Обман развития

– Поэтому вы единственный человек, чья охрана – это роботы? – Анна заговорила увереннее.

– На мою жизнь за последние полтора года покушались уже три раза. Доверие к человеку – непозволительная роскошь.

– Мне вы доверились.

– Нет. Иначе бы они тут не стояли, а тебя бы охрана не просканировала до самых костей, как и между нами не было бы бронированного стекла, которого ты даже не заметила.

Удивление Анны вынудило ее встать и нащупать это ограничение рукой, ища глазами пределы такой вынужденной меры. Там же она нашла незаметные динамики, передающие голос Итана, – прямо вдоль всей линии стыка. Итан же в это время наслаждался ее удивлением, как фокусник, удачно провернувший трюк. Анна села обратно уже с другим лицом – сосредоточенным, погруженным в процесс.

– Один из законов успеха – правильно расставленные приоритеты. В мире проблема деторождения – а людей волнует, кто там сидит у власти и почему роботы воюют вместо людей.

– Вдруг эти люди и виновны в невозможности репродукции?

– И, устраивая беспорядки и погромы, люди пытаются так доказать, что заслуживают свободы завести наследников? Разве реакция…

– А еще люди боятся, что по их улицам начнут ходить эти самые роботы, у которых нет идеологии или стороны, лишь повелитель, кото…

– Вот бы люди не боялись жить! – грубо перебил он Анну в отместку за ее наглость уходить в другую тему. – Какой смысл вводить в Мегаполис войска, если все хорошо?

– Повод может появиться.

– Умничка. Но только этот повод создают люди. Вместо того чтобы беречь себя, люди лезут на баррикады. Вместо того чтобы развиваться и делать что-то, они ищут обман. Вместо созидания – разрушение, вместо любви – ненависть. Посмотри на космическую программу: мы совершаем революцию, четыре гениальных ученых изобретают там, наверху, двигатели на чистой энергии! О таком даже я не мог мечтать в свое время. А большинству плевать, даже имена их не знают: Амара, Бертран, Виктория и Грегор. Инфополе втрое меньше, чем первый полет Пилигримов.

– Люди боятся будущего, они потеряны, вокруг все теряет определенность – и это подвигает их требовать ответов и хоть каких-то ориентиров…

– Да люди сами не знают, чего хотят. А поводов для страха всегда сверх нормы. Ты молода, вряд ли помнишь: когда-то Майя Миронова отдала всю себя на возмещение ущерба. Закончилось все плохо – и вот прошло семь лет, а ничто не изменилось.

– А как же внезапное падение рождаемости на двадцать процентов за последний год? Причина так и не найдена. Люди теряют возможность создать будущее. Что на это скажет ЦРТ?

– Что на медицину тратится четверть бюджета: строятся клиники, лаборатории работают без выходных. Но пока мы не знаем, в чем проблема. Нет никакой последовательности или системы, почему у одних есть дети, а у других нет. Среди богатого и бедного процента рождаемость падает почти симметрично, что все равно заставляет людей верить в желание власть держащих сократить популяцию.

– Есть мнение…

– Как и всегда.

– … что ваш отлет с планеты на Точку – это бегство от последствий из-за невозможности ЦРТ оправдать доверие и вложения.

– Но разве люди не ставят под сомнение мое руководство? У меня достаточно заместителей, да и совет директоров не бесполезен, справятся без меня. А я пока займусь помощью Четверке в создании новых двигателей, чтобы в ближайшем будущем совершить первый полет человека за пределы солнечной системы. Уже сейчас есть список потенциальных для освоения ресурсов планет, куда мы хотим отправить автоматизированные системы для изъятия тех самых ресурсов, с дальнейшим созданием колоний.

– А может, стоит сосредоточиться на происходящем здесь, на…

– Знаешь, почему мы делаем это там, далеко? Чтобы в случае неудачи никто на планете не пострадал. Но думать об этом никто не хочет.

– Так все из-за людей?

– Нет. Мне плевать, кто и что обо мне думает, – у меня есть работа, которую я люблю и делаю изо всех сил. Если бы тут я принес больше пользы, чем там, то остался бы. А руководить могу и оттуда.

– Многие посчитают это бегством…

– Это их право.

– Так же как и право решать, чем должно заниматься правительство, а чем – нет.

