Командировка в Индию

– Мы оформим развод, но я не могу ее принуждать. Она обязательно устроит свою судьбу. Понимаешь, она не может иметь статус разведенной женщины, будут говорить, что ее бросил муж. Она все понимает и, я уверен, подаст на развод первой.

Тень насмешки пробежала по Лизиному лицу, она вспомнила его сумасшедшую Рашми и покачала головой, как будто хотела сказать, что слоник ей не понравился. Вот оно как оказывается: статус разведенной женщины – это позор, а быть мистрис, то есть любовницей – это так и надо. И мать Вихана так же считает и воспринимает это как «ничего особенного», потому что мистрис в определенных ситуациях здесь вполне допускается, и безродная, по их понятиям, Лиза для этого вполне подходит. Она всего лишь атласная кобылица, а он неутомимый наездник, и их будущее неуловимо и призрачно.

Все-таки гармония недостижима, даже временное равновесие недостижимо. Стоит только ему разжать объятия, как мир разваливается на две половинки, и они как две звезды улетают к своим галактикам. И при этом Вихан считает себя по-европейски образованным человеком, смотрящим на мир широко. Недалеко он ушел от своих предков брахманов, которые, если им случалось пожать руку иноземке, потом усердно совершали процедуры очищения.

Но Лиза прощала Вихана, как прощают обожаемого ребенка, который скоро вырастет и улетит из гнезда. Хотя судьба уготовила ей сделать этот шаг – это она скоро улетит – разговоров о продлении визы больше не было.

На следующий день она договорилась встретиться с Моти на набережной во время прогулки с Балу. Ей надо было спросить про гинеколога. Но Моти опять понесло в древние культуры, он продолжил свой рассказ о племени людей, которые давным-давно поселились между Тигром и Евфратом, и о том, что их древнее вероучение, зороастризм, имеет много общего с индуизмом. Сдвинуть с темы Моти, который нашел в лице Лизы свою аудиторию, было непросто.

– Вы мне уже рассказывали про зороастрийцев, они жили там тысячелетиями, а потом бежали из мусульманского Ирана, – она старалась говорить как можно мягче, – очень интересно. Но все ваши, как индуистские, так и парсианские ограничения для вступления в брак придуманы только из-за денег, самая обычная жадность, чтобы никто чужой не завладел накопленным за века богатством.

– Ты еще молода, – вздохнул мудрый Моти, – не понимаешь, какую важную роль в жизни играют деньги. Особенно в Индии. Но не деньги главное, – он не спеша набивал трубку, раздумывал о своем.

В конце концов, Лизе удалось вклиниться в рассуждения Моти со своими неотложными проблемами. Она начала с того, что непривычный жаркий климат и пыльный воздух этого города действуют на нее ужасно, и здоровье ее под угрозой, даже женского врача она не посещала уже больше года. Моти посмотрел на нее с явно выраженным удивлением. Вероятно, не ожидал такой откровенности.

– С тобой все в порядке, кто-то там, – он показал на небо, – тебя хранит. Я в этом уверен. Но лучше, конечно, показаться врачу. Здоровье не купишь за деньги.

Он еще немного порассуждал, вспомнил свою жену и дочерей, которые жили в Лондоне, и по которым он сильно скучал.

– Вот уж где ужасный климат, – говорил Моти, сочувствуя своим близким, – густой туман у них там, как гороховый суп19.

И наконец, порывшись в кнопочном телефоне «Нокиа», Моти дал ей адрес врача, которого посещали женщины его семьи.

– Это не дешево, – заметил старик, понизив голос, – но врач хороший, и это женщина.

Лиза поблагодарила его и сразу перевела разговор в другое русло:

– Почему все говорят, что не любят англичан, а сами им подражают? И богатые стремятся жить в Лондоне, а то и в Америке.

– По разным причинам, – ухмыльнулся Моти.

Молодая женщина, которая несла в себе совершенно другой, незнакомый ему мир, определенно его развлекала; он глядел на нее немного снисходительно, изучал, удивлялся и немного подтрунивания над ней.

– А что тебе Лондон? – продолжил он. – Мы связаны с Британией пуповиной более двухсот лет. Для богатых заграница не фетиш – это и образование, и бизнес, и прогулки с шопингом. Они берут оттуда только то, что им нужно, и это всего лишь щепотка соли для индийской кухни. И для этого, между прочим, тоже нужны деньги.

