bannerbanner
Байки негевского бабайки. Том 3. Проза
Байки негевского бабайки. Том 3. Прозаполная версия

Полная версия

Байки негевского бабайки. Том 3. Проза

Язык: Русский
Год издания: 2022
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

Первый вид – простой. "Нас" просто имеют за деньги.

Второй, столь же распространенный, это когда "они" говорят "нам": "А вот десять долларов лежат на земле, никому не принадлежат!" И, стоит нам только нагнуться, тут-то нас и поимеют. В некоторые периоды, например во время выборов, "десять долларов" заменяются на какие-нибудь абстрактные понятия, вроде права на труд и отдых, свободы слова, и т.д.

Характерной особенностью демократического общества является также то, что "мы" можем устно, а иногда и письменно, возражать против того, что нас имеют.

Впрочем, на результат это нисколько не влияет.

Конечно, нельзя все разнообразие человеческого общества уложить в картинку черно-белого цвета.

В классовых обществах существуют подвиды, да и сами общества дополняют друг-друга и проникают друг в друга. Особенно быстро это взаимопроикновение происходит последние 100-200 лет.

Обзор был бы неполным, если бы я обошел молчанием то новое, что возникло в последние десятилетия и напрямую связано с рассматриваемой темой.

Я имею в виду Интернет.

Конечно, взаимоотношения людей в Интернете в основном копируют их взаимоотношения в жизни. Но есть и особенности. Так, третий вид взаимодействия (демократического) общества получил в Интернете особо активное развитие. Интернет значительно расширил ассортимент того, за чем предлагается нагнуться.

Кроме того, очень широкое распространение имеет и не новый, но не бывший ранее популярным метод: люди, собираясь в группы, оголяют некоторые части и нагибаются просто так, очевидно в ожидании, что их кто-то поимеет. Характерными местами таких сборищ стали популярные сайты общественно-политические и литературные сайты.

Так выражают себя некоторые элементы мазохизма, характерные для развитого и гуманного человеческого общества. Вероятно, сказывается общая недостаточность прямого насилия во взаимоотношениях.

Завершая обзор я хотел бы заверить заинтересованного читателя, что развитие его темы возможно и нужно. Ведь тема лежит просто на земле. Достаточно нагнуться…


10 Давид, победитель голиафа почти драма

Пьеса

ПРОЛОГ:

И отвечал Саул слугам своим: «Найдите мне человека,хорошо играющего, и представьте его ко мне»… И послал Саул вестников к Иессею, и сказал: « Пошли ко мне Давида, сына своего, который при стаде» И пришел Давид к Саулу, и служил перед ним, и очень понравился ему, и был его оруженосцем.

СЦЕНА 1

Лагерь Израильтян в Иудее. Повозка с царскими наложницами.

Давид: (Он одет в тонкую тунику с вышивкой, в руках – гусли) И вот, представляете, дамы, этот лев, а росту в нем не меньше шести локтей, хватает ягненка и тащит через ручей. Но не на такого напал! Я хватаю простую палку, кричу ему: «Стой, негодяй!» и бросаюсь на него как лев! Одной рукой я хватаю льва за гриву, второй вырываю у него из пасти ягненка, третьей…

Наложницы: Ооо!!!

Вбегает царский стражник

Стражник: Давид! Ты опять возле баб околачиваешься! Сказано тебе, царь еще раз увидит – сделает повторное обрезание –на всю длину!

Давид: Да за что? Я ж только поговорить! Чтобы женщины не так боялись! Сам же царь потом доволен будет!

Стражник: Ладно! Хорош болтать! Беги быстрей к царю! Ему опять плохо! Требуются твои услуги!

Давид: Уже бегу!

Стражник: Девочки, так что этот хлыщ говорил насчет льва? Нужно будет царю рассказать! То-то обхохочется!

СЦЕНА 2

Саул с перевязанной головой в кресле перед шатром. Рядом – несколько советников, в том числе выделяющийся ростом Самуил.