– Послушай…

– Более того, – Итану понравилась возросшая сила Анны, хоть какое-то сопротивление, думал он про себя, – доверие к ЦРТ очень шаткое не в последнюю очередь из-за того, что у руля стоите вы. И уже появляются все новые люди, конкурирующие компании и организации, способные дать альтернативу во многих сферах производства. Как вы прокомментируете слухи, что создание полноценной армии роботов – это защитная реакция для сохранения абсолютной власти в Мегаполисе на фоне множества нерешенных проблем?

– Да я никогда не против конкуренции. У ЦРТ огромный фонд помощи начинающим компаниям во всех областях науки. Мы приобретаем компании с одной целью – дать им гарантии и страховку, дабы они расцвели под крылом старшего брата. И скажу наперед: людям нужны большие братья, потому что, как ты ранее сказала, люди потеряны, со сбитыми ориентирами. Теперь представь: нет старшего брата – что тогда станет с этими людьми, если даже при нас люди устраивают бардак?

– Просто есть странная закономерность.

– Удиви!

– Меньше десяти лет назад вы были изгоем, чудом избежав тюрьмы из-за «Сбоя». Бывший министр обороны Эобард всеми силами оспаривал монополизацию производств ЦРТ. Но потом, после трагичных событий в Природных землях и ситуации с Пилигримами, вашу репутацию резко стали исправлять. А спустя пять лет после этого Эобард умирает от сердечного приступа. Не проходит и недели, как вы становитесь у руля ЦРТ, начиная сразу же десяток проектов. И вот с гибели когда-то главного противника ЦРТ прошло два года. Два года понадобилось вам, чтобы стать выше самого правительства, обретя безграничное влияние.

– Его смерть напомнила всем нам важность человеческой жизни и ценность отведенного времени. – Итан насладился молчанием и продолжил, сверля ее змеиными глазами: – Встречный вопрос: ты ищешь виновных или назначаешь виноватых? Не отвечай, надо подумать. Смерть Эобарда – это трагедия. Никто не застрахован.

– Даже вы?

– Конечно.

– Не боитесь, что защитники могут выйти из-под контроля?

– Это невозможно, я сам их проектировал. Моей жизни угрожают люди, не машины.

– Подобными словами могут начать оправдывать вторжение роботов в Мегаполис.

– Что лишь подтверждает: армия тут ни при чем. Все решают люди – кто заслуживает, а кто нет. Восприятие и реальность – тесные понятия. Точно так же, как я убедил тебя в твоей красоте, кто-то убежденный в своей правоте повесит ярлык врага на альтернативное мнение. Тебе ведь понравилась моя ложь? Понравились то внутренние изменения, когда я лгал тебе прямо в глаза, перечеркивая все правду о твоей внешности? Так вот, людям нравится быть правыми в своих убеждениях. А когда они свято верят в свою правоту – закономерно считают врагом любого несогласного. Любое мое или чье-либо действие можно трактовать минимум с двух точек зрения, все зависит все от того же человеческого фактора. А нам остается выбор: соглашаться или нет. Тебе решать, в какую ложь верить – первую, о твоей красоте, или вторую, опровергающую твою красоту. Что ложь, а что правда – это решать тебе, твоя свобода дает такое право.

Анна с трудом проигнорировала такое откровение Итана, всерьез ощутив его власть. Собрав силы, она с трудом глушила разочарование от успешности такой примитивной манипуляции в ее адрес.

– Во что… во что верите вы?

– Человек всегда найдет себе врага и повод для поиска этого врага. Я же не хочу тратить на это время. Слишком примитивно. Я хочу жить, реализуя свой потенциал настолько, насколько это возможно. Этим я и займусь, пока у меня есть на это время.

– А как же мир? Ему необходим…

– Мир – это кладбище историй, единственная польза от которых – доказывать себе либо одинаковую уникальность, либо же закономерную безысходность. Без меня он не пропадет, уверен, с этим мало кто будет спорить.

– Звучит… звучит так, словно вам плевать на то, что происходит внизу, на улицах, в реальном мире. При этом вы выглядите уставшим, словно совсем не спите, даже для интервью не привели себя в порядок, что не вяжется с человеком, которому на все плевать. У вас же кроме работы ничего нет, так почему же…

– Милочка, подумай, какое кому может быть дело до того, плевать мне или нет? По-настоящему, честно! Все, что я могу дать, уже, поверь, достигло своего назначения. ЦРТ занимает семьдесят процентов рынка и сфер услуг, в частности связанных с образованием, акцент на которое делает особенный, вместе со стипендиями и прочим. Мы даем людям все, чтобы они строили будущее, развивались, жили! Не поверишь, но, судя по статистике, например, количество только насильственных преступлений выросло на пятнадцать процентов за последний год. Что ты на это скажешь? У людей есть все. Спроси у них, как они пользуются дарами.

