Двойник

Резонанс, повторю еще раз, оказался ничтожным. Почти никаким.

Очевидно, я допустила один, зато важный промах. Ломая голову над названием второй части цикла, я остановилась на самом простом: «Тиатара». И не учла важной мелочи. Благодаря такому титульному листу моя легкомысленная книжка попала в реестр межпланетного поиска по названиям и ключевым словам. Очевидно, кто-то обратил на это внимание. Пропустил мой текст через электронного переводчика. Убедился, что труд совсем не научный, зато изобилующий примечательными сведениями о жизни Колледжа космолингвистики и о взаимоотношениях магистра Джеджидда с его подопечной Цветановой-Флорес. Там же встретилось и другое редкое слово: «алуэсса». Догадка немедленно подтвердилась: пятая книга «Хранительницы» носила именно это название. И далее мой неизвестный читатель старательно перевел и освоил все шесть частей эпопеи. А потом вложил их содержание в память монстра, которого создал.

У меня не хватало духу признаться в содеянном ни Маилле, ни барону Максимилиану Александру. И уж тем более – Илассиа и Иссоа. Ведь о них я тоже писала. Да, с сочувствием и любовью, но достаточно откровенно. Насколько тщательно я взвешивала каждое слово и согласовывала с ними все факты, изложенные в моей докторской диссертации «Профессор Ульвен Киофар Джеджидд, его научная и педагогическая деятельность», а также в моем предисловии к посмертному изданию его лекций о «Песнопениях океанид» («Алуэссиэй инниа»), настолько в романах, основанных на моих дневниках, я позволяла себе пренебречь этикетом и даже кое-какими приличиями.

И как теперь быть?..

Скрытничать я умею, а вот лгать в глаза – никогда. Особенно тем, кто мне близок, и чьей привязанностью я дорожу.

Придумать же сколько-нибудь убедительное объяснение необычайной осведомленности двойника обо всех деталях личной жизни Ульвена мне вряд ли удастся.

Впрочем, на сей раз я кое-как вывернулась. На недоуменные вопросы Маиллы и барона Максимилиана Александра я ответила, что создатели клона, естественно, хорошо изучили родословную семьи Киофар и традиции императорской ономастики. Надпись в Библии мог увидеть любой, кто бывал в нашем доме, а таких наберется немало, включая моих студентов и магистрантов; реликвия не выставляется на всеобщее обозрение, но и не является чем-то секретным. При желании все эти сведения можно добыть без особых трудов и шпионского оборудования. Я сама пару раз приносила Библию на занятия: показать, как выглядит настоящая земная бумажная книга, напечатанная готическим шрифтом.

Наконец, наш с учителем диалог в мчавшемся неизвестно куда челноке мог фиксироваться аппаратурой, встроенной либо в сам челнок, либо прямо в скафандры – супертехнологичные изделия аисян, снабженные разнообразными умными датчиками. Естественно, конфиденциальные записи не обнародовались, но они существуют где-то в архивных отчетах о спасательной экспедиции. Клон точно воспроизвел мои слова насчет «сюон-вэй-сюон», однако не понял их смысла, – это свидетельствует о неполноте имевшейся у него информации.

Как-то так.

Я не полностью соврала, а лишь выдвинула альтернативные гипотезы. Не знаю, насколько Маилла и барон Максимилиан Александр мне поверили, но объяснения выглядели в какой-то мере логичными.

– Ладно, я попробую подготовить Иссоа, – предложила Маилла. – А ты бы поговорила с Илассиа.

– Иссоа может обидеться, если я ей не позвоню, – возразила я. – Это ведь не чисто семейное дело. Я, куратор планеты, обязана поставить в известность императрицу…

– Куратор?! – изумилась Маилла. – Ты?!..

– Я этого не домогалась. Мне присвоили статус сегодня. Надеюсь, временно.

– Клон не знает?

– Пока еще нет. Иначе, думаю, он не посмел бы со мной фамильярничать. «Моя Юлия, вы великолепны»…

– Отчего ты не пресекла эту наглость?

– Я хотела, чтобы он побольше наговорил. Нам нужен материал для анализа.

– Ты сама проделаешь экспертизу?

– Нет. Вернее, не в одиночку. За мной – лингвистическая сторона. По поводу прочего обращусь к Камелии Древич.