Саул: Ох, плохо мне! Самуил! Помоги!

Самуил: От Бога ты наказан! Стал царем – будь жестоким! (постепенно впадая в истерику, с пеной у рта) Я предупреждал: Пленников убей, детей зарежь, скот уничтожь! Никого не щадить! Крови! Мяса! Пытать! Рвать!

(его берут под руки и уводят. Слышны крики: «Ножами! Топорами! Головы рубить! Ногти вырывать!» Периодически он вырывается, выбегает на сцену с подобными криками, и его опять утаскивают)

Саул: Да где же этот Давид?!

Давид: Я уже здесь! Излилось из сердца моего слово благое;

я говорю: песнь моя о Царе;

Ты прекраснее сынов человеческих;

благодать излилась из уст Твоих;

посему благословил Тебя Бог на веки.

Препояшь Себя по бедру мечом Твоим, Сильный,

славою Твоею и красотою Твоею.

И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу

ради истины и кротости и правды,

и десница Твоя покажет Тебе дивные дела.

Остры стрелы Твои, Сильный —

народы падут пред Тобою —

они – в сердце врагов Царя.

Престол Твой вовек;

жезл правоты – жезл царства Твоего.

Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие;

посему помазал Тебя Бог Твой

елеем радости более соучастников Твоих.

Все одежды Твои, как смирна и алой и касия;

из чертогов слоновой кости увеселяют Тебя.

Дочери царей между почетными у Тебя;

стала царица одесную Тебя в Офирском золоте.

Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое,

и забудь народ твой и дом отца твоего.

И возжелает Царь красоты твоей;

ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему.

И дочь Тира с дарами,

и богатейшие из народа будут умолять лице Твое.

Вся слава дщери Царя внутри; одежда ее шита золотом.

В испещренной одежде ведется она к Царю;

за нею ведутся к Тебе девы, подруги ее.

Приводятся с весельем и ликованьем,

входят в чертог Царя… (псалом 44)

Саул: Все-все! Довольно. Ты опять о бабах. Уймись, уймись!

Мне уже лучше! Можешь идти. Но насчет гарема, я тебя уже предупреждал!

Давид: Да как ты мог подумать! Я на женщин даже не смотрю! Я весь посвящен искусству!

Саул: Ладно! Иди! (оборачиваясь к вестовому) Так какие вести с поля боя?

Советник: Не радостные, царь! У нас, как вы знаете, небольшое превосходство в легких соединениях, чуть лучше с лучниками и пращниками. У них преимущество в колесницах и всадниках. В целом паритет. Но они выставили для поединка Голиафа. Вы ведь знаете, два сезона выступал за «Баварию». Мастер показательного поединка.

Саул: А кто у него тренер?

Советник: Некто Пафнутий. Мы пытались завербовать его для «Маккаби».

Саул: Что просит?

Советник: Пять драхм в день, сорок быков в начале сезона, и сто верблюдов по окончании.

Кроме того, сорок драхм за каждый удачно проведенный поединок.

Саул: Ничего себе!

Советник: Запрашивали пророка. Он сказал, что через три тысячи лет такая сумма за хорошего нападающего покажеться смешной.

Саул: Мне не до смеха!

Советник: Да! Период противостояния отрицательно сказывается на биржевых показателях. Акции предприятий хай-тека уже упали на два пункта.

Саул: Это тех, что колеса производят?

Советник: И счетные палочки. И во время военных действий снижается спрос на продукцию химических комбинатов Метвого моря.

Саул: Это на новомодное мыло? Конечно! Какой же мужчина будет мыться во время войны?! Разве что Давид! (все вокруг смеються)

Вбегает вестовой.

Вестовой: Царь! Давид опять…

Саул: Опять у баб?!

Вестовой: В шатре у наложниц. Обсуждают твою политику. Давид сказал, что если бы он был царем, то не допустил бы, чтобы какой-то Голиаф унижал целое войско.