– Люди не могу заводить детей.

– Только не складывай одно и другое. Есть выражение: «мир определяется людьми, с которыми ты его разделяешь». А если мы не ценим этих людей, каков тогда этот мир?

– Неужели вы считаете, что все это связано?

– Пора на этом закончить.

– Я думала, у нас больше вре…

– Я получил желаемое.

– Зачем было это интервью? – вырвалось у нее от непонимания. – Вы могли прийти на любой канал, и вам бы сразу выделили все время. А тут был даже не прямой эфир, а запись.

Итан молчал, с интересом наблюдая за реакциями в голове Анны.

– Я думаю, вам просто нравится доказывать свою правоту. Для этого вы позвали меня, двадцатилетнюю журналистку небольшого портала, со стажем работы всего в два года, чтобы иметь власть над…

– Мне было интересно, в чьих руках будущее. – Итан поднялся и, твердо глядя в ее заинтригованные глаза, добавил многозначительно: – Отлет с планеты будет легче ожидаемого.

Полная конфликтующих мыслей и чувств Анна покинула комнату с мрачным видом. Уже через минуту ему вполне казалось, словно интервью и вовсе не было, а самой юной журналистке этот день запомнится надолго.

Приятный женский голос заговорил в наушнике Итана, когда он подошел к окну, жадно впиваясь глазами в вид ракетоносителя в десяти километрах.

– Мне кажется, ты немного перегнул с ней. – Воспитательный тон отчетливо передавал легкую претензию.

– Да я вполовину работал, а ей это будет хорошей практикой. Но твоя забота мне всегда приятна! – поспешил он добавить с почтением.

– Хватит фамильярности: она права, ты просто хотел самоутвердиться, только я не понимаю зачем.

– Этого хотят все, как и быть правыми в своих убеждениях. Просто я не скрываю этого. Лучше скажи, как там наша Четверка?

– Знаешь, что забавно? Чем менее ты откровенен, тем лучше я тебя понимаю.

Скривив удивленное лицо, Итан поднял голову к потолку, всерьез не зная, как на такое реагировать.

– Кассандра, ты давай с подобным завязывай, ага! Тут вроде как я старший из нас, а кажется, наоборот.

– Может, не просто так кажется?

– Сестра!

– Ну, как скажешь. Кстати, она была права: вид у тебя не очень. Амара и Бертран проведут лекцию о пригодных для жизни планетах на фестивале научной фантастики сегодня в десять вечера. Виктория и Грегор усовершенствовали систему криозаморозки для твоего полета к Точке. Они тщательно следят за твоей безопасностью.

– Что с разработкой «Звена»?

– Медленно, но верно.

– Понял тебя.

– У нас мало времени, Итан. Твое отбытие и так уже отложили на неделю.

– Да, я знаю, знаю. Осталось еще кое-что – и сразу начнем. Ты, главное, убедись, что в этот раз никто нам не помешает, а то мне как-то надоело оглядываться.

– Заранее будешь его предупреждать?

– Не-а. Не хочу рисковать им.

ОЗЕРО

День подходил к концу. После неоднозначного сотрудничества с Ксенией Конлон Бенджамин заскочил еще в пару мест по делам и совсем недавно вернулся в свой дом, скромно обустроенный около небольшого и очень важного для него озера. Бенджамин организовал тут еще и рабочее место, заблаговременно скупив землю и оградив свою территорию от внешнего мира забором и охранной системой. Одинокая жизнь в этом гармоничном месте все чаще намекала ему о приближающейся старости, нежели отчищала его от вытягивающих жизнь бесконечных проблем ЦРТ и Мегаполиса. Несмотря на общую минусовую температуру, холод ощущался приятно. Перед озером, между двумя квадратными одноэтажными строениями слева и лесом справа, находился двор, где Бенджамин развел большой костер, нагревающий воздух вокруг. Там же был небольшой мангал. Об этом месте знал еще один человек – его лучший и единственный друг, который только что проехал ворота. Как только Итан вышел из автотранспорта и направился к Бенджамину, тот уже встречал его:

– Ты знал, что именно сегодня я ожидал тебя меньше всего?

