«И, за какие только кармические ошибки прошлого меня окружают одни сумасшедшие жаворонки? Нужно подумать об этом на досуге и разработать план по их ликвидации, скупить в аптеке все снотворное и высыпать в водопровод. Гениально. Но где я возьму столько денег? Надо подыскать Варьваре работу. Так она будет вставать еще раньше и гулять со мной не в 6, а в …».

Железная скрипучая дверь подъезда отперлась, нарушив мысли о плане возмездия, когда я поскребла когтями об край, разбив тем самым образ приличной девочки в глазах соседей. Последней каплей в неизбежном грехопадении мог стать только пробуждающий все живое вокруг лай, но его я оставила на потом. Так низко я паду в следующей книге.

Я вышла на крыльцо и вдохнула запах бодрящей морозной свежести спящего города. Сон мой как рукой сняло.

С радостными возгласами, убившими мой идеальный слух:

– Как прекрасен это мир, посмотри! – Варьваря потащила меня в ближайшие кусты.

Ступать приходилось аккуратно, обходя замерзшую лужу, где недавно чуть не потонул алый кораблик вместе с ребятами. А луж, хочу заметить, во дворе многоквартирного дома было предостаточно. Больше, чем в Канаде озер.

Одно сплошное озеро из луж.

Я буду перед вами честна, хотя вы и сами все знаете: гулять в 6 утра было холодно, скучно и очень хотелось спать. Я пыталась пару раз объяснить Варьваре, что будильник можно завести и на время позднее, но она была непреклонна. Настаивать на своем она умела – моя школа. Поэтому мы, как две дурехи, обходя озера из луж, шли топтать тротуары заспанного города раньше всех нормальных людей.

Все соседские псы в это время спали и видели седьмой сон про косточку. Поговорить и обсудить последние сплетни было не с кем. Даже понюхаться желающих не находилось.

Кроме Чарли из дома напротив, вытянутого в струну уиппета7. Удивительно, он всегда такой энергичный и неугомонный в 6 утра. Интересно, что хозяин подсыпает ему в корм?

Хотя, глядя на высокого, обтянутого беговыми лосинами хозяина в очках, напяленных на длинный крючковатый нос, можно сделать вывод, что подсыпает хозяин в корм что-то и себе.

Они, как две пули, пронеслись мимо нас, пока я, позевывая, обнюхивала клумбу из колеса с упокоенными под снегом настурциями. И брови не успела поднять на их «броьробоеурооо», которое отрывками фраз принес февральский ветер.

– Доброе, – помахала вслед, смеясь, Варьваря.

Я оторвалась от клумбы, внимательно посмотрела на Варьварю, потом на удаляющиеся в глубь двора тонкие фигуры. Протерла заспанные глаза и хотела гавкнуть уиппету, что у его лысеющего хозяина развязался шнурок, но было уже поздно.

Опознала я этих двоих по костлявому заду, недавно удалявшемуся в рассвет, а теперь торчащему все из той же злополучной лужи, где недавно терпел крушение бумажный «Титаник» и двое детей.

Хорошо, что крушение заметила только я. Иначе пришлось вызволять из лужи еще и их. Словно я какая-то Мать Тереза, а не диванная королева голубых кровей. Словно парней мне не хватило вылавливать из грязи.

Варьваря никогда не могла пройти мимо страждущих, обездоленных, голодных и туфель со скидкой 50%. Я же придерживалась и придерживаюсь в данном вопросе правила моряков: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

А теперь, закончив жаловаться на хозяйку, с вашего позволения, я продолжу рассказ, который подводит к самой сути повествования, собственно, к тому, зачем мы тут все и собрались.

Ну не все же про мои прогулки рассказывать.

Мы с Варьварей жили в одной из пятиэтажек. Серым кольцом она сковывала маленькие двухэтажные домики. С небольшим садиком, поросшим спящими сиренью и шиповником без листьев, так и норовившими проникнуть в обычную жизнь обитателей дома. Постучав колючей лапой в окно террасы, разбитое на сетку потрескавшихся от времени белых тонких рам.

Каменные деревья пятиэтажек скрывали домики от городского шума. Словно северные фьорды. Обступив со всех сторон. Взяв в беззвучный плен.

Возникало ощущение, что в закрытом дворе, среди сказочных сооружений мир на секунду замер, притаился и продолжил жить по своим временным законам, отставая от привычной линии времени лет на сто.

