Вероломное племя

Павел Алексеев

Вероломное племя

Вероломное племя

1

По спешному течению реки Сумаэ бежали серебристые под солнцем волны от причалившего к берегу каноэ. Прохладное журчание воды подхватывало тонику зыбучего шелеста, льющегося из-под крыльев стрекоз, круживших над саблями аиры. Симфонию природы разбавил звучный всплеск. На глинистый берег сначала ступила мужская грубая нога, а за ней последовала нежная женская. Копье острием вонзилось в мягкую почву. Лодка покачнулась и отплыла, но вскоре прибилась к остальным двум десяткам каноэ, скрывшимся в зарослях камыша.

– Привяжите! – прозвучал суровый мужской голос.

Молодые смуглолицые ребята, в числе которых был Кина, отнеслись к команде ответственно. Он вместе с Синицей, Познавшей Утро и Предрассветным Облаком кинулся к лодке. Кина забежал в холодную воду и принялся толкать каноэ к берегу. Синица бросил ему веревку, один конец которой уже овивал ивовый ствол. Кина обвязал ею нос каноэ, после чего выбрался на берег, нашел булыжник и аккуратно положил его в лодку, чтобы течением ее не отбросило в сторону. Этому его научил отец – Отчаянный Волк.

– Завтра твоя первая охота, – сказал Облако, хлопнув по плечу Кину. – Счастливчик!

– Счастливчик у нас Крот – Широкий Нос, – возмутился Кина. – Он на охоте бывал уже в тринадцать, а мне пятнадцать.

– Крот – любимчик Урагана, – прозвучало со стороны Синицы. – Эта бабка кого угодно пристроит. Не понимаю, почему ее все слушают!

– Она из аджа, а мы хеллисине, – произнес Предрассветное Облако.

– И что с того? – спросил Синица, Познавшая Утро. – По-твоему, хеллисинин недостоин слова?

– Ну… – задумался Облако, – наверное, да! Мы ведь здесь гости.

– Все мы хеллисине, – сказал Кина. – Прекращайте спорить!

– Считаешь это спорами? А ты не замечал, как на остальных смотрит Млечный Путь, Знавший Духов?

– И как же он смотрит? – спросил Кина.

– А вот так! – Синица остановился, с прищуром взглянул на Кину и, прихрамывая, подошел ближе. Затем он метнул взгляд на Облако, скорежил лицо, но не раскрыл веки, а сощурился еще более устрашающе, и приблизился к нему.

– Старик! Что с него взять?! – усмехнулся Кина.

– Да ну тебя! – Синица махнул рукой и поспешил вперед.

Поднявшись с берега, Кина увидел свой большой лагерь. Едва проснувшуюся после зимы почву, серую, но местами в клочках салатового цвета, устланную десятками типи. Желтые на верхушках и голубые у основания жилища выпускали в небо облака бледного дыма. Женщины в туниках, украшенных корешками колокольчиков и бисером, беспокойно ходили мимо жилищ: одни готовили обед, другие облагораживали центральную площадь, раскладывая вокруг высокого дубового столба растения. Некоторые индианки отбивали кожицы животных, а другие шли к реке с пустыми глиняными сосудами, чтобы наполнить их водой. Многогласие, как яркий признак живости и суеты, сопровождалось лаем собак, а за всем этим, если заострить слух, можно было расслышать перекликающийся металлический лязг. Воины камнем затачивали свои клинки, топоры и пики стрел.

Кина смотрел на лагерь с выражением полного недовольства. «Каждый день одно и то же: привяжи лодку, побей шкуру, порежь мясо, помоги одним, помоги другим!» – негодовал он. Синица и Облако ушли вперед, а Кина в нерешимости двинуться с места изучал стоянку сухим взглядом. Когда задумался, за бока его кто-то ущипнул.

– Не ждал? – весело вскрикнула Шайна.

– Ждал-ждал, – озарился он. – Почему не встречаешь родителей?

