Принцип «Земля»

Макс Казаков

Принцип «Земля»

Глава 1

1

– … Ну, сунулись. Дядь Виталя предупредил, далеко вперед не забегать. Фонаря всего два у нас было, поэтому послушались резко, как только отошли чуть от лаза. Дальше уже был полумрак.

«Это еще хорошо, день ясный сегодня, – сказал отец, – а то бы здесь совсем темнота была».

Рассеянный свет немного пробивался от краев плиты.

Там, короче, у нас город наш был не далеко от реки, и на окраине на склоне была наша местная аномалия. Так ее все называли, или еще скалой, хотя скалы там толком и не было никакой. Метров, наверное, двести в ширину какая-то как бы в земле плита непонятная была, наклонно лежала. Сверху и с одного бока под нее можно было зайти. Под ней то ли пещера была, то ли не понять, что… Местные называли это просто аномалией. Над ней потому что почти не росли деревья, так кусты кое-где чухнёвые, хотя вокруг было всего полно. Еще приезжали, рассказывали, давно ученые, сказали, что где-то глубже, массивное вроде железное тело залегает. От него все причуды.

Короче, стали мы туда спускаться, уже по склону под плитой. А под ней спуск был немного круче, чем по поверхности. А внизу наоборот становился почти пологим. Не знаю, наверное, до самого низу и дошли. Брат с нами мой двоюродный старший еще Лёнька был, да сестра Нинка младшая. Та, чем дальше, тем ближе к отцу держалась. А брат, зараза, еще то меня, то ее чем-нибудь подначит. То хрень какую-то под ногу подложит, а потом потянет, то на плечо веревку незаметно положит и снова тянет, медленно, так, что, как почувствуешь, сразу прыгаешь блохой.

Как щас помню, наложил я вообще, когда впереди, зашуршало что-то. Отец с дядькой давай светить фонарями, высветили, пацан там какой-то суетился, мне показалось, что-то перепрятывал, наверное, боялся, что мы что-то заберем, не знаю точно. Отец сказал, что беспризорники здесь с давних лет уже прячутся, одни других сменяют… Деваться им некуда, а здесь под землей, не так холодно зимой и не жарко летом. А пацан толком ничего не говорил, что-то бухтел, особенно когда мы фонарями на него опять попадали. А там еще какие-то кульки висели, несколько куч чего-то навалено было.

Дальше мы уж не пошли, дядь Виталя сказал, что хватит.

В общем-то делать там нечего было, не поиграешь, темно, и…. Да и сестра от отца ни на шаг, да и сам-то тоже не далеко. Чё? мне тогда лет десять-то было всего самому! Чуть, да развернулись обратно.

А уж когда выбирались наружу, там лаз корнями был заплетен, через них еще прощемиться нужно было. Бабушке дядь Виталя, он первым вылез, руку дал, я сестру подпирал снизу, отец помог Лёньке, сам тоже вылез и взял меня за руку, чтоб вытянуть. А у меня нога за что-то зацепилась, я так глянул вниз, как заору благим матом: «Ааааа… Ия! Ия…» Давай дергаться. Теперь мне уже показалось, что кто-то рукой ногу мою держит. Еле, еле с теми же дикими воплями «Ия… Па, тяни меня», уже не помню, семеро меня тянули или как, выбрался.

Отец потом рассказывал: «…глаза, как иллюминаторы, весь трушусь…» Он потом говорит: «Ты чего это испугался? Зацепился ты просто там за сучок. Какая тебе Ия?» А я откуда, говорю, знаю? Я посмотрел, а там рыже-седая такая, криво улыбается, руку тянет. Он сразу рассказывать не стал про Ию, потом уже, дома, когда успокоились все и насмеялись.

Он подтвердил, что, вообще говоря, давно ходят россказни про нее. Но мы-то это уже все знали, пацанами между собой давно всякими легендами обросли, что там, на аномалии, уже лет четыреста Ия как поселилась. Ничего вроде такого не делает. На глаза не показывается. Никто почти ее не видел. А кто видел, те из города быстро уезжали. Детская боялка такая была у нас.

Только после это случая всплыло еще и продолжение, мол, если Ия кого заприметила, то непременно рано или поздно заберет. Я у отца спросил, он сказал, что все это только лишь истории. А Лёнька, зараза, тот наоборот, все зубы на полку выложил, что это правда. Правда, у него годам к двадцати все зубы и повысыпались почти, со вставными ходит.