Только представьте: вот вы стоите на центральной улице среди потока сумасшедших, вечно торопящихся пыльных машин и одетых в черные одежды и несбывшиеся мечты людей, но, сделав шаг и свернув во двор, внезапно оказываетесь в Англии девятнадцатого века.

Замрешь на секунду. Отвлечешься на соседку, которая несет из магазина пакет с сосисками. Закроешь глаза в предвкушении, что она заметит, как ты исхудала, и вручит мешок, отчитав Варьварю. А когда глаза вновь откроешь: облаешь возникшего из кустов молочника в клетчатом фартуке поверх белой куртки. Не замечая лай, который не прорывается сквозь наушники с тяжелым роком, он разносит молоко, выставляя на террасы перед разноцветными дверьми. А колючее февральское солнце, молодое, только-только вырвавшееся из объятий ночи, успевает играет в прозрачных стекляшках бутылок, пробуждая своими детками солнечными зайчиками: синичек, насвистывающих гимн наступившему утру.

«О, святой Сасиско! Как же я ненавижу этих пернатых фигнюшек. Особенно с утра. Никакой от по-клоунски раскрашенных птичек пользы, только гам-тара-рам пляски-свистопляски».

Надо не забыть обсудить эту проблему с Эпикуром. Котом, который иногда появляется призраком из неоткуда на балконе. Возникает из пыли, скопившейся на хламе прошлых хозяев. Коробок, засоряющих мою жизнь и Варьварин интерьер.

У меня складывается ощущение, что хозяева нашей квартиры хранили этот мусор, отдаленно напоминающий вещи со времен динозавров. Никак не могли выкинуть. Продолжая верить, что сломанная лыжа научится со временем регенерировать и в процессе лыжной эволюции отрастит себе сломанный кусок. Или старые шахматы додумаются размножаться почкованием и наделают недостающих фигур черного цвета.

«Из белых? Глупцы».

Пыльная трагедия сильно выбила меня из размеренной медитативной жизни мопса, я и забыла, зачем появилась на свет белый в целом, и уж тем более зачем вышла на улицу в 6 утра. Не по своей, конечно, воле.

Ах да! Разрыть ямку поглубже для свершения утреннего туалета. Да простят меня жители местных английских домиков, но гулять под их сиренью мне доставляет на много больше эстетического удовольствия, чем по Варвариному ковру. Я думаю, они должны гордиться моим чистосердечным признанием, непревзойденным вкусом и своей сиренью.

Но только я раскопала промерзшую ямку идеальной глубины и расслабилась, устремив взор на сонное, медленно плывущее небо, как Варьваря меня нагло одернула и полезла копошиться в МОЕЙ ямке.

Находясь в шоке от происходящего, я так и замерла в позе звезды, разинув пасть.

– Милка, ты посмотри-ка! Кажется, из тебя сыплются драгоценности.

Если бы мои глаза не были выпученными от природы, то сейчас им самое время вылезти из орбит. Не спорю, я наделена множеством достоинств, но производить драгоценности во время утроенного туалета… Нет, такое со мной впервые. Я не захотела смотреть в свежевскопанную ямку, но Варьваря желание проигнорировать ситуацию не разделила и уже вертела перед моим носом позолоченную белую шкатулку.

«Вот всегда она так».

– Кажется, из кости или фарфора. Такая белоснежная.

«Отлично. Этого еще не хватала. Десять минут назад я наслаждалась жизнью в мягкой кроватке, а теперь из меня появляются шкатулки из кости или фарфора.

Прекрасно, просто замечательно. Я так и знала, что воровать куриные кости из помойки – плохая идея. Так и знала».

– Наверно, ее кто-то потерял, – продолжала рассуждать вслух Варьваря, – почему она тогда зарыта так глубоко под землей?

«Потерял?!» – мой хвост энергично завилял. – «Неужели случайное совпадение и шкатулка не моего желудка творение?»

Я выдохнула.

– А может, это клад?! Господи, Милка, как интересноооо, – защебетала Варьваря и, дернув меня за поводок, потащила домой.

Я посмотрела на нее тяжелым взглядом исподлобья, пытаясь намекнуть, что как-бы свои уличные дела я не закончила. Но Варьварю уже было не остановить. Она тянула поводок, как бурлаки баржу, совсем забыв про ценный груз, то есть меня. Не удивлюсь, даже если бы поводок оказался пустым на том конце, она этого не заметила, продолжая рассуждать о планах по раскрытию тайны найденной шкатулки.