– А что их встречать? Скука и только! – сказала она и обошла с другого бока. – Думаю, уж лучше брата напугаю…

– Напугала?

– Ты испугался…

– Нет!

– Ага, рассказывай! Не видел своего лица.

– Не испугался я!

– Хватит оправдываться! – игриво отмахнулась. – Расскажи лучше, страшно перед грядущей охотой?

– Все ходили, и я пойду. Что в этом страшного?

– Говорят, лоси сжирают заживо не попавших в них охотников!

– Неправда! Ты просто хочешь меня запугать!

– Успокойся! – голос Шайны поник. Ее губы обдало холодным ветерком, а глаза вдруг заслезились, как от едкого дыма. – Я хочу, чтобы ты вообще не отправлялся туда.

– Почему?

– Это опасно! – увела взгляд. – С каждой третьей охоты кто-то да не возвращается!

– Глупости! Не возвращались те, кто охотиться не умеет…

– Не всегда, – со страхом в серых глазах выдавила Шайна.

– Не бойся. Рано или поздно это должно было случиться. Кто, как не я?

– Других охотников нет?

– Они стары. Охотников в племени осталось сорок человек. Кто-то же должен их сменить. Сейчас я, в следующий раз Облако пойдет, потом Синица, и Янтарный Вихрь с Ледяным Дождем никуда не денутся. Это наш долг.

– Долг кому?

– Племени! Мы охотимся, чтобы выжить! Или ты рада корешкам и полыни? На этом долго не протянешь!

Она хмыкнула, сложила на груди руки и остановилась. Остановился и Кина. Долгую для него минуту они не сводили друг с друга взгляда. Он смотрел на сестру искристо, губы невольно расходились в милой улыбке. Она же, наоборот, сверлила брата глазами полными обиды. Спустя мгновение наигранно вздохнула и ушла.

– Опять весь вечер будешь дуться? – вдогонку крикнул он. Та лишь фыркнула и вздернула плечами.

Проводив понурым взором Шайну, он испытал вдруг чувство, когда находишься под чьим-то чутким вниманием. И верно, в стороне за ним следил отец – Отчаянный Волк. Тот кивком пригласил его в свое жилище. Затянув набедренную повязку из оленьей шкуры, Кина двинулся к типи отца, который все еще стоял у хижины и терпеливо отсчитывал неторопливые шаги парня.

Когда Кина вошел в типи, то по привычке примкнул к дальней стене, упал на лежанку и принялся дергать ловца снов за перья. Оберег качался, нитями разбрызгивая искры света, льющегося через отверстие в жилище.

– Ты готов к охоте, Кина, Смелый Заяц, Пробудивший Бизонов? – строгим голосом спросил Отчаянный Волк.

– Что в вашей охоте такого, что может быть опасным? – спросил Кина. – Все ходят…

– Ты забыл про Лана? Прошло два года. И ему на тот момент было семнадцать.

– Лан вечно лез вперед. Годом ранее его бизоны чуть не затоптали. Разве это показатель готовности к охоте?

– Он был хорошим стрелком… и да, одного бизона Лан все же убил.

– Я тоже хороший стрелок. Ты мне это говорил! Забыл?

– Пойми, сынок, стрелы в жизни не главное…

– А что главное?

– Ловкость, сынок!

– Я ловок. Ты только за этим меня сюда позвал?

– Нет, – ответил Отчаянный Волк. Он отвернулся, перевел дыхание и, смотря в кожаную стену, выдавил. – Я с вами не еду, сынок.

– То есть… – удивился Кина. – Это как? Ты же сам говорил, что не отпустишь меня…

– Мы с твоей матерью и Скромным Лисом послезавтра отправимся в Бронс. Нужен уголь и топливо.

– Как долго вас не будет?

– Столько же, сколько и вас.

– Неделю?

