Принцесса для киллера

– Но на этом все. Больше послаблений не будет. Еще раз сбежишь от меня, или еще че выкинешь, сдам с потрохами отцу, пусть сам с тобой все решает.

– Хорошо, Джокер.

– Меня зовут Фил. Оставь кликуху для пацанских разборок.

– Хорошо, Фил, – повторяю, как болванчик.

– Лады, Маша. Еще с кем встретиться хочешь или погулять где? – иронизирует, а в глазах черти самбу танцуют.

– Давай домой…

Смотрит на меня с теплотой.

Вроде всего лишь слово, а звучит как-то интимно в полутемном салоне автомобиля рядом с сильным мужчиной, который всего мгновения назад хозяйничал у меня во рту.

Стоит вспомнить, как мурашки пробегают по всему телу.

Отворачиваюсь к окну, и машина трогается с места.

Глава 14

Высокий лощенный брюнет, одетый в дорогой костюм-тройку с кипенно-белой хрустящей рубашкой, стоит посередине торгового центра и приковывает к себе внимание прохожих.

От этого молодого симпатичного мужчины с правильными, немного приторными чертами лица веет властью и уверенностью, которая сквозит в слегка узковатых губах с легкими мимическими морщинками по краям, выдающими в нем привычку поджимать губы в недовольстве.

Девчонки, проходящие мимо парня с глянцево блестящей обувью, наклонись к которой и увидишь свое изумленное отражение, оглядываются и шепчутся.

По виду эстет. Немного высокомерный, в меру наглый и уверенный в себе. Этот парень отличается лоском и блеском, хрустом зеленых купюр в кармане и все равно оставляет впечатление безобидного романтика, который в эту самую секунду растерян чем-то и негодует от бессилия…

За красивым глянцем часто скрывается уродство…

Дэниел Серебряков

Сука! Тварь! Блядь!

Вертятся ругательства на языке и внутри разворачивается смерч. У меня из-под носа уводят мою цыпу!

Внутри все ломит от идиотизма ситуации, но снаружи я похожу сейчас на дезориентированного придурка.

Шок, конечно, натуральный.

Не ожидал такого.

Наблюдаю, как ушлый телохранитель тащит Мэри на выход. Не просто рядовая шестерка. Высшая лига с клеймом ассасина на шее.

Твою мать! Каким ветром его приставили к Мэри?

Проныра Кац подстраховывается, чует неладное?

Случайность?

Вряд ли. Этот урод ничего не делает просто так. Матерый волчара что-то учуял…

Смотрю и туплю.

Я не знаю, как себя вести в этой дурацкой ситуации. Звать охрану? Устраивать прилюдные разборки? Нет. Огласка не нужна. Сам я не камикадзе и мало что могу противопоставить татуированному верзиле, на плече у которого сейчас висит моя цель.

Замечаю, как девчонка поднимается на локтях и бросает умоляющий взгляд на меня. Принимаю как можно более дебильное выражение лица напополам с недоумением и подношу руку к уху.

“Позвоню, Машенька”.

Я тебе обязательно позвоню. Крепко ты должна на мне сидеть, чтобы не сорвалась. Ты наша козырная карта и сыграешь еще…

Как только телохранитель скрывается из поля зрения, разворачиваюсь и иду в противоположную сторону. Чуть поодаль от меня вышагивают мои охранники. Не терплю шавок подле себя.

Не замечаю безликую толпу, тараню и пробиваю путь на выход из этого тараканника. Приближаюсь к эскалаторам и внезапно какая-то девица попадается под ноги, не успевает отойти с траектории.

– Ауч, осторожнее! – вскрикивает, а я останавливаюсь, ловлю за руку и разворачиваю идиотку к себе лицом.

Каменеет вся. В карих огромных глазах вспыхивает первобытный страх. Интересная реакция. Приторная маска пай-мальчика давно слетела с моего лица, и девчонка становится свидетельницей редкого откровения.