– Ну и чё, ты когда Ию-то увидел, второй раз не наложил? – ехидно улыбаясь, спросил Егор, небрежно брынькнув на еще не полностью настроенной гитаре несколько категорически тревожных уменьшенных септаккордов. – А-то у меня прям мурашки подбираются к подмышкам!

– Ага!? – засмеялся вместе со всеми Авдей.

– Я так и знал! – ликовал Егор и сымпровизировал коду победителя викторины.

Удовлетворенный своим изобличением он несколько потерял интерес к истории и начал тихонько разыгрываться, а потом и напевать.

– Посмотрел бы я на тебя, – продолжал тем временем оправдываться Авдей, – как бы ты не наложил. Втройне! Я там трясся, как… Так я потом неделю вообще спать не мог! В комнате шкаф у нас стоял со стеклянными дверцами, так мне в них все время что-то виделось. Отец убеждал, что, мол, всякая нечисть в зеркалах не отражается. Значит, мне все показалось.

Может, это и была самая страшная история, рассказанная за сегодняшний вечер, но она, конечно, вызвала больше улыбок, чем сочувствия или страха. Даже несмотря на наступившую темноту и непривычные для взращенных в квартирах похрустывания окружающей природы, все бросить и удрать домой история никого не заставила.

Вроде бы на логическом финале этой истории Ярик позволил себе прервать рассказ, намекая, что уже можно бы и посуду оросить, иссохлась. И Лизка еще его подталкивала, мол, спой, давай, хотя прекрасно знала, что Ярик не из первого ряда сельских теноров.

– Еще пару стопариков и я спою тебе все, что пожелаешь. Ток вы все тогда разбежитесь, предупреждаю сразу. – Пока еще изображая, что ему трудно говорить, выговорил Ярик и начал напевать на надоевший мотив. – Вода была без цвета, ни вкуса, ни слуха, ни голоса. Пока не появился Юпи! Оп! – осекся он, приложив руку к губам, когда уже почти перешел на полный голос. – Егор, пардон, – почтительно добавил он поющему Егору, понизив тон.

Ярик говорил довольно низким голосом, почти басом, причем с каким-то непонятным желтоватым оттенком, всегда выделявшим его слова в потоке звуков. Спутать его тембр с чьим-то еще было почти невозможно.

После своевременно прерванной репризы Ярик артистично достал из-за спины бутылку «горяченького». Одобрительные возгласы не дали шанса родиться еще одному непопулярному человеку. И если бы Егор не прибавил напора, его песня рисковала раствориться в этом оживлении вместе с гитарой.

– Все, все, уговорил, – шепотом согласилась Лизон. – Наливай лучше свое Юпи. Только не пой!

Она собрала в кучку стаканчики со стола, и, как только Ярик наполнил их и Егор закончил песню, торжественно объявила.

– Господа археологи, а теперь Юпи! Но это не просто напиток, – продолжала она, пока все тянулись за стаканчиками. – Это практически артефакт, найденный Яриком в забытых подвалах своей памяти. Только вслушайтесь, сколько плесени в этом слове «Юпи»!

– О, да! Чего мы там только уже не находили в этой памяти, – очнулся от воспоминаний Авдей. – А не найдется ли у Ярослава мудрого в подвалах еще и хорошего тоста?

– Даже не сомневайся. Для тебя всегда найдется и тост и стопка! Но! Этот тост я уже обещал, – Ярик начал изображать юную особу на императорском балу, помахивая рукой как веером…

– О нет, кто же этот проходимец, кому ты пообещала тост прежде, чем мне, – подыграл ему Авдей.

– Тотчас же заберите свои слова обратно, – испуганно выпалил Ярик, – пока не поздно, сударь. Ибо тот, кому я обещал тост, это его светлейшество Семеныч!

– Да вы судари, как я погляжу, ошиблись факультетом, а то и учебным заведением, – раздался голос Семеныча. – Вам прямою дорогой в театральный. Могу даже посодействовать вам в этом деле.

– Браво, браво, Семеныч, – включилась в игру Лизон, – Вы так великодушны!

– А вы барышня не судите о моем великодушии так преждевременно. Мое содействие может состоять в скорейшем выветривании вас из археологического. А к театральным подмосткам придется топать своими локтями. – Семеныч вроде бы говорил серьезно, но при этом засмеялся сам, и его заразительный смех подхватила вся компания.

Тем временем юпи грелся, да и сложившийся конфуз нужно было как-то разрешить. Вмешалась Тамилка, продолжая в той же манере.

