О вере славян. Научное эссе

Все в мироздании родилось только как утверждение живого и как его производное одновременно. И, только как утверждение живого, не утратило своей актуальности во всех смыслах и осталось в бытии. Благодаря тому, что утверждает живое (во всей полноте этого слова, ибо жизнью надо назвать и радость в чистом виде), каждая фибра бытия имеет вечность и преемственность. Вне этого плана во Вселенной ничто не может иметь бытие.

Основная мысль этой книги. Всякое учение и с ним всякий мир рождается из недр именно любящего своих детей отцовского сердца. ***Всякое учение, каким бы крайним оное не было, в конце концов сообразуется с чаяниями и интуицией любящего сердца отца. В противном случае, обречено на отчуждение. То есть обязано привести личность к покаянию, к смирению перед любовью и волей отца. И только ради этого оное имеет право быть. Есть любящее сердце отца – будет жизнь и будут новые учения у него о себе, о своей любящей душе и о своем полном опасностей победном пути к Богу. Любящее сердце отца хочет и должно полностью контролировать чад своих, кои неизбежно постоянно задают вопросы в соответствии с новыми открытиями и новым опытом освоения Вселенной. Открытия в науке – это хорошо, но только в одном случае, если они укрепляют доверие к сильному духовному авторитету в этом народе. Это как нож, которым удобно производить какие-то работы в хозяйстве, если он на своем естественном для общей радости месте – рукоять лезвия в ладони. Но оный может быть инородностью в живом теле, если покушается на добрые отношения отцов и детей. Таким образом, перед нами стоит нелегкая задача: отеческая правда жизни со своим любящим сердцем должна проникнуть во всё и даже в глубины мироздания, в коих ныне погружен научный анализ в том же числе. Отеческая любовь должна верховодить в глубинах миропонимания и научного прогресса, чтобы продукты человеческой научной деятельности не оказались там, где они становятся инородным телом в естестве живого. Трудно такое принять ученому, а придется – он должен идти к людям не со своими форматами мысли, а через отеческое понятие о мире и в согласии с его волей, чтобы утверждать живое даже там, где жизнь невозможна. Этот вопрос очень важен, ибо речь идёт об освобождении русского народа. Освобождение – это не свобода от колонизаторов, а свобода от всего противоестественного живому, от собственного самодурства. Если сам не можешь вписаться в окружающее Царство Небесное, то сие болезнь собственного ума. Здесь речь идёт о перекосах и многочисленных перегибах, от всех форм инородных крайностей, из-за которых народ сам для себя становится инородцем.

Древность от нас никуда не ушла, оная так и осталась вместе с нами. Мы по-прежнему живём её законами, даже не ведая и не осознавая сие. Более того, древность осталась телом, впустившим в себя Благодать Духа Святого Православия. Православием обогатился славянский мир и преобразил веру свою присутствием Духа Святого. Ничего не разрушено в покаянном образе жизни наших народов, но только дополнилось Им и Его Сущностью. Если до Рождества Христова древность готовилась принять Его и Дух Святой через Него, то теперь появилась ещё одна функция – сохранить присутствие Благодати Духа Святого и исповедовать о Нём потомкам. С помощью посылов из древней веры точка созерцания мира закреплена не на чем-то либо, а именно на Боге. Теперь же, после сошествия Духа Святого на человечество (в лице учеников Его) усилилась радость от этого созерцания, а потому оказался востребованным новый опыт аскетического делания – убережение Его присутствия на личности. То есть функция приуготовления личности к принятию Христа в древнем славянском формате никуда не делась. Оная так и осталась, и стала богаче, более полной, и законченной. Она важна до сих пор, ибо человеку свойственно ошибаться и падать, а потому восстановление не утратило своей актуальности. Ибо восстановление человека, упавшего с вершины бытия в Боге, должно быть нежным, адаптированным к возможностям физиологии человека и его психики.