За разговорами они дошли до дома Моти. Лиза потрепала Балу на прощанье и помахала старику рукой. Оставшись одна, она сразу же позвонила доктору и записалась на следующий день.

Докторша, приятная женщина в сари, с объемистым пучком волос, уложенным на затылке, терпеливо выслушала Лизу. Ее лицо с индийским загаром было миловидным и открытым, большие черные глаза подведены сурьмой, как у восточной красавицы. Она осмотрела Лизу, ловко и безболезненно, проверила ее состояние ультразвуком и вынесла свой вердикт, от которого Лиза оторопела. Она про такое даже не слышала, разве что у собак.

– Это ложная беременность, – сказала врач.

– Не может быть! – вспыхнула оторопевшая Лиза, – я чувствую …

– Бывает, бывает, – успокаивала она растерянную Лизу, сочувственно улыбаясь, – тем более смена климата, возможно, какие-то переживания.

Покинув кабинет и окунувшись в душный воздух прежде незнакомого района, первое, о чем Лиза подумала, как хорошо, что она ничего не сказала Вихану. Представить невозможно, ложная беременность. Это она в своих раздумьях и снах все сама придумала. Не пришел еще момент для зачатия, ни одна душа не захотела избрать ее чрево для своего появления на свет. Да и сам Вихан, который мечтал о ребенке, при теперешних обстоятельствах счел бы ее беременность несвоевременной. «В Индии просто так не залетают, – думала Лиза, – здесь свои кармические законы, а может даже космические».

Обратно она доехала на электричке до вокзала «Черчгейт» и дальше пошла пешком по Джамшеджи Тата Роуд. После часа пик эта улица становилась совершенно пустынной, разве что небольшая семья тротуарных, которая после окончания муссона, вернулась на прежнее место, разложила свои манатки под акацией; а глава семьи примостился к фундаменту дома, лежа нога на ногу и покуривая трубку с чарасом. Грел свою спину на теплом асфальте и балдел, покачивая ногой. Сразу вспомнился Крым, Новый Свет и горная гряда Караул-Оба. В студенчестве они тоже спали на теплых скалах.

Лиза дошла до перекрестка с кольцевым движением Дешмук Човк и заметила там оживление. На фоне блекнувшего предзакатного неба выделялись ярко одетые женщины, за ними стояли мужчины в серых брюках и дешевых рубашках – все они скопились около туалета Сулабх и были возбуждены, что-то ели из пакетиков и шумно беседовали. Некоторые женщины пританцовывали, но заметив чужестранку, толпа, приглашенная на праздник к обитателям туалета, насторожилась. Лиза улыбнулась им, помахала рукой и зачем-то крикнула:

– Happy birthday!

Добравшись до своей комнаты, она заварила китайский ароматный чай и стала переключать программы телевизора. Впервые за все время она остановилась на канале «Россия 24». На русском языке здесь был всего один канал, и она обычно смотрела его в гостях, мужчины любили обсуждать события на родине.

Пока она принимала душ и сушила волосы, показывали какой-то передовой роддом, приглашая посетить его по случаю. И она снова с некоторым сожалением подумала о том, что существо, которое она уже считала своей собственностью, испарилось, улетело в свой призрачный мир. Но зато на смену ее постоянному беспокойству пришла безмятежность и даже лень – можно ни о ком не заботиться. Даже Вихана она теперь не ждала как прежде, хотя всегда радовалась его приходу. Она взяла книгу индийских сказок на английском языке, подаренную Виханом, и развалилась на диванных подушках.

Но тут послышался стук в дверь. Кто бы это мог быть в такой поздний час? Лиза отворила. На пороге стоял раскрасневшийся Леня, он был пьян, его трясло как в лихорадке, и он невнятно бормотал:

– Еще друзья называется, я только что вышел от Геныча, смотрю – труп у лифта, он ушел до меня, ну я обратно и стучу, а Геныч не открывает. И никто не открывает! Бесполезно стучать, – причитал Леня, роняя пьяную слезу. – Ни один не открыл! Друзья называется.

– Видела бы твоя мама, во что ты превратился, – со вздохом произнесла Лиза. – Геныч, наверное, закрыл дверь и тоже упал. А что отмечали?

– Пойдем, я тебе покажу труп, его надо в номер переправить, а ключа нету, – стонал Леня. – Отмечали? – вдруг он вспомнил Лизин вопрос, – У механика сын родился.

