bannerbanner
Имя этой дружбы – поэтическое братство
Имя этой дружбы – поэтическое братствополная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 7

Ну а как бы отнеслись ко всей этой истории главные её герои? Юрий Александрович, быть может, только снисходительно усмехнулся бы. Что же касается Павла Антокольского, то, хорошо зная своего деда, я убеждён: он, человек вспыльчивый, пришёл бы в ярость, узнав о дикой небылице, гуляющей по мировому Интернету с лёгкой руки безответственного профессора из Калифорнии.

В России, да и в других странах, необычные сексуальные ориентации долгое время преследовались и замалчивались. Сегодня у нас появилась возможность говорить об этом, изучать, писать. Но надо же считаться с реальностью! Не объявлять гомосексуалистами тех, кто ими заведомо не был. А проецировать черты и проблемы современного западного общества с его либерализмом и сексуальной свободой, а также свои личные предпочтения на другую эпоху и культуру, да ещё под видом научных изысканий, уж совсем неприлично. Доверие к «открытиям» Карлинского отчасти обусловлено высокой репутацией университета Беркли, а эта высокая репутация создана учёными-естественниками. Но долго ли продержится слава Беркли, если тамошние учёные, взяв пример с Карлинского, начнут публиковать «научные результаты», верные с точностью до наоборот?

Впрочем, если уж ошибка совершена, дело чести учёного её признать и исправить. В этой связи расскажу о себе. В 2004 году я опубликовал статью в научном журнале, а три года спустя один из лучших моих аспирантов, изучая эту статью, обнаружил ошибку, не замеченную ни мной, ни рецензентами, ни коллегами-читателями. Мы тут же отправили письмо редактору журнала с указанием на эту ошибку и всеми необходимыми объяснениями. Письмо было напечатано.144 Вот как исправляют ошибки у нас, в математике. А как это делается в литературоведении? И делается ли вообще?

Примечание

Работа впервые была опубликована в 2008 году в «Новом журнале», № 252. Нью-Йорк.

Цитировать: Тоом, А.Л. О русской артистической молодёжи начала ХХ века и ошибках современных литературоведов. № 252. [Электронный ресурс.] https://magazines.gorky.media/nj/2008/252. (Дата обращения: 29 июня 2022 г.)

Павел Антокольский и Серебряный век русской поэзии

Павел Григорьевич Антокольский (1896–1978) немногим моложе младшего поколения поэтов Серебряного века. Но всё же историки литературы его творчество к Серебряному веку не относят. И тому есть основания.

Писать стихи Антокольский начал еще в гимназии145, рано стал их публиковать146, но своё место в поэзии, свои темы и стиль он нашёл довольно поздно. В полный голос он заявил о себе как поэт лишь к началу 30-х годов – публикацией поэм «Робеспьер и Горгона»147 и «Франсуа Вийон»148.

Более того, всю свою молодость Антокольский «раздваивался» между поэзией и театром. День проводил в студии Е.Б. Вахтангова: играл в спектаклях, ставил их, писал для студийцев пьесы, а вечер – в Кафе Поэтов на Тверской. У многих критиков того времени, да и позже – тоже, это вызывало недоумение: кто же он – актёр или поэт? Много лет Антокольский и сам не мог ответить на вопрос «где его место» – в театре или в литературе.

Тем временем Серебряный век русской поэзии уже пришёл к закату149.


Павел Антокольский не был поэтом Серебряного века, но его учителя – самые яркие в российской литературе представители данного направления.

Это, прежде всего, Александр Блок. Знаком с Блоком Павел Григорьевич не был, хотя состоялась между ними одна очень памятная встреча. Шла Первая мировая война. Художественная интеллигенция Петрограда организовала вечер поэзии в Тенишевском училище – собирали средства в помощь раненым солдатам. Антокольский, гостивший у родных150 в Петрограде, тоже пришёл на тот вечер. Он слушал с большим интересом выступавших корифеев: Городецкого, Мандельштама… Но потряс его Блок. Как он сам вспоминал впоследствии, после Блока на том вечере он уже никого слушать не мог.