Барон Максимилиан Александр, до сих пор потрясенно молчавший, кивнул:

– Совершенно правильно, Юлия. Она не только крупный специалист в своей сфере, но и наша родственница. Расширять круг причастных пока не стоит, взваливать же всё целиком лишь на вас – просто непродуктивно, не говоря о моральной тяжести груза. Я всегда готов помогать вам, моя дорогая, рассчитывайте на меня.

Мы расстались уже не в том подавленном настроении, которое накрыло нас после встречи с мнимым Ульвеном.

Я обещала Маилле, что в ближайшее время попрошу Иссоа принять нас в доме семьи Киофар. А до этого кое с кем посоветуюсь.

Камелия

Ожидая известий от старших коллег из Межгалактического альянса, я не решалась покинуть свой кабинет и примыкающую к нему квартиру. Квартира, собственно, состоит из спальни, гардеробной, ванной и крохотной гостиной, где можно принять двух-трех друзей. Мебель и бытовая техника – казенные, скучные, без изысков, но, помимо технологичных жалюзи, я закрыла окна бежевыми занавесками, создававшими хоть какой-то уют, на пол постелила тагманские коврики и расставила всюду подарки от моих детей и студентов – фигурки, картинки, красивые камни и раковины. Иначе я ощущала себя как в больнице или… в том самом карантинном отсеке, где сейчас обитает двойник.

С Камелией Древич, известным космопсихологом, мы давно породнились, поскольку ее сын Стефан женился на моей дочери Лауре, и у них растет первенец, Макс Древич, названный в честь барона Максимилиана Александра.

Камелию я попросила прийти сюда ко мне, причем срочно. К счастью, она уже закончила занятия в университете и явилась через каких-нибудь десять минут.

– Юлия, вы обедали? Я не успела, – призналась она.

– Сейчас закажем еду, поедим у меня. Мне, признаться, кусок не полезет в горло, но я понимаю: питаться нужно, иначе я просто не справлюсь.

– Что случилось?

Пока нам несли из ресторана обед, я вкратце всё объяснила Камелии. Она предложила сначала насытиться, иначе мы обе погрязнем в эмоциях. Честно говоря, я не помню, какие блюда я заказала и сколько смогла заставить себя проглотить.

Сэргэ забрал поднос с посудой и оставил нас наедине.

Камелия дважды просмотрела запись нашего разговора с мнимым Ульвеном и начала дотошно расспрашивать меня о деталях, которым я не придавала значения.

Обманывать космопсихолога – затея опасная и безнадежная. Я объяснила, откуда двойник мог узнать информацию самого щекотливого свойства. Может быть, в секретных лабораториях самых дальних миров научились восстанавливать не только физический облик конкретного индивидуума, но и всю его память?.. Но как?..

– Выглядит невероятно, – согласилась Камелия. – А вы точно уверены, что пришелец – не биоробот? Не искин в оболочке белкового существа?

– Эту версию проработали в первую очередь. Нет. Все анализы показали: двойник – не зомби и не симулякр. Физически – не отличим от подлинного Ульвена Киофара Джеджидда. И вдобавок пытается говорить и мыслить, как он, пользуясь его воспоминаниями.

– Теоретически это, как я читала, возможно, если использовать искин в качестве промежуточного звена, – сказала Камелия. – Сначала личность воссоздается в электронном мозгу машины, затем пересаживается в мозг живого носителя.

– А, это то самое, что проделывается с нами, белковыми существами, в аисянских транскамерах?

– Да. Примерно. Но аисяне не производят клонов. И держат свои технологии в строгой тайне. Повторить это вряд ли получится.

– Значит, виновна во всем только я.

– Юлия, есть и третья возможность.

– Какая?

– Телепатическое общение. Задавая клону вопросы, вы уже держали в уме ответы. Он мог считывать ваши мысли.

– Да ну!

– Люди редко владеют такими способностями, но у вас-то они явно есть. Вы, напомню, ментально общались на Арпадане с госпожой Игуники и с Гурром.

– А здесь – с куратором Уиссхаиньщщем.

– Как это происходило?

– Как между двумя компьютерами, соединенными в сеть. Он заверил, что получил доступ лишь к внешнему, вербальному, слою моего сознания. У меня в голове высвечивались слова и фразы, поступавшие от него, и точно таким же образом я отвечала ему. Каждый из нас сначала формулировал мысль, а затем ее передавал. Параллельно велся допрос двух лиеннцев, которые пытались похитить маленького Ульвена. Оба слоя, реальный и телепатический, не мешали друг другу и не переплетались.