– А труп чей? – спросила Лиза, выходя из комнаты в шелковом халате.

– Наладчика Петрова, который недавно приехал. Он ключ от своей комнаты оставил у Геныча и упал.

В коридоре, к счастью, было пустынно. Они поднялись этажом выше, двери лифта отворились – и Лиза замерла: поперек лифта лежал наладчик Петров так, что пришлось через него переступать.

Хороша она будет, если понесется вниз на стойку, да еще в халате, просить, чтобы открыли дверь Петрова. Такие новости тут обсуждаются персоналом с большим удовольствием, тайно, конечно, но до Томилина наверняка дойдет (по секрету). И тут случилось чудо – открылись двери соседнего лифта, и из него вышел румбой. Лиза машинально схватила его за рукав.

– Стой. Я тебе денег дам, – сказала она.

Румбой оживился, и игриво поглядел на Лизу, повел глазами. Он глядел так, как будто готов был и без денег. Лиза немного смутилась, но все-таки преградила ему путь, подтолкнув к другому лифту.

– Ему плохо, – сказала она, указывая рукой на Петрова, – он ключ потерял. Сбегай вниз, попроси ключ, надо его спать уложить.

Коридорный обомлел еще больше. Ничего себе, упасть перед лифтом без сознания из-за того, что потерялся ключ. Но когда он вернулся с ключом, все оказалось гораздо серьезнее. Петров, мужчина лет сорока пяти и довольно грузный, на ноги вставать не желал. Лиза сбегала в номер, принесла графин с водой. Петрова окатили, сначала он спросил, оглядевшись: «Где я?», а потом всем сообщил: «Я уж тут как-нибудь». Коридорный позвал еще двоих, и они впятером потащили Петрова в номер по коридору, спать уложили на полу, и еще полчаса Лиза сидела с «больным», то измеряя ему пульс, то прислушиваясь к дыханию.

А утром на работу.

Переговоры

В этот день добирались до работы долго. На круговом движении случилась авария, и все встали, потому что по кругу, куда стекается транспорт с пяти-шести улиц, в час пик едут не в четыре ряда, а как минимум в десять. Автобус стоял за крытым грузовичком, который тащился впереди. Задние габаритные огни и фары на грузовичке были нарисованы красной и зеленой краской, сверху красные покрупнее, а под ними зеленые помельче. На заднем борту машины крупными буквами было написано «Please OK horn», что означало: «Гудите». Из кузова выглядывали рабочие, похоже, строители. Они приветливо махали руками, и, когда наши дали им понять на языке жестов, что без огней ездить невозможно, они также жестами объяснили, что в Индии все возможно.

Петров тоже присутствовал в автобусе – абсолютно живой, и выглядел он как огурчик. Как выражались мужчины: «Привел себя в исходное». Наверное, это означало, что грамотно опохмелился, потому что за пять часов совершить такой переход, казалось, совершенно невозможно.

Потом еще ждали у поворота, когда пройдет небольшая демонстрация пенсионеров. Когда добрались до цеха, то выяснилось, что утром заходил кэптен с вице-адмиралом, который приехал по поводу сдачи последнего корабля, то есть завершения программы. Но высоких гостей бригада не застала. Суреша тоже не было, он был приписан к почетному караулу и сопровождал вице-адмирала. Он пожаловал на участок только после обеда, с помытой шеей и в наглаженной парадной форме, за воротничок которой струйками сочился пот – маршировал бедолага на солнцепеке.

– Я слышал, – сказал он Лизе, сидящей на табурете, – что тебя пригласят переводить переговоры.

– С вице-адмиралом? – спросила Лиза.

– Нет. Ему реально уже все доложили, и на корабль мы ходили, – сказал он авторитетно. – Зачем ему засорять голову мелочами. Переговоры совсем с другими начальниками.

– Но я пока не знаю, может, и позовут, – ответила Лиза.

– Это Сагми предложил тебя позвать, – продолжил Суреш многозначительно.

«Ну, если Сагми, значит неспроста», – подумала она.

– Он твой друг? – интересовался Суреш.

– Сагми? С чего ты взял?

– А я видел, как вы встречались в кафе, – хитро улыбнулся Суреш.

– Это там, где объеденное дерево с летучими лисицами?

– Ага, – кивнул Суреш.

– Я ведь с ним работала в России, рада, что он меня ценит, – безразлично ответила Лиза.