– Простите, – шепчет рассеянно, и я ловлю отголоски проскользнувшей затравленности.

Необычная реакция. Человек во многом недалеко ушел от сородичей из животного мира. Мы очень хорошо чувствуем опасность и более сильного хищника. Всегда.

Улыбаюсь, почувствовав, как сладко боится смазливая киска. Девчонка совсем бледнеет. Пытается вырвать руку.

В ответ пальцы сжимаются сильнее.

– Отпустите… – шепчет уже сдавленно, а в глазах слезы.

Продолжай, детка, в том же духе и сегодня же будешь жариться на вертеле.

Улыбка становится шире. Уже представляю, о чем еще будет умолять и как нежная кожа будет раскрашиваться в бордово-фиолетовый цвет настоящей страсти.

– Не прощаю, – отвечаю ядовито-добродушно и слышу писк.

Ухмыляюсь, нависая и принюхиваясь. Аромат страха заполняет ноздри. Мне определенно нравится происходящее. Внутренний садист во мне во всю приглядывается к себе.

Я дико, просто адски расстроен и мне нужно немного успокоиться, развлечься. Моя Рыжуха пока недоступна, а вот трепещущая шатенка с нереальными глазами, наполненными страхом, подойдет.

– Десять тысяч.

– Что? – округляет глаза и губы складывает в букву “О”.

Цепляет. Реагирую.

Все, что мне нужно, я читаю в глазах. Отпускаю руку девчонки, и она отшатывается, бежит к эскалаторам со всех ног, словно за ней стая чертей гонится.

Ну, чертей вряд ли. Перегиб. А вот один заинтересовавшийся доминант есть в наличии.

Указательный и средний пальцы складываются в определенный жест-приказ. И двое крупных мужчин начинают незримое преследование указанной цели.

Сегодня в моем пентхаусе будет весело.

Выхожу на парковку. Стоит подойти к автомобилю, как вышколенный слуга подлетает и открывает передо мной дверь.

Сажусь на заднее сиденье и выхватываю “Верту” из кармана, верчу в руке.

Ситуация мне не нравится. Нарисовавшийся рядом с Машей амбал – это конкретная проблема.

Дело – дрянь. Нет. Это не просто хреново. Это, блядь, конец света.

Все планы к чертям, если Кац просечет игру.

– Никсон, газуй, – приказываю, нажимаю на кнопку и поднимаю перегородку между салоном и креслом водителя.

Ассасин меня напряг. Это проблема. Серьезная. Звоню по защищенной от прослушки линии.

– Да, Дэниел, – властный голос. Сцепляю зубы. Ненавижу приносить дурные вести. За это можно получить серьезное наказание.

– У нас проблема. Я спалился. К Кацовской шлюхе приставили ассасина.

Отец берет паузу. Переваривает информацию.

– Ты уверен?

– Своими глазами видел метку на шее. Он нас засек.

– Не по телефону… Жду в поместье, – жесткий ответ и отец отключается.

– Вот чего он вечно перестраховывается?! Старый хрен. Все забито, не подкопаться к линиям…

Нащупываю кнопку связи с водителем.

– Да, господин Серебряков.

– К отцу. В поместье. Скорее.

Отключаюсь и обдумываю ситуацию.

– Что будет, если Иван Крававый узнает о встречах? – спрашивает отражение в окне.

Риторический вопрос.

Примерно представляю, что он может за такое сделать. Не с воздуха ведь кликуха “Кровавый”.

Не слышал, чтобы Иван с бабами сильно зверствовал.

Хотя…

Тут ставки выше и игра иная идет. Влияние на кону.

Откидываюсь на сиденье и смотрю в телефон.

У всех есть слабости. У Мэри – это братец и отец. Жестокие и непоколебимые, как ей кажется, давящие и гнущие под себя.

Улыбаюсь. Наивная. Я хуже.