– Ну, полноте Вам, Семеныч, серчать. Перейдемте уже к тосту. Просим!

«Просим», «Просим»… поддержали другие.

– Не смею более томить вас, господа! – начал Семеныч. – Вот сейчас вы находитесь, – он постепенно сменил театральную господскую интонацию, на обычную походно-рюмочную, – в первой настоящей экспедиции. Ваше первое достижение – это то, что вы благополучно добрались до места, и даже вовремя поставили лагерь. Благодаря этому, мы сейчас уже можем позволить себе этот тост. Самое интересное начнется завтра. Но я собственно не об этом. Сегодня вас со мной пятнадцать человек. В прошлом году было двадцать четыре. Практика показывает, что те, кого я не успел выжить из археологического к концу второго курса, имеют все шансы стать археологами.

– О, да! Мы наслышаны, что Вы неофициально осуществляете кадровую чистку в рядах археологов, – перебила Лизон.

– Почему ж неофициально? Может и официально. Может, я за это доплату даже получаю. Но это снова сбоку темы. У вас есть шанс! И все зависит только от вашего желания. Поэтому, я хочу выпить за то, чтобы ваши желания не заставили меня в вас разочароваться.

Семеныч засмеялся, хотя и с небольшой грустью в интонации. Зазвенели хрустом пластиковые стаканчики.

– Анатолий Семенович, – начала было Лизон, обращаясь к Семенычу.

– Хамить изволите, Лизавета Ильинична, – перебил ее Семеныч. – Вы ж с первого дня за углами и не только меня кличете Семенычем. Че эт ты теперь? Даже не на кафедре вроде!

– Да так, чет, совесть с уважухой, блин, проснулись, вина еще надо, наверное, – засмеялась Лизон.

– За уважуху спасибо, а вот зверя по пустякам не буди! Я имею в виду совесть, – смеясь, ответил Семеныч. И приложив руку ко рту, будто шепчет на ухо, обычным голосом продолжил, – но только не теряй ее совсем. Когда-нибудь пригодится, к ходилке не гадать, как ты говоришь. – Он опустил руку. – Ну, дак ты чего сказать хотела?

– Да я все про кадровую чистку хочу продолжить. Говорят, Вы никогда не возьмете с собой в экспедицию людей, с которыми не хотите идти?

– Злые языки, матушка. Все злые языки! – отшутился опять в царсковековой манере Семеныч. – Ну, а если на самом деле? Это так! Кроме походов старателями, на какие-нибудь песко-пересыпалки под балконом, что на первом курсе бывают. Они, однако, для меня самые трудные. Именно там нужно успеть понять человека, если за весь первый год еще не успел. Времени на его отчисление остается уже всего год. Начиная со второго курса, могут быть серьезные экспедиции.

– А если ошибетесь, отчислите человека? – продолжил Авдей разговор, набирающий серьезность.

– Да, да. Вы, как и все предыдущие потоки, наверняка живете с убеждением, что Семеныч самонадеянный, даже жестокий и тому подобное негодяй, всех ровняет своей мачетой и тому подобное. Не буду спорить! Но поверьте, в экспедиции вас будет всего… ну, несколько… не много, в общем, человек. Кто бы вы хотели, чтобы были этими людьми? Ситуации могут случиться очень разные. Я со случайными людьми дальше огорода не пойду. Но такая работа, и иначе эту науку не сдвинешь вперед. Приходится идти.

Повисла пауза. Не просто пауза. Что-то плотное осело в воздухе после этих слов. Хотя и совсем ненадолго. Только негромкий звук гитары Егора, который что-то механически перебирал по струнам, оттенял не слишком выраженную лепость тишины ощущением единения. И эта внезапная плотность воздуха постепенно доходила до всех присутствующих осознанием выраженного им кредита доверия.

– Ярый, – пробил завесу Авдей, – доставай свое юпи. Семеныч, я хочу выпить за Вас!

Не обошлось без традиционного одобрительного «Ооо…».

– Егор, – обратился Авдей к Егору, – давай-ка «Легенду».

– Цоя штоль? – отозвался тот.

– Угу. За легендарного Семеныча под легендарную песню!

Пока Егор отмораживал проигрыш, Авдей произнес тост, и под хрустальный хруст стаканов питие было испито.

*

Лизон немного плавающей походкой подошла к Таше и попыталась разместить себя рядом.

– Че-то как бы я совесть-то свою слишком не малость усыпила? – по привычке переворачивая слова, спросила она. – Подвинься-ка, подруга.