Итан ответил на это лучезарной улыбкой, решив сначала осмотреться.

– Красиво тут. Надо почаще приезжать.

– Ты так каждый раз говоришь.

Бенджамин вернулся к открытой кухне, сразу же достал бутылку редкого алкоголя и один граненый стакан, но, прежде чем налить, разложил на тарелке зелень. Итан в это время достаточно насытился чистым воздухом и, успешно поймав ту забытую для жителей Мегаполиса тишину, развернулся и пошел к хозяину дома.

– С каких пор ты стал таким модником? – спросил Бенджамин, оглядывая Итана с ног до головы, всерьез удивляясь такому виду.

– Между прочим, шикарная ткань, удобная до невозможности. Да и почему нет? Захотелось побаловать себя. Очень советую, а то ты такими темпами станешь лицом невзрачности. Хотя с твоей шевелюрой и нехилой бородой… честно, ты себя забросил.

Осмотрев стол, он спросил:

– Решил мне не наливать?

– А это тебе.

– С каких пор ты не пьешь?

– С тех самых, как перестал работать.

Итан небрежно швырнул белый пиджак на стол, засучил рукава и, взяв из открытого гаража раскладной стул, поставил его рядом с тем единственным, который стоит всегда перед озером правее огня. А потом принял стакан с выпивкой из рук Бенджамина и уселся поудобнее ближе к теплу. Бенджамин вытащил запеченную рыбу и разложил на тарелке с зеленью, поставив ее на небольшом столике. Стул Бенджамина стоял чуть к солнцу, и только он занял привычное для себя место, последние лучи расчертили тонкие линии на его лице, вновь напоминая ему об угасающем времени.

Где-то с час они сидели молча, с попеременным успехом подбирая темы для необходимого им разговора. А ведь их связывает так много событий самых разных крайностей, что и смысла долго выбирать нет: просто начать – и все. Но вместе со всеми тайнами, что они хранят, им также приходится делить горе и сожаление о прошлых ошибках с разочарованием в собственных свершениях. Когда-то трое выходцев из ЦРТ начали свершать эволюцию в науке, но чем больше они следовали своим идеалам, тем чаще сбивались с пути, осознавая свои ошибки слишком поздно. И вот их уже не трое, а двое – одинокие изгои искореженного мира, самые близкие друг другу люди не знают, о чем говорить.

– Хотел спросить, – внезапно заговорил Бенджамин, – как ты умудрился с властями договориться о своем отлете?

– Смеешься? Да они только счастливы будут. За полтора года три попытки меня убить – угадай, чьих рук дело? Вот именно. Думаю, если бы не Кассандра, то уже точно в земле бы лежал. Она умница – очень тщательно все контролирует. Эти засранцы ненавидят меня за то, что у меня власти больше, чем у них. Позорище! У них денег не сосчитать, живи и не тужи – но нет, сама мысль о том, что есть кто-то им неподвластный, не дает спать спокойно. Хотя, справедливости ради, адекватные там есть. Представляешь, я тут даже думал мимолетом начать передел власти, под шумок, топорным, но действенным шантажом, одних слить, других поставить… Но потом задал простой вопрос, и идея сама себя хлопнула. Знаешь какой: почему я?

– Помнится, ты всегда выражал яркое недовольство в адрес тех, на кого сейчас оказать влияние проще простого.

– Знал, что ты на это укажешь.

– Есть у меня странное предчувствие, что твоя неожиданная смена приоритетов тесно связана с Кассандрой.

Итан как-то уж совсем странно огляделся вокруг, словно ерничая от поднятой темы.

– Вау, уже и не помню, когда последний раз видел твое волнение! Спокойнее, тут слепая зона, я обеспечил полную безопасность от любой возможности прослушки или слежки. Глухота здесь идеальная.

– Я знаю.

Итан посмотрел на Бенджамина и, кратко улыбнувшись, чуть наклонился вперед, придавая значение следующим словам.

– Вспомни, сколько лет заняло простое урегулирование вопросов касательно оборонной программы, обещанной министерству обороны. Чтобы мы все обрели еще большую защиту от угроз внутренних и внешних! Ух, слов-то было – аж не сосчитать. Эобард тогда всецело рассчитывал на одобрение всех и вся – а оказалось, как-то совсем уж и не готова верхушка к серьезным переменам. Вдруг испугались, что сами попадут под раздачу, – а контроль они любят.