Я люблю тотальное подчинение, люблю ломать психику и вытрахивать всякое неповиновение, стирать грани и сотворять, подобно Пигмалиону, свою Галатею…

Простой и понятный скромняга Дэни – лишь маска. Мое альтер-эго. Когда-то я был этим парнем, но…

Есть много "но" и я уже не знаю, кто я на самом деле.

Одно ясно. Идет игра на контраст, и глупая мышка попадает в мышеловку.

Хитрую. Спланированную и с очень далекоидущими планами…

Глава 15

Мэри Кац

Просыпаюсь от солнечного луча, проникнувшего сквозь плохо прикрытую штору и бьющего прямо по глазам.

– Очешуеть! Опять забыла закрыть… – шиплю и сползаю с кровати. Откидываю буйную рыжую гриву назад и топаю к балконному окну. Одергиваю коротенькую шелковую алую ночнушку, которая после сна вся свалялась и едва прикрывает зад.

В глубоком вырезе под тюлем видны полушария груди, приподнятые материей так, что кажется, скоро выпадут наружу.

Идиотская, вульгарная тряпка, жутко неудобная, но я специально ношу подобные развратные пижамы с пеньюарами в поместье. Мой бунт и нота протеста жесткому контролю. Я таким макаром отучила еще Димитрия от привычки залетать ко мне, когда вздумается, для разборок.

Кто-то в подростковом возрасте красит волосы в синий цвет, кто-то стрижется под ноль и делает пирсинг, а вот мне доступна только такая форма протеста.

Причем такое непотребство я ношу только на каникулах, когда возвращаюсь домой.

В университетском кампусе у меня работают пижамой обычная майка с шортами.

А здесь я просто бунтую.

Босые ноги шлепают по теплому дубовому паркету, пока я тру глаза и провожу ладонями по лицу.

– Какая же ты идиотка, Ри! – вздыхаю.

Всю ночь не могла уснуть, а стоило провалиться в дрему, как перед глазами всплывали серебристые глаза безбашенного убийцы, который не побоялся поцеловать…

От воспоминаний кожу начинает покалывать и внутри, внизу живота ощущается странная пустота.

– Приди в себя! – негодуя щипаю себя за запястье и вскрикиваю. Со мной творится что-то непонятное, словно я в горячке с мокрыми трусиками в придачу.

Меня бьет крупной дрожью от воспоминаний о поцелуях, царапающих губы. Пальцы сами поднимаются к губам и ощупывают, пытаясь поймать отголоски пережитого. Ласкаю себя, повторяя фантомные движения грубых мужских пальцев, задеваю соски…

Сладкая истома расползается внутри, и я ловлю себя на том, что не могу никак забыть ощущение пульсирующей горячей плоти, упирающейся в меня. Судя по всему, там просто огромное орудие…

– Мне нужен душ, – проговариваю скороговоркой и останавливаюсь рядом с круглым столом, в центре которого стоит ваза с сиренью, вдыхаю чудесный аромат фиолетово-белого букета.

Прикусываю губу. Из всех цветов мне полюбились именно эти, которые цветут раз в год и дают насладиться своим ароматом совсем недолго.

В этом есть определенная символичность. Люблю цветы, которые цветут летом и ненавижу это время года, потому что вынуждена возвращаться домой.

В Оксфорде я более-менее свободна. Меня с этим особняком океан разделяет и отцу сложно отслеживать мои передвижения.

Когда ты под сильным контролем, ты учишься его всячески обходить.

И я научилась.

Да, я никогда не позволяю себе ничего криминального. Заучка, часами зубрящая названия косточек на латыни, может только зубоскалить. Я не особо хожу по студенческим вечеринкам и пати, но все-таки вдали от Штатов у меня зыбкая иллюзия свободы…

Переспать ни с кем не хотелось и бунтую я лишь ночнушками, а не загулами, как мои подруги. За подобное отец скальп живьем сдерет и… это не образно выражаясь.

