый, означало ответить на звонок, то-есть что-то сказать в трубу. Да он сам, ещё несколько лет назад, уже в эпоху раннего смартфонизма, принимал за сумасшедших, людей, общавшихся с помощью «БлюТуз»!

А что говорить про поздне-каменный социалистический век!.. На их месте, Толик так-жеподозрительно прищурился-бы.

– Выключай шарманку… хиппи проклятый!.. – Бабища со всей силы толкнула Толика в бок. А ему стало очень интересно, кто-это мог звонить?..Не обращая внимания на пассажиров, Толик встал, залез в карман, достал смартфон и, не глядя на номер, вкрадчиво спросил:

– Алло…

Но связь уже оборвалась.

Толик залез в «МЕНЮ» и нашёл номера последних вызовов.

Никакого входящего звонка не было!.. Последними были номера жены, которые он набирал на пустыре.

«Что-бы это могло значить?.. На розыгрыш не похоже… Игры разума?.. Воспалилось больное воображение?!.»

Вдруг Толик почувствовал, что не слышит пения птиц и вообще никаких звуков!..В автобусе наступила зловещая тишина. Бабища в ужасе отступала от Толика, пробивая могучей спиной проход к двери.

Толик двинулся за ней.

Если-бы салон был бесконечно длинным, они так-бы и шли, пока не свалились с края Вселенной!..Но этого не произошло, потому-что тётка завалилась на последнее сиденье. Там тоже, конечно сидели люди, но они приняли тело на безальтернативной основе, отступать им было некуда.

Толик прошёл по разом освободившемуся проходу и вышел в открытую перед ним дверь. Смартфон он всё-ещё держал в руке.

Дверь с грохотом захлопнулась и мир вновь наполнило привычное звучание. Толик остался один стоять между остановками, прямо под знаком «Остановка запрещена», а отъезжающий автобус накренился на одну сторону, так-как все пассажиры примкнули к окнам с правой стороны салона. В этом месте на заборе крупными буквами было накрашено: «Эстафета Олимпийского Огня Продолжается! Нет – Бойкоту Олимпиады! Партия ЛЕНИНА – наш Авангард!«Но, вряд-ли пассажиров интересовал зобор…

Зато Толик понял, что это был 1980 год!

И, раз эстафета продолжается, значит Олимпиада ещё не началась. И Высоцкий ещё жив! Но, правда и война в Афганистане ещё не закончилаль. А на Ставрополье, уже сеет и пашет жизнерадостный оптимист и перестройщик Михаил Сергеевич Горбачев.

Нужно было с этим что-то делать!..

У Толика созрел более-менее приемлимый план. Нужно срочно ехать в Москву! К Брежневу. Всё ему рассказать. Что прибыл из будущего. Ведь из будущего просто так не прибывают, только с какой-то миссией. Значи и Толик прибыл с миссией изменить будущее, не иначе! Больше ведь некому! Он последняя надежда россиян на светлое завтра!..

Проскользнула нелепая мысль, что изменив прошлое, он неминуемо изменит и свою жизнь в будущем, в которой любимая жена, красавица дочка, две работы, ипотека, камни в почках и давление 160/100,но мысль эта лишь слегка задела подкорку мозжечка и выскочила через левое ухо. О роли спасителя Отечества думать было гораздо приятнее!..

До себя-ли тут!

Россию надо спасать!..

Оставалось, правда, всего 15 копеек…

На 15 копеек до Москвы не добраться. Толик пожалел, что отдал пакет с провизией Зинке. Там еды было на три дня!..Нет, после того, как Зинка съела куриную ногу, на два с половиной!

Придётся возвращаться, что есть плохая примета!

Толик шёл и размышлял: «Наплевать на приметы и вернуться… рискуя потерять время… или двигаться вперед… на Москву?..» Но никак не мог решиться на что-то. Так, в пылу полемики с самим собой, он прошагал несколько остановок, а, когда сообразил, куда его ноги ведут, сразу нашёл решение!

Ноги вели в сторону родительского дома!

«Сейчас мне 53 года… Если я в 1980…то отцу… рожденному в 1929 году…51 год… Почти ровесники!..»