Выступив, Блок вышел на улицу, Антокольский – за ним. Блок шёл по набережной Фонтанки «в чёрной фетровой шляпе, лёгкий, изящный, беспечный, стучал палкой по тротуару. В зубах у него дымилась папироса. Он кинул её за парапет, в воду, закурил другую».151 А вслед, несколько поодаль, шёл его молодой поклонник – очарованный, потрясённый, но так и не решившийся заговорить со своим кумиром.

Потом-то он упрекал себя, что не воспользовался случаем познакомиться с Блоком. Но такой уж он был застенчивый юноша, а почтение к великому поэту только усугубляло его нерешительность.

Мои первые стихи – сплошное подражание Блоку, – говорил Антокольский шутя много лет спустя и добавлял уже серьёзно, что поэзия Блока помогла ему «понять значение метафоры, как некой волшебной силы, преобразующей мир».

Другим поэтом Серебряного века, оказавшим огромное влияние на жизнь и поэзию Павла Антокольского, была Марина Цветаева. Их встреча произошла поздней осенью 1917 года, когда «заставы ещё погромыхивали» – по России шли революционные бои. Ей предшествовала встреча заочная. Провожая мужа152 в Крым, в Добровольческую армию, Цветаева в ночном вагоне услышала стихи. Их читал Сергей Гольцев, однополчанин С.Я.Эфрона, а в недавнем прошлом актёр театральной студии Е. Вахтангова.153


Так вот Она, о Ком мечтали деды

И шумно спорили за коньяком.

В плаще Жиронды, сквозь снега и беды,

К нам ворвалась с опущенным штыком…154


Стихи принадлежали его товарищу-студийцу Павлику Антокольскому. Стихи потрясли Цветаеву, и, едва вернувшись в Москву, она разыскала Павлика.155

В нём, ещё совсем мальчишке, она угадала большого поэта. И поддержала его. Антокольский всегда помнил, что Марина Цветаева была первой, кто не только одобрил его стихи, но и дал им проницательную оценку. А потом она сделала то, что не сделал никто другой: ввела его в свою поэтическую мастерскую, показала свои черновики, открыла ему тайны поэтического мастерства. Он понял, что «не боги горшки обжигают».156

Свои отношения с Мариной Ивановной Антокольский охарактеризовал как «поэтическое братство»157 – гордился им и отчаивался, что не сумел их сохранить. Может, в том и не было его вины, ведь Цветаева покинула Россию на семнадцать лет. Так или иначе, но в своём дневнике в 1965 году он написал: «Схожу с ума от того, что я так мало ценил Марину»158.

Судьба Марины Ивановны Цветаевой в русской поэзии сложилась трагично. Отношение к ней советских партийных чиновников после её возвращения на родину и даже спустя многие годы после её смерти было настороженным, неприязненным. И именно Антокольский – по долгу «поэтического брата» – до конца своих дней делал всё, что мог: публичные выступления, воспоминания, статьи, рецензии, – чтобы узаконить в советской литературе имя поэта Цветаевой.

Изучив его переписку 1960-70-х годов, мы пришли к выводу, что он был одним из немногих советских писателей, кто помогал Ариадне Сергеевне Эфрон, вернувшейся из ссылки, в работе над наследием матери.


Третьим поэтом Серебряного века, повлиявшим на судьбу и творчество юного Антокольского, был Валерий Яковлевич Брюсов, покровитель и наставник поэтической молодёжи в послереволюционной Москве. Антокольский всегда вспоминал о нём с благодарностью и восхищением. Лидер русского символизма преподал ему бесценные уроки не только поэтического, но и педагогического мастерства. «Прекрасный, благородный учитель поэзии», – написал Антокольский о Брюсове в своих воспоминаниях, – «абсолютно щедрый» человек, обожавший поэтическую молодёжь и охотно впускавший её в «звучащую и печатающуюся поэзию»159.