– Он делает себе большую карьеру, хотя, реально, христианин и небогатый, – с завистью произнес Суреш.

Он ревностно относился к людям, которые делают карьеру, равно как и к богатым. Иногда примерял на себя их успех, и всегда считал удачей быть сопричастным их кругу.

В этот момент позвонил кэптен и подтвердил, что Лиза завтра будет переводить совещание офицеров. Поскольку Рома уехал, от российской стороны в переговорах будет принимать участие Томилин, которому велено доложить обстановку.

В конце дня Томилин спустился из стеклянной каптерки и позвал Лизу.

– Мне надо купить свежую рубашку, – сказал он, – хочешь, съездим вместе с Сурешем в один магазинчик, тут недалеко. Он говорит, что это европейский магазин, но я о нем что-то раньше не слышал. Любопытно.

С ними поехал и Геныч, которому Суреш пообещал большой выбор пива. Магазин, действительно, оказался недалеко. Такси остановилось около потраченного плесенью бетонного дома, украшенного яркими, но безвкусными рекламными плакатами. По широкой лестнице они поднялись на второй этаж и попали в заштатный, по европейским понятиям, супермаркет. Здесь продавались: упакованная еда и напитки, хозяйственные товары и галантерея. Суреш сразу исчез. Томилин, Геныч и Лиза разбрелись по разным отделам.

Через несколько минут Суреш появился в компании девушки с хитро заплетенными косичками, одетой в футболку и сари. Он выглядел как петух, крутясь перед ней в своей новенькой форме, и был собою очень доволен.

– В таких местах нормальных рубашек не бывает, – шепнул Томилин Лизе, – но все понятно, тут работает его подруга.

– А я уж подумала, что это такой же магазин, как «Вестсайд» на Махатма Ганди, – разочарованно сказала Лиза, – там всегда есть что-нибудь модненькое, но мы уже не успеем до закрытия.

«Вестсайд» был очень популярен среди командировочных, особенно когда туда завозили новую партию фирменных джинсов или рубашек, естественно, сшитых в Индии. И Лиза любила иногда после работы пройтись там по этажам.

В заштатном универсаме больше всех повезло Генычу, он нагрузил целую авоську пива, да еще со скидкой. А пиво в городе продается далеко не во всех продуктовых магазинах. Томилину же пришлось сдавать свои рубашки в срочную стирку в отеле, хотя почти все командировочные, ради экономии, пользовались приемным пунктом на соседней улице, который отправлял вещи в стирку на Дхоби Гхат.

Переговоры проходили в современном дорогом отеле, где жили представители российской стороны, которые вели деловую часть контрактов. Это событие вносило хоть какое-то разнообразие в рабочую монотонность. Давно уж надоел цех, столько трудов было потрачено, чтобы овладеть профессией, и вот тебе – сиди месяц за месяцем на табуретке и кричи: «Куда пошел? Чего понес?» Перспектива встряхнуться на переговорах радовала. Да и собрание индийских офицеров довольно интересное мероприятие. Особенно Лизу забавляло их отношение к начальству, в присутствии которого они всегда подтягивались и, кивая головами в такт мнению начальства, активно выражали свой «одобрямс».

Еще в России все заметили, что дистанция между офицерами и капитаном корабля огромна. Капитан, например, не мог ездить в офицерском автобусе – только в отдельной машине. Из-за этого иногда случались казусы. На закрытые территории допускался только специальный транспорт, а такси, в котором иногда прибывал капитан, ввиду отсутствия по какой-либо причине приписанной ему машины, не пропускали. Выйти из такси и пройти пешком проходную – по этикету тоже не полагалось.

Когда Лиза вошла в аудиторию с круглым столом, похожую на банкетный зал, ее взгляд, как прожектором, сразу выхватил кэптена Сагми Шарва. Он подошел поздороваться и галантно (и в то же время язвительно) отметил, что бирюзовое сари, которое было надето на Лизе, ей очень к лицу. Держался он расслабленно, шутил, чем создавал доброжелательную атмосферу, и всем это нравилось. Другие офицеры обычно соглашались с его высказываниями и замечаниями, кивая головой. А некоторые просто смотрели ему в рот.