Про отца он знал всё… Или, почти всё. То-есть, самое необходимое. Где и когда родился, на ком женился, и где проживает и работает в настоящее время. При наличии отцовского паспорта, он смог-бы ответить на любые вопросы, возникнувшие при движении на Москву. А, так-как отец практически не носил его с собой, то и пропажу заметит не скоро. Скорее всего, когда пойдёт оформлять пенсию.

То-есть, через девять лет!

ГЛАВА 5. В которой Зинаида захочет попросить совета у мамы

Лучик солнца ласково коснулся правой ноздри. Носик несколько раз дёрнулся и чихнул.

Зина приоткрыла глаза и сладко потянулась.

Первая мысль, родившаяся в её голове утром 30 июня 2016 года была, естественно о любимом муже Толике: «Вот… гад… опять не задёрнул штору!..Почему-это я должна в свой законный выходной подрываться в такую рань!..Он… видите-ли… любит когда светло в квартире и… как дурачок… радуется этому солнцу… Ну и жил-бы там… на солнце!.. То-ли дело… приятный полумрак!.. – Зинка опять сладко потянулась: К тому-же… я вообще проснулась сама… Он должен был в девять позвонить и разбудить меня своим привычным дурацким: „Вставай… поднимайся рабочий народ!..“ …а… раз не позвонил… значит сейчас где-то без тридцати секунд девять… И проснулась я сама!..»

Зина повернула голову к электронным часам, стоящим на компьютерном столике и последние остатки сна сдуло ураганом негодования: «Какого чёрта!..» – На часах было без тридцати секунд одиннадцать!

«Это он специально!..Хочет… чтобы я проспала в парикмахерскую и ходила с этим гнездом на голове!..»

Гнездо, о котором подумала Зина, свилось у неё на голове в результате ночного зарывания головы в подушку и ни как напрямую не было связано с предстоящим походом к парикмахеру, назначившему ей на 12 часов. Толик, кстати был совсем не против этого похода и обещал разбудить её в девять, как только доберётся до работы.

«Назло пойду!..И налысо подстригусь!..Буду блестеть… как… то самое солнышко!..Пусть радуется!..Только… сначала позвоню и перенесу на три часа…»

На три часа было занято и Зинка расстроилась ещё сильнее. Планы на выходной рушились под напором обстоятельств непреодолимой силы! На три, занято, а к 12 успеть можно, если-только она сейчас-же, как была в пижаме, так на метле и полетела-бы.

Зазвонил телефон.

«Ага… сейчас получит у меня!..И сейчас получит и когда придёт с работы… тоже получит!..И без сладкого останется!..Во всех смыслах!..Будет знать… как меня не разбудить в парикмахерскую!..» – Видимо всё это она попутно и в трубку говорила, так-как на другом конце молчали и вздыхали, а затем робко поинтересовалтсь: «Не сможет-ли Зина прийти на стрижку к четырём?..»

– Толик… это что-ли не ты?..

– Это… из парикмахерской… Можем… на четыре… Если вас устроит… Конечно…

– На четыре… на четыре… – Зинка сперва засомневалась, но всё-же вспомнила, что четыре идёт после трёх, то-есть, времени на сборы ещё больше и, даже можно позвонить подругам не только после, но и до стрижки: Ну… конечно… конечно… устроит!.. – И добавила, обращаясь опять больше к Толику: Я приеду!!!

Когда ситуация с парикмахерской немного разрулилась, Зинка успокоилась и начала потихоньку подключать мозг.

«Почему-же он до сих пор не позвонил?..Это на него совсем не похоже!..Вот уж человек обязательный… до тошноты!..Если обещал разбудить в восемь… сам проспит… но ровно в восемь разбудит!.. Так он… поди… дома телефон опять забыл!..В сотый раз уже!..Ну… может… во второй… Ну и что?..Сечас… даже не вставая с постели… узнаю… забыл он дома телефон или нет… Если дома зазвонит… значит забыл… а… если не зазвонит… Тогда… Тогда… Тогда и видно будет!..»

Зинка нашла в телефонной книге первый номер Толика на «Билайновской» СИМ-ке. На экране появилась его упитанная физиономи в красной футболке. Нажала вызов и «ОК» Послышался хриплый голос Лепса: «Самый лучший день… заходил вчера…» – Зинка отнесла телефон от уха, проверяя, не в квартире-ли звучит? Звучало только в телефоне. Вдруг, музыка оборвалась, что-то запикало и механический женский голос сообщил, что данный номер не обнаружен.

