Дневники дьявола

– Отдохни, зайка, а я пока нам вкусненькое приготовлю. – промурлыкал Антон и потрусил на кухню, где соорудил нехитрый перекус. Выставив блюдца с сыром, мясными деликатесами, бутербродами с черной и красной икрой на сервировочный столик, он туда же поставил в серебренное ведёрко со льдом и запотевшей бутылкой охлажденного шампанского, положил рядом плитку дорогого шоколада, поставил вазу с фруктами и покатил столик в ванную комнату. Деваха, уже придремавшая в тёплой воде, открыла глаза и ахнула. Антон был доволен произведённым на неё эффектом. Она только со слов и знала о существовании этих продуктов, а теперь ешь-не хочу и так теперь будет всегда, читалось на её бесхитростном личике.

– Андрюшенька, я тебя люблю, пролепетала девушка и Антон, млея от собственного превосходства, стал кормить её вкусностями, подливая в бокал шампанское.

На следующий день они уже вдвоём плескались в ванной и снова Антон познакомил деваху с новой позой. Но хотя она уже с охотой откликнулась на его предложение, но была ещё так неопытна и неуклюжа, что напоминала ему резиновую надувную куклу, которую из заграничной командировки в команде Каткова притащила Татьяна и заставляла его изображать секс втроём. Однако Антон не терял надежды создать для себя замену Аннушки, по которой жутко тосковало его тело, и он решил перенести обучение в кровать. Там, утомившись от упражнений в ванной, любовники после первого же соития в традиционной позе, заснули. Проснулся Антон от еле слышной песенки и легкого звона посуды. Когда он, накинув халат и зевая во весь рот, приплёлся на кухню, то обнаружил, что одев на голое тело его вчерашнюю рубашку, новая знакомая готовит завтрак, бодро напевая под нос «Эх, Андрюша, нам ли до печали…» Мысленно он поставил себе пять за то, что сообразил представиться Андреем, ведь он пока не решил, будут ли они ещё встречаться и намеревался обезопасить себя от ненужных визитов. Он абсолютно не помнил, как зовут новую знакомую, и решил звать её «зайкой», так точно прокатит. Член, как всегда утром, стоял колом и не долго думая, Антон подхватил деваху за талию, посадил на столешницу кухонного гарнитура, отодвинув рукой лишнее требовательно раздвинул ноги партнёрши и притянув её за бёдра, уже более решительно и почти на всю длину вонзил плоть в жаркое и узенькое лоно. В распахнутых глазах девушки плеснулись одновременно испуг и удивление, но он смял её губы страстным поцелуем и медленно двигаясь внизу, языком стал атаковать агрессивно и настойчиво, потом резко оторвался от её губ и стал щекотать языком за ушком, жарко дыша в шею девчонки. Нехитрая ласка как всегда сработала, под руками Антон почувствовал крупные мурашки на коже «зайки». И вдруг он услышал такой сладкий стон, что вынув член, подхватил партнёршу снова на руки, повернул к себе спиной, положил её животом на кухонный стол и стал целовать круглую миниатюрную попку, одновременно пальцем лаская между складочек влагалища и подбираясь к бугорку сладострастия. «Зайка» уже стонала без перерыва и скребла ноготками по столешнице и тогда он вонзился в неё со всей дури и заработал, как швейная машинка «Зингер» или как его отец на матери после бани и ста банных граммов первача. «Зайка» уже кричала в голос, била кулачками по столу, пыталась вывернуться из-под него,но он уже не мог остановиться и догнал себя до пика уже не заботясь о партнёрше.

Когда он рухнул на девчонку, она продолжила подрагивать под ним и всхлипывать, но он словил такой неслабый откат, которого давно уже не было. Это было слабее, значительно слабее того блаженства, которое дарила ему Анютка, но похоже, очень похоже и вселяло надежду на успех. Антон похвалил себя за чуйку, сработавшую правильно и плоть, вставшую на нужную самку. Он готов был зацеловать «зайку» за подаренную надежду вернуть утраченное с уходом Аннушки. Аккуратно отвалившись в сторону от девчонки, он медленно встал, бережно подхватил судорожно всхлипывающую девушку на руки и присел на кухонный диванчик, посадив её на колени. В расстёгнутой почти до пояса рубашке виднелась упругая грудка с тёмным набрякшим соском и он, наклонившись, стал щекотать его языком, потом посасывать и легонько прикусил. Девчушка застыла, но перестала всхлипывать. Он добавил ласку рукой другой грудки, продолжая ласкать языком и губами первый сосок и почувствовал,что тело «зайки» слегка выгнулось,как будто она просила поласкать губами и второй сосок. Антон перехватил первый сосок пальцами и стал его слегка массировать, одновременно страстным поцелуем впился во второй сосок и услышал прерывистый шёпот: «Ещё, Андрюшенька, ещё ! Делай со мной что хочешь, сладкий мой, я всё стерплю, я всему научусь, любимый!»

