Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений

Почти всю армию Сергиенко откатал на стареньком «Газоне». Точнее, нескольких, все из которых назывались одним словом «автозак». Он даже учебку закончил в Золочеве Львовской области откуда в свою часть приехал с лычками младшего сержанта на краповых погонах.

Но командовать сверстниками ему не моглось. Сергиенко стеснялся это делать.

Даже, несмотря на постоянные унижения отцов-командиров, стремившихся привить любовь к службе у младшего командира Сергиенко. После неудачных, многомесячных попыток сделать его настоящим сержантом-командиром отделения все смирились и, не смотря на свое звание, Виталий оставался рядовым водителем со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Он, как и все шоферюги, до тошноты ремонтировал, точнее, реанимировал, свой умирающий «зак» [16], сбивая до крови пришедшим в негодность инструментом руки. Торговал в следственных изоляторах и колониях бензином, «сэкономленном» только путем исправлениями в показаниях счетчика спидометра и последующими записями в путевых листах. Стоял в оцеплениях, изредка, когда его ротного доставал некомплект, конвоировал осужденных. Но никогда не был по настоящему в зоне. [17]

Это больше всего его и радовало! Сергиенко с первого и до последнего дня своей службы боялся встретить там, за колючей проволокой, своих знакомых из детства. Он не исключал такого случая и всегда, в силу своего характера, был готов откликнуться на чей-то знакомый голос. Но все равно старался, по возможности, этого избежать.

Сам распорядок службы позволял ему это делать. Все водители всегда оставались рядом со своими автомобилями. Всю остальную работу по выводу, загрузке-разгрузке заключенных, делали другие сослуживцы. Голоса осужденных Виталий чаще только слышал через листовую сталь обшивки кабины, чем видел этих людей воочию. О том, что такие люди вообще существуют, он, как это не странно, узнавал не по их голосам, а по предметам «ширпотреба», часто попадавшего в его руки, и тоже реализовывавшегося у гражданских лиц. Выкидные и столовые ножи, мыльницы и шкатулки, портсигары и мундштуки пользовались огромным спросом за пределами части и поэтому моментально превращались в наличные.

В тот запомнившийся Виталию как первый в его коммерческой деятельности вечер, колонна из восьми «автозаков» осталась перед воротами следственного изолятора в ожидании приказа командира на погрузку спецконтингента. Водители дремали, раскинувшись в своих пустых кабинах в разных позах, каждый на свое усмотрение.

Легкое царапанье в боковое стекло вывело Сергиенко из глубокого сна, в котором он уже добрался до самых грудей какой-то незнакомки. За запотевшим стеклом были видны только кокарда над офицерским плетеным тренчиком фуражки да мелкие звезды на погонах.

Виталий даже не открыл дверь, а только чуть приоткрыл окно. С неба накрапывал мелкий дождик. Рядом с его автомобилем ежился от холода в одной рубашонке молоденький лейтенант:

– Друг, бензинчика лишнего не найдется? – заискивающе пропел офицер.

– Нету! А если бы был, все равно нельзя!

– А может, найдется? – уже не просил, а клянчил офицер. – Я много возьму, сержант!

– Сколько?

– Да хоть двести!

– По три за двадцать!

– Согласен!

Сергиенко подпрыгнул на месте. Сон улетучился также мгновенно, как быстро в его мозгу возникла окончательная сумма сделки. Еще бы! Во втором баке его автомобиля уже не оставалось места, чтобы сохранять неучтенные литры. Еще бы несколько дней и этот бензин пришлось бы отдавать за просто так своему заместителю командира роты.

Долой опасения и сомнения! Видимая и почти реальная выгода затмила в те мгновения для Виталия страх перед возможной ответственностью. За один раз получить десятимесячное денежное содержание в сию минуту стало основным смыслом сегодняшней его службы. О каком долге водителя в деле экономии горюче-смазочных материалов, о чем им всем прожужжали уши отцы-командиры, могла в такие минуты идти речь!?

– Давай! Только осторожно, чтобы из дежурки не заметили! – приказал лейтенанту сержант, не переставая поглядывать в ярко освещенные окна дежурной комнаты, за которыми его командир спиной к нему за столом делал сверку личных дел заключенных.