«Что значит… не обнаружен?!.Вот-же он!..» – Зина хотела показать изображение Толика кому-то, кто-бы смог увидеть, но оно вдруг начало таять и полностью испарилось. На чёрном экране было написано: «Пусто».

– Эй… эй..эй!..Куда?!.Опять заглючил… Давно пора поменять эту рухлядь… Позвоню с «Теле 2» – Зина снова вошла в «Контакты» и стала искать номер Толика на второй СИМ-карте, где он обозначался, как «Толик-любимый».

Ни «Толика», ни «любимого» не было во всём списке, сколько Зинка не гоняла его из начала в конец и обратно! Оба номера отсутствовали, как пролетариат при рабовладельческом строе.

«Бред… какой-то!..Куда он мог деться?..НЕУЖЕЛИ!!! – Внутри Зинки, маленьким комочком с горы, набирая обороты, превращаясь в лавину, покатилось чувство, которое Толик относил к их с мамой семейному – паника!: В лучшем случае… украли телефон… В худшем… самого Толика!..И… скорее всего… инопланетяне!.. – Причём, последний вариант представлялся наиболее вероятным, так как в случае кражи телефона, Толик просто позвонил-бы с рабочего: Просто… не мог не позвонить!..Обязан был позвонить!..Значит… что-то случилось с самим Толиком!..Позвоню маме!!!»

ГЛАВА 6. В которой человек впервые встречает великанского гнома

30 июня 1980 года Саня Непрухин падал на землю с высоты в три тысячи метров.

Саня проклинал судьбу, проклинал себя, за то, что повелся на «слабо», проклинал товарищей, поймавших Саню на «слабо», проклинал родителей, родивших Саню, проклинал самолёт, что не сломался перед стартом и взлетел в небо, проклинал даже парашют, который вовремя раскрылся и теперь не давал Сане возможности насладиться всей прелестью свободного падения.

А началось всё с того, что оболтусы прыгали в снег с крыши гаражей, а Саня возьми, да и ляпни, что мол: «Что это за высота… вот он запросто сиганёт без парашюта с третьего этажа!..»

Друзья ему не поверили и сказали что «Слабо… Санёк!.».

Снизу, с земли, окно третьего этажа казалось близко совсем, рукой подать. Что тут прыгать! Но, когда Саня залез на подоконник и глянул вниз, то сразу вспомнил, что не успел прополоть картошку. Ну и что, что зима! Озимую картошку не успел прополоть. И вообще, это всё ребячество и дурость прыгать без парашюта хоть с третьего, хоть с пятого этажа, а вот с парашютом Саня прыгнет хоть с неба!

Товарищи опять не поверили и опять сказали: «Слабо… Санёк!..» Вот так Саня Непрухин оказался в ДОСААФе в секции парашютного спорта.

Пока учились на земле, было не страшно и даже по приколу. Когда первый раз прыгали с двухсот метров, было уже не прикольно, а весело. Правда. смех был нервно-истерическим. Ещё присутствовало любопытство, раскроется парашют или придётся махать руками, как птица. Парашют раскрылся и Саня отделался лишь лёгким испугом и подмоченной в прямом смысле репутацией. После следующего прыжка, Саня отделался испугом средней степени тяжести, а после третьего, поклялся больше никогда не прыгать… Но…

Небо, как наркотик!..Как сэкс!..Как море!..Один раз нырнул и хочется заныривать снова и снова!

Саня Непрухин нарушил данную самому себе клятву и летел навстречу земле, проклиная всё на свете.

К тому-же, по непонятной причине, воздушный поток понёс его в сторону от основной группы, через Иртыш, мимо полей СибНИИСХоза, мимо телевизионной вышки, на край света, в Нефтянники. Пейзажи под ногами были просто сюреалистичными, дым от десятков труб промзоны поднимался точно вверх и на какой-то высоте ломался ровно на девяносто градусов и шёл параллельно земле, показывая Сане, куда его должно отнести. И эти знания не внушали оптимизма, Саню несло на жилые дома!

