Поэты Серебряного века

Константин Большаков

Несколько слов к моей памяти

Я свой пиджак повесил на луну.По небу звезд струят мои подошвы,И след их окунулся в тишину.В тень резкую. Тогда шептали ложь вы?Я с давних пор мечтательно плевалНадгрезному полету в розы сердца,И губ моих рубинящий кораллВас покорял в цвету мечты вертеться.Не страшно вам, не может страшно вамБыть там, где вянет сад мечты вчерашней,И наклоняются к алмазящим словамЕе грудей мечтательные башни,Ее грудей заутренние башни.И вечер кружево исткал словам,И вечер острие тоски нащупал,Я в этот миг вошел, как в древний храм,Как на вокзал под стекло-синий купол.

1913

Посвящение

По тротуару сердца на тротуары улицы,В тюль томленья прошедшим вамНад сенью вечера, стихая над стихов амурницей,Серп – золоченым словам.Впетличив в сердце гвоздичной крови,Синеозерит усталым взором бульвар.Всем, кого солнце томленьем в постели ловит,Фрукт изрубинит вазный пожар.И, вам, о, единственная, мои стихи приготовлены —Метр д'отель, улыбающий равнодушную люстру,Разве может заранее ужин условленныйСымпровизировать в улыбаться искусство,Чтоб взоры были, скользя коленей, о, нет, не близки,А вы, как вечер, были ласковая.Для вас, о, единственная, духи души разбрызгал,Когда вы роняли улыбки, перчатку с сердца стаскивая.

«Милостивые Государи, сердце разрежьте…»

Милостивые Государи, сердце разрежьте —Я не скажу ничего,Чтобы быть таким, как был прежде,Чтоб душа ходила в штатской одеждеИ, раздевшись, танцевала танго.Я не скажу ничего,Если вы бросите сердце, прощупав,На тротуарное зеркало-камень,Выбреете голову у сегодня-трупа,А завтра едва ли зайдет за вами.Милостивые Государи, в штатском костюмеЗаставьте душу ходить на прогулки,Чтобы целовала в вечернем шумеСлепое небо в слепом переулке.Сердца, из-под сардинок пустые коробки,Свесьте, отправляясь на бульвары,Волочить вуаль желаний, втыкать взорные пробкиВ небесный полог дырявый и старый,В прозвездные плюньте заплатки.Хотите ли, чтоб перед вамиЖонглировали словами?На том же самом бульвареВ таксомоторе сегодня ваши догадкиБесплатно катаю, Милостивые Государи.

Октябрь 1913 г. Москва

Осень годов

Иду сухой, как старинная алгебра,В гостиной осени, как молочный плафон,Блудливое солнце на палки бра,Не электричащих, надевает сиянье, треща в немой телефон.И осыпаются мысли усталого провода,Задумчивым звоном целуют огни.А моих волос бесценное серебро водойСедой обливают хилые дни.Хило прокашляли шаги ушедшего шума,А я иду и иду в венке жестоких секунд.Понимаете? Довольно видеть вечер в позе только негра-грума,Слишком черного, чтоб было видно, как утаптываетсяземной грунт.По́том времени исщупанный, может, еще не совсемдостаточно,Еще не совсем рассыпавшийся и последний.Не кажусь ли вам старик – паяцем святочным,Богаделкой, вяжущей на спицах бредни.Я века лохмотьями солнечной задумчивости бережноУкрывал моих любовниц в рассеянную тоску,И вскисший воздух мне тогу из суеверий шил,Едва прикрывающий наготу лоскут,И, упорно споря и хлопая разбухшим глазом,нахально качается,Доказывая: с кем знаком и незнаком,А я отвечаю, что я только скромная чайница,Скромная чайница с невинно-голубым ободком.

1914

Автопортрет

Ю.А. Эгерту

Влюбленный юноша с порочно-нежным взором,Под смокингом легко развинченный брюнет,С холодным блеском глаз, с изысканным пробором.И с перекинутой пальто душой поэт.Улыбки грешной грусть по томности озерамПорочными без слез глазами глаз рассветМелькнет из глаз для глаз неуловимо-скорымНа миги вспыхнувший и обреченный свет.Развинченный брюнет с изысканным пробором.С порочными без слез глазами, глаз рассвет,Влюбленный юноша с порочно-нежным взоромИ с перекинутой пальто душой поэт.