Лейтенант опрометью бросился к своему старенькому «Москвичу», стоящему на стоянке перед следсственным изолятором, откуда начал доставать и доставать разнокалиберные канистры.

Сосал бензин из бака в канистры тоже лейтенант. Шланг был толстым, поэтому с первого раза создать ртом вакуум необходимой степени, втягивая из шланга весь воздух, было непросто. То и дело лейтенант набирал в рот нефтепродукт и с шумом выплевывал его на асфальт. С каждой неудачной попыткой брань его усиливалась. Дело поэтому продвигалось медленно и шумно. Звенели падающие пустые канистры. Скрипели и булькали об асфальт уже наполненные «семьдесят шестым» [18] емкости. Громкие отплевывания перебивались сочным матом.

Дождь усиливался. Довольный Сергиенко только посильнее насовывал на лоб пилотку, наблюдая за тем, как суетится у его ног незнакомый лейтенант. «Инструктор какой-нибудь, – радовался Виталик. Или опер. [19] Хотя, они на такое не идут. Им родственники заключенных все домой подвозят. Ну, и что, что по три за канистру? Жалко, конечно… Но, у меня же не заправка! Скажи спасибо, что по три весь солью! Завтра же бы пришлось отдавать за «спасибо» старшему прапорщику… В следующий раз надо его бы разбавить керосинчиком немного, всего на пару канистр… А если сейчас заловят, скажу, что не мог не подчиниться приказу офицера!».

Не имея вредных привычек, кроме уже нам известных, Сергиенко уже на первом году службы слыл состоятельным бойцом, за материальной помощью, к которому частенько прибегали не только прапорщики, но и, правда реже, офицеры. Будучи уверенным, в том, что правило «подальше положишь поближе возьмешь» не всегда остается верным, свои денежные накопления и другие, не менее важные бумаги, Виталик прятал от сослуживцев почти на виду – в спинке сидения своего автомобиля. Это придавало некоторые неудобства, но зато Сергиенко был уверенным в том, что его богатство, всегда рядом с ним. Тем более что кабина закрепленного автомобиля часто становилась для бойца-водителя и казармой, и столовой и Комнатой боевой славы всех Внутренних войск страны.

Когда занимал своим одноказарменникам и командирам деньги под маленькие проценты, он совсем не знал о том, что точно также поступал, но не с деньгами, а с хлебом, один беспризорник из Макаренской [20] Республики шкид. Не знал и не мог знать, так как в детстве это произведение в первоисточнике не читал, а когда по телевизору шла его экранизация, хронически отсутствовал у телевизора.

Случайности имеют место быть в реальности и поэтому с момента первого займа под пятьдесят копеек пени за день просрочки возврата суммы, к концу третьего месяца своей ростовщической деятельности в части, Сергиенко имел на руках уже около тысячи рублей!

Поначалу такое положение вещей, когда ему были должны чуть ли не все офицеры автобата, включая двух заместителей командира подразделения, устраивало Виталика. Успокаивало и, даже, подхлестывало к дальнейшим финансовым действиям. Когда же он понял, что деньги в его руках не только богатство, но еще и власть, до конца срока его срочной службы ему оставалось еще долгие семь месяцев.

Вначале Сергиенко «купил» у заместителя командира части по тылу за один из долгов в триста рублей себе новый «автозак», только что прибывший с автосборочного завода. Затем стал «приобретать» себе выгодные рейсы. Дело в том, что не каждая колония могла «приобрести» весь им сэкономленный бензин. И не в каждой колонии выпускался одинаковый по ценности «ширпотреб». Еще на ценность и рентабельность рейса играло и то, кто именно из командиров поведет свой отряд в маршрут. К счастью, только немногие офицеры могли совмещать основную свою деятельность с полным контролем за своими подчиненными.

Вот эти все нюансы во всех подробностях и отслеживал младший сержант Сергиенко на втором году службы. Имея точную информацию на эту тему, вложенные в руку комвзвода десять рублей превращались в течение дня минимум в сорок, а то и пятьдесят рублей чистого дохода! В те нередкие дни, когда «все срасталось в елочку» и Виталию удавалось продать до трехсот литров бензина и вдобавок затариться десятком выкидных ножей, за его спину под дермонтиновую обивку сидения ложилось до сотни деревянных.