Человека необходимо привести к вере, к аскетическому благочестию радостью. То есть надо научить его радоваться следуя дорогами, не инородными вечности души (алкоголь и грехи), а путями благочестия и аскезы. На современном понятийном языке это звучит иной раз очень жестко: убить неверного (отцу). Хотя сие есть самая древняя установка во всех народах мира. Так или иначе все религии мира призваны решить именно эту задачу. (По сути мы имеем дело со множеством вариаций выражения именно её.) Но «убить неверного» для тех древних славян – это не физическое истребление, а вразумление добрым словом и человечным отношением. А после Сошествия Духа Святого на апостолов, убийство неверного происходит счастьем через действо Благодатью Божьей. Такой образ мышления особенно важен народам Севера, ибо продиктован необходимостью жизни в тяжелейших условиях и только оный имел живучесть и смог протиснуться в будущее в жесточайшем естественном отборе. Неверный становится верным, рождается новый брат и соратник в борении со смертью. Это очень важно понимать, ибо победа – это никак не довление одного над другим в столкновении, а совсем наоборот: это торжество жизни над смертью. Торжество жизни над смертью имеет только любовь и радость внутрисемейных отношений. Именно благодаря жесточайшему естественному отбору в бытии возникла монархия с её августейшей Семьей. Это образ торжества добра над злом радостью младенца, улыбкой на лице ребёнка в руках матери. Это и есть образ непобедимости в самом чистом виде, спасительный ориентир для подражания, полнота молитвы Богу. Человечностью побеждается смерть. Человечностью следует расположить заблудшего к себе и подготовить для важной беседы ради его спасения.

До Рождества Христова сие выглядело так: надо вникнуть в образ мышления, проникнуть в глубину заблуждения, снизойти до самого дна падения и потом сообразно специфике возникшего его мышления указать выход или провести к Нему. То есть на его понятийном языке сказать важное – привести к покаянию.

Так как таких людей будет много, то важно нейтрализовать возникший крен-заблуждение и соделать новой формой исповеди о Боге – соделать её замкнутым в самом себе учением. Понимаете, о чем тут речь? Если произошло отпадение от Вершины вершин, то возвращение на прежнюю высоту должно быть новым свидетельством о Боге. Это тоже Коловрат, в котором точка созерцания центра должна переместится в пределах уровня и оказаться со всех сторон для обозрения единого Центра. Только так, возникнет вся полнота представления о Боге с позиции возникшего заблуждения и заблуждение становится частью полноты выражения Истины в данной сфере бытия Вселенной. Остается только выбрать себе подходящий склон для возвращения на прежнюю высоту – там, где нет отвесной стены подъёма к Вершине вершин. Её каждый человек в праве выбрать сам. Свобода нам дана для того, чтобы радостью сообразоваться с Богом без насилия над собой. Возникает новое учение, которое имеет право на своё бытие только в одном случае – приводит человека к покаянию. Отсюда столько много течений в пределах веры древних славян. Каждое из них – это ещё одна река-приток к основному пониманию об Истине – послушание у старшего рода.

После Рождества Христова появляется ещё более сильная опора для тех, кто вел свой народ в будущее – присутствие Духа Божьего. Такова реалия жизни во Царстве Небесном не только на Небе, но и в Его земном оформлении.

Тогда, что нам несёт Священное Писание и чем оное разнится с древним славянским опытом? Священное Писание – это тоже учение о покаянии, только преподносится оное не наглядно через законы природы Вселенной (древние славянские религиозные доктрины, в коих “каждое дыхание да хвалит Господа”), а через самое наболевшее и близкое любящему сердцу – через межличностные отношения отцов и детей в пределах семейства. Писание с самых первых строчек “топчет и отвергает” логику бытия, требует подвига веры ближнему в чистом виде, как фундамент межличностных отношений. Перед нами сразу же встает непреодолимая отвесная стена, а именно требования принять на веру то, что анализу не поддаётся. Сразу, с самых первых фраз, священные тексты рвут мировосприятие алогичностью.

Что предлагают северяне? Представьте себе, что Вам дают отравленный продукт питания и говорят, что его можно есть. У нас растерянность в глазах, ибо знаем о том, что это яд. Тексты древних славян, не смотря на то, что это яд, не отвергают сие, но и требуют обработки этого продукта, чтобы как-то там этот яд нейтрализовать перед едой. Даже физиология тела живого несёт в себе именно этот же образ, в коем присутствует первоначальная обработка для нейтрализации ядов (процессом пережёвывания). То есть нет прямого восприятия (Источник-потребитель), а продукт должен быть адаптирован под физиологические способности организма его принять и приобщиться к Божественному. Как-то странно, но ведь нас такими сотворил Бог и мы не можем осваивать энергии без предварительной обработки носителя их. Речь идет не только о продукте питания, но и вообще о наукоёмких производствах.