Антон чувствовал себя половым гигантом. Они перемещались из кухни в ванную, потом в постель и в коридор, кувыркались на мягком ковре и на шкуре у камина. Если бы Антон сам не распечатал девчонку, он ни за что бы не поверил, что ещё вчера она была девственницей. Он видел, что временами ей было больно и, наверное, неприятно,но она мужественно терпела, выполняя обещание, только как-то застывала в этот миг и он стал улавливать такие моменты и корректировать движения или напор и тогда она снова оживала и тянулась к нему или подставлялась, жарким шёпотом бесстыдно подсказывая, чего она хочет сейчас.

Они ели и пили в недолгих перерывах, на столе снова появились деликатесы, которые деваха не осмелилась достать из холодильника. Весело чирикая они перекусывали и девуля умело и быстро наводила порядок на кухне, краснея под одобрительным взглядом хозяина.

Они вместе смотрели откровенную порнушку на видеопроигрывателе, но немного, судя по всему, для приличия, поахав , «зайка», прилежно просмотрела видеоурок до конца и, мило краснея, предложила закрепить теорию и они тут же пошли отрабатывать увиденное и ещё неопробованное. «Зайка» весьма резво скакала на нём сверху, послушно подчиняясь задаваемому им темпу, и они уже оба, судя по дрожи и выступившим на теле мурашкам, слаженно двигались к одновременному завершению акта, когда на пороге спальни появилась Татьяна.

Скандал был страшный. Любовница крушила мебель, швыряла в них вещи, гоняя их по квартире, потом выволокла девчонку за волосы на лестничную площадку прямо голышом и захлопнула дверь. Антон умолял ее успокоиться, пытался оправдаться и покаяться, хватал ее за руки и бедра, целовал ей руки и ноги, ползал перед ней на коленях, но татьяниной ярости не было предела. Она разбила всю посуду до последней тарелки, порвала шторы и постельное белье, шикарный английский костюм и почти все рубашки Антона. Напоследок уставшая фурия картинно исхлестала Антона по щекам и величаво удалилась, хлопнув дверью так, что осыпалась штукатурка вокруг дверной коробки.

Антон сидел на полу, среди разбитого стекла, поломанной мебели и разорванной ткани и тупо смотрел в стену. В дверь несмело постучали и писклявый голосок жалобно протянул:

– Андрюша, открой, пожалуйста. Я замерзла.

Антон машинально поднялся, открыл дверь, и впустил в разгромленную квартиру посиневшую от холода и все еще трясущуюся от страха девчушку. Он не видел как она оделась, не слышал, как ушла, ему просто не хотелось жить.

Следующие несколько недель для Антона были просто кошмаром. Он ждал всех бед и сразу. Он не мог заснуть ночью, а днем засыпал в рабочем кабинете. Информаторы и прочие посетители толпились в приемной, но он никого не принимал. Антон ждал последствий.

Татьяна бросала трубку, едва он издавал первый звук, высокомерно задрав все три подбородка проходила мимо его, если они где-либо пересекались.

Антон спал с лица. Он абсолютно забросил работу и уже предчувствовал как крах своей карьеры, так и более ужасные последствия своего разрыва с Татьяной. Она, при её характере и связях, могла его и в тюрьму закатать из мести и в асфальт.