Вот такая загадка, спрятанная в секрет, окутанный тайной, свалилась на наши головы.

Глава ав ав 2

Незнакомец с тростью

Первым делом дома Варьваря распечатала на принтере объявления с текстом о поиске хозяина клада, где подробно рассказала о размере и цвете шкатулки с детальными фотографиями. Упустила она лишь сам момент обнаружения находки. Слишком пикантным он ей показался.

И еще один важный, очень примечательный для этого дела нюанс, который мы обнаружили не сразу.

Зайдя, да что уж лукавить, залетев в квартиру, словно космический спутник Союз-1 разрывающий атмосферу, педантичная, помешанная на чистоте Варьваря сегодня проигнорировала мытье моих пыльных лап, жестом указав, чтобы я проходила в комнату. Такому поступку я очень удивилась, но еще больше меня удивил проигнорированный хозяйкой МОЙ завтрак!

Она скинула куртку на пол в коридоре. В угол одним метким броском закинула кроссовки, прошла в комнату и села на кровать, рассматривая шкатулку в свете торчащего из стены бра.

– Какая удивительная, тонкая работа. У нас в музее …

Только сейчас я узнала, что каждый день Варьваря уходила не к другому мопсу, а, оказывается, на работу в музей.

– … У нас в музее, – продолжала хозяйка, рассматривая шкатулку уже через лупу, – я видела нечто похожее в каталоге, но не решусь судить, одна и та же – это шкатулка или нет. Но если это та самая, то сейчас в руках я держу уникальную и очень дорогую вещь.

«Ура! Кажется, мы богаты и наконец-то съедем из этой маленькой пыльной комнатушки в пентхаус на тридцатом этаже с видом на Нью-Йорк».

– И нам просто необходимо разыскать ее владельца.

«Черт. Так и знала».

– Ого себе! А это что тут у нас такое? – Варьваря аккуратно повернула металлический крючок в виде золотой розочки, и из шкатулки что-то выпало на кровать, сверкая в искусственных лучах светильника.

При распечатывании объявлений Варьваря упустила одну очень важную деталь. В шкатулке хранилась именная брошь. Она сделала это специально. Владелец за долгие годы, если он был еще жив, мог и подзабыть некоторые детали, но свое имя, выгравированное на брошке в виде маленького золотого японского карпа, чью спину украшала россыпь рубинов, если он на самом деле является владельцем, не забудет никогда.

Затем она разместила парочку объявлений в интернете и потащила меня на улицу расклеивать по столбам бумажки.

– Как будто твоя брошка важнее моего завтрака! – упираясь лапками, скандировала я.

– Милка, ну пожалуйста, я тебя умоляю! Я и так уже десять раз опоздала на работу. Музейный архив без меня покроется вековой пылью за секунду. Давай расклеим два объявления возле дома, и я тебя тут же покормлю чем-нибудь вкусненьким. Может быть даже бананом

«Может быть! Ха! Может быть!?»

– Сосиской! – на меньшее я не согласна.

Поводок резко дернулся, и я клюнула носом в ламинат.

–Больноооо, – жалостливо захрюкала я.

Варьваря не заметила моей трагедии и, зашнуровав кроссовок, поднялась с колен.

– Пошли, Милка.

И мы пошли.

Город все еще не очнулся от ночи. Улицы были пусты. Радовало одно: солнце чуть-чуть прогрело разряженный за ночь воздух, и стало значительно теплее. Лишь один мужчина стоял у столба, к которому мы стремительно приближались, чтобы наклеить бумажку с объявлением.

Неприятный тип. Я сразу это почувствовала. От него пахло злостью. Раньше я не знала, что злость пахнет именно так. Только когда стала старше и умнее, научилась распознавать ароматы эмоций, как и любая другая собака моего возраста, ума и обаяния. Счастье, например, пахнет ванилью и апельсинами. Поэтому счастливые люди, как сдобные апельсиновые кексики, источают приятный легкий аромат. Любовь благоухает мармеладом и малиной. Влюбленного человека, я учую первым в толпе.

«Ням».

А вот злость имеет аромат гвоздики и мокрой земли.