«Или разобьюсь совсем или останусь инвалидом!..» – Решил он про себя, но на всякий случай и за стропы подёргал и «ужом» повертелся, и, закрыв глаза, расслабиться пытался.

Ничего не помогало!

И тогда Саня запел:

– Вот умру я… умру-у…

Похоронят меня-а…

И никто не узна-ает…

Где моги-илка моя-а!..

То-ли кто его услышал, то-ли ветер стих, но сносить на жилые дома его перестало и Саня стал падать вертикально вниз.

«Хорошо… что на пустырь!..» – Подумал Саня.

Плохо, что на дерево.

Пролетая сквозь крону со скоростью пикирующего мешка с картошкой, Саня исцарапал себе все руки и лицо и, всё-таки застрял в ветвях. Купол парашюта накрыл макушку, дерево затрещало, Саню тряхнуло с такой силой, что показалось, будто позвонки высыпались в комбинезон!

Он повис в двух метрах над землей. Попробовал раскачиваться, что-бы содрать купол с верхушки, но стропы перекручивались, ещё сильнее, запутываясь в ветвях.

«Не висеть-же мне тут… как памятник!..» – Саня расстегнул ремни и кубарем свалился на землю, вывихнув плечо и больно ударившись головой о корень.

– Да… что-б я ещё раз!.. Да… ни вжисть!.. Да… пусть эти дураки сами прыгают!!! – Повторил Саня несколько раз во всё своё пересохшее горло. Голова раскалывалась, рука опухла и не шевелилась, по лбу текла кровь.

Саня посмотрел на парашют: «Да… плевать!.. Пусть сами достают…» – И поплёлся в сторону дороги, где надеялся встретить людей.

До остановки Саня дотащился кое-как. Гиря, висевшая на плечах вместо головы, всё время клонила к земле. Хотелось опустить эту чугуняку на землю, сесть на неё и свесить ножки.

Он кое-как дотащил голову до остановки и, не глядя на номер, ввалился в первый-же подошедший автобус. Хотел ещё крикнуть: «Гони в травмопункт!..» – Но не смог пошевелить языком, не причинив голове боль. Всё-таки язык тоже находился в ней и они были каким-то образом связаны между собой.

Саня уселся следом за мужиком в футболке, надетой на левую сторону. Так-как у него кружилась голова, то он подумал, что это не футболка на левую сторону, а его голова наизнанку, и ничего мужику не сказав, прислонился к холодному стеклу и тут-же отключился.

Ему снился паравоз, несущийся по рельсам через бескрайние степи. Саня стоит на крыше и в одной руке у него уздечка, которой он управляет паровозом, а в друго, кнут, которым Саня периодически хлещет и пространство от этого искажается от боли и толкает паровоз вперёд.

Паровоз дымит и постепенно отрывается от земли и вместе с рельсами поднимается к небу. Облака машут крыльями, приветствуя Саню, одетого в золотую тогу, в золотую мантию, развевающуюся на ветру и в золотой короне из терновых листьев, впившихся в голову и шепчущих ему непонятные слова, глухими ударами, отдающимися в висках: «Самый лучший день… заходил вчера…»

Саня с трудом разлепил глаза.

Гигантских размеров мужик в футболке наизнанку, стоял перед ним, словно великан и громовым голосом вопрошал у сжатого у самого уха кулака: «А-Л-Л-О-О…»

«Великанский гном!!! – Почему-то подумал Саня: Нам конец!!!»

Людишки разбегались от великана в разные стороны, с ужасом взирая вверх и моля о пощаде.

Эта сцена напомнила Сане о последнем дне Пампеи и он тоже протянул руки в последней надежде ухватиться за соломинку. Великанский гном не обращая внимания на людишек, направился прочь. Тяжелые шаги глухим эхом отражались от каждой клеточки Саниного тела, причиняя страдания. Земля тряслась и стонала, и многие не могли стоять и падали, давя друг друга.

Великанский гном вышел из пещеры и завалил дверь огромным камнем.

Воцарилась мёртвая тишина…

Вдруг, автобус тронулся, Саня долбанулся головой о стекло и туман в голове слегка прояснился.

Великанский гном на глазах стал уменьшаться и уменьшился до нормальных размеров и, стал вполне себе обычным мужиком, одиноко стоявшим между остановками и держащим непонятную белую штуковину в сжатом кулаке.