Отчаянный Волк обернулся к Кине. В маслянистых глазах плескалась тревога. Выражение его лица выдавало нежелание отпускать сына одного. Он держался, хотя и скулы заострились в попытке совладать с эмоциями.

– Пап, все будет хорошо, – подойдя к нему, произнес Кина. – Это обычная охота.

Кина посмотрел на Отчаянного Волка. В пыльном свете его глаза казались серыми, непримечательными. Парень положил свои руки ему на плечи, а он вздрогнул, как будто не ожидал того.

– Ты точно готов? – спросил отец.

– Да! Млечный Путь, Знавший Духов говорил, что я надежда племени.

– Млечный Путь много чего говорит. Его слова – пыль, и не стоит ему доверять. Верь только себе.

Они переглянулись, и Кина покинул жилище отца. Снаружи его ждали Синица, Облако и Шайна. Те сделали вид, что не подслушивали разговор, отпрянули в сторону, а спустя пару секунд дружно обернулись и в удивлении вскликнули: «Вот ты где!» Он усмехнулся, подошел к ним и вполголоса выдавил: «Лук, стрелы, и мы на тайном месте!» В ту же секунду все разбежались. Кина бросился в типи, где жил с матерью и сестрой, забрал свой лук, колчан со стрелами и копье, а после ринулся к реке Сумаэ.

– Что тебе говорил отец? – поинтересовалась Шайна.

– Ты знала, что они с мамой уезжают в Бронс?

– Впервые слышу. Значит, он не будет тебя цеплять на каждом шагу. Ты же этого хотел?

– Именно! – вскрикнул Кина и подпрыгнул от удовольствия. – Он меня хоть раз оставит от своих нравоучений и прочей дряни.

– Не ходи в лес, сынок! – заговорила грубым голосом Шайна.

– Не трать стрелы, сынок! – подхватил Кина. – Не прыгай высоко, а то сломаешь ногу, сынок!

Шайна расхохоталась и завалилась на траву. Кина упал рядом с ней. Они смеялись и продолжали передразнивать отца. Да, как бы они ни любили Отчаянного Волка, он казался им забавным. Мало того, что его рыжие волосы оставались для них загадкой, так еще и умения его как охотника оставляли желать лучшего. Хотя он считал себя искусным истребителем всего живого в лесу. Сам не раз так утверждал.

– Что развалились? – внезапно прозвучал голос Синицы. – По рыбам стрелять будем?

Кина поднялся, взял лук и достал из колчана общипанную в хвосте стрелу. Синица приготовил свой лук и подступился к реке. К ним присоединился Облако. Его палку с едва натянутой на нее бизоньей жилой сложно было назвать луком. Облако хотел принять участие в поединке, и Кина с Синицей дали ему шанс. Едва наметились в реку, как их перебила Шайна.

– Можно мне?

– Конечно, можно! – ответил Облако с тоном смущения.

– Если только не боишься проиграть настоящим охотникам, – прогремел Синица.

– И не проиграет! – подхватил Кина, отдав ей свой лук, а сам забрал у нее копье.

«Земля… листва… дерево!» – прокричал Синица, и все метнули снаряды в воду. Добыча обошла каждого стороной. Синица смутился, вырвал из песчаного дна пику своей стрелы. Кина зашел в реку, достал стрелу Шайны и отдал ее сестре. Снаряд Облака даже не долетел до воды. Сам Кина не решился бросать копье, так как не видел достойной его добычи.

– Повторим? – спросил Синица.

– Я не против, – воодушевилась Шайна.

– Еще раз и пойдем в лагерь. Уже темнеет, – сказал Кина.

«Земля… листва… дерево!» – снова выдал Синица. Копье вонзилось в дно, стрела Облака опять не долетела до воды, снаряд Шайны попал в мелкую рыбешку, а Синица удивительным образом пронзил крупного карпа. Он возрадовался и всю дорогу кичился этим, нес его над головой, не снимая с пики.