– Если вам удалось перенять эту технику, то ее мог освоить и ваш нынешний гость. Вы не знаете, насколько уйлоанцы склонны к чтению мыслей или эмоций своих собеседников?

– Настоящими телепатами я бы их не назвала. Скорее, эмпатами. Но, Камелия… вы же сами много общались с семьей Киофар.

– Все они сразу чувствуют ложь и неискренность.

– Я добавлю еще кое-что. Третий глаз – вовсе не атавизм. Вернее, конечно же, атавизм, предназначенный в древности для конкретных задач выживания, но открывающий и другие возможности. Они видят недоступное нам. Например, то самое «сюон-вэй-сюон». Двойное светящееся кольцо, витающее над теми, кто связан взаимным избранничеством.

– Вот как! Мне об этом не говорили.

– Вслух про такое обычно не рассуждают. Только наедине с кем-то близким. И то лишь в особых случаях. Вы тоже, пожалуйста, не вздумайте упоминать о «сюон-вэй-сюон» в общей светской беседе. Это невероятно интимная вещь. Но, когда двойное кольцо возникает, то оно соединяет гораздо надежнее, чем любые обычные клятвы и договоры.

– Я знаю, что браки у них заключаются, как правило, навсегда, и супружеские измены – чрезвычайная редкость.

– Да, Камелия. Именно потому, что они видят истинное отношение, и верят прежде всего ему, а не произносимым словам. О «двойном кольце» я сама узнала случайно. Ненароком подслушала разговор моего учителя с его матушкой. А потом Илассиа в момент откровенности заявила мне то же самое: у тебя с ним, дескать, «сюон-вэй-сюон», оно мерцает над вашими головами золотисто-зеленым огнем, и напрасно бы я отрицала очевидные факты: «Ты любишь его, а он любит тебя». Никакого физического воплощения наша связь иметь не могла, однако это никем и не предполагалось.

– То есть, все в доме понимали, что происходит между вами и вашим учителем?

– Я не пыталась выяснить, все или не все. Вероятно, не все. Может быть, только женщины, причем самые близкие. Мать, обе сестры, племянница, невеста – они точно знали. Но, коль скоро Ульвен вел себя крайне сдержанно и сам настаивал на строжайшем соблюдении этикета, меня приняли в дом на правах его ученицы и подопечной. А потом появился Карл. Искалеченный после аварийной посадки тактайского космолета. И хотя госпожа Файолла сильно негодовала, что Ульвен угрохал на исцеление Карла всё свое состояние, она думала: после моего замужества наше «сюон-вэй-сюон» само собой распадется, погаснет и отомрет. Но нет, оно никуда не делось. Расторгнуть его оказалось не в нашей воле.

– И никто другой не был связан с ним подобным образом?

– Илассиа – безусловно была. Иссоа сказала мне, что, когда он открыто назвал Илассиа своей невестой, у них тоже возникло двойное кольцо. И оно получилось не таким, как у нас. По словам Иссоа, то кольцо оказалось подобным сапфировой плазме, оно выглядело ледяным, а на самом деле могло обжечь и испепелить. Это совсем не метафора, дорогая Камелия. Иссоа, как иерофантесса, совершала для них брачную церемонию у очага. Когда Ульвен и Илассиа преклонили головы перед ней, она невольно коснулась кольца и едва не отдернула руку – так сияло и пламенело «сюон-вэй-сюон».

– А про Иссоа и Эллафа вы ничего такого не слышали?

– Я не спрашивала. Сама-то я не вижу этих сияющих знаков. Но мне кажется, случай бесспорный. Они так упрямо и верно любили друг друга, что изъявили готовность лететь в другую галактику, если там им позволят соединиться. Ульвен поначалу не думал выдавать замуж принцессу-наследницу за какого-то Эллафа Саонса, однако потом приложил все усилия для того, чтобы их брак состоялся. Можно сказать, он пожертвовал жизнью ради счастья сестры. Впоследствии госпожа Ильоа говорила – ну да, кто еще, кроме простодушного Эллафа, захотел бы жениться на алуэссе, ведь Иссоа – мутант… Но, судя по «Повести об Улливене и Ниссоа», именно алуэссы могли создавать пресловутое двойное кольцо при помощи песен и заклинаний. А поскольку гены Ниссоа присутствуют в семье Киофар, это, видимо, их родовая особенность.

– Всё, что вы рассказали мне, крайне важно.

– Но приборами такие материи измерить нельзя?