Саул: Ну все! Кончилось мое терпение! Третья рука, говоришь, на баб и не смотрю, говоришь! Я знаю теперь, кто выйдет на поединок с Голиафом!

СЦЕНА 3

Перед шатром Саула

Саул: Ну, что там?! Солнца прямо в глаза! Ничего не вижу!

Вестовой: Ругаются! Голиаф нашего называет цыпленком, а тот его – коровой толстозадой.

Саул: (вытерая слезу) Какой все-таки храбрый мальчик! Ну, что там?

Вестовой: По-прежнему ругаются. Давид стоит далеко от этого здоровяка, и как тот хоть шаг делает, отбегает.

Саул: Ах! Зачем я послал мальчика на смерть?! А! Плевать на законы боя! Передайте пращникам, как только Голиаф приблизиться на расстояние броска, забить его камнями.

Подходит советник:

Советник: Царь! Мы договорились с тренером Голиафа! Сорок быков ему уже перегнали!

Теперь, в качестве жеста доброй воли, он проиграет поединок с нашим воином, и притворится убитым.

Саул: Скупать акции химических комбинатов! Срочно! Как только арбитры зафиксируют поражение – посла князьям филистимским с предложениями мира на любых условиях.

Мы даже готовы финансировать развитие у них передовых производств!

(вестовому) Ну, что там?

Вестовой: Так Ваше Величество! Лежит этот Голиаф. Как там его наш Давид уделал, никто не видел, но факт, что лежит.

Появляется Давид

Давид: Царь! Божьей волей филистимлянин поражен! Я сражался как лев во славу твоего имени и имени Божьего!

Самуил: (появляясь сзади) Какой умный и перспективный юноша! Уважает старших и чтит Бога. Запомним!

Саул: А что это ты так отвратно пахнешь? Уж не обделался ли ты, победитель?!

(советнику) Выдать ему две пачки нашего мыла! Заодно начнем рекламную компанию.

Слава Богу! Переходим к мирному строительству!

СЦЕНА 4, Финал

Саул принимает парад. Проходят воины. Женщины бросают им под ноги цветы. Женские крики: «Саул побил тысячи, а Давид десятки тысяч!»

Саул: (советнику) Кстати, мылу нужно присвоить фирменное название «Давид»! У нас же основной потребитель кто? Бабы. А они от Давида млеют. Пусть воображают, натираясь мылом, что это он их охаживает. Нет! Лучше – "Давид – победитель Голиафа" Умный поймет и посмеется.

11 Безвременье

Я очнулся от боли. Нет, боли как раз не было. Я очнулся от того, что мне показалось, что больно. Как будто в меня врезалась машина. В грудь, разрывая кожу, разбивая вдрызг ребра, выдавливая воздух из легких. И сердце расплющилось в лепешку.

Бред какой-то. Кошмар. Съел что-нибудь паршивое на ужин.

Все, начинаю здоровый образ жизни. Регулярное питание, зарядка по утрам. Стоп. А уже утро? И вообще, где я? Серые стены, серая постель. Серый воздух. Кошмар какой – то. Я что, продолжаю спать? Сердце забилось, как кузнечик запрыгал. В висках застучало. Во рту пересохло. ГДЕ Я?!!! Я в больнице? Я действительно попал под машину?

Странно. Почему все серое? Если день, должен быть свет. Это не больница! В больнице белые стены и белая постель. Что со мной? Ноги на месте, руки, голова, живот.

Все есть. Если была операция – где же бинты, где шрам, в конце концов? Почему ничего не болит? И на мне какая-то не то пижама, не то роба: серые мягкие штаны и серая рубаха без ворота.

И почему все серое? Я что, в тюрьме? За что? Нет, какой бред! Постель мягкая. Окна нет. Но дверь… Ага, есть дверь! И не железная. Так, без паники! Встал, подошел к двери, осмотрел. Пот прошиб. Дверь без ручки! Значит, тюрьма? Господи, за что же?