Май 1914 г.

Полночь

Пробило полночи костлявые ребра,Двенадцать часов перебрали скелет,И голый череп стал бесконечно-добрым,И в нем сквозил надушенный поэт.А дьявол-секунда в красной маске,Хохоча, наливала в стакан вино,И блестки брызг люстрили ласки,Говорили шепотом о вине ином.Вы с хохотом оттолкнули секунду,И отвергнутый Дьявол, проваливаясь, хохотал.Звенели и пели на каждой из струн – дамНовые секунды, наливаясь в бокал.

Молитва любимой

Ах, не скрыть густым и грустным ресницамГлаз, смотрящих только на одну.Вы по жизни моей, как по книги страницам,С тихим шелестом тихо прошли в тишину,Вы прошли в тишину, серебристое имя,Как неслышная поступь шаговБогомольно несется губами моимиНа алмазы кующихся строф.Как влюбленному мальчику дороги вещи,До которых коснулись любимой рукой,А тоска с каждым днем неотступней и резче,Каждый день неотступней с своею тоской.Никогда не сказать серебристое имя,Никогда не назвать Вас, одну,Как по книги страницам, Вы днями моимиВ неизбежную тихо прошли тишину.

Июль 1915

Осень

Михаилу Кузмину

Под небом кабаков, хрустальных скрипок в кубкеРастет и движется невидимый туман.Берилловый ликер в оправе рюмок хрупкихТелесно розовый, раскрывшийся банан.Дыханье нежное прозрачного бесшумьяВ зеленый шепот трав и визг слепой огня,Из тени голубой вдруг загрустившей думе,Как робкий шепот дней, просить: «возьми меня».Под небо кабаков старинных башен проседьУдаром утренних вплетается часов.Ты спишь, а я живу, и в жилах кровь проноситХрустальных скрипок звон из кубка головок.

25. IX. 1914

Романтический вечер

Вл. Маяковскому

Вечер был ужасно громоздок,Едва помещался в уличном ридикюле, —Неслышный рыцарь в усталый воздух,Волос вечерних жужжащий улей,Отсечь секунды идет панелям,И медлит меч по циферблату.Пролетая, авто грозили, – разделим, разделим…Закован безмолвием в латы,Закрыв забралом чудесной грустиЛицо, неведомый один,Как будто кто-то не пропустит,Не скажет ласково «уйди».

Апрель 1914. Москва

И еще

В час, когда гаснет закат и к вечеру,Будто с мольбой протянуты руки дерев,Для меня расплескаться уж нечемуВ этом ручье нерасслышанных слов.Но ведь это же ты, чей взор ослепительно нужен,Чтоб мой голос над жизнью был поднят,Чья печаль, ожерелье из слезных жемчужинНа чужом и далеком сегодня.И чьи губы не будут моимиНикогда, но святей всех святынь,Ведь твое серебристое имяПронизало мечты.И не все ли равно, кому вновь загорятсяКак свеча перед образом дни.Светлая, под этот шепот святотатцаТы усни…И во сне не встретишь ты меня,Нежная и радостно тихаТы, закутанная в звон серебряного имениКак в ласкающие вкрадчиво меха.

Январь 1916 г.

Валериан Бородаевский

«Над пустынными полями видится…»

Вячеславу Иванову

Над пустынными полями видитсяВ облачках серебристая лествица.До меня ли Любовь унизится?Ты ли, Крепкий, грядешь из-за месяца?Через грудь мою руки скрещаются,Я вступаю на путь неизведанный, —И ступени так томно качаютсяПод пятой, землистому преданной.От низин задымились туманы,Голубые с алыми отливами.Чей-то смех прозвенел так странно.Белый образ под черными ивами.Устоишь ли, воздушная лествица?Отойдешь ли, чудо, недостойному?Серый зверь притаился у месяца.В очи смотрит небесному Воину.