Именно Брюсов стал первым серьёзным издателем Антокольского, опубликовав в 1921 году два его стихотворения во временнике Наркомпроса «Художественное слово». Именно Брюсов своим расположением, великодушием и, главное, реальной помощью без всяких слов убедил Антокольского сделать выбор в пользу поэзии. К этому времени Антокольский уже понял, что актёра из него не получится, а напечатанные стихи придали ему уверенность в своих поэтических возможностях. «Я не загордился, – находим в автобиографии Антокольского, – но понял: что-то в моей жизни решено бесповоротно»160. Никого сколько-нибудь равного Брюсову в умении работать с поэтической молодёжью, по мнению Павла Григорьевича, в советской культуре никогда не было – ни до, ни после.

Блок, Брюсов, Цветаева. О них Павел Антокольский оставил воспоминания. Эти воспоминания опубликованы161.

Но был ещё один представитель Серебряного века, имя которого П.Г. Антокольский никогда не упоминал. Работая со старыми рукописями поэта, мы неожиданно обнаружили влияние на его раннее творчество Елизаветы Дмитриевой, известной под псевдонимом Черубины де Габриак. Есть большое сходство между его стихами 1915 года с её стихами, опубликованными с 1906 по 1910 годы162. У неё он заимствовал целый фантастический мир: персонажей, поэтические образы, даже стихотворные строки. Сходны и их биографии: каждый в раннем возрасте пережил потерю сестры – отсюда тема смерти в творчестве обоих, ещё очень молодых людей. Почему сам поэт не придавал значения своему раннему увлечению, почему впоследствии никогда не вспоминал о нём – остаётся загадкой.


В культурной жизни своей страны Павел Григорьевич Антокольский сыграл особую роль. Поэт и педагог, он оставил после себя плеяду учеников, которых сегодняшние историки литературы справедливо называют «цветом советской поэзии». Это и его первые питомцы 30-х годов, и поэты-фронтовики, и поэты послевоенных литературных семинаров, и наконец, легендарные поэты-шестидесятники163. Всех их он учил тому, чему сам учился у поэтов Серебряного века – совершенствовать форму стиха. За это его в 1949 году, заклеймив «формалистом» и «космополитом», изгнали из Литературного института164.

Но даже отлучённый от преподавания, он продолжал нести свою эстафету от Серебряного века – веку нынешнему. Павел Антокольский по праву может быть назван поэтом, связавшим времена.

Примечание

Работа впервые была представлена на Международной научной конференции «Серебряный век. Взгляд из века 21-го» в музее А.С. Пушкина в Вильнюсе в 2017 году.

Цитировать: Тоом А.И., Тоом А.Л. Павел Антокольский и Серебряный век русской поэзии // Материалы научной конференции «Серебряный век. Взгляд из века 21-го». 18-20 апреля 2017 г. Вильнюс, Литва.

Примечания

1

В те годы П.Г. Антокольский был актёром, режиссёром и заведующим литчастью в труппе московского театра им. Е.Б. Вахтангова.

2

См. подробнее в главе «Схожу с ума от того, что так мало ценил Марину».

3

Идеологическая «оттепель» – период (сер. 1950-х – сер. 1960-х) во внутриполитической жизни СССР, характеризовавшийся развенчанием в общественном сознании культа личности И.В. Сталина, ослаблением тоталитаризма и цензуры, относительной либерализацией.

4

Андрей Леонович Тоом (1942) – внук П.Г. Антокольского, его биограф, публикатор его произведений; работает над наследием деда в соавторстве с женой, А.И. Тоом (1949).

5

До эмиграции семья Цветаевых жила в Борисоглебском переулке.

6

По советским понятиям издание книги в Большой серии Библиотеки Поэта служило гарантом формального признания поэта и официального вхождения в русскую (и советскую) литературу.

7

В некоторых изданиях упомянутое стихотворение появляется под названием «Свобода». (См. Л.И. Левин. «Четыре жизни». М.: Советский писатель. 1978).

8

Антокольский П. Стихотворения и поэмы. 1915–1940 // Антокольский П. Собр.соч. в 4 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1971. С. 188.

9

П.Г. Антокольский окончил передовую по тем временам московскую гимназию. Ей он обязан превосходным знанием мировой истории и французского языка.

10

В Белую Армию ушли Сергей Гольцев (1896–1918) и Владимир Алексеев (1892–1919). Они, как и П.Г. Антокольский, были актёрами студии Е.Б. Вахтангова.