Голова наливается свинцом, руки вспотели. Прикоснулся к двери. Боже мой, она открывается наружу! Просто открывается. Нет запоров! Это не тюрьма. А… что это?

Длинный серый коридор. И двери, двери. Так, у моей двери ручка есть. Она снаружи.

Пока все в порядке.

Вышел в коридор. На моей двери номер. Черные цифры: 2, 3, ни большие, ни маленькие. Как раз такие, какими на двери следует писать номер. Почему-то меня это очень беспокоит. Коридор тоже без окон. И без ламп, но свет есть. И тоже какой-то серый. Такой бывает иногда поздней осенью, если тучи небо затянули.

Вот, конец коридора. Серая дверь без ручки, как у меня в комнате. Почему «у меня», тоже мне, собственник. Та комната, что я спал, то есть, в которой спал. Это не моя комната. Это не мой дом. Это не мой коридор. Стою, боюсь открыть. Ничего себе! Собрался! Толкнул, вышел решительно. Е-мое! Это что? За дверью – поле. Такое же серое как всё. Ни домов, ни деревьев, ничего. И воздух как неживой: тяжелый, и не движется.

Обернулся – мой дом. То есть не мой, но это все равно. Серый тяжелый куб. Никаких окон. Одна серая дверь. Казарма или тюрьма. Обошел дом. Что же это?! Ни справа, ни слева, нигде ничего. Что происходит? Где я?

Все, это перебор! Я просто сплю! В жизни такого не бывает. Мне стало тошно. Во сне такого тоже не бывает. Нужно лечь в постель, хоть в эту, серую. И заснуть. А проснусь – и все будет хорошо. Пусть даже будет нехорошо! Пусть хоть как-нибудь будет! Какой у меня номер? Опять – «у меня»? Да Бог с ним! В постель! Была тройка, потом… нет, двойка, тройка. Ага, вот 23. Вхожу. Боже мой! Это не моя комната, но тут человек! Схватил его за плечо, трясу! Просыпается. Тяжело просыпается, но человек!

Он тоже в серой пижаме. Но лицо нормальное, мужик такой здоровый со щетиной.

Просыпается!

–Тебе чего? – спрашивает, – Чего надо?

–Мужик, я где? – задаю первый и какой-то глупый вопрос.

–Ты в моей комнате, – отвечает, – и спать мне не даешь!

–Постой мужик, не спи! Где мы все? Куда я попал?

Мужик вроде проснулся. Внимательно, но недобро посмотрел на меня, сел в постели.

–Так бы и сказал, что новенький. Не страшно. Где мы все – не знаю. И никто не знает. Мы тут появляемся вдруг. Где? Я бы тоже хотел знать наверняка! Ты верующий?

–Да не очень. Как то крестили, но в церкви не был с тех пор. Постой, ты на что намекаешь?

–А вот на это на самое! Те, которые верующие, говорят, что мы в чистилище. Есть у христиан такая сказочка. А которые неверующие про пришельцев говорят, или про эксперименты спецслужб.

–А ты? Ты знаешь?

–Никто не знает, говорят тебе! Ты поживи немного, пообвыкнись. Тут вот только и есть, что сон и служба. А больше нет ничего. Сам все увидишь! А я сплю!

И мужик опять повалился на постель.

Я глядел на него в полной растерянности. Пришельцы, чистилище, эксперименты. Ну, попал! А что было раньше? Жил себе, не тужил. Но ничем таким особым не выделялся. Если я умер, так это, значит чистилище. Потому что ни на Рай, ни на Ад не похоже. А я умер? Интересно, чувствует человек после смерти свое тело, как я его сейчас чувствую?

Что там, в Библии про воскресение? Ну да, там что-то про то, что после Страшного Суда (или до?) все мертвые воскреснут, и плоть оденется, нет, кости оденутся плотью.

Или облекутся? У меня кости явно облеклись! Тело все же признак жизни. Значит, пришельцы или злобные спецслужбы? Чего им надо- то? Мужик этот, храпит вон!