Скиты

Они горят еще – осколки древней Ру́си —В зубцах лесной глуши, в оправе сизых вод,Где в алый час зари, распятый Иисусе,Любовной голос Твой и плачет и зовет.Чуть из конца в конец неизречимый клекотНебесного Орла прорежет сонный бор,И сосен мачтовых ответит струнный рокотИ запоет в груди разбуженных озер;И, за свечой свеча, разверзнут очи храмы —Кругом у алтаря, как черный ряд столпов,Сойдутся иноки, торжественны и прямы,Сплетать живую сеть из верных тайне слов.Там старцы ветхие в священных гробах келий,Где дышит ладаном и воском и смолой,Уж видят кровь Твою, пролитую сквозь ели,И воздвигают крест иссохшею рукой.И в алый час зари, распятый Иисусе,Как голос Твой томит и манит и зоветРазрезать плен сердец – к осколкам древней Руси,К зубцам лесной глуши, к оправе сизых вод,К сиянью алтарей и чарованьям строгимСтихир таинственных, чтоб сетью властных словЖемчужину любви привлечь к сердцам убогимИз царства розовых и рдяных облаков.

«Вкруг колокольни обомшелой…»

Вкруг колокольни обомшелой,Где воздух так безгрешно тих,Летают траурные стрелыСтрижей пронзительных и злых.Над кровью томного закатаСклоненных ив печаль светла.И новых стрел душе не надо:Душа все стрелы приняла.Стрижи ватагою победнойДочертят вещую спираль;И, догорая, запад бледныйОтбросит пурпурную шаль.И будут ив безумны речи,Как черствый ропот старика,Когда одна стучит далечеЕго дорожная клюка.

1909

«Я пью мой долгий день, лазурный и прохладный…»

Эрнесту Кейхелю

Я пью мой долгий день, лазурный и прохладный,Где каждый час – как дар и каждый миг – певуч;И в сердце, трепеща, влетает рдяный луч,Как птица райская из кущи виноградной.Я пью мой синий день, как брагу хмелевуюИз чьих-то смуглых рук, склонивших древний жбан.От утра до зари брожу, смятен и пьян,И землю под ногой жалею и милую.И тайно верится, что в струях этой влагиОтныне и вовек душа не отцветет…Но, тише… Меж дерев – ты слышишь? – Бог идет.И ветви, заалев, колышатся, как стяги.

«Я не сменю на вас, возвышенные грезы…»

Я не сменю на вас, возвышенные грезы,Мой тихий серый день,И крик сорок, насевших на плетень,И бедный гул моей березы.И по тропам спускаюсь я неспешноК обрыву над рекой.Парит бездумно взор над сизой чешуей,А сердце стонет безутешно.И этот стон, как будто извлеченныйИз гулких тростников,Растет, подъемлется, – как небо однотонный,Как полог серых облаков…

Падающая башня

Точно в платье подвенечном тонкий стан ты преклонила;Или вправду ты – невеста, золотая кампанила?В кружевах окаменелых, в многоярусных колоннах,В этом небе густо-синем ты мечта для глаз влюбленных!И когда спиралью шаткой я всходил, и сердце ныло,Близко билось чье-то сердце – не твое ли, кампанила?В бездну падали колонны, и над сизыми холмамиОблака сплывались в цепи и кружились вместе с нами.И я думал: там за далью целый мир пройдешь безбрежный, —Чуда равного не встретишь этой девственнице нежной!И я думал: чары знаешь, а напрасно ворожила:Будешь ждать его веками, не дождешься, кампанила!

Ковыль

Где только плуг пройдет, ковыль, волшебство степи,Развеется, как серебристый дым;И дикая страна немых великолепийОтступит вглубь, за пастырем своим.С печальным рокотом встревоженные волны,За валом вал, спеша, прольют гурты;Верблюдов проплывут чудовищные челны,Качая рыжекосмые хребты.И косяки коней сомкнет гортанным кликом,Арапником над головой свистя,Широкоскулый всадник с медным ликом,Родных степей любимое дитя.За пыльным облаком, без дум и без желаний,Исчезнет, как непонятая быль;И, уходя, свернет ковры бесценных тканей, —Жемчужный и серебряный ковыль.