После всего сказанного, вопрос в другом, а должно ли быть другим Священное Писание? Скорее всего, нет, ибо в нём надо назвать вещи своими именами, Бог инороден не грехом, а только абсолютом святости и в святости же Его родство с нами. Вариации родства Истины у каждой живой системы свои индивидуальные. Иными словами, без этих установок вера перестает быть религией. То есть должны быть те, кто имеет опыт Истину сделать удобной для освоения собственным народом. Те кто писал эти тексты, старались сделать общими для всех.

Священное Писание в Книге Бытие – это такой Центр, вокруг коего вращается всё мироздание. Коловрат – это как бы четыре топора, кои сметают всё логичное и аналитически выверенное. Сметает логику и оставляет только общность с миром Божьим – с центром вращения. Бог не имеет величины греха, то есть величина греха связи с Ним равна нолю, а потому всё то, что имеет величину отличную от ноля четыре топора сметают на своем пути. С одной стороны центр всего и вся, а с другой ничтожество точки. Ведь осознание того, что мы ничтожество во Вселенной – начало покаяния и смирение. Такое понимание стимулирует человека занять свое место, где точка оказывается Началом начал, Центром центров. Священное Писание разрывает логику и анализ и нам остается принять этот шаблон и наложить на священные тексты древних славян, чтобы увидеть в Священном Писании самих же себя, свое славянское родное лицо. Главное, мы сможем адаптировать истинную веру на своей Земле и понять важное, что это все могло родиться только здесь в суровости жизни и перейти с этих земель туда на африканский континент и уже от туда в Палестину.

Теперь что общего между двумя текстами? Главная мысль, которая проходит белой линией через священные тексты: там, где отец, там будет и сын, и его дети (начни с себя, покайся, сближайся с Богом и за тобой пойдут твои дети). В самых разнообразных вариациях сие понимание адаптировано в истории Ветхого Израиля и потом раскрывается уже в Святом Евангелии самым очевидным образом. Бог Отец посылает Своего Сына спасти человечество. Сын Божий попадает в самые различные ситуации, обращается в самых низших частях населения и входит в диалоги с самыми безнадёжными людьми. И везде остаётся Собой, везде проходит мимо смерти и выживает. Он не заразился, не развратился и, в конце концов, воскреснув, вернулся к Отцу Своему Небесному. Отец недосягаем для смерти и судьбы, Сын Его тоже.

***Там, где отец семейства, там будут и его дети. Это самая Благая Весть, выход из трудного положения для любящего сердца отца, оказавшегося в безнадёжной недосягаемости от детей и утратившего над ними визуальный контроль. В пределах веры древних славян именно это русло богомыслия было коренным и самым древним. А так как более важной темы нет, то метафизические теории древних могли освещать только её и имели вспомоществующее значение воспитанию детей возле такого святого отца семейства. Они как речки-ручейки делают реку полноводной, как притоки к основному течению реки.

Космогония мифа – это такой способ изложения опыта торжества над адом в духовной брани посредством тех посылов, кои были в поле зрения большинства челонов сообщества. Да и вообще сие востребовано свидетельствовать о Боге и этим вести людей к общему знаменателю – к покаянию, к благочестивому отцу. (Об этом говорят Мирча Элиаде и А.Ф.Лосев.) Наука тоже должна опять сослужить утверждению авторитета религиозных отцов. В противном случае, наука не нужна и канет в летах. Далёкие потомки о ней ничего не узнают. Ученые в первую очередь должны думать о том, как с помощью научного подхода поднять взаимопонимание отцов и детей. Не улучшение бытовых условий, а укрепление семейственности.