– Падай! – ответила Таша, расположившись слегка полубоком.

Лизон никак не могла выбрать траекторию.

– Митек, сузься маленечко, пожалусто, – скокетничала Лизон.

– Даже не подумаю! – заиграл глазами с ней Митек.

– Чево это? Ну, чуть-чуть! – клянчила Лиза.

– А-а, – махал головой Митька, не снимая с лица улыбки.

– Не будь таким свинтусом! – включила женскую солидарность Тамилка, дернув за руку Митька поближе к себе, подальше от Таши, освобождая место Лизке.

Но тушка Митьки только вальяжно покачалась и приняла прежнюю форму.

– Митька не выделывайся! – гавкнула Таша.

– Лизке что, бисером перед тобой посыпать? – засмеялась и снова дернула его Тамилка.

– Я отодвинусь, потом буду стесняться к тебе прижаться, а так ты сама ко мне прижмешься – объяснялся и лыбился всем, чем можно, Митька.

– О-хо-хо, – сманерничала Лизон.

– Да падай, не глядя, – подбодрила ее Таша и подала руку. – Сама всех растолкаешь!

Лизон присела, поерзала, чем сидела, расширяя себе пространство, и улеглась рядом с Ташей. Митек даже не заворчал. Он напротив, подложил Лизе под голову свою руку.

– Оооой, как спасибо, – как будто из последних сил выдохнула Лизон. Митек довольный улыбался. – Хорошо, что ты такой мягкий и оказался рядом.

– А мне ты так руку не подложил, – уколола Митьку пальцем в бок Тамилка.

– Эт мы могём! – довольный от такой популярности у девушек раскинул в обе стороны руки Митька.

– Так удобно! – продолжила стонать Лизка. – Тебе самому-то удобно?

– Удобно, пока рука не затекла, – ответил тот слегка и повернулся к Лизке, так чтоб не лишить подушки Тамилку. – Что расскажешь?

– Я якобы что-то обещала рассказать? – начала ломаться Лизон.

– Ты, кажется, что-то про спящую совесть говорила, когда заходила на посадку, – не собираясь уходить в молчанку, продолжал Митек.

– Да? А заметно, что она уже немного спит? – Лизон подозрительно посмотрела на Митьку.

– Не, не сильно заметно, все нормально пока идет, – ответил Митька, осторожно намекая на какие-то возможные варианты, если все так пойдет дальше.

– Ну, здесь ты свою совесть окончательно уложишь на лопатки, – продолжила Таша. – Костер греет, мужики только что дров подбросили.

– А Семеныч че-то прям ох как завернул сегодня, – переключила разговор Лизон от намеков Митьки на свои впечатления от речи Семеныча.

– Да. Он ничего мужик походу, – подхватил задумчиво Митек, определенно заметив смену темы и погрузившись снова в речь Семеныча.

– А помнишь, мы на первом курсе-то его психом вапще считали? – вспомнила Таша.

– Ну, псих он и оказался психом, – заключила Лизон. – Только в смысле психологом.

– И не хилым, походу, – согласилась Таша.

– А ты как полагаешь? – толкнула Лизон Митька, который только что вроде был в разговоре, но неожиданно стих.

Тот, не притворяясь живым, лежал, подложив для удобства под спину рюкзак. Лизон присмотрелась к его стеклянным глазам.

– Таш, смотри, – шепнула она подруге.

Митек смотрел сквозь костер. В его голове всегда кружилось много мыслей, иногда слишком много, как он сам говорил: «Шумно аж бывает». От этого иногда могло казаться, что он в несвежем настроении, хотя он просто о чем-то задумался, отвлекся, отключился…

– Да он че-то расстроился после второй стопки, – ответила тихонько Таша.

– Да не, наверное, просто опять повис, – высказала свою версию Лизон.

– Не думаю, что он думает о завтрашних раскопках. О них даже Семеныч сейчас не думает, – хихикнула Таша.

– Митек, Земля! – вильнула бедром Лизон. – Все, всплыли! У тебя какая степень погружения?

Она помахала Митьку рукой перед глазами. Тот вернулся.

– «Какая», это что за часть речи? – пробормотал Митек, улыбнувшись и прищурив один глаз.

– То есть? – удивилась Лизон и перевела взгляд на Ташу, мол, он это о чем.

Таша задумалась и осторожно выдала версию.

– Ну, возможно, это вопросительное слово. Не прилагательное же?

– Угу, хорошо, – одобрительно кивнул Митек.