Они помирились так же внезапно, как и поссорились. В середине августа Антона направили на семинар в Сибирск, где он проболтался на скучных занятиях три дня. Потом он почти пять часов тащился на служебной «Волге» по трассе до дома и когда он , уставший, вставил ключ в замок входной двери своей квартиры, она резко распахнулась и стоящая в дверях Татьяна просто взяла его за лацканы пиджака и втащила в коридор. Потом она сама раздела его, находящегося в оцепенении от неожиданности, и впихнула в ванную комнату со словами : «Иди, отмойся от помоечных шлюх, котяра!» Когда он несмело открыл дверь ванной комнаты, то наконец разглядел, что его квартира чудесным образом преобразилась. В большой комнате в простенке между балконом и окном веселыми всполохами искусственного огня горел электрический камин, стилизованный под мрамор молочного цвета. Стены комнаты украшали изысканные новые обои цвета темного шоколада с красивым золотым теснением, окна и балкон были задрапированы очень красивыми шторами, которые были задвинуты, в алькове разместился огромный диван, обтянутый кожей, цвет которой сочетался с цветом камина. На диване были небрежно набросаны с десяток небольших подушек в чём-то мохнатом, цветом от молочного до шоколадного, в тон стенам и камину. На одном из двух кресел, стоящих рядом с диваном лежал плед из такого же мохнатого материала, которым были покрыты подушки на диване. Какого цвета был плед понять сложно, но его расцветка сочетала все цвета подушек. Между креслами стоял столик на резных кривых ножках, блестевший эмалью молочного же цвета и со стеклянной столешницей на которой был сервирован ужин и стояла бутылка вина. Антон стоял оцепенев от неожиданного преображения его комнаты и растерянно переводил взгляд с предмета на предмет. Откуда-то еле слышно полилась нежная мелодия и до него донесся насмешливый голос Татьяны:

– Ну и чего застыл, как просватанный. Долго я тут мерзнуть буду? Может угостите даму вином?

Антон перевёл глаза в направлении голоса и увидел, что на пол гостиной снова устилает огромный пушистый ковёр, на котором возлежит в позе вакханки абсолютно голая Татьяна, чуть прикрывая свою оплывшую жиром тушу пледом, брат- близнец которого лежал на кресле. Теперь Антон разглядел, что плед был окрашен красивыми переходами цвета от молочного до шоколадного. Он опустился на ковер, протянул руку к этому пледу и ощутил в руке ласкающее тепло меха тонкой выделки. Антон закрыл глаза и стал усилено представлять себе сибирскую речку, слегка плескавшуюся между их с Аннушкой телами, не жгучее утреннее солнце, окутавшее их теплом, упругое девичье тело, жаркие губы, мягкие ладошки, гладящие его плечи и спину, земляникой пахнущие волосы, в которые он зарылся… За много лет сексуального рабства он только так мог удовлетворять запросы Татьяны…Видение привычно вытеснило реальность и Антон далее действовал автоматически, пока его, как впрочем и всегда, из его грёз не вырвал утробный крик Татьяны, наконец-то разрядившейся и они, потные и раскрасневшиеся, как из бани, отвалились друг от друга, натужно дыша. После того, как Татьяна выровняла дыхание и жестом приказала Антону подать ей бокал вина, она спокойным голосом предупредила, что пока наступила амнистия, но если он позволит себе подобное ещё хоть раз, его карьере и благополучной жизни придет конец раз и навсегда. Антон клятвенно заверил ее, что он будет верен ей до самой смерти и на сей раз выполнил своё обещание.

****

Был прекрасный, почти летний вечер. Сибирское бабье лето в середине сентября, а то и в октябре часто балует такими вечерами. Уха получилась на славу. Тройная, с кусками стерлядки и обязательными ста граммами. Татьяна резвилась как дитя, бегая по ещё зеленой траве с яркими пятнами желтых листьев так, что все многочисленные складки ее оплывшего тела трепыхались под легким шифоном. Антон с умильным выражением лица, загоняя отвращение глубоко в себя, следил за ее прыжками и все чаще, поднимая бокал, приглашал ее к столу. Она выпила уже две бутылки своего любимого вина, а Антон незаметно выплёскивал вино из своего бокала в рядом растущие кусты. Он внимательно следил за состоянием женщины.

Месяц, прошедший с их примирения,у них с Татьяной, как она считала, была просто идиллия. Они ворковали как голубки по телефону, обменивались миленькими открыточками и неожиданными подарками – пустячками, ездили порознь за город и гуляли по лесу за руку и конечно занимались в его, любовно восстановленной Татьяной квартире, сексом до умопомрачения. Этот месяц Антону уже не помогала ни медитация, ни его живое воображение, и что бы ублажить мегеру, он вынужден был прибегнуть к таблеткам, что ему, внимательно следящему за своим здоровьем, было вредно, и он решил действовать немедленно. Он всё продумал и тщательно подготовился. Сегодня они, каждый на своей машине, доехали до условленного места далеко за Холмском и вместе нашли этот закуток у реки, скрывший их от случайных глаз. То, что Антон здесь уже был, выбирая место для осуществления задуманного, женщина не подозревала, и он умело привёл её в западню.