Чем ещё нам важен Ветхий Завет? Он ориентирует нас в самом образе покаяния. В чём именно следует каяться и как каяться? Какой ориентир-образец для подражания или к чему мы должны прийти благодаря покаянию? Ясно только одно: должны вновь вернуться к повинности у своего отца, к смирению с его волей. Мы должны сделать то, благодаря чему появились на свет спустя мириады лет, чтобы после нас жизнь продолжилась ещё столько же времени. С другой стороны, если бы история Израиля, изложенная в Писании, не была бы исповедью о Творце понятийным языком ошибок трудных и опытом богообщения, то перед нами была бы ещё одна форма язычества. Исходя из этого, дохристианские учения народов Севера также нельзя называть язычеством, ибо всякая космогония несла в себе учение о богообщении, о торжестве в духовных баталиях на основе опыта аскезы. Истина познается только истиной. В противном случае, если бы вера древних была иной, то Христа мы никогда бы не приняли. Да и само язычество, как крен в богословии, вечности не имеет, так как не выдерживает испытание временем.

Ещё раз повторюсь, что всякое учение, каким бы крайне реакционным оное не было, в конце концов, сообразуется с чаяниями и интуицией любящего своих детей религиозного сердца отца и, через это пребывая в естественном сопряжении присовокупляет человека к миру Царства Небесного. Только в этом случае даже такое крайне реакционное учение имеет право на свое бытие, как ещё одна поддержка в воспитательном процессе, как ещё один вспомогательный инструмент-указатель путнику, столь нужный для назидания нового поколения людей. Только любящее сердце отца знает место науки в движении души человека к Богу. Все когда-либо возникшие течения мысли, в конечном счете, вливаются именно в это общее для всего мироздания русло, в коем отец, уверенный за будущее своего рода может без опаски передавать детям всю полноту преемственной ответственности.

Представьте себе, что отец оказался за решёткой в тюрьме. Он теперь не имеет возможности наставлять сына или дочь на путь истинный. И вот, он узнал благую весть, что он всё же способен помочь своим детям – может наставлять не словом, а Сущностно: он ради соединения с Богом поднимается в аскезе, он поднимается в святости жизни и этим тащит своих детей за собой к Небу. Детям Бог «закрывает уши и глаза на плохое». Чем духовно выше отец семейства, тем выше точка созерцания детей. Соответственно посылы, оказавшиеся в поле зрения этой духовной высоты, иные. Человек берёт в руки иные инструменты для достижения своих целей: не топор и нож, а слово Истины. И вот этот образ мышления становится естественным для чад такого отца. Там, где голова, там будет и хвост. Они тоже следуют за ним. Может быть, они не послушны, может быть они не обузданы и так далее, но, если отец не сдается и возрастанием утверждается в своей личной связи с Богом, идёт вперёд к Нему навстречу, то дети неизбежно пойдут за ним и займут свое место, и понесут свой крест.

Ребёнку свойственно все испробовать, но только для того, чтобы выработать иммунитет – это такая физиология человека. В младенчестве дети все тянут в рот. Организму нужно поднатореть в борьбе с вирусами. Точно также дети натареют в духовной брани, им всё интересно, а потому любопытство толкает их всюду. Но, если есть сильный стержень, то оный не даст стать рабом греха и инородное себе душа личности не принимает. Самое главное наследство – это святость родителей. Есть святость – дети пойдут следом за ними. Путей следования за отцом много и все они различны, но все они едины в одном – все они будут разными образами подъема к единой для всего и вся Высоте. То есть путь каждого станет одним из склонов этой Вершины, по которому его ребёнок совершает свой подъем. Направление вверх едино для всех, а склон подъема для всех разный.

Надо сказать, что если отец отпал от веры, отошёл от своей связи с Богом, то его требования подчиняться становятся самодурством. Он требует от ребёнка воспитания силы воли, третирует и растит дрессированного зверя. То, что он хорошо себя ведёт – ничего не значит, ибо как только клеть откроется, то зверь выйдет на свободу – нет сомнений. Беда в том, что он уже занял какое-то положение в обществе. К сожалению, таким было послевоенное время СССР. Вот откуда эта разворованная экономика комсомольцами и коммунистами.

Это и есть ещё один оттенок главной мысли содержания Книги книг. Эта идея является главной и для древних славян, а космогония вселенских мифов – это уже система указателей, исповедующих направление возвращения к Вершине, столь важного для отцовского сердца, сильно любящего детей своих. А если говорить точнее, то мифы – это иносказательное выражение того, что происходит в душе молитвенника, путь движения в аскезе. Только ради этого священного самоутверждения в торжестве в духовной брани родились эти мифы.