Кроме постоянного повышения личного благосостояния, Виталий слыл и передовиком своей части. Он с ухмылкой соглашался на очередную благодарность или почетную грамоту за еще одну недельку просрочки возврата долга заместителем командира части по работе с личным составом.

Домой деньги Виталий не отсылал. Ни единого раза. В увольнительные он тоже не ходил. Никогда. Чтобы не тратиться. Простой каши с тушенкой из столовой ему всегда хватало. Виталик даже отказался сходить в краткосрочный отпуск. Чтобы, как он сам себе объяснял, не нарушать график выдачи кредитов и погашения существующих долгов. То, что для него до армии было неведанным, в считанные месяцы стало призванием и единственным настоящим увлечением.

– Сергиенко, к заместителю командира! – отвлек Виталия от подсчета оставшихся до дембеля дней службы голос дневального.

Настроение у младшего сержанта было неважнецким оттого, что он явно себе представлял масштабы не возврата денежных сумм в случае его своевременного увольнения в запас. По его мнению, замполит, поэтому так и старался в последнее время вспоминать, где надо и где не надо его имя, чтобы отправить его домой день в день положенного срока. Но не отдать ему любой ценой три тысячи долга. Что-то он будет обещать ему в этот раз!..

– Разрешите? Товарищ майор, младший сержант Сергиенко по вашему приказанию прибыл! – привычно и громко, чтобы его голос был слышен в коридоре дневальным на тумбочке, [21] доложил о своем визите Виталик.

Так, с приложенной к пилотке ладонью правой руки, он простоял довольно долго, пока писавший что-то офицер не отложил в сторону ручку.

– Вольно! Что ты, в самом деле, Виталенька, вытягиваешься, как молодой!

Проходи, присаживайся! Вот, стульчик…

Подождав, пока Сергиенко усядется напротив, майор Власенко продолжил:

– У тебя все в порядке? Я очень рад! Рад… Я, вот, думаю, думаю, как бы мне тебя отблагодарить… и, ты знаешь, придумал!..

Лицо майора расплылось в слащавой улыбочке. Власенко снял очки в толстой, устаревшей морально, оправе. На мясистом носу осталась багровая вмятина. Стал тщательно протирать желтым замшевым лоскутком толстые линзы. Это лицо без очков еще более стало напоминать Сергиенко репу: желтоватое, круглое, приплющенное по вертикали, почти без волосяного покрова. Без очков глаза стали совершенно незаметными, маленькими и глубоко запавшими в череп.

Сергиенко слушал. Точнее, только делал вид, что слушает. Такое начало разговоров с этим человеком всегда было одинаковым. Слово в слово. Помня это, Виталий спокойно ждал главного. Объявления очередного срока выплаты долга…

– …А давай, мы тебя направим в училище! – неожиданно для своего собеседника заявил Власенко. – Удивлен? Конечно, удивлен! Не скромничай, вижу, вижу! Не буду скрывать. Буду максимально откровенным. Виталий, мне действительно трудно возвратить мой долг… Точнее, почти невозможно. Но у меня есть выход, который, я не сомневаюсь, ты примешь, как единственно взаимовыгодный! Послушай, пожалуйста…

Сергиенко не стал перебивать майора. Озвученная старшим офицером инициатива стала для него, действительно, большой новостью. К такому развитию событий он не был готов. Хотя, прозвучавшее предложение подходило для его, становящейся день ото дня все ненасытнее натуры. С каждым прожитым днем приближалось его возвращение домой. И с каждым днем Сергиенко становился все более уверенным в том, что дома ему делать нечего. Его, познавшая радость обогащения и принявшая это, как основное занятие в жизни, сущность, требовала своего продолжения. Какого именно, до этой самой минуты он еще даже не догадывался, а строил только неконкретные планы. Например, каким образом для начала получить диплом о высшем образовании…

– Я не открою для тебя секрета, если скажу, что при поступлении в военное училище необходимо иметь здоровье и фундаментальные знания. Или деньги, – продолжал Власенко. – Тем более, в такое, как училище тыла внутренних войск. Для тех, у кого их нет, этих дензнаков в достаточном количестве, существует еще один проверенный способ – так называемый, блат. Вот, я и хотел тебе предложить свои услуги. Они будут для нас взаимовыгодными. Я верну долг, таким образом, а ты сможешь успешно продолжить свою жизнь…

– А как? – только и смог спросить Сергиенко.