Под морозным свечением луны в лагере разгорались три костра, каждым из которых занимался определенный человек. С левого края, если смотреть с востока, над очагом корпел Отчаянный Волк. Он подбрасывал поленья в огонь и раздувал пламя куском бизоньей кожи. Костер справа был отдан престарелой женщине по имени Голубая Река. Правда, в розжиге ей помогала ее дочь Быстрая Лисица. Центральный костер в этот вечер принадлежал Кине, Смелому Зайцу, Пробудившему Бизонов. Благодаря своей резвости и физической силе, он расправился с розжигом в три счета, заставив языки пламени подняться выше двух крайних костров. Кина несказанно этим гордился и все время кричал Отчаянному Волку, чтобы тот посмотрел, как сурово кострище молодых индейцев, на что тот реагировал лишь скудной улыбкой.

Спустя час три костра были окольцованы индейцами. Вокруг левого расположились мужчины, вокруг правого – женщины, а у центрального сидели дети и подростки. Все тесно ютились у теплого очага. В руке каждого жестяная чаша с жареными бобами и куском вяленого карпа.

– Кого надеешься убить, Кина? – разорвал молчание Синица.

Кина вздрогнул от внезапного вопроса. Он, потупив нос, ковырялся рукой в чаше с едой и искал в своей голове подходящий ответ.

– Молодого оленя привезешь? – подначивал Синица. – Или вепря, наконец, убьешь? Хотелось бы попробовать его мясо.

– Что привезет, то привезет, – влезла Шайна. – Тебе какое дело?!

– Не нужно, Шайна, – поставив чашку на землю, произнес Кина. – Он завидует.

– Я?.. Я завидую? – вскипел Синица. – С чего вдруг?

– Иначе бы не задавал таких вопросов! – ответил Кина. – Ты же хочешь на охоту? Отправляйся вместо меня!

– Все знают, что я лучший! – вскочил Синица и выпятил грудь. – Но никто до сих пор не поставил меня в отряд к охотникам.

– Всему свое время, Синица, – сказал Кина. – К чему эта грызня? Ты успеешь стать охотником. Или думаешь, я рад такому решению вождя?

– Твой отец договорился с ним. Хотя на твоем месте должен быть я!

– Так вперед! – разозлился Кина. – Я не горю желанием повторять судьбу Лана.

– Грязное оправдание, – сквозь зубы проскрежетал Синица.

– Хватит ссориться, – влез Облако. – Каждый из нас будет охотником. Мы уже можем ловить рыбу и ходить на уток. В чем проблема?

– В том, что Кина лезет вперед очереди!

Кина посмотрел исподлобья на Синицу, встал и направился к типи. Его нагнала Шайна.

– Постой, – сказала она. – Не злись на него. Он просто завидует!

– Завидует? Да он нарывается!

– Не кипятись. Ты же знаешь, что перед охотой всегда так. Кто-то кого-то да ненавидит. В прошлый раз Грозную Улитку так же принижали…

– Но он действительно…

– Успокойся, – снизила тон Шайна. – Облако верно сказал. Каждый из нас будет охотником. И ты… ты же сам так говорил. Зачем эти ссоры? Ты прекрасно знаешь Синицу. Ему дай повод, чтобы подколупнуть кого-нибудь.

– Все равно, Синица не прав!

Шайна взяла Кину за руку, подвела к костру и попросила Синицу подойти. Тот противился, но все же, переступив гордыню, приблизился.

– Дай руку, – просила она. Синица закатил глаза, сделал ненавистный выдох и протянул руку. Шайна взяла ее и приложила ладонью к ладони Кины. На глазах у всех она возвысила обе руки над огнем. Пики пламени едва касались кожи.

– Пусть ваша злоба и неприязнь испарится вместе с болью, которую каждый из вас заслужил.

– Я этого не заслужил! – вскрикнул Кина.

– Успокойся! – прошипела Шайна и окунула руки в костер.