Как приняли Христианство на Руси, ведь троичность Бога трудно принять как единобожие? Древние видели в Боге Троице иное. Иисус Христос – Бог и Сын Божий только в одном случае, если Он несёт послушание у Отца Своего. Если послушания нет, то Он не имеет Божественности. Мир рушится. Это говорит и Сам Спаситель, что верующему все возможно: “Сдвинься гора и упади в море – так будет, если вера в сердце размером с горчичное зерно”. Об этом сказано в Исламе.

В Западной Церкви Бог Сын независимый и свободный, и равный Богу Отцу и Богу Духу Святому. Если мы акцентируем внимание на послушности Бога Сына и Бога Отца, то они акцентируют внимание на независимости. Хотя одно другое не исключает. Каждый волен быть свободным, но зачем акцентировать на этом внимание, не об этом надо говорить детям, ведь разрушается основа основ – послушание у старшего рода. То, что он свободен, дитя знает сам и без напоминаний ему.

Таков общий план веры древних, в пределы коего легко укладываются все самые сложные научные доктрины современности при одном условии, если оные не являются заблуждением.

И может быть этих слов уже достаточно для раскрытия основного смысла этих текстов в руках читателя. Можно сказать, что Вы прочли её. Повторюсь только, что древняя славянская традиция исповедует только покаяние, опираясь не только на исторический опыт выживания своего народа, но и на бесконечные формы исповеди о Боге в покаянии, кои несет нам сама природа физиологии и Вселенной.

Иначе бы мы не состоялись бы, как народ, как люди. Нельзя наследие древних огульно называть язычеством. Древнее учение – это такое древо, в котором есть свои плоды Богу. Это означает только одно: надо видеть плод и отделять его от всего растения. Сие было актуально не только ныне, но и в те далекие эпохи. Такова жизнь.

Подобное познается только своим подобием. Исходя из этого Закона жизни, Истина познается только Истиной. Истина имеет много имен, каждое из которых характерно только для какого-то одного оттенка её проявления в соответствующей сфере. Во-первых, Истина – это жизнь в самом чистом виде со множеством выражений во всех сферах бытия.

Нам актуально для освящения нашего вопроса пока только то, что Истина – это Вершина вершин. Чтобы познавать веру древних, нужно уже стоять на Вершине вершин. То есть уже надо быть максимально ближе к святости.

Итак, чтобы писать богословские доктрины, надо быть «другом парадоксов», необходимо уже жить в тяжёлых условиях, то есть стоять на Вершине вершин. Ибо оная одна во все времена и потому вид на мир под ногами во все прошедшие эпохи с неё открывался один и тот же.

Актуально подчеркнуть ещё один оттенок Истины. Что такое жизнь в самом чистом виде? Это стойкость в деле стояния против зла, эрекция. Это уже сообразность Голгофе Христовой. Человек, как полевой цветок, сопротивляется и дождю с градом, и ветру, и вредителям, и болезням. Это трудно, тяжело и опасно, ведь гораздо легче лежать и сдаться. Но человек хочет жить даже на Голгофе и сопротивляется, идёт на то, что более всего ему тяжело. Организм хочет быть здоровым, стойко переносить тяготы. То есть жизнь – это всегда прообраз Голгофы Христовой. А сама оная Голгофа, на которой был распят Христос – это образ жизни, естественный для Сына Божьего, но сия ноша тяжела непомерно для человека. Но, не смотря на то, что каждый берёт Крест по силам своим, жизнь имеет Божественное происхождение. Это означает, что всю полноту скорби никто не отменял, то есть перед нами стоит та же самая задача – восхождение на ту же Вершину Христову во всей той полноте, кою Он взял на Себя. Мы должны взять на себя тот же Крест, но только более соизмеримая с природными возможностями тела личности жить на Земле и в пределах радости ребёнка. Надо максимально растянуть этот подъем к Вершине и идти не по отвесной стене за Спасителем, а по склону с малым градусом наклона.

Вершина вершин одна и та же и человеку, чтобы познать Истину, надо быть Истиной, то есть быть вершиной, взойти и стоять на эту Вершину вершин. Только после этого мы сможем понять то, что русская речь, на самом деле, это система священных текстов.