Татьяна наконец набегалась и рухнула рядом с ним всеми своими многочисленными килограммами.

– Тошенька, ты меня любишь?

– Конечно, солнышко, зачем спрашиваешь?

– И мы поженимся?

– Когда скажешь, солнышко.

– Скажу. Теперь скажу. Завтра тебя пригласят в обком и назначат директором стройки в Холмске-5.

Антон уже из своих источников еще неделю назад знал о принятом решении и именно поэтому подготовил этот пикничок в безлюдном месте на берегу реки, которое искал целых два дня. Но он умел играть, поэтому посмотрел на Татьяну с искренним восторгом и недоверием:

– Солнышко, ты шутишь?

– Ну, когда я шутила такими вещами, Тошенька? Так что твоя женушка обещание сдержала, и мой Тошенька теперь очень-очень большим начальником станет, а потом глядишь и вместо моего старпера в обком тебя протащу, но это со временем, он ещё лет пять проскрипит поди, не сковырнуть. Ну целуй, безобразник, свою благодетельницу!

Антон приподнялся на локте и заглянул в горящие похотью глаза:

– Это надо отметить особым сексом. Как ты на это смотришь?

– Это как еще?

– Мы с тобой так еще не пробовали, силенок у меня маловато твое роскошное тело поднять, а так хочется. И я читал, что в прохладной воде оргазм ярче, чем в теплой, острее. Представляешь, я войду в тебя и покачивая на волнах, буду язычком все твои точечки ласкать, согревать тебя, а потом разверну, в воде-то легко и мягко получится, и спинку твою мраморную и почешу, как ты любишь, и покусаю слегка…Мы же каскадом кончать будем и так пока не устанем, крошка! М-м-м, как вкусно будет! – Антон мечтательно закрыл глаза и изобразил на лице блаженство, причмокнув губами.

Он немного помолчал, не открывая глаз и сохраняя маску эйфории, чтобы усилить впечатление, а потом, как будто очнувшись, встряхнул головой и произнёс с озабоченным видом:

– Только одна проблема, прохладновата водичка уже наверное.

– Ерунда. Что у нас вина мало?

– Вином вряд ли быстро прогреемся, что бы час в воде плюхаться. Я тебя и себя знаю, мы пока сто раз подряд не кончим, не остановимся!

– Ах ты, проказник! Старую женщину час в воде студить задумал?

– Это кто здесь старая женщина? И не студить, а жарко любить, солнышко, а от этого не мерзнут! Как говорят чукча с женой и в снежной тундре не замёрзнут, а мы с тобой что ли хуже чукчей? Ты уже с кем-то замерзала? Так он – урод бессильный, а мы с тобой реку гейзером вскипятим! Не веришь? А ну иди ко мне! Или может до лета отставим, годик подождём, старушка моя?

– Ну уж нет. Предложил – делай, нечего увиливать!

Антон принес из машины две бутылки водки и разлил по стаканам с верхом. Протянув Татьяне стакан, он подал ей в другую руку кусочек красной рыбки с лимоном.

– Боже, как изысканно! – Татьяна махом выпила водку, занюхала лимоном и залихватски вернула рыбу:

– После первой не закусываю!

Антон свой стакан так же выплеснул под куст и налил следующие…

****

Антон аккуратно сжег всю одежду и туфли Татьяны, погасил костер и приложил дерном, аккуратно припрятанным в кусах, кострище. Он собрал снедь и бутылки, положил сумки в свою машину. Затем отогнал машину Татьяны километра за три вниз по течению реки, спрятал ее на лесной дороге, а сам пешком вернулся к своей машине и уехал, когда уже начало темнеть.