Синица и Кина взвизгнули, отпрянули и больше не смотрели друг на друга. Их интересовали сами руки, которые ничуть не пострадали. Разве что волоски на них обгорели.

– Теперь мир? – спросила Шайна.

– Да, – испуганно отстрочил Синица.

– Мир? – повторила она, взглянув на брата.

Некоторое время он отнекивался, но все же сломался под твердым взором сестры и согласился.

Вскоре крайние костры опустели, и лагерь поглотила тьма. Стоянка находилась под пристальным вниманием седовласого сторожа по имени Холодный Клен.

Кина и Шайна дождались, когда соплеменники разошлись по своим жилищам, после чего кинулись к реке Сумаэ. Вождь Млечный Путь, Знавший Духов прозвал ее так, потому что она, несмотря на бурное течение, достаточно тихая. Сумаэ – тишина. Водная лента, блестящая под звездным сводом, тянулась далеко в обе стороны. Кина и Шайна спустились по пологому берегу и уселись у речной кромки. Никем не узнанная заводь шелестела, искрилась игривыми всплесками.

– На этой стоянке каждый вечер особенный, – в голосе Шайны проскальзывала нотка восхищения. – Здесь небо всегда разное, ты не замечал?

– Не знаю, – говорил Кина. – Из-за этой охоты я перестал следить за звездами. Голова всегда забита другим.

Шайна развязала на пояснице веревочку, на которой висел небольшой льняной мешочек. Раскрыв его, она засунула в него руку и через мгновение вынула. На ладони сидел скорпион, желтоватый хвост которого был едва согнут. Под осторожным взором Кины животное застыло подобно камню. Шайна опустила руку к земле, подарив скорпиону свободу. Он спустился по тонким девичьим пальцам на почву, осмотрелся, а после скрылся за пучком невысокой травы.

– Тебе не страшно держать его при себе? – спросил Кина, скривив лицо, точно при виде чего-то неприятного. – Они ядовиты!

– Песчинка меня не тронет, – ответила, наблюдая за скорпионом, бегающим у ее руки. – Иначе сделала бы это в ту же ночь, когда пришла ко мне.

– Тебе ее не жаль? Отпустила бы в поле, пусть радуется свободе!

– Отпускала, – вздохнула и добавила: – Она снова возвращается ко мне! – скорпион заполз по ее пальцам на ладонь. Шайна аккуратно подвела его к мешочку, и животное скрылось в укромном льняном убежище. – А тебе страшно? – вдруг спросила.

– Страшно? – немая пауза нависла над головами. – Мне кажется, что наше племя разобщается. Все стали какими-то… не знаю, как это назвать…

– Странными?

– Наверное. Старшие смотрят на нас голодными волками, разговаривают сквозь зубы. Может, раньше все было так же, но когда мне сообщили, что я еду на охоту, то сразу начал это замечать. Или я себя накручиваю…

– Ты знаешь, – тихо сказала Шайна и пригнулась к Кине, – несколько дней назад я подслушала разговор вождя со Скромным Лисом.

– Ты с ума сошла? Если Млечный Путь узнает о том, что ты подслушиваешь, то выпорет тебя у столба!

– Успокойся! Ничего он не узнает… если ты, конечно, не разболтаешь!

Кина вскочил, поднялся на поле и пробежался взглядом. В серости лунного света разглядеть что-либо было сложно. Вдали кроме шипастого лагеря ничего. Кина убедился, что их разговор никто не подслушивает, и вернулся к сестре.

– Что ты узнала? – шепотом спросил он.

– Они разговаривали о каких-то ситсах. Ты знаешь, кто это?

– Однажды слышал. Отец рассказывал про них. Это племя, которое не достойно быть в нашем стане.

– Почему?

– Отец называл их зверьми! – Кина снова оглянулся и вернул внимание к Шайне. – Так что там?

– Еще они говорили о племени амуэнна. А о них ты что-то знаешь?