Тяжелый, удушающий запах. Такой аромат царил в моем прошлом доме, и я очень удивилась, когда почуяла его вновь. Возле столба.

Худощавый мужчина невысокого роста, в темно- зеленом плаще и черной шерстяной шляпе стоял на тротуаре, опершись на трость с ручкой в виде пуделя. Его глаза скользили сквозь маленькие стекла круглых очков по бумажке. Он читал объявление, которое до нас давным-давно наклеила на столб неизвестная рука.

Информация с бумажки, видимо, так огорчила мужчину в пальто, что аромат гвоздики усилился. И он начал ворчать себе под нос.

Когда мы с Варьварей подошли к столбу, он, разглядев в нас своих жертв, сразу перешел в наступление по сливу негатива. Без прелюдии.

– А что это ты делаешь? – без эмоционально спросил он у Варьвари, взглянув на меня.

– Здравствуйте. Мы нашли один предмет. Тут неподалеку. И сейчас разыскиваем его владельцев.

– Предмет? Что еще за предмет? Вы что воры? Или вы из пенсионного фонда?

Хозяйка предпочла не вестись на провокацию и промолчала.

Мужчина, подождав несколько секунд ответа и не дождавшись, начал разговор вновь.

– А что это ты за собакой не убираешь? Загадили тут все.

– Извините, мне кажется, вы меня с кем-то путаете. Я за своей собакой убираю. Всегда! – мягко ответила Варьваря быстро намазывая бумагу с объявлением канцелярским клеем.

В отличие от меня, в конфликты она вступать не любила. А я была уже во всеоружии, готовая заступать в бой. Не на жизнь, а на смерть. Как борется только мопс за последнюю упавшую со стола крошечку еды.

– Да ладно, не обижайся, – продолжил мужчина.

– И не думала.

Я впервые стала свидетелем Варьвариной лжи. Возьму на карандаш: покрасневшее правое ухо – признак того, что хозяйка врет.

– Послушай, а ты не видела здесь… В этом доме… – он ткнул тростью с пуделем в один из каменных Английских домиков, – раньше жила женщина с девочкой. Это было давно…

Он замешкался, словно погрузившись в теплые воспоминания, какие обычно находят на меня ближе к ужину, и сквозь горечь гвоздики не на долго просочился аромат мармелада.

– … Да и девочка уже выросла во взрослую женщину. Может, ты их встречала здесь когда-нибудь? А то я вернулся из … – он резко оборвал свой рассказ.

Варьварина сердобольность нас оставит без завтрака. Конечно, добровольно она не могла отказать неприятному старику в помощи.

– Хотя нет. Это все не важно. Ерунда! Вы, молодежь, дальше носа не видите и за собаками никогда не убираете.

На секунду исчезнувший запах злости вернулся вновь. Да с такой силой, что я начала хрипеть.

– Твоя псина рычит на меня! – закричал незнакомец. – Убери ее немедленно!

– Милка? Милка? Ты что? Что с тобой! – заверещала Варьваря и схватила меня на руки в тот самый момент, когда старик перехватил трость в руках и с силой ударил стальным пуделем по голове.

– За чтоооо? – заскулила я и потеряла сознание.

Кажется, я умерла

Или сошла с ума. Хотя, возможно, я сначала сошла с ума, а потом умерла. И это было от голода. Так и запишем. Пусть моя доблестная гибель будет на совести Варьвари.

Очнулась я дома от разрывающегося мобильного телефона. Его дребезжащее эхо больно колотило стальным молоточком по шишке, полученной от металлического пуделя.

Хозяйка прилежно отвечала на каждый звонок, не давая дребезжащему чудовищу надрываться в руках дольше двух секунд.

«Ну надо же, какая ответственность».

Лучше бы она соблюдала это правило во время кормежки, а то мои воспоминания о вчерашнем завтраке окончательно переварились в желудке еще утром.

Так, если мое тонкое чувство юмора на месте, значит, ушиб был не сильным и со мной все в порядке. Жить буду, собственно, чему я очень рада.

Я потрогала шишку лапкой и заскулила, испугавшись ее размеров. Примерно с грецкий орех!

«Бедненькая я, бедненькая».

Варьваря продолжала отвечать на каждый звонок мобильного, параллельно ведя переписку в интернете.

– Нет, в шкатулке был не гвоздь.

– Да, это была брошка.