Тучи

Есть тучи бурые, как стая злых гиен,Косматых, мстительных и никогда не сытых,С промозглым холодом струящих гробный тленСвоих дыханий ядовитых.Оне приходят в дни грозой чреватых лет,Когда разгул стихий так хмелен и беспечен,И ливень, брошенный для варварских побед,Поникшими полями встречен.Оне приходят к нам, когда, в закатный миг,Лиловый тусклый диск из щели косо глянетИ в лужи кровь прольет, презрителен и дик,И в бездну дымчатую канет.Тогда-то, с севера, на пепельный покровНежданно ринется, друг друга обгоняя,Ватага желтая с оскалом злых клыков,На бой развернутая стая…В торговой слободе, по суетным делам,Тоскующий, я жил, сжигая дни за днями;Средь жадных прасолов трактирных слушал,Смеясь за водкой и груздями.Касанья цепких рук, делецкий разговор,Развинченный орган и этот дым зловонный,Весь кем-то для меня придуманный позор, —Я нес, холодный, непреклонный.А вечером глядел сквозь потное окноНа небо сизое, на жидкий луч закатный,На скачку бурых туч, и было мне даноРаскрыть их символ непонятный.Оне бегут туда, где бурно зло прошло,Где все ненастьями убито или смято, —Гиены жадные, – и правят ремесло,Им предназначенное, – свято.

«Порвался мертвый полог забытья…»

Порвался мертвый полог забытья:Внезапный ужас сердце ускоряет.Виски стучат… – Зачем я здесь? Кто – я?И чья игра из бездны забытьяМеж этих стен, как кость, меня бросает?С игральной костью сопряженный духВосстал, дивясь… И были непривычныТень головы, руки и светлый кругНа потолке. И чуждо резал слухГудящий бой часов, как зов иноязычный.Да, – я летел… Я пережил позор…Рука у сердца, ослепленный взор,И стыд пылал, как факел, на ланитах.Склоню колена… Мягче – на ковер.И глажу перья крыл моих разбитых.А там?.. Бессилен мозг. Душа молчит.Разбились, выпали божественные звенья.Я перья глажу… Нет, крыло не полетит!Лишь маятник из глубины стучит,Да серым пеплом сыплется забвенье.

Казанская

Сонет

И вот они – кануны сельской страды.Под липняком толчется мошкара;И, жарким солнцем залито, с утраЦветет село, что маков алых гряды.Владычице мы поклониться рады,А колокол гудит: пора! пора!Но смутен лик под ризой серебраИ красными миганьями лампады.А вечером, при трепете зарниц,Тревожны взлеты диких, вольных птицНад слабо плещущей, заросшей речкой;И в полумрак малейшей между хатЗаглянешь Ты, – где, возлюбя, почтятСмиренную копеечною свечкой.

Эпилог

По улицам извилистым, как расщелины скал,Как узкие расщелины, жилища горных фей,Ночами полнозвездными один я блуждалСреди домов торжественных, где не было людей.Казалось, то не улица, а волшебницы нить;Казалось, по-над плитами, светясь, бежит клубок.И было мне так счастливо и привольно жить,Ночами полнозвездными вдыхая ветерок.Змеилась нить, вела меня – уводила под уклонТуда, где своды мшистые одели водоем.И, как струя холодная, охватил меня сон.И снился мне прекрасный лик, и были мы – вдвоем.Сказала мне: «Мы в городе, где не было людей.Здесь в ночи наши звездные, под дремный струйный гул,Скользим мы, тени белые, с крылами лебедей.Молись, чтобы в моих руках навеки ты уснул»…

Валерий Брюсов

«В тиши задремавшего парка…»

В тиши задремавшего парка«Люблю» мне шепнула она.Луна серебрилась так ярко,Так зыбко дрожала волна.Но миг этот не был желанным,Мечты мои реяли прочь,И все мне казалось обманным,Банальным, как лунная ночь.Сливая уста в поцелуе,Я помнил далекие сны,Другие сверкавшие струи,Иное мерцанье луны.