А ещё, Саня обнаружил, что давно-уже проехал травмопункт.

О том, что и его и парашют ищут, и уже сбились с ног, не найдя ни того, ни другого, он даже и не подумал.

ГЛАВА 7. В которой Толик за копейку отдает рубль и понимает, что нужен какой-то план

Толик втиснулся в толпу на остановке и стал поджидать свой автобус.

Автобусы ходили редко и их нужно было брать штурмом. Для этого желательно было пробиться в первые ряды. Но в первых рядах были такие-же испытанные очередями бойцы и они стояли плечом к плечу, как на баррикадах.

Толик нервничал.

Он уже отвык от классовой борьбы и боялся, что даже его девяноста с лишним килограммов не хватит при штурме автобуса и придётся висеть на подножке. А когда нервы у Толика обострялись до предела, у него открывалась способность воспринимать окружающий мир не только через глаза и уши, но и через затылок. Толик затылком чувствовал, что кто-то наблюдает за ним из-за деревьев.

Этот Кто-то был невысокого роста, худощавый и с монтировкой.

В принципе, ничего необычного в том, что рабочий человек среди бела дня разгуливает с монтировкой, не было. Да, хоть с серпом и молотом!..На то он и пролетарий. Подозрение как раз вызывал хорошо одетый человек с портфелем. Особенно, если он носил очки и умел выражаться без мата. Эти были самые подозрительные!..

Толик резко обернулся, насколько это было возможно в толпе, и их взгляды встретились.

Петрович-то, оказывается, следил за ним от самой Заозёрной!

«Вот привязался… как банный лист… Этот поедет и в Москву и в Гондурас… если решит следить до конца… Нет… сбросить его с хвоста необходимо где-то здесь!..» – Мимо медленно проезжало такси, зазывая желающих прокатиться и облегчить свои карманы от лишних денежных знаков. Толик махнул рукой и, на глазах у изумленной толпы, уселся на переднее сиденье рядом с водителем!

Поездка на такси обходилась недёшево и: «… наши люди в булочную на нём не ездили!..», но это был тот самый случай, когда главным был эффект неожиданности, как диарея.

Не побежит-же сантехник за машиной!

Или побежит?

Таксист включил счётчик и Толик сразу-же, ещё не проехав и метра, лишился 10 копеек. За посадку.

– Куда едем?..

– Давай… вперёд… По дороге обьясню… – Таксист тронулся.

Толик обернулся. Петрович шёл следом за такси, набирая скорость вместе с ней. В глазах читалась мольба: «Не гнать так быстро!..» – и попытка запомнить номер таксомотора.

Когда отъехали на расстояние приблизительно где-то между двумястами и тремястами метров, Толик, внимательно следивший одним глазом за счётчиком, а другим, за исчезающим за горизонтом Петровичем, решительно повернулся к водителю, тряхнул головой, собирая в кучку разбегавшиеся в разные стороны глаза, и заговорил скороговоркой:

– У меня всего 15 копеек… Хочешь… высади меня здесь… я не обижусь… Хочешь… поехали на Кордный… У меня есть царские рубли… рассчитаюсь ими… Три царских рубля… за пять минут езды!..

Предложение было заманчивым, но и возни много, чтобы обменять их на «деревянные». К, тому-же был риск, загреметь за маленькие монетки на большой срок.

Водитель резко тормознул и, привыкший во всём полагаться на ремень безопасности, Толик, ввиду отсутствия последнего, прилип физиономией лица к лобовому стеклу, чуть не выйдя через него:

– Покажи…

В кармане у Толика лежали несколько монет.Рубль, два, пять и две железные десятки. Разумеется, никакие не царские!

Вываливать всё он не стал, а нащупал две самые мелкие и худые, и протянул их водителю. Никогда раньше не видевший двухрублёвой царской монеты, он засомневался. Хотя, двуглавый орёл был на месте, что-то смущало. Возможно, год выпуска – 2015!Водитель повертел блестящие монеты в руках и, чем дольше он их вертел, тем туманнее становился взгляд. Отдавать явно не хотелось!