Теперь торопиться было некуда, и Антон доехал до набережной Холмска. У реки гуляли парочки, звенел смех, у музыкального фонтана играла приятная музыка. Ему было спокойно и даже весело. Он присел на скамью у фонтана и, глядя на подсвеченные цветными огнями струи, еще раз посмаковал в памяти подробности…

****

Татьяна набралась быстро и только с его помощью смогла снять платье. Белье с нее он снял аккуратно сам, она лишь похихикивала, пытаясь подставить под его поцелуи то одно, то другое бедро, да закидывала ему на плечи толстые икры. Антон мягко отстранялся от ее попыток заняться сексом на покрывале и, с трудом подняв ее, завел в воду. Покрывая ее лицо страстными поцелуями и кружа потерявшую ориентацию пьяную бабу, он развернул ее к себе спиной, пристроился к ней сзади, имитируя намерение ввести член и с силой толкнул от себя. Татьяна плашмя плюхнулась в глубину. Она попыталась встать, но Антон тут же оседлал её, стоящую на четвереньках, с опущенной под воду головой, и, схватив её за предплечья, не дал женщине ни встать, ни освободить руки, ни поднять из воды голову. Татьяна была слишком пьяна, что бы сориентироваться в мутной воде и понять, что происходит и ему не составило большого труда удержать ее в таком положении несколько минут. Она вяло возилась, пытаясь схватить его за руки, но только глубже увязала всем телом в иле и скоро утихла. Антон ещё пару минут посидел в воде, потом слез с тела Татьяны и подтянул за волосы ее голову к поверхности воды, не вытаскивая лицо, и еще минуты три наблюдал, не пойдут ли от носы или рта пузыри воздуха.

Убедившись, что Татьяна мертва он повернул ее лицо к себе, смачно плюнул в него и снова опустил под воду. Антон резво сбегал к своей машине и принёс на спине тяжёлый мешок. Волоком тащить мешок было нельзя, чтобы не оставить следов, поэтому пришлось попыхтеть. Вывалив в реку в трёх метрах от берега кусок сваи с проушиной, к которой карабином был пристёгнут тросс с закрепленной на его конце надёжной сваркой цепью, он подтащил тело любовницы и обмотал на два витка цепь вокруг жирного живота трупа и застегнул стыковочные звенья висячим старым замком. Он закрыл замок на ключ и выкинул его подальше от берега и потащил сваю и тело к середине реки, удерживаясь на плаву. Примерно в шести метрах от берега Антон отпустил сваю вниз. Он с удовольствием посмотрел через толщу мутноватой воды, как медлено, но верно груз утянул на глубину труп Татьяны. Река в этом месте была глубокой, метров пять, не меньше, он и как рыбак знал и, на всякий случай, специально лоции посмотрел у знакомого в речпорту, неожиданно нагрянув прямо к нему в кабинет и упоив армянским коньячком до отключки. Да и искать труп здесь не начнут, он об этом позаботился. В ещё достаточно теплой воде Танюху раздует и цепь только сильнее вопьётся в её телеса, так что не вынырнет никак. А через месяц река встанет и поиски в воде прекратят. Ну а потом от Татьяны вовсе ничего не останется.

****

Я дочитала последние строки о Татьяне. Нет, читать это я Сурмину, конечно, не дам. Но и лишать брата возможности приходить хотя бы на место гибели сестры я тоже не могу. Решив , что и как можно рассказать Павлу, я набрала номер Сурмина.

Глава двадцать четвёртая.

Мы брели по аллее прекрасного парка. Охрана могла расслабиться, так как территория охранялась разве что не серьезнее, чем апартаменты президента России.

Я сразу сообщила Павлу, что не смогу дать ему прочитать дневники Максюты, т.к. я их сожгла, но ручаюсь за абсолютную достоверность информации, которую сообщу по памяти и, скорее всего, при его возможностях, он сможет получить этому доказательство. Сурмин молча кивнул в знак согласия, и я подробно пересказала все, что узнала о связи его сестры с Максютой и последнем дне ее жизни, опустив циничные высказывания Антона в адрес Татьяны. Я подробно описала место пикника и предположила, что возможно удастся его вычислить по расположению найденной машины, по описанию поля и заиленного берега, а если обследовать русло, то, возможно, найдется и кусок сваи и цепь. Может где-то в записях сотрудников милиции, которые вели поиски, найдутся отметки о найденных следах автомобилей, ведущих от трассы к берегу. Павел напряженно выслушал меня, не проронив не слова. Потом он извинился, что вынужден откланяться, и мы вернулись на стоянку, откуда разъехались каждый по своим делам.

С этой встречи прошло почти полтора года, и в начале июля я получила приглашение губернатора Холмска принять участие в открытии нового детского санатория. Я очень удивилась персональному приглашению, но командировка моя была уже подписана и Михалыч, вручая мне документы, как-то хитренько блеснул глазками из-под старомодной роговой оправы.