6 августа 1893

Мечты о померкшем

Мечты о померкшем, мечты о былом,К чему вы теперь? НеужелиС венком флердоранжа, с венчальным венком,Сплели стебельки иммортели?Мечты о померкшем, мечты о былом.К чему вы на брачной постелиПовисли гирляндой во мраке ночном,Гирляндой цветов иммортели?Мечты о померкшем, мечты о былом,К чему вы душой овладели,К чему вы трепещете в сердце моемНа брачной веселой постели?

13 марта 1894

В прошлом

Ты не ведала слов отреченья.Опустивши задумчивый взор,Точно в церковь, ты шла на мученья,Обнаженной, забыла позор.Вся полна неизменной печали,Прислонилась ты молча к столбу, —И соломой тебя увенчали,И клеймо наложили на лбу.А потом, когда смели бичамиЭто детское тело терзать,Вся в крови поднята палачами,«Я люблю» ты хотела сказать.

3 ноября 1894

Первый снег

Серебро, огни и блестки, —Целый мир из серебра!В жемчугах горят березки,Черно-голые вчера.Это – область чьей-то грезы,Это – призраки и сны!Все предметы старой прозыВолшебством озарены.Экипажи, пешеходы,На лазури белый дым,Жизнь людей и жизнь природыПолны новым и святым.Воплощение мечтаний,Жизни с грезою игра,Этот мир очарований,Этот мир из серебра!

21 января 1895

«Свиваются бледные тени…»

Свиваются бледные тени,Видения ночи беззвездной,И молча над сумрачной безднойКачаются наши ступени.Друзья! Мы спустились до края!Стоим над разверзнутой бездной —Мы, путники ночи беззвездной,Искатели смутного рая.Мы верили нашей дороге,Мечтались нам отблески рая…И вот – неподвижны – у краяСтоим мы, в стыде и тревоге.Неверное только движенье,Хоть шаг по заветной дороге, —И нет ни стыда, ни тревоги,И вечно, и вечно паденье!Качается лестница тише,Мерцает звезда на мгновенье,Послышится ль голос спасенья:Откуда – из бездны иль свыше?

18 февраля 1895

Творчество

Тень несозданных созданийКолыхается во сне,Словно лопасти латанийНа эмалевой стене.Фиолетовые рукиНа эмалевой стенеПолусонно чертят звукиВ звонко-звучной тишине.И прозрачные киоски[2],В звонко-звучной тишине,Вырастают, словно блёстки,При лазоревой луне.Всходит месяц обнаженныйПри лазоревой луне…Звуки реют полусонно,Звуки ластятся ко мне.Тайны созданных созданийС лаской ластятся ко мне,И трепещет тень латанийНа эмалевой стене.

1 марта 1895

Ночью

Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,Грязные крылья по темной почве раскинуты,Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,Тянется шея – беззвучная, черная Яуза.Чуешь себя в африканской пустыне на роздыхе.Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?Нет! качая грузными крыльями в воздухе,То приближаются хищные птицы – стервятники.Падали запах знаком крылатым разбойникам,Грозен голос гудящего с неба возмездия.Встанешь, глядишь… а они всё кружат над покойником,В небе ж тропическом ярко сверкают созвездия.

20 июня 1895

В будущем

Я лежал в аромате азалий,Я дремал в музыкальной тиши,И скользнуло дыханье печали,Дуновенье прекрасной души.Где-то там, на какой-то планете,Без надежды томилася ты,И ко мне через много столетийДолетели больные мечты.Уловил я созвучные звуки,Мне родные томленья постиг,И меж гранями вечной разлукиМы душою слилися на миг.

9 августа 1895

Подруги

Три женщины, грязные, пьяные,Обнявшись, идут и шатаются.Дрожат колокольни туманные,Кресты у церквей наклоняются.Заслышавши речи бессвязные,На хриплые песни похожие,Смеются извозчики праздные,Сторонятся грубо прохожие.Идут они, грязные, пьяные,Поют свои песни, ругаются…И горестно церкви туманныеПред ними крестами склоняются.