– Это был их выбор, Итан. Конечно, они боятся, что что-то, даже не кто-то, а что-то может быть столь могущественным, что…

– Такой же выбор, какой сделал ты, когда свалил, оставив меня одного, – несколько резко выскочила претензия Итана.

– Я ушел, потому что видел, куда все идет. – Бенджамин заговорил тверже, четко проговаривая каждое уже на раз звучавшее слово на эту тему. – И я говорил тебе про это, но ты, как всегда, не слушал. Да и очередные жертвы на себя мне брать не хотелось. Я не просто так дал обещание, прямо здесь, на могиле Майи, продолжить ее дело, начатое из-за «Сбоя».

– Я не знал этого.

– Глядя на то, к чему все пришло, я все больше утверждаюсь в пользе преданности обещанию.

– Поясни.

– Да брось, единственный, кто тебя ограничивал, – Эобард. У меня с ним и так были натянутые отношения, но вы так спелись, что я уж решил не лезть в ваш грандиозный план. Не прошло и пары недель после его внезапного сердечного приступа, как ты захватил всю власть. Виднее видного, что выбор после этого у меня остался крайне незавидный.

– Даже не знаю, друг мой, считать ли за комплимент твои обвинения. Но только ты не прав. Как раз таки его убийство и было тем самым стимулом использовать нападение как лучшую защиту. Да, его убил не я. Сможешь себе такое представить? Странно, кстати говоря, слышать обвинения в убийстве от тебя. Не тебе меня судить.

Молчание от намека на давнюю кровь на руках лишь усилило напряжение, а Бенджамин против своей воли вспомнил ночь двадцатидвухлетней давности… Итан решил продолжить, словно ничего и не было:

– Почему-то никто не связывает смерть Эобарда и покушение на меня в одну закономерную линию событий! К счастью, я люблю доказывать свою правоту – и пошел в полный разнос, да! Ты бы видел их лица, когда я весь компромат кидал им под ноги, а они ничего не могли сделать, словно детки без конфетки. Надменные ублюдки не могли даже слова противопоставить. Капитуляция – аж скучно стало.

– Я не понимаю, зачем они пытаются убить тебя, если при успехе Кассандра сразу же…

– Так ведь они про нее не знают! Да, ты внизу мало что замечаешь о жизни наверху, но такова правда. Я, как истинный гений, умолчал о Кассандре, нашей девочке, нашем единственном и неповторимом во всем мире Искусственном Интеллекте, так и не получившем огласку, что стало не менее гениальным решением, чем ее гениальность. А так как они о ней не знают, то могут лишь гадать, сколько у меня связей и подкопов в нашей системе, так успешно и красиво обеспеченной ресурсами ЦРТ. И как же это приятно знать, что если я помру от их рук, то возмездие будет всеобъемлющим и необъятным, а самое главное – они даже не смогут подтвердить или опровергнуть свою безопасность. Страшно представить, что она сделает с ними, случись что со мной.

– И ты два года не мог мне это рассказать?!

– О, теперь ты включил заботливого друга.

– Да что с тобой такое?! Я не считаю, что мир должен знать о ней. Но в определенном виде мы могли интегрировать ее потенциал, представить как оборонную систему, направить на благо. Итан, ты разочаровываешь меня своим безрассудством!

– Друг мой! – Сохраняя здравомыслие, Итан спокойно принял выпад Бенджамина. – Ты бы знал, как я разочарован тем, что с каждым годом твой энтузиазм увядает на глазах. Из нас троих оптимистом был ты, мастерски адаптировался к любой ситуации. А сейчас живешь на своем острове, занимаясь работой, которая ниже твоего достоинства. Сбегаешь в эту глушь – и при этом еще меня обвиняешь в чем-то.

– Какое же лицемерие! Разве ты сам не делаешь то же самое? Сбегаешь от всего мира на личный «остров», который отстроил в космосе за эти два года. Да и вообще, признай, Точка – это уж очень кричащее название: сразу понятно, как ты пытаешься этим поставить точку в истории.

– Не поверишь, но лишь ты понял это. Даже Четверка особо не акцентировала на этом внимание.

– Я думаю, ты просто никого не слушаешь, кроме меня и Кассандры. Забавно получается, не находишь? Наши мнения расходились по очень многим вопросам, конфликтовали на идеологическом уровне почти все двадцать два года с момента знакомства – а итог на старости лет делим один на двоих.