11

В воспоминаниях М.И.Цветаевой находим: «В Москве 1918–1919 года мне – мужественным в себе, прямым и стальным в себе, делиться было не с кем. В Москве 1918–1919 года из мужской молодежи моего круга – скажем правду – осталась одна дрянь. Сплошные «студийцы», от войны укрывающиеся в новооткрытых студиях … и дарованиях. Или красная молодежь, между двумя боями, побывочная, наверное прекрасная, но с которой я дружить не могла, ибо нет дружбы у побежденного с победителем». Цветаева М.И. «Повесть о Сонечке». Собр. соч. в 7 т. / Составление, подготовка текста и комментарии. А.А.Саакянц и Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак, 1994-1995. Т.4. С.344.

Следует заметить, что, несмотря на резкие суждения о молодежи тех лет, Марина Ивановна была дружна с некоторыми студийцами-вахтанговцами, принимала их у себя, посещала их спектакли, и именно для студии Е.Б.Вахтангова она написала цикл романтических пьес: «Фортуна», «Приключение», «Феникс» и др., – вошедший впоследствии в золотой фонд её литературного наследия. Марина Цветаева. Театр. М.: «Искусство», 1988.

12

См. стихотворение «Балаганный зазывала». Антокольский П. Собр. соч. в 4 т. Т. 2. С. 511.

13

«Наша дружба продолжалась. Она перестала быть пылкой, встречались мы реже, но она всегда следила за мною так же, как я следил за ней». Антокольский П. Мои записки / Неопубликованные материалы из архива П.Г. Антокольского.

14

Антокольский П. Мои записки / Неопубликованные материалы из архива П.Г. Антокольского.

15

«Вчера после моего двухлетнего пребывания на съезде мы вернулись сюда с твёрдым намерением больше туда не являться. Заранее можно было представить ничтожный характер этого съезда. <…> Мне надо было выступать. Это – нагрузка от переводчиков. Выступление готово, написано. Я всегда мог бы пробарабанить его с трибуны без волнения, без удовольствия, без успеха у аудитории. Но «ждать вызова» и, главное, раза четыре в день подниматься и спускаться по этой чёртовой золотой лестнице – тьфу, пропасть! На черта мне это нужно? Вот я и уехал! В течение всего дня я всё-таки побаивался – а вдруг за мной пришлют машину и повезут выступать на съезд?.. Ура! Этого не случилось». Антокольский П. Дневник. 1964–1968. СПб.: Изд-во Пушкинского фонда, 2002. С.74.

16

В годы борьбы с космополитизмом П.Г. Антокольскому были предъявлены обвинения в формализме и буржуазном эстетизме. Вот как описывает то время один из его учеников: «Многие ученики и бывшие друзья примкнули к гонителям. На ученом совете Литинститута, а потом, дня через два, на большом позорище в Дубовом зале клуба писателей на костях поэта буквально плясали. <…> Когда я через несколько дней вошёл в «мастерскую» учителя, он сидел в своём глубоком кресле и ёжился, кутаясь в толстый клетчатый плед, хотя в комнате было жарко. Он походил на подбитую птицу. <…> Какая горечь! Его обвиняли в пристрастии к Западу, а он был настоящим сыном России, российской культуры, «гражданином Москвы», как он сам писал о себе в своих стихах». А. Ревич. Записки поэта // Дружба народов. 2006. №6. С. 190-191.

17

Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 т. / Составление, подготовка текста и комментарии А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак, 1994-1995. Т.4. С. 353–354.

18

Там же, С. 410.

19

Антокольский П. Мои записки // «Времени голоса». Нью-Йорк. 2008. Вып.2. С.с.148-154. Эти воспоминания впервые были опубликованы через 55 лет после их написания и через 30 лет после смерти автора.

20

Антокольский П. Марина Цветаева // Собрание сочинений в 4-х томах. Т.4. C.с. 39-76.

21

Антокольский П. Мои записки. с.148.

22

Цветаева М. Повесть о Сонечке // Собрание сочинений в четырёх томах. Т. IV. с. 294.