– Да, шкатулку нашла я.

– Нет, я вам ее не продам! И не отдам! Прекратите мне угрожать!

После седьмого звонка Варьваря положила трезвонящую трубку под подушку на стул и села сверху, зажмурив глаза.

– Милка, это кошмар какой-то! Во что мы ввязались?

– Не мы, а ты, – уточнила я, рассматривая коготки на передней лапке.

Хорошо, что хоть они были целы. В отличие от моей черепушки.

– О, моя красавица! Прости, прости, я и не заметила, как ты очнулась. Милка, мне так жаль.

«Ну-ну… Обычно свое сожаление люди проявляют по- другому. Как минимум завтраком в постель».

– Сейчас я приготовлю завтрак. И мы будем кушать!

– Не мы, а я!

– Я так испугалась за тебя. Покажи-ка мне свою голову.

Варьваря спрыгнула со стула и побежала ко мне посмотреть место ушиба. Поцелуи в нос и крепкие объятия не заставили себя долго ждать. Ведь лучшим лекарством, по версии Варьвари, была любовь.

Об этом она прочитала в популярной книге по позитивной психологии. И с тех пор каждое утро прыгала на пятках перед зеркалом и улыбалась своему отражению, тыкая в него пальцем со словами:

– Вселенная тебя любит.

Однажды я попыталась повторить подобный трюк, пока никого не было дома, заменив непонятное моему разуму слово «Вселенная» на «сосиска». Попрыгала пару раз перед зеркалом, но вместо сосисок и хорошего настроения на меня лишь обрушился гневный стук по батарее от соседей с низу. Не исключаю. Это Вселенная посылала в тот момент сообщение, но что для мопса знаки, когда все мысли о еде.

Какой смысл тратить свою космическую энергию на них? Лучше сразу отправить посылку с мясными деликатесами.

Варьваря чмокнула меня в мохнатую щеку, крепко обняла несколько раз и вернулась к рабочему столу.

Спустя две минуты сорок пять секунд тишины и медитации над остывшей кружкой чая, она была вынуждена поднять телефонную трубку вновь.

Я продолжала лежать на подушке, наблюдая со стороны за ситуацией, и не заметила, как на глаза опустились отяжелевшие веки. В мгновение я поняла, что очень устала. Как будто всю ночь вагоны с углем разгружала. Но я связала это с отсутствием завтрака, а не с углем.

Стоило мне прикрыть глаза, как я почувствовала, что кровать подо мной растворяется в пучине облаков розового пара, меняет привычную обстановку родного дома на нетипичную для Уральской зимы зеленую лужайку с сочной травой.

Я заволновалась и покрепче зажмурила глаза. Для надежности прикрыла их лапками. Сосчитала до семнадцати и оторвала правую лапу от морды, ощупывая пространство вокруг. Пространство ответило тем же.

Вместо мягкого одеяла мои ноги обнимал теплый ветер. На нос сел неопознанный летающий объект.

Любопытство, щекотавшее нос, взяло вверх, и я распахнула глаза.

Поляна была небольшая, но я находилась на ней совершенно одна. Вокруг не было ни трезвонящего телефона, ни Варьвари с Зайкой, ни пустой миски с едой.

Только ярко-зеленая, словно огуречная попка лужайка и обступившие ее многовековые сосны.

«Очень интересно».

Сквозь смурые деревья, подпиравшие облака, к поляне подступали белые кирпичные домики с разноцветными черепичными крышами. Желтые, красные, оранжевые. Украшенные железными флюгерами в форме короны или сосиски. Но что самое приятное, почти перед каждым был раскинут небольшой огород, где на открытом грунте росли одни лишь огуречные растения, усыпанные корнишонами.

Аккуратные милые домики тесно подпирали друг друга, формируя дворы. Дворы – улицы. А улицы – город, неотмеченный ни на одной карте.

«Ха. Не знаю, кто тут живет, но эти ребята однозначно мне понравятся».

Я поднялась с земли и побежала познакомиться с жителями. К великому сожалению, город был пуст.

«Интересно, а где все»?

Я шла по покинутой опустевшей улице. Переступала с камня на камень по мощеной на европейский манер дороге. Заглядывала в окна домов, завешанные милыми накрахмаленными занавесками в цветочек, в надежде встретить хоть кого-то.

Но кроме цветущих гортензий в горшках не увидела ни души.