Вершина вершин – это не просто возвышенность. Вершина вершин несёт в себе много граней, о коих следует говорить, ибо каждая из них – это путь для личности или направляющая его и ему к Богу. Это понятие несёт в себе множество составляющих.

Для большей ясности понимания есть необходимость изложить следующую мысль аллегориями. Все когда-либо созданные учения и научные доктрины имеют истинность в только в пределах своей доктрины, в рамках строго отведенной природно соответствующей для каждой области или сферы бытия. В каждой грани на её понятийном языке звучит свое уникальное и характерное этой области Вселенной имя Бога. В Нём и только в Нём все они, эти сферы и грани, едины (этот момент важен для физики и математики). Эти имена получает этот общий для всего и вся Центр единства. А разделены только свойственной себе спецификой исповеди о Нём. Так и каждое учение, каждая научная разработка также называет Бога уникально звучащим именем, понятным только в пределах границ данной грани природы. Самое тяжелое в любой научной разработке – верно назвать Бога на языке, уникально сложенном в формате мышления. Этим занимались и древние мыслители Севера. Верное имя, коим называем Бога в данном исследовании – это значит, человек принимает в данной реалии образ Божий, то есть обретает единство с Ним в данном контексте свойств и власть над миром в пределах возможностей этих свойств.

Для понятности сказанного есть смысл привести примеры из природы бытия. Алмаз своими свойствами имеет относительную близость к абсолюту, к Вершине вершин. Также вакуум. Ноль на координатной плоскости в мат.анализе. Человек в мире флоры и фауны. Солнце в галактике. И так далее. Надо сказать, что на Вершине вершин все приближается друг к другу, стремится к единству, а потому только в пределах Вершины вершин может быть в области досягаемости. Алмаз, флора и фауна и всё то, что нам привычно видеть. Этими же дорогами пойдём и мы. Сблизимся с Истиной древних в первую очередь своим образом жизни, очищающими душу и дух жертвами. Ведь человеку естественно созерцать мир только с Вершины вершин. Ибо сектор обозрения очень ограничен природой физиологии, из-за чего все великое распознаётся с высоты Вершины и с расстояния далей. Так вот жизнь на Вершине вершин всегда является прообразом Голгофы Христовой во всех смыслах.

Итак, начнем изложение генеральной идеи веры древних славян.

Исходя из некоторых мыслей предыдущей главы, есть смысл говорить только о том, что могло быть наиболее актуальным для людей того времени. Эти же ценности не могут утратить своего значения и сегодня. Начнём

Есть в Православии такие молитвы, которые называют Акафистами. Вопрос, почему в икосах каждого акафиста есть строки, которые начинаются глаголом "Радуйся…" Как понять и откуда взялась такая форма молитвы?

Мне думается, что это оттенки чисто славянской веры. И означает, что все надо делать только радостью. К примеру, в сказке А.С.Пушкина "О попе и его работнике Балде" есть такой эпизод, в коем Балда просит беса пронести коня с полверсты. Бес не может, а Балда, оседлав коня, скачет на нём полверсты и более может. Так вот, если бы Балда был прославлен как святой, то в икосе мы бы, наверное, читали такое предложение: "Радуйся, коня между ног полверсты пронесший". В то время когда бес кожилился в тяжбе, надрывался от непосильной ноши, Балда же радостью проскакал полверсты и мог радостью еще много проскакать, ибо для него это радость. Пред нами два образа миропонимания и два образ человека, и соответствующие этим образам уклады жизни. Так святые решают все свои проблемы, ибо они уже во Царстве Небесном при жизни. Если человек имеет образ беса, то оный уже при жизни в аду. А если он человек, то есть имеет образ Божий, то при тех же физических нагрузках гармонично вписывается уже во Царство Небесное и ходит Его дорогами уже на Земле при жизни земной. Во Царстве Небесном всё стоит на такой радости и окружающий ад бездны оказывается Его составляющей. Спасение людей через радость творчества во всех сферах искусства и любого вида деятельности. Так вот радостью спасения людей мотивированы художники, музыканты, композиторы, строители, пекари и так далее. Вне этой радости спасения человека нет вообще ничего как на Небе, так и на Земле – это есть мир межличностных отношений.