– Очень просто, батенька! Заместитель начальника этого, самого элитного в системе училища, мой товарищ. Кстати, перед самым нашим разговором я еще раз набрал его по телефону и спросил о вероятности его участия в твоей судьбе. Он все подтвердил и с радостью примет тебя под свою опеку! Ну, так как?

Виталий не знал, что и ответить. С одной стороны ему было очень жаль своих денег, которые он, по всей видимости, так уже и не увидит… С другой, он слышал от молодых офицеров приходивших в часть по распределению о том, что в это училище тыла поступить без протекции невозможно. Об этом учебном заведении знали все и все хотели в него поступать, если бы не… Вот эти самые обстоятельства сейчас ему и обещал сделать приятными этот, становившийся с каждым днем не возврата долга все ненавистнее, человек.

– А подумать…

– Нельзя, Виталенька! Прием документов заканчивается через неделю!

– Тогда все равно я не успею…

– Успеешь! Я помогу! Кстати, я это делать начал немного ранее, догадываясь о том, что тебе такая моя идея понравится. Уже и рекомендация командира части готова, а это, заметь, самый основной документ. И характеристика… Ты думаешь, легко было мне красиво расписать твое нежелание после окончания сержантской школы быть младшим командиром? То-то… Ты, Виталик, будешь должен только собственноручно написать рапорт и… отдать мне мою расписочку…

– А если я не поступлю? – Сергиенко смотрел прямо в глаза майору. – Если меня там никто, как вы обещаете, не встретит? Что тогда?

– Ты хочешь расписку мне отдать после поступления? Хорошо! Только тогда я вправе попросить тебя не брать ее с собой.

– Как это?

– Придумать можно все, что угодно. Например, положить ее в запечатанном конверте в надежное место…

– В банк что ли?

– Можно и туда, но это лишние затраты. Легче в камеру хранения. Как только поступишь, сразу мне вышлешь письмом или телеграммой шифр. Надежно и всего за пятнадцать копеек!

– А кого готовит это училище?

– Самое главное, что если ты не захочешь служить, твой второй диплом дает тебе все шансы устроиться на гражданке. По твоему второму диплому ты будешь инженером-автомобилистом-экономистом…

– А что это за специальность?

– Сейчас самая актуальная! Знаешь, как сейчас расцвели станции авто технического обслуживания? Старые иномарки хлынули в страну как сель! Их ремонтировать-то надо! А это, я скажу тебе, очень прибыльное дельце! Еще ты будешь в экономике и банковской системе чувствовать себя как рыба в воде. Ну, так как?

– А где от нас ближайший вокзал?

– Понял… ты же у нас не единого раза не был в увольнении и, значит, на обыкновенном железнодорожном вокзале! Поехали, я тебя проведу!

– Я бы хотел сам…

– Да, да, понимаю… Какие вопросы! Пожалуйста! Я не обижаюсь, а только завидую твоей, Виталенька, хватке!..

Ровно через месяц Виталий Сергиенко уезжал в далекий Барнаул. Туда, откуда пришло извещение, подписанное начальником военного училища, о том, что он принят на авто технический факультет вне конкурса.

Четкий оттиск гербовой печати не оставил у него сомнений в подлинности этого письма и поэтому, не смотря на свои твердые принципы, полугодичной давности расписку он отдал майору Власенко лично в руки. Лист бумаги был сожжен у него же на глазах в пепельнице на столе. С растаявшим в воздухе дымком от этого майора он более не услышал в свой адрес не единого слова. Словно, они и небыли знакомы друг с другом столько времени.

Еще через четыре года Виталию Сергиенко было присвоено звание лейтенанта. Годы учебы стали для него только этапом повышения своего интеллектуального и физического уровня. Только приказав самому себе и проявив всю силу воли, Сергиенко не единожды не прикоснулся к своим сбережениям ради их преумножения. Хотя, не раз случаи для продолжения, начатого на срочной воинской службе у него были. Он тратил заработанное только на усиленное питание и книги. Всех его накоплений хватило только лишь на это. Без остатка. Свою часть во взводном выпускном ящике шампанского Сергиенко без сожаления подкрепил своими последними, еще, казалось, пахнущими «семьдесят шестым» бензином, «четвертным» [22].