– А что хорошо? – взлюбопытствовала Лизон. – А могло быть как-то иначе?

– Хорошо, что не деепричастие, – ответил Митек.

Девочки провисли еще глубже, а когда сообразили, выплеснули по полтора объема легких.

– Фу! Ну тебя! – пищала Лизон, отмахиваясь от Митька руками. – Ты как из комы выйдешь, по жизни че-нибудь этакое ляпнешь.

*

Закончилась песня. Таша продолжила разговор, который они начали с Лизон, но уже в общем контексте. Она обратилась к Семенычу:

– Семеныч, вот Вы, стало быть, говорите, что разбираетесь в людях?

– Да нет. Не разбираюсь я в людях.

– Ну, как же, Вы можете отличить плохих от хороших, надежных от ненадежных, перспективных от…

– Все проще, Таша. Я не рассуждаю такими высокими прелюдиями, – Семеныч любил вставлять «левые» слова в контекст, где их смысл всяко станет очевидным, – как ты. Я всего лишь пытаюсь отличать людей, с которыми я пойду в экспедицию, от тех, с кем не пойду. И даже не утверждаю, что это у меня всегда получается правильно делать. Но, как ты видишь, у меня уже появляется седина. Это хотя и косвенно, но… раз седина дождалась своего часа…

– Вот что, что, а выкрутиться Вы умеете, – улыбнулась Таша.

– Это точно! – подтвердил с азартом Ярик. – И выходит, вы вершите не чистку электората, а всего лишь естественный отбор, пытаясь обеспечить свое выживание!

– А ты, я гляжу, мастер умозаключений, Ярик! – ответил Семеныч.

– Да мы постоянно ему говорим, Ярослав-мудрый-второй-Сократ! – добавила с азартом Лизон. – Не верит!

– Все, господа. Боюсь, что если мы сейчас же не остановимся, то завтра не продолжим, – прервал мысль Семеныч. – Я имею в виду экспедицию! Отбой! Рекомендую хорошо отдохнуть. Подъем завтра в семь утра, дальше по будням в пять. Дежурный по лагерю завтра утром буду я, дальше разберемся. Выходим в восемь.

– В семь подъем, в восемь выходим? Мы не успеем! – взмолилась Тамилка. – Семь это очень рано!

– Просим пощады, – из последней вменяемости прогудел Вадим, приподняв часть своей тушки из-за спины Авдея.

– Завтра как раз и будет вам последний день пощады! Я же объявил, завтра подъем в семь, дальше в пять! – ответил Семеныч, давая понять, что ребята явно недооценивают его мягкость, приуроченную к первому рабочему дню. – Все интересное начнется потом!

***

Утро для всех Семеныч все-таки начал на целый час позже, чем обещал. А пока все еще спали, Семеныч развел костер, приготовил завтрак, сделал чай, травяной из свежего местного сбора. За трапезой обсудили план дня. Хотели разделиться на группы, но Семеныч категорически запретил: «После защиты хоть по одному. А сейчас все вместе в коротком радиусе от материка».

С выходом, конечно, опоздали еще сверх щедрого часа. На двадцать минут. Тамилка наводила марафет. Лизон ее все подгоняла:

– Идем уже. Семеныч разозлится.

– Да иду уже, – отвечала Тамилка.

Но Семеныч их сильно удивил. Он ни разу не разозлился. Но без внимания Тамилу не оставил.

Тамила выползла из палатки и замешалась в какой-никакой толпе сокопателей, стараясь не сильно лезть на глаза Семенычу. Тихонько попросила там шепнуть ему, что, мол, все готовы. Но Семеныч, несмотря, что уже знал, что не хватает только одного человека, все-таки повторил положенную перед выходом перекличку. Дойдя до Тамилы, он несколько раз чихнул.

– Отлично, Тамила! Ты сегодня шикарно одухотворенная!

– В смысле? – стесняясь сквозь всеобщее хихиканье, позволила она себе смелый вопрос.

– Духи прошибают! Я аж прочихался! Но это ничего! Лопата, комары и прочая ползуче-грызущая живность этих мест оценят! Ты много с собой вот этого всего набрала?

– Ну, – потянула Тамила, – как много? Не много.

– Ну, – подражая ей, ответил Семеныч, – одним словом, эти полтора кило твоего багажа, – он обвел вокруг своего лица, показывая, что он имеет в виду средства, которые Тамила нанесла на свое лицо, – что-то мне подсказывает, тебе больше в своем первоначальном назначении не понадобятся.