Видно, тоже, – живой! Он говорил так спокойно. Если эксперименты и ставят, то это не больно. Все, нужно спать! Утро вечера мудренее! Хотя сейчас, наверно, утро и есть? Или вечер?

И я поплелся в свою (свою, блин!) комнату. Номер которой, теперь я знал, 32.

Проснулся я сразу. Огляделся. Все серое. Я все помню. Приключения ходячего мертвеца продолжаются! Где же эти сраные экспериментаторы, или дежурный ангел, или кто-нибудь?! Мне бы… и тут я понял, что мне, собственно, ничего не нужно.

Мне не нужно даже почистить зубы! Я всю жизнь чистил после сна зубы! Мне нужно было чистить зубы! Но не сейчас! Сейчас я чувствовал… нет, я НЕ чувствовал что нужно почистить зубы или помыться. Я не чувствовал голода, и нужду справить я не хотел. Нужды не было! Еще раз ощупал и осмотрел себя, где мог. Все без изменений.

Я готов был уколоться чем-нибудь, чтобы проверить, потечет ли кровь. Но нечем было. Изо всей силы ударил кулаком по стене. Увы! Боль была, и сильная, но даже кожи не расцарапал. Стена была какая-то пластмассовая, не мягкая, но и не твердая. Она как бы чуть поддалась, чуть спружинила, и в результате – ни царапины. Ничего не понял, и вышел в коридор. И зашел в соседнюю комнату. На кровати спала женщина.

Дама средних лет тяжело посапывала. Я не стал ее будить. Просто стал заглядывать во все комнаты. Комнат было 99, и почти половина были пустыми. То есть там ничего вообще не было. В остальных были кровати, и на многих спали люди. Но были и пустые кровати. Люди были разные: женщины, мужчины, молодые и пожилые. Не было стариков и детей. За этим исключением – зайди в любой автобус – как раз таких увидишь. Все одеты одинаково. На этом мои исследования закончились, потому что в коридор вышла молодая женщина. Я мог что-то у кого-то узнать!

Но не узнал. Женщина отвечала коротко, и как-то непонятно. Может, я ей не понравился, может, нет у нее настроения с утра (так утро сейчас или вечер?). Мужик вчера сказал больше и ясней. А к этой информации женщина добавила только одно: времени здесь тоже нет. Ни дня, ни ночи. Всегда одинаковый серый свет.

–А что такое служба?

–Идите в поле прямо, там увидите.

Вот и весь разговор.

Пришлось идти в поле. Поле как поле. Только трава какого-то серо-зеленого цвета. Скорее, даже, серого. Не густая и не высокая. Была бы трава зеленой, да свети солнце, было бы, наверно, красиво. Степь без конца.

Шел я долго (времени нет, но шагов-то проделал много). Дом был виден, хотя уменьшился в размерах. Значит, законы перспективы здесь работают, но кривизна поверхности либо отсутствует, либо отрицательная.

Наконец увидел что-то. Оказалось – палка, даже не палка а доска, и на ней полотнище, вроде флага. И рядом на земле молодой человек с черной жиденькой бородкой. И волосы длинные, черные, разделенные посреди головы пробором. Сидит, вертит в руках сорванную травинку.

Задумался о чем-то.

Я кашлянул. Он покрутил головой, как бы отбрасывая дурные мысли, и слабо так улыбнулся:

–Поддержка пришла? Вы новенький? Я вас на службе раньше не видел.

–Я новенький и ничего не знаю.

–А тут и знать нечего. Нас всех похитили пришельцы. Некоторые тут свихнулись на Боге, так они нас считают покойниками. Вот Вы скажите: Вы себя чувствуете покойником?

–Вроде нет, но я еще хотел бы разобраться. Ударил по стенке, но не расцарапался даже!