Да и я как-то равнодушна к этой стороне жизни. Была. До вчерашнего помутнения в машине…

Наконец, отлипаю от цветов и подхожу к панорамным балконным окнам, но вместо того, чтобы закрыть штору, как собиралась, я оттягиваю бархатную материю лазурного цвета и выхожу на балкон.

Вдыхаю свежий воздух, пропитанный росой, и от утренней прохлады ощущаю мурашки, бегущие по всему телу.

Вглядываюсь вдаль. Там солдаты отца на площадке проводят тренировку. Бравые мужики в насквозь пропитанных потом майках или без них, в армейских или спортивных штанах пробегают положенный километраж.

Красивые спины сверкают, лоснятся и быстро удаляются в сторону леса, который тоже входит в личные владения отца.

У нас не поместье, а, скорее, крепость, укрепленный форт с огромной каменной стеной, опоясывающей территорию по всему периметру.

Раньше я любила гулять в чаще, грибы собирала с мамой, а отец с братом охотились. Там есть и охотничьи домики со всем необходимым на случай непогоды или просто если захочется отдохнуть на природе.

Мы часто так проводили время. Это было до того, как Димитрий свалил, шваркнув дверью. Счастливчик. Мне подобного никто не позволит.

Вздыхаю.

– Может, позвонить братцу? Соскучилась…

Литые спины все дальше и дальше, почти скрываются в густой кромке леса. Красивые тела. Приятно смотреть. У отца все солдаты как на подбор. Личная армия царя.

– Добро пожаловать в ад… и мне здесь еще целых два месяца тусоваться.

Вдали слышны звуки выстрелов. Значит, тренировка в самом разгаре. Когда-то и Мит наравне с солдатами проходил всю полосу препятствий и был всегда первым не потому, что он сын Ивана, а потому что на редкость опасный и непредсказуемый, хитрый засранец. Выносливый и решительный.

Звук, похожий на взрыв, бьет по ушам. На полигоне явно весело.

– Черт. Ну, здравствуй, дом, милый дом, признаюсь, я совсем не скучала… – кривлю губы в ухмылке, и уже хочу уйти с балкона, как вдруг взгляд выхватывает знакомый силуэт.

Сердце пропускает удар, когда фигура выходит из своего укрытия, решив показаться мне. Замираю. Сколько он здесь стоит?!

Встречаюсь с опасным блеском ртутных глаз, впивающихся в меня.

Подвисаю, изучая прорисованные, бугрящиеся мышцы замершего хищника. В Джокере чувствуется сила и огненный нрав.

Стальные глаза во всю рассматривают меня, скользят по волосам и лицу, застывают на губах и спускаются вниз, замирают на груди, нагло рассматривая мой откровенный наряд…

Я сейчас одета, как шлюха, но мне ни капельки не стыдно находиться под прицельным голодным взглядом киллера…

Чувствую, как соски натягивают клочок материи и грозятся разорвать ткань.

Смотрю на Фила, как загипнотизированная. Внезапно расставляет шире ноги, давая понять, как именно на него действует увиденное, и в ответ меня опаляет жаром.

Щурится, словно считывает все мои реакции, и сексуальная ухмылка растягивает четко очерченные губы, изувеченные шрамом. Упирает в меня похабный взгляд, наглый. Кажется, что ощупывает меня, заползает под тонкую преграду шелка и заполняет все нутро до предела.

Щеки горят. В горле першит и я не знаю, что делать с тем пламенем, которое скапливается внизу живота, увлажняя меня и делая готовой для этого хулигана.

Я прекрасно знаю физиологию и могу понять реакцию тела, но… это все заставляет меня смутиться.

В то же время такое наглое разглядывание не вызывает желания прикрыться и убежать. Что-то внутри меня откликается, сильно.

Опять смотрит мне в глаза и кажется, что в его взгляде вспыхивают молнии – серебристые, яркие, безумные. Передо мной тайфун, цунами готовый разразиться огненной бурей в любую секунду.