Сейчас скажет: «Моя прелесть!..» – Поймал себя на мысли Толик и выдернул монетки из цепких пальцев. Взгляд сразу-же прояснился.

– Нет… Какие-то они… подозрительные… Мелкие они… какие-то!.. Мне недавно серебрянный полтинник 1931 года предлагали… Вот он весил… так весил!.. Там серебра с килограмм… и то не взял… А тут…

– Ну… нет… так нет!.. – И Толик начал вылезать.

– Стой!..Гони за ездку шестнадцать копеек… По счётчику!..

Толик вывернул все карманы, но больше 15 копеек не было и быть не могло:

– Я тебя просил остановить… когда было пятнадцать копеек… Не буду платить лишнего!..

– Давай… пятнадцать копеек и… рубль царский!.. А то… милицию позову…

Спорить, привлекая внимане, не было никакого смысла. Толик отдал 15 копеек, швырнул на сиденье рубль, вышел, гордо хлопнув дверью и, стараясь не оглядываться, прибавил шагу.

Водитель несколько секунд, показавшихся ему вечностью, боролся с искушением, затем схватил рубль и стал вертеть его в руке, приговаривая: «Моя прелесть!.. Моя собственность!.. Мой рубличек!!!»

Толик шагал по Третьей транспортной улице и напевал: «А я… иду… шагаю по Москве… и я пройти ещё смогу…». Хочешь, не хочешь, смог-бы!

Деваться Толику было некуда, денег на проезд не осталось.

Но, и погода, и пустые карманы, и знакомые с пелёнок заборы, располагали к пению. Душа рвалась вверх вместе с трубами заводов «имени Баранова» и «Полёт», с двух сторон обнимавших улицу, в конце которой виднелся ещё и «Шинный Завод». Родные места!

Толик широко шагал, разинув рот и вдыхая ни с чем не сравнимые ароматы родины, больше всего похожие на протухшие куриные яйца.

Так мог пахнуть только продукт производства шинного завода.

Дорога как раз петляла между проходными этого завода и «Кордной фабрики», давая входящим в этот район, право выбора.

Проходные были двумя сущностями единого организма, ибо не могли существовать друг без друга. Вся продукция Кордной фабрики, до последнего метра корда, уходила на производство шин. Они были мужским и женским началами – Завод и Фабрика, как Рабочий и Колхозница, как Инь и Янь, как Ленин и ходоки, как Горбачёв и перестройка!

Толик шёл и ностальгировал по тем временам, в которые сейчас и угодил, где мог выбрать любую проходную, и «…Ту… заводскую…» и эту, фабричную, но пошёл тогда своим особым путём, в институт, чем родители очень гордились, ибо сами были «от сохи».

Они-то своей участи не миновали, отец, как мужчина, работал на заводе, мастером в строительном цехе, а мать, соответственно, через дорогу напротив, бухгалтером транспортного цеха.

Толик взглянул на часы, половина двенадцатого.

У мамы обед с 12 до 13 и она, за эти шестьдесят минут, всегда пробегала две остановки туда и обратно, но не просто пробегала, чтобы размять ноги, но и успевала накормить его с братом и кота жирного впридачу, а, если оставалось капелька времени, ухватить что-нибуть и себе.

Так как Толик свой обед спонсировал своей будущей жене, отдав на сохранение, то он расчитывал тоже попасть к обеденному столу, ибо организм начал расходовать Толиковы колории, которые он так бережно наращивал все последние сытые годы. Страна пухла на нефтедолларах, Толик на Зинкиных фирменных котлетках «по-бурятски»! А, так-как по утрам в Толика влезала, да и то со скрипом, только чашечка-другая крепкого кофе, то и получалось, что он не ел уже со вчерашнего вечера.

Когда были употреблены с большим аппетитом: салатик из свежих огурчиков и помидорчиков с редисочкой в подсолнечном масле, тефтельки из духовки с картофельным пюре и подливчиком с фирменным Зинкиным соусом, куда она высыпала все имеющиеся в доме приправы и специи, штук двадцать, и от этого он становился особенно вкусным и пикантным. Были ещё бутербродики с кетой, собственного Зинкиного посола, нежнейшие и вкуснейшие, которые Толик запросто мог оприходовать штук пять-шесть за один присест, не смотря на протесты жены, что слишком быстро убывают.