27 сентября 1895

«Как царство белого снега…»

Как царство белого снега,Моя душа холодна.Какая странная негаВ мире холодного сна!Как царство белого снега,Моя душа холодна.Проходят бледные тени,Подобны чарам волхва,Звучат и клятвы, и пени,Любви и победы слова…Проходят бледные тени,Подобные чарам волхва.А я всегда, неизменно,Молюсь неземной красоте;Я чужд тревогам вселенной,Отдавшись холодной мечте.Отдавшись мечте – неизменноЯ молюсь неземной красоте.

23 марта 1896

Юному поэту

Юноша бледный со взором горящим,Ныне даю я тебе три завета:Первый прими: не живи настоящим,Только грядущее – область поэта.Помни второй: никому не сочувствуй,Сам же себя полюби беспредельно.Третий храни: поклоняйся искусству,Только ему, безраздумно, бесцельно.Юноша бледный со взором смущенным!Если ты примешь моих три завета,Молча паду я бойцом побежденным,Зная, что в мире оставлю поэта.

15 июля 1896

«Есть что-то позорное в мощи природы…»

Есть что-то позорное в мощи природы,Немая вражда к лучам красоты:Над миром скал проносятся годы,Но вечен только мир мечты.Пускай же грозит океан неизменный,Пусть гордо спят ледяные хребты:Настанет день конца для вселенной,И вечен только мир мечты.

Крым. Июль 1896

Женщине

Ты – женщина, ты – книга между книг,Ты – свернутый, запечатленный свиток;В его строках и дум и слов избыток,В его листах безумен каждый миг.Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток!Он жжет огнем, едва в уста проник;Но пьющий пламя подавляет крикИ славословит бешено средь пыток.Ты – женщина, и этим ты права.От века убрана короной звездной,Ты – в наших безднах образ божества!Мы для тебя влечем ярем железный,Тебе мы служим, тверди гор дробя,И молимся – от века – на тебя!

11 августа 1899

«Огни «электрических конок»…»

Огни «электрических конок»Браздят потемневший туман,И зов колокольчиков звонок…Пускается в путь караван.Там, в душную втиснут каюту,Застывший, сроднившийся вдруг(Друзья и враги на минуту!)Прохожих изменчивый круг.Беседы и облик безмолвный,Ряды сопоставленных лиц…О конки! вы – вольные челныШумящих и строгих столиц.

23 июля 1900

«Словно нездешние тени…»

Словно нездешние тени,Стены меня обступили:Думы былых поколений!В городе я – как в могиле.Здания – хищные звериС сотней несытых утроб!Страшны закрытые двери:Каждая комната – гроб!

16 сентября 1900

Каждый миг

Каждый миг есть чудо и безумье,Каждый трепет непонятен мне,Все запутаны пути раздумья,Как узнать, что в жизни, что во сне?Этот мир двояко бесконечен,В тайнах духа – образ мой исчез;Но такой же тайной разум встречен,Лишь взгляну я в тишину небес.Каждый камень может быть чудесен,Если жить в медлительной тюрьме;Все слова людьми забытых песенСветят таинством порой в уме.Но влечет на ярый бой со всемиК жизни, к смерти – жадная мечта!Сладко быть на троне, в диадеме,И лобзать покорные уста.Мы на всех путях дойдем до чуда!Этот мир – иного мира тень.Эти думы внушены оттуда,Эти строки – первая ступень.

6 сентября 1900

Работа

Здравствуй, тяжкая работа,Плуг, лопата и кирка!Освежают капли пота,Ноет сладостно рука!Прочь венки, дары царевны,Упадай порфира с плеч!Здравствуй, жизни повседневнойГрубо кованная речь!Я хочу изведать тайныЖизни мудрой и простой.Все пути необычайны,Путь труда, как путь иной.В час, когда устанет телоИ ночлегом будет хлев, —Мне под кровлей закоптелойЧто приснится за напев?Что восстанут за вопросы,Опьянят что за слова,В час, когда под наши косыЛяжет влажная трава?А когда, и в дождь и в холод,Зазвенит кирка моя,Буду ль верить, что я молод,Буду ль знать, что силен я?