– Фил, – шепчут губы…

Вдруг все исчезает. Все чувства пропадают с волевого лица. Подбирается как-то и бросает взгляд в сторону, потом возвращает ко мне. Больше нет искорок веселья. Глаза холодные, колючие, ледяные.

От этого взгляда мороз по коже. Указывает мне в сторону балконной двери. Приказывает, чтобы проваливала с глаз.

Кажется, что получаю удар и чувствую всю дикость и глупость ситуации. Становится обидно и я залетаю в свою комнату, хлопнув балконной дверью так, что стекло дребезжит.

– Грубый. Наглый. Неотесанный чурбан! – топаю ногами и сметаю со стола подвернувшуюся под руку вазу с сиренью.

Смотрю на изломанные цветы, а в глазах нещадно щиплет.

Собираю сирень с пола, не замечая соленых дорожек, что текут по щекам.

Глава 16

Фил Гринвуд

Зачем я торчу под балконом рыжей ведьмы?

Тупо остановился покурить. И хрен с того, что не ширяюсь гадостью всякой. В особо редких случаях только дымом сигарет вытравливаю мысли.

Так себе отмазка. До сих пор не зажег курево. Просто стою и подыхаю от желания увидеть свою рыжуху.

И мне по хер, что еще рано. Солнце только-только взошло. Спит принцесса. Тепленькая, разгоряченная девочка в кровати – прям картинками перед глазами, и хочется, чтобы она была в моей постели, рядом со мной, подо мной или на мне, неважно, поз много – все опробуем.

Фил, ты конкретно поехал…

Хочу уже дать себе мысленную затрещину и свалить, но улавливаю движение за занавеской, замираю. Сердце пропускает удар, бьет током, молнией пришибает, когда вижу то, что вижу.

Я сейчас удар под дых схлопотал. Вот конкретно воздух из легких выбило. Блядь. Ведьма рыжая!

Ее счастье, что все мужики по делам да в строю. Я бы глаза вырвал, если бы кто здесь вместо меня стоял и дрочил на то, что вижу сейчас я!

Маленькая сучка. Наглая. Раскрепощенная. Дрянь. Которую я хочу до безумия и испытываю чистейшую, незамутненную, жгучую ярость. Я вообще не особо контролирую себя и сейчас дико ревную эту рыжуху. Просто в бешенстве.

Холли шит. Меня штырит так, что руки в кулаки сжимаются, и не знаю, чего мне больше хочется: запрыгнуть на чертов балкон и отодрать принцесску так, чтобы ноги свести не могла, или же впаять по рисковой заднице настоящим ремнем за то, что в таком виде красуется на улице.

Мне бы свалить от греха, но ноги не двигаются.

Фак. Маша. На балконе. В коротенькой. Шлюхастой. Ночнушке.

Вот это фортель. Примерная девочка, говорите? Где, мать ее? Передо мной знающая себе цену, уверенная, матерая стерва.

И если бы вчера не целовал, не чувствовал дрожащее тело, повелся бы на развратную картинку.

Ее счастье, что запомнил сладкий ротик, горячий и совершенно неискушенный, с нежными алыми лепестками губ…

Подходит ближе, облокачивается о перила.

Меня конкретно переклинивает. Зачетное у нее тело.

Залипаю. Рассматриваю с жадностью. Молочная, шелковая кожа, очень бледная, нежная, как листок бумаги. Нажмешь резко и порвешь.

Красивая. Черт! Какая же красивая. Глаз не оторвать. Кажется, что вижу незаметную мелкую россыпь веснушек на носике.

Тело скручивает от желания, кровь к члену приливает и пульсирует нещадно.

Сколько мне понадобилось, чтобы так завестись?

Секунды, мать его.

Наклоняю голову и прохожусь пальцами по щетине. Пытаюсь собраться. Хочу, чтобы заметила меня и выхожу из укрытия.