– Ощущения в данном случае важнее приборов. Когда вы увидели двойника, вы почувствовали восстановление прежней духовной связи?

– В первый миг мне хотелось думать – да, но чуть позже я поняла: нет, передо мной не Ульвен. Не могу описать, как мне сделалось страшно и больно.

– Когда он встретится с предполагаемой сестрой и женой, пусть они понаблюдают, восстановится ли двойное кольцо между ним и Илассиа.

– Оно может не появиться. Илассиа состоит в новом браке и прошла через другую церемонию у очага.

– И всё-таки, если чувства подлинные, обмануть их нельзя.

– Дорогая Камелия, нам нужны доказательства. Предстоит нелегкий процесс, – вероятно, из нескольких стадий. Я жду от вас экспертное заключение с неопровержимыми выводами.

– Да, конечно, Юлия. Вы позволите мне скопировать эту запись?

– Строго конфиденциально.

– По ней уже многое можно сказать.

– Например?

– Попробуйте додуматься сами. Чем двойник отличается от оригинала?

– Мне всё время казалось, будто самозванец держался с нами как-то не так. Слова он произносил ожидаемые, а вел себя… нет, не могу сформулировать.

– Постарайтесь.

– Настоящий Ульвен мог выглядеть резким, надменным, язвительным. Или, как в молодости, угрюмым и замкнутым. Но он был… добр. Да. Заботлив и добр. Когда он говорил «моя Юлия», я чувствовала, сколько в этих словах мягкой бережности. Он гордился моими успехами и радовался, что я оказалась достойной его любви и доверия. А у нынешнего двойника прорывалось желание проявить свою власть надо мной. Акцент стоял на слове «моя».

– Очень ценное наблюдение. А ещё?

– Всё, Камелия. Решительно всё. Мой учитель стремился защитить своих близких. Родных и друзей. Иногда он делал это открыто, иногда – без лишней огласки. Будучи главой семьи и необъявленным императором, он ни разу не требовал, чтобы кто-то принес себя в жертву роду, династии или империи. Бремя трудного долга он брал на себя. И подчеркивал: «Это мой собственный выбор». Пришелец же явно хочет, чтобы все служили ему. И считались с его интересами.

– То есть подлинный ваш учитель был скорей альтруистом, а двойник – эгоист.

– Да, похоже. И ещё одно: настоящий Ульвен не прельстился бы властью как таковой. Он много раз говорил нам, что не видит ни малейшего смысла в восстановлении институтов погибшей империи. А однажды в сердцах сравнил это с эксгумацией праха или с попыткой вдохнуть жизнь в огромную, но заведомо мертвую статую. Для клона же, вероятно, как раз империя и является целью.

– Тот – ученый, этот – политик.

– Ульвен был не просто ученым. В глубине его сущности таился музыкант и поэт. Первое он скрывал ото всех, кроме Иссоа, но второе вполне сочеталось с космолингвистикой. Он ведь, даже став ректором с огромным грузом служебных обязанностей, не забросил курс поэтического перевода, который вел в Колледже космолингвистики. И его анализ «Алуэссиэй инниа» содержал ровно столько научных открытий, сколько и поэтических интерпретаций.

– Я пыталась читать вашу книгу, Юлия, но всё-таки не настолько сильна в уйлоанском. Однако мы, космопсихологи, знаем: поэты и музыканты обладают особым складом мышления, и пример тому – нынешний принц Ульвен. Это тоже станет одним из направлений моей экспертизы личности клона.

– Камелия, буду очень вам благодарна за помощь.

– Юлия, я постараюсь не затягивать с результатами, хотя поспешность, вы понимаете, здесь неуместна. Присылайте мне все новые материалы, какие появятся в ближайшее время.

– Конечно. Нам предстоит совещание в доме семьи Киофар.

– Вместе с клоном?

– Нет, пока только в нашем кругу. Извините, вас я туда звать не буду.

– Естественно, я же всё-таки посторонняя, пусть и давняя подруга госпожи Иссоа и госпожи Илассиа. Передайте им самый теплый привет от меня.

– Непременно.

Потом мы немного поговорили о нашей семье и о наших детях. Лаура и Стефан с маленьким Максом всё-таки намерены жить отдельно, и мы с Камелией купили им вскладчину дом, примыкающий к нашему. Я легко могла бы сделать это из собственных средств, но Камелия захотела внести свою лепту, потому что подумывает тоже переселиться туда – помогать воспитывать внука. Стефан и Лаура не возражают, они только рады.