Когда все пошли в ресторан на обед, Сагми немного задержал Лизу, и они пришли чуть позже. Официант усадил их вместе за отдельный столик. Лиза сразу внутренне собралась. Сагми улыбался и невзначай переговаривался с другими столами – царил, как обычно, в офицерском сообществе. И только, когда зал почти опустел, а они засиделись с десертом, он, фальшиво улыбаясь, разразился поучительной речью:

– Лиза, пойми, – начал он доброжелательно, почти что ласково, – у нас, когда мужчина создает семью, он отвечает за всех родственников, нуждающихся в помощи, среди них могут быть и безработные, и увечные, и дети, которым надо дать образование. Многие из них просто не могут жить самостоятельно.

– Как брат Вихана? – спросила Лиза с наигранной наивностью.

Она еще хотела добавить: «Бездельник, за которого твоя родственница собирается замуж», но это было бы совсем не по-индийски, просто хамство.

– Это не так, Лиза, – насторожился Сагми, – Надо понимать, что человек, рожденный в семье брамина, не может мыть полы в отеле. Он должен получить должность.

– С английскими лордами и пэрами, наверное, проще, чем с вашими браминами. Я скоро уеду, – она закончила с десертом и встала из-за стола.

– Ты должна отговорить его от развода, очень прошу тебя, – Сагми внутри злился, может даже негодовал, но глядел по-дружески, доброжелательно. – Я уверен, у тебя все сложится. Ты очень красивая.

– У меня на родине принято говорить: «Я никому ничего не должна», вы уж тут как-нибудь сами, – бросила на ходу Лиза.

«Этот город – просто кипящий котел, – думала она, – затишье здесь только кажущееся. Чем больше людей на одном квадратном километре, тем, наверное, важнее для них принадлежать к тому или иному клану, собственно, как и везде на Востоке».

Переговоры шли два дня, а когда закончились, Томилин подошел к Лизе.

– Нам за ударный труд дают три дня выходных, – сказал он, – собирается компания, едем в Гоа. Ты поедешь с нами?

Минимум один из этих дней Лиза могла бы провести с Виханом, но она выбрала Гоа. Уже скоро домой, хотелось отдохнуть у моря, покупаться. Что-то за последнее время изменилось, она все чаще стала вспоминать свой дом, потянуло в Коломенский переулок, где ее ждала отремонтированная квартира, потому что, уезжая, она заключила договор на ремонт. Светка приглядывала за рабочими. «Светка – просто золото, надо купить ей кольцо с изумрудом», – подумала Лиза. А подруга писала, что квартиру не узнать – гостиная объединена с кухней, а спальня отделана в пастельных тонах. И даже по счастливому стечению обстоятельств в подъезде поменяли дверь. И еще она писала, что Федор ждет Лизу и надеется быть ей, как минимум, другом.

Хотелось с кем-то поговорить, и Лиза села строчить письмо Светке.

«Я здесь совсем запуталась, – писала она подруге. – Я могла бы жить с Виханом даже на острове. Но где этот остров? Во всяком случае – не в его и не в моей стране. «…Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…»20

Их касты живучи и нерушимы, говорят, что это арийцы их принесли. Но во всем этом есть и рациональное зерно, иначе кто из поколения в поколение будет воспроизводить священников и интеллигенцию, – конечно, каста браминов, а бесстрашных и умелых воинов – каста кшатриев. Вот где искусственный отбор. И глядя на красавца Вихана, я могу сказать: отличный отбор. Обычная молодежь у них тоже подвержена всяческим шатаниям и психозам, а в высших кастах стараются держать порядок – все решает мама (или папа). Кстати, каста неприкасаемых у ариев состояла из побежденных народов, чужеземцев, надо понимать. Ничего не напоминает?

И еще в этой «удивительной Индии» все постоянно говорят о какой-то свободе, маршируют, как пионерский отряд, с самодельными плакатами: то какие-то партийцы, то пенсионеры, то далиты, то гермафродиты. И «реально» (любимое слово обывателя) чувствуют себя свободными. А по правде говоря, то есть реально – никакой свободы. Если ты родился в касте ловцов крыс, там и умрешь. Но они по-своему жалеют низшие касты и стараются жить по чести, соблюдая традиции, а то вдруг в круговороте Сансары в следующей жизни тебе выпадет карма ловца крыс. Ведь каждая душа в своих перерождениях должна пройти все ипостаси: и богатство, и бедность, и преступление, и милосердие.