Зеленые глаза с сонной поволокой вспыхивают, стоит взглядам скреститься. Как же хороша. С этими спутанными волосами, припухшими после сна красными губами. Твою мать! Такую только всю ночь иметь можно и все равно мало будет…

Торкает меня от нее всего и наказать охота за то, что в виде первоклассной эскортницы на балкон вышла, где любой ее увидеть может.

Моя. Фак. Никому не дам. Пальцем ни один мужик не коснется, а утырка ее порешаю, если снова всплывет. Трупом больше. Не вопрос.

Скольжу по ней голодным взглядом.

Сучка. Сексуальная. Раскрепощенная. С идеальным телом.

Ноги ровные, талия узкая и мягкие полушария стоят. От вида затвердевших сосков, которые явно хотят выпрыгнуть на свободу из узкого плена полупрозрачной фигни, у меня в горле ком становится. Да и вообще все в штанах реагирует, приходит в полную готовность.

Рассматриваю длиннющие ноги, едва прикрытые короткой сорочкой, и с моего ракурса снизу мне сейчас видны маленькие хлопковые трусы. Белые. Без фигни в виде бантиков и прочих вывертов.

Внутри что-то щелкает и заставляет успокоиться. Бельишко-то не подходит под обертку.

Ухмыляюсь. Маленькое рыжее противоречие…

Сладкое, острое и немного смешное, с веснушками. Ну не могу я ее воспринимать шлюхой, стервой или роковой телкой… Хотя, язык у нее иногда лезвием перочинного ножика чиркает по нервам…

Чуйка срабатывает еще до того, как на садовой полянке появляется гость.

Одним взглядом загоняю девчонку в дом.

Не хер перед всеми себя выставлять.

Через секунды передо мной появляется крепкий пацан. Белесый весь, волосы неопределенного цвета, глаза рыбьи. Типичная шестерка. Незаметный, невидимый. С такого даже взгляд соскальзывает и не цепляется.

Лицо никакое. Нос только прыщавый. Посыльным тут пока работает. Не особо кантовался раньше. По-любому заметил бы, запомнил. Это моя работа – улавливать и подмечать все.

Мужик заглядывает мне в глаза и быстро косится под ноги. Правильно, мне в глаза смотреть нельзя. Вызов бросать себе дороже. Я такой взгляд приучен выбивать на раз. У нас в трущобах прямо в глаза смотрят либо равные, либо смертники.

– Джокер, тебя старший вызывает… – слышу блеклый голос и киваю.

Глава 17

Мэри Кац

Никак не могу выбросить из головы ледяной взгляд киллера. Меня сильно оскорбило безразличие в его глазах.

Мне казалось, что они пылали от голода, а оказалось, что он просто надо мной насмехался.

Обида поднимает голову и становится до жути стыдно.

Прохожу в глубь комнаты и что есть сил пинаю все, что попадает в зону поражения. Бью ногой по несчастному креслу.

– Ай, – всхлипываю и поджимаю правую ногу от вспыхнувшей боли, прыгаю на левой. – Наглый! Неотесанный! Ненавижу!

Рычу от бессильной злобы. От обиды, потому что брата моего сильно напомнил. Мит тоже любитель приколоться! То же тесто…

Внезапно ловлю свое отражение в зеркальной двери гардеробной.

На меня смотрит дикая, рыжая фурия с растрепанными волосами, горящими глазами и пылающими щеками.

Рычу и бегу в ванную, откидываю шелковую сорочку и встаю под душ.

– Ой, – ору и выскакиваю из-под ледяных струй. – Не тот кран крутанула, дура!

Прикладываю руки к пылающим щекам.

– Что же ты со мной делаешь, Джокер?!

Выдыхаю, собираюсь. Вода теплеет и помогает вернуть контроль над мозгами. Беру гель, душистый аромат ванили и шоколада успокаивает, но стоит поднести губку и мазнуть по воспаленной плоти, как меня пробивает на стон. Кожа болезненно чувствительна и грудь потяжелела.