– Этого племени больше нет, – ответил Кина. – Всех индейцев перебили люди с большой земли. Я это случайно узнал, когда мама с папой перешептывались в его типи. Что Млечный Путь еще говорил?

– Было плохо слышно. Не полезу же я к нему в дом!

– Поэтому мне и кажется, что племя разобщается. Какие-то тайны, скрытность. Хотя… мы с тобой тоже этому способствуем.

– Как?

– Секретничаем здесь, а должны спать.

– Посидим еще немного и пойдем, – просила Шайна. – Хорошо?

Кина согласно кивнул и уставил взгляд на воду. Он утонул в мыслях о предстоящей охоте. Шайна прижалась головой к плечу Кины и тихо сопела, смотря в ту же сторону, куда и он. Теплый ветер завывал безликим голосом, подталкивал бегущую на север воду. Шайна вспоминала каждый вечер, проведенный с братом на этом берегу. Кина был рядом, но она уже скучала по нему.

2

Лагерь пробудился под надрывистый гул барабанов. Громкие удары сыпались с площади, в центре которой установлен высокий столб. Вокруг него в эти секунды в безумном танце прыгали четыре индейца. У поясницы каждого из них на кожаном ремешке висел уанкар. Звук этого барабана звонкий, и чем сильнее удар, тем он мелодичнее. Индейцы изгибались то вперед, то назад, перескакивали с ноги на ногу и создавали мелодичную музыку. Они пели каждый в своей тональности, и вкупе их голоса сливались в единый звучный тембр, ни на что не похожий, но оттого и притягательный. «Солнце родилось, чтобы отдать нам свое тепло, – пели они, – чтобы наделить охотников силой и храбростью. Оно приведет туда, где сверкают чудесные озера и не тронута природа. Солнце растило для нас животных и птиц, которые с честью умрут от копий и стрел. Они возродятся, как солнце рождается день изо дня…»

К центру подтягивались индейцы, облаченные в кожаные легины и жилетки с множеством вышивок и костяных погремушек, свисающих с рукавов. У многих мужчин в волосы заплетены соколиные и орлиные перья. Это являлось знаком храбрости и заслуг. Никому просто так не позволялось носить перья. Их нужно заслужить на охоте или в бою. Мужчины держали в руках копья, а за спинами висели колчаны с пышнохвостыми стрелами. На поясницах ножны с кинжалом, а некоторые индейцы приспособили их под томагавки.

Женщины в туниках с узорами из бисера и рисунками животных толпились в стороне, точно остерегались идти вперед своих мужей, отцов и братьев. Нескончаемый гул над головами сливался с музыкой, которая, казалось, будет звучать бесконечно, однако луч солнца коснулся верхушки столба, и песнопения прервал гордый крик Млечного Пути, Знавшего Духов.

– Солнце! – прогремел он.

Весь лагерь утонул в молчании. Даже жужжания мух не расслышало бы острое ухо одного из сторожей. Жители встали так, чтобы восходящее солнце улыбалось вождю. Оно пригревало их спины. Эти спины были разнообразны: широкие, узкие, сутулые, смуглые, поросшие густыми волосами. Одни считали честью находиться с голым торсом перед вождем, чтобы показать ему свою красоту. Другие прятали тело под рубахой, что украшала грудь рисунками животных, а спину шерстяной бахромой, бисером и наплечниками, окаймленными перьями пересмешника. Все без исключения женщины были одеты в туники. Дети, что едва просачивались меж взрослых, носили теплые жилетки из лосиной шкуры.

Вождь окинул племя забористым взглядом, а после продолжил:

– Оно видит нас! Оно слышит каждое наше слово и знает все, о чем каждый из нас думает! Сегодня мы встречаем особое солнце, первое в новой весне. Оно дарит нам не только тепло, но и еду, находящуюся в днях пути от нас, которую нужно поймать, убить и принести сюда. Здесь мы не навсегда! – с наплывшей силой вскрикнул вождь. – Через месяц будем сниматься с места, но до той поры мы живем здесь. Запасы еды на исходе, а это значит, что нашим кормильцам пора в дорогу. Пусть охота будет не так далека, как прежде, но все же… Через неделю, а может немного позже, мы встретим наших охотников с теми почестями, какие они заслужат. В путь! – завершил он и усталой походкой покинул центр площади.