У Лауры появилась идея создать небольшой детский садик для малышей Витановы. Она уже придумала заведению подходящее название – La Flor. По-испански значит «цветок». А помимо прямого смысла, здесь скрыто имя моей мамы, Лауры Флорес, которая выносила в своем чреве нашу с Карлом старшую дочь, зачатую в пробирке. Мама скончалась родами от внезапного кровотечения. Теперь-то я перестала скрывать от дочери обстоятельства ее драматического появления на свет. Валли я рожала сама, они не однояйцевые близнецы, поэтому получились такими разными и по внешности, и по характеру. Кареглазая и темноволосая Лаура – совершенно домашняя, мягкая, вдумчивая, сострадательная. И голубоглазая блондинка Валерия – сорвиголова, недаром ее потянуло в пилоты. «Чокнутая валькирия», как зовет ее Карл, но при этом он страшно гордится своей верной помощницей, «баронессой Валерией Ризеншнайдер». Замуж она не вышла – говорит, достойного кандидата в мужья пока еще не встретила. Сын Антон Карл, которого она родила в шестнадцать от своего приятеля Тадди, уже школьник. Растят его все прочие члены семьи, ибо Валли почти никогда не бывает дома. Теперь вместе с нею и Карлом улетела ещё и Афина, и все малыши, включая Фиону, дочку Виктора и Афины, остались на попечении Лауры.

Теперь и я застряла в своих директорских апартаментах.

Когда мне удастся вырваться в Витанову, понятия не имею. А так хотелось бы прижать к себе Фиону и Макса, поболтать с рассудительным умником Антоном Карлом, поесть не ресторанных блюд, а домашней еды, приготовленной Лаурой.

Ничего. Наваждение однажды развеется. Я сумею. Я справлюсь.

Да, учитель. Я сделаю всё ради вас.

Семейный совет

Новости от координатора Пшшасса оказались скудными. Расследование, сказал он, ведется сразу по нескольким направлениям, казус крайне запутанный, а прецедент безусловно опасный. Налицо сразу несколько нарушений законов Межгалактического альянса. Кто виновен – делать выводы еще рано. Оглашать подозрения было бы некорректно.

Мое сообщение, как заверил Пшшасс, доставлено куратору Уиссхаиньщщу, и тот просил передать мне, что постарается лично выйти на связь, как только окажется в технической досягаемости. Видимо, он покинул или скоро покинет Лиенну, иначе никакой персональный контакт невозможен.

Я предупредила, что в интересах дела могу временно отлучиться из Института Тиатары, и в таком случае со мною следует контактировать через дом семьи Киофар, где имеется нужная аппаратура – не такая мощная, как в моем кабинете, но достаточная для приема текстовых сообщений от Межгалактического альянса. Пшшасс ответил, что вряд ли в ближайшие дни я понадоблюсь для консультаций, и я могу свободно заниматься моим собственным расследованием.

Когда-то Ульвен приглашал нас в свой дом, тщательно отбирая участников дружеских встреч. Теперь, с разрешения императрицы, этим занялась я. Помимо Иссоа, Илассиа и Маиллы, я попросила присутствовать Эллафа и Ассена. Доктора Келлена Саонса – нет. И юных членов семьи Киофар – шестнадцатилетнего Лаона Саонса, тринадцатилетнюю Файоллу Киофар Саонс и четырехлетнего Эллафа Ульвена – тоже нет. Пусть они отправятся на виллу «Илассиа», устроят пикник на мысу или вечеринку на маяке, покатаются на старенькой, но еще исправной яхте супругов Саонс, развлекут доктора Келлена и маленькую Оллайю.

Иссоа согласилась выполнить мои пожелания, откровенно недоумевая, для чего всё это понадобилось. Я туманно ответила: произошло нечто из ряда вон выходящее, разговор будет крайне серьёзным, и присутствие детей нежелательно. А доктор Келлен нужен при них в качестве авторитетного старшего, не то молодежь расшалится и натворит каких-нибудь глупостей.