Прикрываю глаза и провожу пальцами по изгибам, размазывая пенку, а перед мысленным взором наглый серебряный взгляд и кривая ухмылка на чувственных губах.

Внутри все кипит и пульсирует, коленки дрожат и ноги подгибаются. Хочется, чтобы оказался рядом, успокоил болезненно пульсирующее тело.

– Очнись, идиотка! Ты что творишь?! – отбрасываю мочалку и резко выкручиваю кран. Вылетаю из кабинки.

Даже не высушиваю волосы, накидываю одежду, не прекращая чертыхаться.

– Хам. Боже, какой же он грубый… – закусываю губу. В Филе Гринвуде собрано все, от чего я стремлюсь убежать всю сознательную жизнь. Он просто редчайший букет наглости, хамства, упертости, силы и властности.

– С этим нужно что-то делать… – шепчу слова и пытаюсь убедить себя в том, что мне этот мужчина безразличен.

Но разве тело реагирует так на того, кто неприятен? Я вся горю и мне безумно хочется опять почувствовать губы со шрамом на своих губах, на своем теле. Почувствовать, как прижимает к стальным мускулам, услышать неровное биение сердца и упасть в водоворот его бешенной страсти.

Прячу лицо в ладонях и понимаю, что опять плачу. Утираю слезы и немного привожу себя в порядок.

Часы показывают почти девять.

Вылетаю в коридор и бегу к лестницам. Отец не прощает опозданий. Маниакальная пунктуальность, которая даже затрагивает распорядок в доме.

– Нельзя опаздывать на завтрак, – говорю самой себе и выхожу на лестницу, ведущую в холл из моего крыла.

Стоит немного спуститься по мраморным ступеням, как начинаю слышать обрывки фраз и понимаю, кому именно принадлежит голос.

Чем больше приближаюсь, тем отчетливее слышу Джокера, а затем вижу мощную спину отца и светлые волосы, аккуратно зачесанные назад в модельной стрижке. Папа сидит ко мне спиной. Стол уже сервирован для завтрака. Подмечаю серебро и хрусталь, фарфор нежно-голубого оттенка. Мама любит бирюзу.

– Хорошо, Джокер, пока достаточно. Что конкретно предпринял?

– Все путем. Кого надо, поставили раком. Теперь будут меньше трындеть и больше работать. Пули сберег, в ход не пустил.

Замираю на ступенях.

Словно почувствовав мое появление, графитовые глаза равнодушно стреляют в мою сторону. Ни мускул не дрогнул на наглющем лице.

Продолжает разговор, как ни в чем не бывало.

Не выдерживаю и показываю язык. Да, по-детски как-то, но вот бесит! Глаза прикрывает и зубы сцепляет с такой силой, что желваки ходуном ходят.

– Продолжай слежку. Все документы лично ко мне на стол. Мне не нравится, что в разных сферах у нас идут накладки. Пока это попахивает совпадениями, но я уже давно не верю в рок.

– Вчера еще сгорела точка. Мелкий клуб. Днем. Убытка не так, чтобы очень. Но меня это напрягло.

– Проверь. Лично.

Кивает в ответ отцу.

Продолжаю спускаться, как вдруг меня осеняет.

Вот оно, что меня так раздражает. В Джокере нет привычного слуху подчинения. Даже с отцом, когда говорит, впечатление такое, что на равных…

Опять упираю взгляд в Фила. И этим бесит. Похож на мужскую часть моего семейства. Все черты, которые терпеть не могу, в себе объединил.

Киплю. Не знаю, почему, но он меня выводит одним только своим видом. А еще равнодушие его никак не могу забыть. И поцелуй… Губы горят от его взгляда.

Всю ночь меня мучил. Я даже зубы пять раз почистила и прополоскала, а его горький безумный вкус все равно со мной.