– Посмотрим, – скокетничала Тамила, сделав вид, что не заметила окружающего смеха, старающегося быть сдержанным.

– Посмотрим, посмотрим, – улыбнувшись, подбодрил ее Семеныч. – Сегодня-то тебе они уже пригодились дважды! Так что уже не зря везла!

– Как это дважды? – нахмурилась Тамилка.

– Ты привела себя в божественный вид. Падрон, божественный! Это раз! И ты подняла настроение всей команде – это два! Совет тебе. Одну кисточку сбереги себе на обратную дорогу.

– То есть, одну? – просочилось у нее недоумение.

– Остальные ты скоро сама на раскоп понесешь. А эти насмешники, – Семеныч оглядел мельком бригаду, – еще просить у тебя будут!

– Ой, да можно подумать они с собой не привезли косметику, – все-таки Тамилку спровоцировали, чтобы огрызнуться.

– У меня из косметики только хозяйственное мыло! – выпалил, не задумываясь, Киоск.

Смех переместился на Матвея. Тамила, пользуясь ситуацией, покинула центр ехидного внимания и постаралась больше ничего не сделать, чтобы снова не вернуть его себе.

*

А после первого дня раскопок все устали так, что некоторые упали мертвым храпом у костра, едва доев последнюю ложку ужина. Даже отпетые совы не справлялись с управлением и запинались о растяжки палаток. До разговоров, гитары и тем более веселья не дожил никто.

Хотя, по правде сказать, не всем в первый день пришлось хоть разок махнуть лопатой.

– Раскоп совсем свежий, – сразу предупредил всех Семеныч, – посему малоизученный. Это одновременно и хорошо, так как он малоиспорченный.

– И малоизгаженный! – добавил Егор.

– Ну, ты умеешь подметить самое важное! – подбодрил его Семеныч.

А попросту сказать раскоп был брошенный.

– Ну, более отважные коллеги диагностировали сие место как слишком молодое и не представляющее исторического и научного интереса, – оправдывался за других Семеныч.

– А что же мы здесь делаем? – возмутилась Лизка. – Какая логика ехать туда, где перспективы уже похоронены?

– А как учебный полигон – эта задача, по моему мнению, вполне подходящая. Да и мало ли случаев, когда гоняясь за сенсациями, люди оставались с тупыми лопатами.

– Еще скажите, что большинство великих открытий сделано случайно, – продолжила мутить воду Лизон.

– Лиз, у тебя еще будет возможность выбрать себе свое особенное место, – попыталась облагородить ее Тамилка.

Семеныч не стал распылять дискуссию.

Первый день был посвящен щадящей диагностике окрестностей, уточнению карт, генерации предположений и выбору мест инфраструктуры.

В итоге были исхожены, досмотрены и обобраны все поверхности. Материала, однако, нашлось не много. Глядя на карту находок, скорректировали расположение материка, утвердили место промывки отвала. Оно осталось прежним. Вадик с Егором весь день занимались обеспечением подачи воды на промыв. Здесь им, конечно, больше пришлось побыть в роли реконструкторов. Водяная жила была проложена прежними старателями от источника, что пробивался немного выше в склоне.

Отдельной задачей для всех была подготовка инвентаря. К ужину не допускались те, у кого имеющийся инструмент не был приведен в рабочее состояние: отмыт и заточен. Данная процедура была объявлена традицией перед ужином.

Наутро следующего дня терпеливый Семеныч снова решил дежурствовать по лагерю сам. По-отечески пожалел молодняк. Были в нем и заботливость, и ответственность. И они нисколько не конфликтовали с суровостью и научным фанатизмом.

Однако со временем и изысками, как вчера, он уже не баловался. При этом все отметили, что еда просто изумительна! Довольный Семеныч не сомневался, что будет именно так. Но на завтра назначил дежурить Авдея, рассудив просто, по алфавиту: завтра Авдей, потом Вадик, потом Егор…

Тамила этим утром не опоздала. Только не потому, что сильно постаралась. Она действительно обошлась без косметики. Но, выползая из палатки, боялась еще больше, чем вчера. Только вчера она боялась выглядеть не достаточно красивой и злого Семеныча, а теперь дружеских комментариев и даже просто взгляда доброго Семеныча.

Не случилось. Сказывался второй рабочий день первой серьезной экспедиции, раннее утро и разгоравшийся научный азарт.

*

На второй день в лагерь вернулись раньше. Нужно было разобраться с тем, что удалось обнаружить в этой глуши за два дня, и придумать себе новое будущее.