Возле одного дома я не удержалась и сорвала спелый огурец, росший на грядке за белым деревянным забором.

Надеюсь, никто не будет против. Во рту у меня не было ни росинки со вчерашнего вечера.

Я откусила с горького края и растеклась в блаженной улыбке. Это был самый вкусный, самый сочный и самый хрустящий огурец в моей жизни.

Ах, а какая у него была попка…

С огурцом в зубах я присела на резную деревянную лавочку возле дома и прислушалась. Да, это гудение и жужжание мой тонкий слух уловил еще при входе в город. Тогда я не придала ему значения. А сейчас. Шум усиливался, и, кажется, он доносился откуда-то со стороны правого уха.

Я засунула весь огурец в пасть и побежала в сторону шума. Пробежав несколько метров по каменной улочке, которую тесно зажали между собой белые домики, передо мной открылся большой замок. Он был нежного фисташкового цвета. А башенки-безешки венчали флюгеры в виде корон.

Шум нарастал. Подойдя ближе к замку, я увидела на площади толпу.

«Так-с надо бесшумно подобраться поближе и рассмотреть их лучше, не выдавая своего присутствия».

Я спряталась в тени одного из домов и стала пробираться тихонечко вперед. Но имея от природы грацию картошки, нечаянно затронула горшок с гортензией на окне макушкой головы, когда приподнялась посмотреть, что заставило толпу аплодировать. Горшок со звоном упал на мощеную дорожку и разлетелся на маленькие керамические кусочки, обнажив солнцу корни алого цветка.

– Ну почему, почему это происходит именно со мной? О святой Сасиско! – в отчаяние завопила я.

Толпа резко обернулась. И тогда я увидела, что на меня смотрят несколько десятков выпученных, знакомых глаз.

Мопсы. Целый город мопсов. Конечно, я могла об этом догадаться. Кто еще будет выращивать перед домом плантацию из огурцов? Да еще и такого отменного качества. Однозначно тот, кто знает в них толк.

Жители города замерли от удивления, и я смогла постепенно рассмотреть каждого. Тут были и белые, и черные мопсы. Некоторые в соломенных шляпах, другие с непокрытой головой.

Один черный мопс снял зеленую клетчатую кепку и почесал голову. Девочки-мопсы в розовых платьях с белыми фартуками стояли, прикрыв рот лапкой, а мопсы-мальчики в джинсовых комбинезонах нахмурили брови.

Тут мне окончательно стало неловко. Ведь я была без шляпки. А в изысканное общество, как вы знаете, без шляпки являться не стоит.

У одного пса была удочка и пустое ведро в руках. Другой держал перед собой двумя лапами корзину с огурцами. Маленький мопсик спрятался за маму и теребил в руках плюшевого мишку. Дедушка мопс, опершись на веточку, разглядывал меня в пенсне, улыбаясь беззубым ртом. А позади всех восседал на троне в виде связки огурцов толстый бежевый мопс в короне.

«Король похоже».

Так, а сейчас пришло самое время включить все свое обаяние. Ну, то самое, когда я вымаливаю у Варьвари имбирную печеньку. Я называю его «обаяние номер 5». Оно самое невыносимо прекрасное. Им я пользуюсь редко, в самых сложных случаях. Когда тяжелая артиллерия великого комбинатора уже не помогает. Остальные четыре вида обаяния я применяю чаще. Среди них есть «взгляд тоскующей по улице», «пусти на кровать, пол слишком жесток для меня» и … Ага! Так я вам и выдала все мопсячьи секреты! Хитренькие вы мои.

– Здравствуйте, – замахала хвостиком и лапкой я, – меня зовут Милка.

Толпа загудела. Мопсы зашушукались между собой.

– Меня Милкой звать! Мне кажется, я заблудилась и совершенно не понимаю, где я сейчас нахожусь.

В этот момент я хотела всплакнуть для пущей убедительности, но запас соленой жидкости решила оставить до вечера. Вдруг меня так никто и не покормит.

– Я что, умерла и попала в собачий рай?

– Ша, господа! Тише, – заговорил главный мопс, поднявшись с трона.

Видимо, он распределял еду и был важной персоной в городе. Мопсы сразу его послушали и стихли. А это на мопсов совсем не похоже.

– Никто не умер. Просто ты попала в царство мопсячьих снов.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

2 из 4