23

Дядичев В., Лобыцын В. Доброволец двух русских армий. Военная судьба Сергея Эфрона. Москва. Дом-музей Марины Цветаевой. 2005. С. 50.

24

Фрейд З. Психопатология обыденной жизни // Психология бессознательного. Москва. «Просвещение». 1989. С. 202-309.

25

Антокольский П.. Мои записки. С. 149.

26

Там же. С.355.

27

Цветаева М. Повесть о Сонечке. С.354.

28

Антокольский П. Мои записки. С.150.

29

Там же, с.151.

30

Цветаева М. Повесть о Сонечке. С. 410.

31

Антокольский сдержал слово и привёз М.Цветаевой в Медон вести о Сонечке Голлидей. См. М.Цветаева. Повесть о Сонечке. С. 410.

32

Автобиографическая повесть. Неопубликованный архив П.Антокольского.

33

Антокольский П. Мои записки. С. 151.

34

Строка из стихотворения, написанного к Новому 1919 году и посвящённого М. Цветаевой друзьям студийцам-вахтанговцам П. Антокольскому, Ю. Завадскому и В. Алексееву. См. Цветаева М. Повесть о Сонечке. С. 355.

35

Цветаева М. Дневниковая проза. О любви // Собрание сочинений в четырёх томах. Т. IV. С.483.

36

Эфрон Ариадна. История жизни, история души. Письма 1955-1975. Москва. «Возвращение», 2008.

37

См. Цветаева М. «Два “Лесных царя”» // В ежегоднике «Мастерство перевода. 1963». М. С послесловием П. Антокольского; П.Антокольский «Пушкин по-французски» // «Путевой журнал писателя». Москва. «Советский писатель», 1976. С.с. 122-138; П.Антокольский. Театр Марины Цветаевой (предисловие) //«Марина Цветаева. “Театр”». М. Искусство, 1988.

38

Гений памяти. Переписка А.И.Цветаевой и П.Г.Антокольского. Дом-музей Марины Цветаевой. Москва. 2000. С.63

39

Там же, с. 47.

40

Антокольский П. Дневник. 1964-1968. С.54.

41

Там же, с. 27.

42

Там же, с. 37.

43

Антокольский П. Мои записки. С. 151.

44

Там же, с. 151

45

Эфрон А. История жизни, история души. С.246.

46

Антокольский П. Мои записки. С.151.

47

Антокольский П. Дневник. 1964-1968. С.54.

48

Тоом А.Л., Тоом А.И. «Доверил я шифрованной странице…» // Семья Цветаевых в истории и культуре России. XV Международная научно-тематическая конференция. 8-11 октября 2007. Дом-музей Марины Цветаевой, М. 2008. С.с. 380-389.

49

Цветаева М. Повесть о Сонечке. С.с. 353-354.

50

Антокольский П. Стихотворения и поэмы. ББП. Ленинградское отделение. 1982. С. 404.

51

«Дарю тебе железное кольцо/Бессонницу, восторг и безнадежность…». Цветаева М.. Повесть о Сонечке//Собрание сочинений в четырёх томах. Т. IV. С. 353.

52

Цветаева М. После России. 1922-1925. Париж. 1928. «Так писем не ждут…». С. 108.

53

Там же. «Минута». С. 109.

54

Там же. «Попытка ревности». С. 134.

55

Там же. «В мозгу ухаб пролёжан…». С. 137.

56

Там же. «Здесь страсти поджары и ржавы…». С. 76.

57

Там же. «Чтоб высказать тебе…». С. 66.

58

Там же. «Здравствуй! Не стрела, не камень…». С. 14.

59

Там же. «Раковина». С. 106.

60

Там же. С. 106.

61

Там же. «Помни закон: Здесь не владей!». С. 11.

62

Грибачев Н.М. Против космополитизма и формализма в поэзии. Газета «Правда», 16 февраля 1949 г. Фонд Александра Н.Яковлева. Документ №113. Электронный ресурс: http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/69552

63

Цветаева М. После России. 1922-1925. «Чтоб высказать тебе…». С. 66.

64

Там же. «Всё перебрав и всё отбросив…». С. 67.