Наступила траурная тишина. Такое случается всегда после речи старого вождя. Женщины боятся отпускать своих мужей на охоту, ведь могут их больше не увидеть. Из каждого второго похода один из индейцев не возвращался, и чаще всего это были неопытные охотники.

– Ты хорошо наточил стрелы? – переживала Сентябрьский Ветер.

– Всю ночь точил, – неохотно отозвался Кина, закидывая вьюк с припасами на коня.

– А копье?

– Все в порядке, мам. Это просто охота. Не волнуйся за меня.

– Ты не забыл о моих словах, сынок? – ворвался в беседу Отчаянный Волк. – Оглядывайся по сторонам и всегда держи ухо востро!

– Помню, пап, – отмахнулся Кина, – я и так все знаю. Зачем эти вечные повторы?

– Затем, что охота может быть опасна, – произнесла Сентябрьский Ветер. – Не относись к ней так беспечно.

– Я и не отношусь…

– Я однажды сказал про путешествие с такой же интонацией, – подхватил Отчаянный Волк.

– И что-то случилось? – заинтересовался Кина.

– Получил томагавком в спину, – в задумчивости ответил Отчаянный Волк. – Теперь большой шрам. И да… До этого меня еще несколько раз чуть не убили.

– Животные? – спросил Кина. – Во время охоты?

– Нет, – ответил Отчаянный Волк. – Но охота ничем не отличается от обычной жизни. Всегда найдется тот, кто захочет убить тебя, и стоит об этом помнить!

– Хорошо, – ответил Кина и вскочил на Луну. Такое имя носил его пышногривый конь. В стороне стояли еще несколько вороных, а верхом на них охотники с раскрашенными в красный и черный цвет лицами.

Вождь Млечный Путь, Знавший Духов оставил белый отпечаток своей ладони на каждом коне. Он вышел перед ними, поднял руки и вскрикнул:

– Нам сулит удача! Вы те, кто ее принесет!

После сказанных слов бывалые индейцы с боевым кличем «Яуйя-Яуйя» поскакали вперед. Кина посмотрел на родителей и вскинул вожжи. Луна фыркнул в ожидании хлесткого удара хозяина, но перед ним выскочила Шайна и преградила путь, едва не угодив под копыта.

– Постой! – крикнула она.

– С ума сошла?! – взвизгнул Кина.

Шайна подбежала к нему и протянула руку с лежащим в ней амулетом. К старой потертой полоске из оленьей кожи, украшенной разноцветным бисером, были привязаны шесть орлиных перьев, а в самом низу висела верхняя часть орлиного клюва.

– Зачем он мне? – непонятливо спросил Кина. – Мне не нравится этот амулет. Он щекочет грудь!

– Надень, – просила Шайна. – Я верю, что он приносит удачу.

Кина посмотрел на сестру глазами, полными сомнений, и забрал амулет.

– Ты веришь в эту чепуху?

– Все в это верят, – ответила она, чуть не плача.

Его взор пал на горизонт. Индейцы опрометью мчались на восток. Он и еще несколько охотников оставались до сих пор в лагере, прощались с родными. Шайна не спускала с него понурого взгляда. Кина надел на шею амулет, улыбнулся и произнес:

– Только ради тебя, сестренка!

Она хихикнула, но вскоре спрятала лицо за ладонью, зашмыгала носом и убежала в типи. Сентябрьский Ветер и Отчаянный Волк лишь похлопали сына по ноге, а после сказали, чтобы он поспел за остальными. Ударив коня пятками, парень помчал вслед за соплеменниками.