Мы с Иссоа отлично поняли, что я имела в виду под «глупостями». В родственных семьях Киофар, Саонс и Ниссэй намечались на редкость сложные конфигурации личных симпатий, с которыми взрослые пока кое-как справлялись, но были уже начеку. Лаон Саонс испытывал нежные чувства к веселой плясунье Файолле, однако поощрять их сближение не стали бы ни Илассиа, ни Иссоа, поскольку Лаон – сын, а Файолла – внучка доктора Келлена. Родство слишком близкое. Вдобавок Файолла – совсем еще девочка, ее желание красоваться и нравиться распространяется на всех знакомых юношей и мужчин, и Лаон не должен строить иллюзий, будто за невинным кокетством принцессы скрывается настоящее чувство. Точно так же Файолла любезничает с мальчиками-одноклассниками, со старшими кузенами – Ульфаром и Массеном, и вообще с кем угодно, включая барона Максимилиана Александра.

Наиболее подходящей парой для Лаона могла бы стать влюбленная в него Иланна, дочь Ассена с Маиллой. Тут у родителей – никаких возражений: они сверстники, оба из видных семей, состоящих в формальном, однако не кровном родстве. Да и в характерах есть определенное сходство: Иланна – девушка благовоспитанная, спокойная, сдержанная, хотя по-своему волевая и очень целеустремлённая, не то что вертушка Файолла. Она, вероятно, увидела в Лаоне будущего супруга и начала постепенно его обхаживать и бережно приручать.

Но тут нежданно нарисовался еще один треугольник. Иланна – предмет безответной привязанности Ульвена. Вначале он относился к ней как к милой подружке по детским забавам, хотя она его постоянно осаживала, не выдерживая натисков столь бурного темперамента. Потом, когда Иланна стала изящной хорошенькой девушкой, Ульвен принялся за ней откровенно ухаживать – и наткнулся на стену льда. Чем настойчивее он стремился покорить ее сердце музыкой, тем больше она от него отдалялась. Вместо прежнего «ты, Ульвен» принялась говорить ему «дорогой кузен», и всем своим видом показывала, что нисколько не одобряет столь публичного способа выражения чувств. «Пожалуйста, дорогой кузен, воздержись от упоминания моего имени в текстах и названиях твоих композиций!»… – «Хорошо, а если я заменю «Иланна» на «Вианна» – так можно?» – «Нельзя. Получится, будто ты, милый друг, воспеваешь на все лады мою бабушку. Это совсем неприлично!»… – «А если я переставлю буквы и назову героиню песен «Лианна» – пойдёт?» – «Не пойдет. Все легко догадаются, кто это». – «Тебе неприятно?» – «Мне не нравится, когда обо мне говорят посторонние. И обсуждают какие-то выдумки».

Иланна не посещала его концертов, уверяя, будто не разбирается в музыке и устает от громких звучаний. Зато она могла подолгу сидеть поблизости от Лаона и молча за ним наблюдать или вовлекать его в тихие разговоры о школе, семейных делах или о чем-то абстрактном, вроде погоды, природы и близкой ему биологии. Когда Ульвен встревал между ними, Иланна смотрела на принца как на невоспитанного мальчишку, и порою не удерживалась от назидательных выпадов. Ульвен обижался, но долго сердиться не мог. А Лаон совсем не хотел с ним ссориться, ведь Ульвен – его друг, и он – брат несравненной Файоллы… Не приглашать на семейные встречи Иланну приличия не позволяли. В результате страдали все трое.

Собственно, из-за накалившихся отношений влюбленных подростков Иссоа и разрешила старшему сыну отправиться в космическое путешествие. Пусть Ульвен развеется, увидит другие миры, вкусит заслуженной славы как музыкант и артист. А вернется он повзрослевшим, поумневшим и, вероятно, забывшим про безответное чувство к кузине. Никакого «сюон-вэй-сюон» между ними воссиять не могло, оно требует безусловной взаимности. К тому же все они очень юны – отроки и отроковицы, только-только начавшие открывать для себя дурманящее притяжение Эроса. Старшие постоянно внушали им: вы – родственники и друзья, это главное, а прочее может еще измениться, нельзя с ранних лет отсекать никакие дальнейшие варианты событий, избегать расширения круга знакомств и давать опрометчивые обещания.

Я прилетела на служебном флаере, приземлившись рядом с домом семьи Киофар, – это не позволялось никому, кроме самых важных особ. Помимо водителя, меня сопровождал Сэргэ, выполнявший теперь роль охранника (он был обучен основам этой профессии). Официально у Хранительницы личных бодигардов в штате не значилось, в них не видели необходимости, и вдобавок они привлекали бы нежелательное внимание ко всем моим выходам в свет и служебным перемещениям. Однако нужными навыками владели и мой муж Карл, и мой брат Виктор, и личный помощник Сэргэ. Считалось, что этого совершенно достаточно.