– А укусить себя не пробовали? Тут многие пробовали! Кровь идет нормально. Сворачивается только быстро. И пот есть, и слюна. Но это еще не все. Вы знаете, что мы не едим и не испражняемся? А то, что во время сна потная и грязная одежда превращается в чистую, а порванная заменяется новой? А то, что мы здесь ни любить ни ненавидеть не можем? Еще узнаете! Но у меня есть аргумент! Если бы это было чистилище, то народу здесь было бы полно! А так нас всегда немного. Правда, какое-то время почти все комнаты были заняты. А теперь опять меньше половины. Люди появляются и исчезают. Точно говорю, это инопланетяне! Нас ведь, кстати, собрали говорящих на одном языке. Ни детей ни стариков! И эти черные дыры!

–Какие?

–А вот Вы сейчас посидите, и увидите.

И мы еще долго (сколько долго, если времени нет?) сидели молча. Я все порывался задать хоть один вопрос, но студент (я его так мысленно назвал) прикладывал палец к губам, предупреждая о молчании

Наконец я увидел, что воздух прямо передо мной как бы плотнеет. Это было как проявляющаяся фотография. Только проявлялась пустота. Я откуда-то знал, что это именно ПУСТОТА. И я захотел, чтобы ее не было. Сильно захотел. И ее не стало.

–Ну вот, Ваша служба началась, – сказал «студент», – поздравляю! Кто первым сломал кровать, прикрепил к доске простыню, и поставил здесь как знамя, я не знаю. Это было до меня. Но мы вот так, приходим сюда, к знамени, и боремся с черными дырами. Боремся и спим. Видно эти самые инопланетяне сильно страдают от черных дыр, вот они и нашли расу, которая запросто их рассасывает. А чтобы мы не страдали – лишили нас всяких страстей. Здесь ведь и не играет никто ни во что, и не гуляют, и не целуются даже.

Не плачут и не смеются. Только служба и сон. А послужишь, свое количество дыр закроешь, они наверняка потом домой возвращают. Жаль, проверить этого ничем нельзя! Я то предпочитаю приходить сюда в одиночку, может так быстрее моя служба кончится?

Да, самое главное! Это может быть опасно! Сам я не видел, это до меня было. Одна женщина вот так пошла служить, а потом еще люди подошли – а ни знамени, ни женщины. Только черная дыра. Дыру – то они все вместе рассосали, а женщину больше не видели. Хотя, может и неправда. Записей здесь вести нечем и не на чем. Один тут пробовал кровью на простыне. Заснул. А проснулся – чистая простыня! Зря, выходит, старался! И на земле следы недолго остаются. Так что списки никто не составляет. Да и незачем.

Все, я устал, пойду спать. А Вы, когда другие подойдут, можете сразу уходить, а можете тоже посидеть. Только на службе разговаривать не любят. Боятся: отвлечешься, а тут дыра. И в одиночку потому служить почти не ходят. А вон уже идут!

Подошли две женщины. Не поздоровались, и имен не назвали. Сели рядом. А студент ушел. Я несколько раз пытался заговорить с женщинами, но они как-то нехорошо отвечали. Видно, на службе хотели молчать. Было еще несколько «дыр». Ну не дыр, а того, что появлялось. Мы вместе их растворили. Я говорю что вместе, потому что одна другой все время говорила: «Поднажми!», или «Сильнее, дави ее!». И «дыры» в общем, довольно легко рассасывались. Потом я почувствовал, что устал. Сказал им: «Ну, я пойду?» «Иди уже!» ответила старшая. И я пошел. Поспал. Проснулся – и вправду чистый, не голодный, и даже на свою судьбу, которая меня вот так предала пришельцам (или кому?) не очень злой. Главное вчерашнее ощущение – удовлетворенность перед сном. То есть я перед сном ощутил, что день (какой, к черту, день?) прожил не зря.

И поэтому я встал, и пошел в поле. Там уже сидела одна из тех женщин, что вчера со мной служили, и мужчина – толстячок с большими залысинами.

Женщина была хмурой и неразговорчивой, как вчера. А мужчина видно хотел поговорить.