7 июня 1901

Каменщик

– Каменщик, каменщик в фартуке белом,Что ты там строишь? кому?– Эй, не мешай нам, мы заняты делом,Строим мы, строим тюрьму.– Каменщик, каменщик с верной лопатой,Кто же в ней будет рыдать?– Верно, не ты и не твой брат, богатый.Незачем вам воровать.– Каменщик, каменщик, долгие ночиКто ж проведет в ней без сна?– Может быть, сын мой, такой же рабочий.Тем наша доля полна.– Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,Тех он, кто нес кирпичи!– Эй, берегись! под лесами не балуй…Знаем всё сами, молчи!

16 июля 1901

Кинжал

Иль никогда на голос мщеньяИз золотых ножон не вырвешьсвой клинок…М. ЛермонтовИз ножен вырван он и блещет вам в глаза,Как и в былые дни, отточенный и острый.Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза,И песня с бурей вечно сестры.Когда не видел я ни дерзости, ни сил,Когда все под ярмом клонили молча выи,Я уходил в страну молчанья и могил,В века, загадочно былые.Как ненавидел я всей этой жизни строй,Позорно-мелочный, неправый, некрасивый,Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой,Не веря в робкие призывы.Но чуть заслышал я заветный зов трубы,Едва раскинулись огнистые знамена,Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы,Я вторю грому с небосклона.Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,Как прежде, пробежал по этой верной стали,И снова я с людьми, – затем, что я поэт,Затем, что молнии сверкали.

1903

«Костра расторгнутая сила…»

Костра расторгнутая силаДвух тел сожгла одну мечту,И влага страсти погасилаПоследних углей красноту.И, опаленны и бессильны,В объятьях тщетно мы дрожим:Былое пламя – прах могильный,Над нами расточенный дым.Но знаю, искра тлеет где-то,Как феникс воскресает страсть, —И в новый вихрь огня и светаНам будет сладостно упасть!

23 марта 1904

Грядущие гунны

Топчи их рай, Аттила.Вяч. Иванов.Где вы, грядущие гунны,Что тучей нависли над миром!Слышу ваш топот чугунныйПо еще не открытым Памирам.На нас ордой опьянелойРухните с темных становий —Оживить одряхлевшее телоВолной пылающей крови.Поставьте, невольники воли,Шалаши у дворцов, как бывало,Всколосите веселое полеНа месте тронного зала.Сложите книги кострами,Пляшите в их радостном свете,Творите мерзость во храме, —Вы во всем неповинны, как дети!А мы, мудрецы и поэты,Хранители тайны и веры,Унесем зажженные светыВ катакомбы, в пустыни, в пещеры.И что, под бурей летучей,Под этой грозой разрушений,Сохранит играющий СлучайИз наших заветных творений?Бесследно всё сгибнет, быть может,Что ведомо было одним нам,Но вас, кто меня уничтожит,Встречаю приветственным гимном.

Осень 1904. 30 июля – 10 августа 1905

Лик медузы

Лик Медузы, лик грозящий,Встал над далью темных дней,Взор – кровавый, взор – горящий,Волоса – сплетенья змей.Это – хаос. В хаос черныйНас влечет, как в срыв, стезя.Спорим мы иль мы покорны,Нам сойти с пути нельзя!В эти дни огня и крови,Что сольются в дикий бред,Крик проклятий, крик злословийЗаклеймит тебя, поэт!Но при заревах, у плахи,На руинах всех святынь,Славь тяжелых ломов взмахи,Лиры гордой не покинь.Ты, кто пел беспечность смехаИ святой покой могил,Ты от века – в мире эхоВсех живых, всех мощных сил.Мир заветный, мир прекрасныйСгибнет в бездне роковой.Быть напевом бури властной —Вот желанный жребий твой.С громом близок голос музы,Древний хаос дружен с ней.Здравствуй, здравствуй, лик Медузы,Там, над далью темных дней.

Сентябрь 1905