Своему первому месту службы он был безмерно рад. 52-ая Отдельная бригада внутренних войск «обслуживала» не только всю огромную, плотнонаселенную до второго места по этому показателю в Союзе область, в главном городе которой он когда-то родился и вырос, но и с учетом командировок, большинство остальных областных центров, включая и саму столицу.

Не делая глубоких раздумий о своей безопасности а, тем более, о нравственности своих поступков, Виталий с первого дня службы начал делать то, ради чего распрощался когда-то с тремя тысячами рублей. Каждый его выход на службу приносил прибыль. Но пока только мелочь. Чай в зону и записки оттуда могли принести лишь копейки дохода. О настоящем деле, на котором можно было бы заработать настоящий капитал приходилось лишь мечтать. И то, совсем недолго…

Вызов к командиру бригады Сергиенко расценил, как попытку своего начальства направить его, молодого лейтенанта, в самый отдаленный гарнизон и тем закрыть, зияющую там, в штате личного состава дыру некомплекта.

Он ошибся.

Чистый лист бумаги и ручка на столе у подполковника не сулили ему ничего хорошего. Об этом же его опасении подтверждало, и отсутствие приглашения присесть.

– Ты можешь от всего отказываться, но, поверь, лейтенант, факты упрямая вещь. Мы не будем возбуждать против тебя дело… В первую очередь, не хочу этого я сам. Мне, как ты уже знаешь, надо поступать в этом году в академию. Вот тебе лист и ручка. Предлагаю тебе написать рапорт об увольнении… Пиши о любой причине, хоть по состоянию здоровья… Но чтобы уже завтра твоей ноги в казарме или части не было! – голос полковника был обессиленным то ли от физической усталости, то ли от внутреннего напряжения выдержать этот разговор в спокойном русле и не сорваться, набив морду этому молодому негодяю в офицерских погонах прямо сейчас, в своем кабинете на портретных глазах молодого Генсека Горбачева.

Сергиенко вначале воспринял эти слова как сами собой разумеющиеся. Он сам прекрасно понимал, что возражать на все услышанное из уст своего командира, хоть смысл сказанного комбригом для постороннего ничего конкретного и не означал, ему не стоит.

Честно признаться, он давно ждал такого конца. Особенно после того, как был арестован рядовой, выносивший по его приказу из Киевского следственного изолятора очередную, но несравненно выше оплаченную всех остальных вместе взятых, маляву. Что там в ней было конкретного, он, кстати, и не догадывался. Какой-то зек подробно рассказывал своему знакомому или родственнику о проделках какого-то Бориса «в больших погонах» на ниве скупки недвижимости. Это было обыкновенное послание с мольбами о помощи обреченного на долгую неволю, какие проходили через его руки из зоны на свободу десятками. Может, о помощи и преступным способом. Каким именно, он не помнил и его это нисколько не волновало…

Виталий молча и без так и не прозвучавшего приглашения присел к столу и очень быстро, на одном дыхании, написал рапорт, с требуемым сложившимися обстоятельствами смыслом.

Только уже значительно позже, выйдя из кабинета Сергиенко испытал нервный срыв. Внешне все это выглядело как приступ головной боли и озноба. Для постороннего могло показаться, что у этого сильного и красивого молодого человека разыгрался приступ мигрени. Виталия корчило. Он стискивал голову обеими руками и наклонялся до самого пола. Вскакивал с места и громко бился головой о стену. В совершеннейшей тишине! Лишь однажды из его горла вырвалось что-то наподобие звериного рыка…

Оставшись наедине в своей комнате офицерского общежития, Сергиенко долго и яростно рвал всю свою форму. На мелкие, какие только было возможно одними руками и зубами, кусочки. Без остатка. Обессилев, Виталий так и уснул на этой куче разноцветной ветоши.