65

Антокольский П. Электрическая стереорама. Стихотворения и поэмы. Изд-во Советский писатель, Ленинградское отделение. 1982. С. 254.

66

Антокольский П. Высокое напряжение. М.: Советский писатель, 1962.

67

Антокольский П. Перевод – служба связи. Литературная газета, 19 февраля, 1966.

68

Цветаева М. После России. «Самовластная слобода! Телеграфные провода!..» С. 68.

69

Там же. «Письмо». С. 108.

70

Там же. «Минута». С. 109

71

Там же. «Моряк». С. 118

72

Там же. «Что, Муза моя? Жива ли еще?» С. 149.

73

Антокольский П. Неопубликованные дневники за 1975-1976 годы.

74

Цветаева М. После России. «Моряк», С. 124

75

Там же. «Ятаган? Огонь?» С. 139

76

Фраза заимствована М.И. Цветаевой у Р. Рильке, с которым она в 1926 г. состояла в переписке.

77

Строка из стихотворения, написанного к Новому 1919 году и посвящённого М. Цветаевой друзьям студийцам-вахтанговцам П. Антокольскому, Ю. Завадскому и В. Алексееву. См.: Цветаева М. Повесть о Сонечке//Собрание сочинений в четырёх томах. Т. IV. С. 355.

78

В своих воспоминаниях М.И.Цветаева (1990-1941) воспроизвела это стихотворение по памяти. В нем есть несовпадения с автографом стихотворения: заменены слова, утрачена оригинальная пунктуация. В последующем тексте статьи стихотворение цитируется в соответствии с автографом.

79

Цветаева Марина. Повесть о Сонечке // В завтра речь держу… Автобиографическая проза. 1925-1937.М., «Вагриус». 2004. С.371.

80

Сергей Иванович Гольцев (1896–1918) – ученик театральной студии Е.Б. Вахтангова. В 1916 г. мобилизован на военную службу. В 1917 г. прошел курс обучения в 1-й Петергофской школе прапорщиков для ускоренной подготовки офицеров пехоты. Участник октябрьских боёв в Москве. Вместе с другом и однополчанином С.Я. Эфроном после октябрьского переворота в ноябре 1917 г. ушёл в Добровольческую армию. Погиб во время 1-го Кубанского (Ледяного) похода. Эфрон Сергей. Записки добровольца. М: Возвращение, 1998. С. 71, 220.

81

Сергей Гольцев ошибся: в 1917 г. Павлу Антокольскому исполнился 21 год. П. Антокольский был невысокого роста, субтильного сложения и еще долго после окончания гимназии донашивал гимназические китель и фуражку, что, по-видимому, и вводило в заблуждение его товарищей. Он окончил гимназию в 1913 году, недолго посещал народный университет им. Шанявского, а затем прослушал два курса на юридическом факультете МГУ. В 1915 г. был зачислен в актёрскую труппу студии в Мансуровском пер., которой руководил Е.Б. Вахтангов (1883–1922).

82

По воспоминаниям М.И. Цветаевой, «Павлик жил где-то у Храма Христа Спасителя…». Цветаева Марина. Повесть о Сонечке. С.372. Действительно, Антокольские: родители Григорий Моисеевич (1876–1941) и Ольга Павловна (?–1935), а также двое из троих детей – Павел и Надежда – жили в те годы по адресу: ул. Остоженка, д. 3.

83

Так охарактеризовал свои отношения с М. Цветаевой сам Антокольский.

84

Стихотворение впервые появилось в печати благодаря публикации упомянутых воспоминаний М.И. Цветаевой в журнале «Новый мир» (1976, №3-4). Вторая публикация стихотворения состоялась благодаря изданию книги литературоведа Л.И. Левина (1911–1998) о жизни и творчестве П.Г. Антокольского (Левин Л.И. Четыре жизни. 2-е изд. М.: «Советский писатель», 1978. С. 57). В этой книге стихотворение соответствует тексту автографа; приводится под названием «Свобода». Последняя публикация стихотворения состоялась уже в постсоветскую эпоху. См. Антокольский Павел. Далеко это было где-то… // М.: Изд-во дома музея Марины Цветаевой, 2010. С. 87.

На страницу:
5 из 7