Едва я спустилась с трапа самолета, как знакомый голос окликнул меня из стоящей рядом огромной серебристой машины:

– Мария Станиславовна, лошадь подана!

Я оглянулась на голос и тут же утонула в охапке ромашек, которые я обожаю больше всех цветов мира. Ксюха звонко хохотала где-то рядом, а я никак не могла выбраться из душистого бело-желтого облака. Оказывается Степка Мальгин, спрятавшись за трапом, незаметно подкрался сзади и, резко выскочив передо мной, притиснул мною огромный букет полевых цветов к себе, цепко обнимая меня своими длинными ручищами. Весь гениальный план церемонии моей встречи разработала Ксения и потом с удовольствием рассказывала всем желающим и не очень, как я беспомощно барахталась в цветах.

Мы ехали довольно долго в сторону от города, но и Степка и Ксюха говорили о чем угодно, кроме предстоящего торжества. Не ответили мне они и на вопрос, с каких доходов Мальгин приобрел такую крутую тачку. Почувствовав подвох в трескотне Ксении и хитром молчании Степана, я поняла, что эти партизаны будут молчать и решила дождаться естественного развития событий.

Машина свернула с трассы в лес и через сотню метров въехала в изумительной красоты кованные ворота. Я точно такие видела, вот только не помню, толи в каком-то замке в одном из наших с Данькой путешествий по Европе, толи в Петергофе, который, по нашему общему мнению, был много прекраснее любого европейского дворцового комплекса, включая Версаль.

По широкой аллее машина довезла нас до входа в изумительное по красоте и просто сказочное здание, очень похожее высокими кружевными башенками на дворцы южного берега Крыма. Ксения выпорхнула из машины сама, пока Степан, как образцовый водитель, открыл дверку и галантно подал мне руку. Весьма занятая соображениями своего соответствия столь изящному выходу из машины, я на несколько секунд отвлеклась от входных дверей. Когда же я подняла глаза, передо мною, радостно улыбаясь, стояли сразу четыре персоны из моего второго списка, переданного Павлу Сурмину. Удивлению моему просто не было предела и я, даже забыв поздороваться, выпалила:

– Батюшки, почему вы все здесь?

– Живем мы тут, потому что !– хохотнул Иван, а из-за его широкой спины вынырнула Любушка-голубушка и протянула мне на расшитом полотенце плетеный каравай с солонкой:

– Добро пожаловать, Машенька, мы очень рады тебя видеть в добром здравии!

– Спасибо, родные! Но чего мне-то каравай, а как же торжественное открытие?

– Сегодня мы гуляем, так сказать, в узком кругу, а официальное открытие завтра в семнадцать ноль-ноль. Там свой каравай будет Милости просим, Манюня, располагайся в своём номере и айда в сауну, поболтаем всласть, пока мужики уху и шашлычки варганят,– пропела Ксения и Ирина повела меня через вестибюль с фонтаном в центре к одному из двух лифтов.

Номер был просто великолепен, и я поинтересовалась у Ирины, чьим он будет после открытия.

– Это номер обслуживающего персонала, но они здесь все такие.

–Ничего себе размах, откуль в казне холмской такие деньжищи на детский санаторий завелись?

–Ну, это не к нам вопрос, мы всего лишь наемные служащие. – Ирина вела себя весьма сдержанно, если не сказать чопорно.

– Ир, ты теперь всегда такая важная или я тебя чем-то обидела? – с недоумением отреагировала я на более чем прохладный тон ответа.

– Мань, не парься, это она так понимает свою новую должность. Она со всеми губки в полоску поджимает. Ей только пенсне на носу или лорнета в руке , да кукиша на макушке для полноты образа не хватает! – залилась опять смехом стремительно возникшая из коридора Ксения. Она подлетела к вытянутой в струнку Ирине и, неожиданно и весьма ощутимо хлопнув ее ниже спины, приказала:

– Давай оттаивай, экономка, чай здесь все свои. Завтра напыжишься и наважничаешься до одурения!

Приданное ускорение чуть не сбило Ирину с ее высоченных каблуков и она, неуклюже споткнувшись, рухнула на меня, и мы уже вместе плюхнулись на диван, у которого я стояла.

– Куча мала! – заорала Ксюха и с визгом сиганула к нам. Ирина несколько секунд пыталась вырваться из ее объятий и придать своему лицу нарочитую строгость, но через полминуты не выдержала и расхохоталась вместе с нами.