Виталий помнил, что в областном управлении внутренних дел создается совершенно новое и со специальными функциями подразделение – прообраз будущего тюремного спецназа, основной функцией которого было подавление бунтов спецконтингента и освобождение заложников в местах лишения свободы. Эта работа была для него знакомой. Однажды, во время одной из практик на учебе в военном училище, он две недели провел в спецназе внутренних войск и видел своими глазами, что это такое на самом деле. Правда, вспоминать о тех днях ему особенно не хотелось…

Благодаря воле своего последнего командира, его послужной список так и остался чистым. Следом за ним, судя по всему, не последовало никакого компромата. Чем было еще объяснить то, что его без промедления, как специалиста по автотехнике приняли в отряд? Он был счастлив от того, что оставался близко к службе, которая могла принести изменения в его жизни. Для Сергиенко не было большой обидой даже то, что в начале он был даже простым водителем бронетранспортера.

Времена в стране были суровыми. Бандитствующий элемент поднял голову. Шел процесс перестройки общества и накопления капитала. Любые выяснения спорных вопросов почти всегда заканчивались применением огнестрельного оружия. Так же неспокойно становилось и в зонах, куда во множестве перемещались выжившие в тех разборках на свободе.

Их отряду требовалась современная экипировка: бронежилеты, каски, камуфляж, щиты, пиротехника. Средств в областном Управлении внутренних дел на это все не было. Большинство мест для отбывания наказания осужденными потеряли работу, а вместе с этим и деньги. Заработанных в колониях копеек с большой натяжкой хватало только на мизерную заработную плату личному составу. Отряд специального назначения был на правах пасынка. И поэтому приходилось выкручиваться самим. И часто, охраняя самих же бандитов…

– Есть дело! – радостно и возбужденно сообщал строю командир.

Вышагивая перед шеренгой и потрясая каким-то листом бумаги, майор Страшко рассказывал о том, что «и на их головы свалилось настоящее дело»:

– Вы только представьте! Всего за одну неделю мы сможем заработать себе все, вплоть до приборов ночного видения!

– А на камуфлированную…, – выкрикнул кто-то из строя.

– Тем более! Речь идет о том, что мы будем экипированы не хуже, чем нам показывают в своих фильмах о спецподразделениях американцы!

– А что сделать надо?

– Отохранять один перегон импортных автомобилей. Всего-навсего… Правда, издалека. Поэтому, кто у нас семейный, даже и не рассчитывайте. Командировка длительная…

– А опасная? – продолжался вполне демократический, а не даже не полуармейский, расспрос.

– Совершенно нет!

– А почему они тогда к нам обратились?

– Да, перестраховываются, наверное, – неуверенно ответил майор.

Его ужимка, сопровождающая последние слова, вызвала дружный хохот у всех присутствующих.

– …А вам какая разница!? – смутившись оглушающего раската смеха, стал оправдываться Страшко. – У нас же броня! И с оружием мы ведь выдвигаемся!

– А какова сумма контракта?

Этот вопрос стал последний в ряду прозвучавших. Майор моментально изменился в лице. Весь поджался, вытянув голову в сторону вопрошающего и замерев с прижатыми к груди руками с растопыренными пальцами, отчего стал похожим на попугая на жердочке, выкрикивающего бранные слова:

– А, ты что, Петренко, только за деньгами сюда пришел на службу!? Во-о-т, ненасытный! Все ему мало! А я думаю, что ты так часто на службу выходишь… Считал, что ты такой сознательный!

– А что я один такой? – возмутился Петренко. – Все кушать хотят! А у меня еще и двое детей… Не так, как у большинства!

– Можешь дома сидеть! Сразу говорю: доплат за этот рейс никому не будет!

Все идет в Управление, которое закупит для нас все необходимое…

– Вот, я и говорю, – продолжал высказывать свое возмущение Петренко, – до каких пор будет наше Управление распоряжаться нашими деньгами!?

В строю раздался почти дружный ропот.

– …Мы своими головами, может, рискуем, а они все наживаются! Вы даже нам не можете сказать сумму контракта! Разве справедливо это!? А, ребята?

– Нет, конечно!

– Нельзя так! – прозвучало несколько голосов в поддержку правдоискателя.

– У нас же чистая коммерция! Кто заработал, у того и должны деньги оставаться! – кричали со всех сторон.