Подобное молчание вполне можно было спутать с эпилогом всей многоуровневой и полной откровения беседы. Но реакция на несколько отрезвляющую параллель выгорела сильнее ожидаемого, освободив место под совершенно обоюдное смирение с этой удивительной по свойству участью одиноких ученых. Когда-то они вершили судьбу мира, сталкивались с человеческим фактором самой разной формы, что по логике обязано было слепить из них непробиваемые фигуры чуть ли не мифического масштаба. Но, несмотря на всю уникальность знаний, общих и индивидуальных, в симбиозе с идеологической упрямостью и хитростью, Итан Майерс и Бенджамин Хилл оставались людьми. Правда, каждый воспринимал этот статус совершенно по-разному.

Бенджамин вспомнил лицо подростка в «Лучшей Жизни», чувствуя горечь от невозможности рассказать хоть кому-то о той встрече, приобретающей новый окрас благодаря этой.

– Интересные мы друзья, Итан: не можем быть откровенными друг с другом даже сейчас, когда, кажется, уже и скрывать нечего.

– Да брось, как раз это и делает нас лучшими и единственными друзьями. Сам подумай, кому, кроме меня, ты сказал или скажешь, что задумал очередной некий проект? Вот именно. Я сказал только тебе, другие не заслужили.

– Когда ты мне сказал об этом?

– Сейчас. И это будет очень необычно.

– Как единственный друг, я прошу тебя опомниться.

– Ты даже не знаешь суть…

– Я знаю, чем сейчас живут люди на чуждых тебе улицах. Они уже в отчаянии и раздрае, без ориентиров и опоры для принятия решений. А вы с Кассандрой решили устроить это безумный эксперимент с искусственным контролем популяции, вынуждая людей… да что я говорю, словно мое мнение вас когда-то интересовало!

– Знал, что ты догадаешься. Но скажи, а разве тебе не должен быть известен исход этой инициативы? – Бенджамин удивился словам Итана с присущими хитрыми глазами. – Да, я серьезно, скажи, было подобное в будущем? И не смотри так, мы и раньше прыгали вперед поколений, используя твои уникальные знания.

– Ты мог спросить меня в тот момент, когда решился вместе с Кассандрой менять судьбы людей без их спроса. Как это происходит? Она создала алгоритм, вычисляющий потенциально полезных людей, и…

– Хотя, что я говорю, зная тебя, ты бы, скорее всего, солгал. Это ведь началось сразу же после смерти Майи, а ты не мог тогда принимать трезвые решения.

– Майи нет уже семь лет. Ты мог сказать когда угодно, но говоришь именно сегодня, почему?

– А ты сам почему молчал? Раз знал, то мог поднять шум или же наехать на меня, да просто даже поговорить, а то и вовсе поучаствовать. Но нет – ты не сделал ничего. И мне вот интересно: тебе просто плевать или же – а вот сейчас очень интересно – ты знаешь, знаешь, чем все это обернется в будущем? Потому что – а я вполне это допускаю – такое уже было. Бездействие – тоже действие, друг мой.

– Только не говори, что ты приехал сюда ради этого.

– А вдруг прямо сейчас твой ответ изменит будущее? Ты ведь единственный его видел и знаешь, пусть было и давно, но твое слово остается самым ценным знанием.

– Ты ранее спросил сам у себя: «Почему я?» Хороший вопрос.

– Еще одна интрига. Ранее ты использовал каждый шанс, а теперь взял самоотвод, и даже сейчас, когда я кинул тебе лучший способ все исправить, ты решаешься остаться в стороне. Интересно, все это очень и очень интересно. За двадцать два года мы так и не определились, судьба ли или все-таки выбор ведет нас по столь неровному пути.

Несколько задумчиво, но все же наслаждаясь этим долгим и многослойным разговором, сделавший определенные выводы, Итан поднялся со стула и чуть ли не вальяжно направился к месту погребения Майи – прямо у начала леса справа от них. Его двигало желание дать себе чуточку слабины, проявить то далекое ощущение невинного оптимизма, некий лаконичный комфорт, когда-то впервые зарожденный в крепкой дружбе между ним и Майей. Еще до встречи с Бенджамином она была прекрасным другом и коллегой, умело жонглируя сильным характером для продвижения по карьере и чистой добротой для сохранения идеалов. В одном Итан и Бенджамин едины до конца: мир не заслуживал ее, а она не заслуживала такой мир.