Можно, конечно, всего этого не замечать, удариться, например, в дзен-буддизм, но я уже умудрилась увязнуть. И где-то внутри снова проснулся паук – скребет своими мохнатыми лапками и не дает мне покоя. Вихан подарил мне индийские сказки, там есть такая идея, что нельзя переступать золотую черту, которая иногда называется Пределом знаний. Зайдя за нее, говорят, уже невозможно вернуться. Поэтому заканчиваю философствовать. Завтра едем в Гоа в небольшой отпуск.

Скоро буду дома».

Совсем другой Гоа

Знакомый аэропорт Гоа. Ночь. Все то же желто-черное такси «Амбассадор» несется, лавируя как змея, между машинами, гудит надо и не надо и вылезает на встречку; свежий ветер из открытых окон, пропитанный волшебным запахом манго, умиротворяет, притупляет чувство страха от этой бешеной езды. Наконец водитель заруливает во двор отеля, останавливается около входа. Гостиница с четырьмя (индийскими) звездами сравнительно недорогая, но с бассейном, в котором, как обычно, плещутся индийцы в брюках и сандалиях, номера в целом приличные, хотя и слегка обшарпанные.

Лиза обошла комнату, закрыла окно, через которое уже успели налететь ночные бабочки и прочие мелкие твари. «Все хорошо», – сказала она себе. Но тут же вспомнила поездку с Виханом и номер с видом на море, с белоснежными простынями и множеством прислуги. Она включила кондиционер, и сразу раздался звук приближающегося паровоза. Потом огляделась и заметила облупившуюся штукатурку в углах – наверняка сдирали плесень. Но это тоже не страшно, плесень во влажном климате, как самум в пустыне, везде оставляет свои следы. Она выключила кондиционер-паровоз – пусть многочисленные обитатели воздуховодов ночуют себе спокойно – и перешла на потолочный вентилятор с длинными стрекозиными крыльями. На нем тоже было полно всякой всячины, но большая часть попадала на пол, а живые улетели. Лиза протерла пол тряпкой и, преодолев чувство брезгливости, упала на кровать, застеленную не глаженным бельем. Три ночи здесь вполне можно провести, при условии, что гекконы, вылезшие из трещин, не имеют привычки шастать по кровати.

Завтракать они отправились на пляж. Томилин был тут не в первый раз, он сказал, что поведет всех в один маленький ресторанчик, где подают свежевыловленную рыбу и разные морские деликатесы.

Шли мимо высоких заборов, за которыми прятались в тени деревьев каменные коттеджи. У заборов, на обочине дороги, стояли столики с сувенирами и безделушками. Отдыхающих было немного, сезон только начинался, поэтому торговки, а это были в основном женщины, шумно зазывали покупателей. Но они шли мимо, не обращая внимания на торговцев, мысли мужчин были о завтраке, а Лиза мечтала, наконец, искупаться в чистом море. И вдруг Леня, завидев лотки с разной фасованной едой, замедлил ход и тяжело вздохнул – захотелось орешков. Совсем молодая девчонка в яркой футболке и юбке чуть ниже колена, моментально настроилась на него и закричала по-русски:

– Иди сюда, сделай мне деньги!

– Успокойся, Леня, – притормозил его Томилин, – мы же идем завтракать. Потом купишь.

– Потом суп с котом, – подхватила девчонка. – Ешкин кот! Леня! Две пакет сто рупий.

Леня заметался, но чувствуя, что всех задерживает, протянул девчонке купюру:

– На тебе десять рупий, и отстань от меня.

– Бабки давай, – кричала девчонка, теребя в руках мелочь.

– Нахваталась, наверное, от наших дауншифтеров, – сказал Санек, когда уже сворачивали на берег.

Пляжный ресторанчик был похож на тот, где они обычно сидели с Виханом, – маленький, с плетеной мебелью и барной стойкой. Мужчины заказали себе пиво и омлет, а Лиза попросила вареные яйца и кофе с десертом.

– Мы хотим сделать заказ на обед, – сказал Томилин, – меню, пожалуйста.

– О’кей, – кивнул хозяин.

Он исчез на момент и привел тощего ныряльщика, непонятно какой национальности, с двумя большими крабами в сачке. Тот сказал, что сегодня идет макрель, маленькие акулята, ну и прочая мелочь. Крабов взяли, а остальное он обещал доставить к обеду. Этот ресторанчик заменил им пляжный тент, они просидели в плетеных креслах до ужина, мужчины потягивали холодное пиво, а Лиза взяла сок. Купались, загорали. Как ни странно, в Мумбаи такая задымленность воздуха, что никто из них не выглядел загорелым.