–Вот вы новенький, вы скажите, похоже это на Землю?

Он как бы включал меня в разговор с женщиной.

–Я же говорю, что не похоже. И травы такой не бывает. Я, конечно, не специалист. Я раньше снабжением в легкой промышленности занимался.

Но я точно говорю, не земная это трава. Да Вы сами такую видели?

Но моего ответа он не ждал, и увлеченно вел свой монолог о неземной жизни, приводя массу примеров из своей, и вправду разнообразной биографии. Он рассказывал о траве в Казахстане, и о хлопковых полях Узбекистана, даже о ягеле, который едят олени в тундре.

Мужичок, по его словам, «поднимал» ткацкие, прядильные и швейные фабрики на всей широкой территории бывшего СССР. Между делом спросил у меня, откуда я.

–Из Днепровска.

–А, бывал, конечно. Я в Полтаве поднимал чулочно-носочную фабрику, и у вас бывал не раз. Я тогда как раз только женился. А от вас коляску детскую привез. Синюю такую, красивую очень.

Тут и женщина отозвалась: «А у меня тоже Днепровская коляска была.». И опять замолчала. Тут стали появляться «дыры». Одна за другой. Но подошли еще люди. Я не очень всматривался, некогда было. Дыры все появлялись, и я сильно устал. Уходя спать, я оглянулся и увидел, что сидит и стоит на земле человек двадцать.

Когда после сна я вышел из комнаты, по корридору шла высокая красивая женщина. Она внимательно посмотрела на меня, и спросила: "А вы тоже не верите?"

– Не верю во что? – не понял я.

– Что мы здесь во искупление.

–Да за какие, простите, грехи? И что это за искупление – дыры заделывать?

– Это самое важное! Это борьба со злом. Ведь пустота, отсутствие добра, как раз самое зло и есть!

– Простите, а как же с телом? Мы ведь здесь не духи бесплотные! Вот у меня и слюна, и пот, и кровь! Тело, словом. Искупать, как я понимаю, не тело должно, а душа после смерти.

– А что вы знаете о своей душе? Из чего она состоит? Вы видите, что среди нас нет ни детей, ни стариков? Дети невинны, а старики искупили грехи старостью!

И она взглянув на меня, как на проигравшего спор, решительно пошла к своей комнате.

Неужели она права?

То, что происходило здесь со мной, со всеми нами, имело какой-то смысл, только я не понимал, какой.

Я спал, и шел служить. Один раз попробовал не пойти. Я ходил по корридору, заглядывал в комнаты… Сейчас почти все они были заняты.

Видел знакомые лица спящих и встретил в корридоре двоих, идущих служить. Было нудно, но я старался перебороть себя. "Вот не пойду! Не буду как все!", – уговаривал я себя.

Потом я понял, что если буду маяться так очень долго, то лягу спать с чувством невыполненной работы. И пошел в поле.

В другой раз я решил уйти отсюда. Есть же граница у этой степи?

Я пошел в противоположную от поста сторону. Когда уже очень устал, дом все еще был виден – крошечная точечка, чуть темнее окружающей степи. Я лег на землю, прижался к ней щекой, и опять затосковал.

Я уже не хотел идти дальше, потому что понял – дальше – все та же степь. Конца ей нет. И я вернулся, чтобы опять спать и служить, служить и спать.

Многих людей, приходивших служить вместе со мной, я теперь узнавал. Здесь никогда не называли своих имен, и друг к другу по имени не обращались.

Я спросил у лысого снабженца (он был самым разговорчивым), : "Почему так?"

Он ответил: "А из суеверия! Та женщина, которая в поле исчезла, говорят накануне назвала свое имя. И все, засосала ее дыра. А в дыру никто не хочет. Вот так, когда я работал в Ташкенте, никто не хотел на хлопок ехать. Каких только болезней не придумывали! Там, на бело-зеленом хлопковом поле, может, и не так плохо было.

На страницу:
8 из 9