Непобедимое племя

Я указал на телегу и сказал, что там лежит парень, которому нужна помощь. После добавил, что ночлег бы не помешал.

– И еда, – добавил Брэдли.

Генри заявил, что незнакомцев не впускает на ночлег просто так. И по его же заверению все комнаты были забиты. Конечно, мы могли переночевать и в повозке, но с Гимли нужно было что-то делать. Я не знаю, сколько он мог еще продержаться, и жив ли он вообще. Когда мы уходили, он не двигался, хотя О’Блик корпел над ним.

Брэдли сказал, что вернется через минуту. Так и сделал. Он протянул Генри несколько долларовых купюр и упаковку патронов, а затем что-то шепнул на ухо. Генри вмиг подобрел в лице и схватил меня под руку. Я не понимал, куда он меня тащит. Обернувшись, видел лишь Брэдли и пристающую уже к нему Эвелин.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Я покажу вашу комнату, сэр! – сказал он.

– А как же остальные?

– Комнат хватит всем. Накормим вас ужином. Кому нужен доктор?

– Юноше. Змеиный укус, нога распухла.

– Решим и это. Доктор придет утром.

– А пораньше никак?

Генри указал пальцем на валяющегося на земле мужчину с бутылкой в руке и сказал:

– Если разбудите его, то получится и пораньше.

Генри затащил меня в самый дальний дом, зажег керосиновую лампу и провел по помещению. Раньше здесь был салун. В центре стоял овальный стол и четыре стула вокруг. На стенах висели портреты неизвестных мне военачальников. Единственное окно заколочено досками, а возле него в стенах сквозные отверстия от пуль. Там, где должна быть барная стойка, пусто. Будто ее специально снесли, ведь пол на ее месте более светлый и чистый. У стены справа две деревянные полки, заставленные пустыми бутылками. Между ними стояли массивные напольные часы. Дубовый шкаф, за дверцей которого висели гири и маятник, выше меня на пару голов, хотя я не такой и низкий. Циферблат с позолоченными резными стрелками, что не шевелились, должно быть, повидал многое, но теперь молчал. Пол местами в темных пятнах. Не могу утверждать, но похоже на кровь, пропитавшую скрипучие половицы. Под лестницей, ведущей на второй этаж, я увидел пианино. Судя по слою пыли, оставшейся на моем пальце, стояло оно здесь давно. Мы поднялись на второй этаж, вошли в комнату. Там находилась широкая кровать и пара стульев. Генри мне все объяснил и сказал, что в ближайшее время в дом принесут выпивку и закуски.

Я вернулся к повозке. Вместе с лекарем мы спустили Гимли на землю. Обвив его ноги и грудь связанными тряпками, кое-как доволокли до того дальнего дома, затащили внутрь и положили на лежанку из кучи ненужных платьев, мундиров и прочего барахла, что я нашел в шкафах. Под голову впихнули подушку.

Как ни странно, Брэдли нигде не было. Я высматривал его, пока ходил за своими чемоданами. Элл и Стил веселились в изрядно поредевшей толпе. Их звать я и не думал. Придут и придут, а не придут, и черт с этими псами. Генри и еще двое его товарищей принесли несколько чашек с вяленой олениной, кувшин рома, шесть курительных трубок и коробочку с табаком. Я тут же кинулся к кувшину, сделал несколько глотков, затем забил трубку табаком и прикурил. Казалось, этого я ждал вечность. Да и табак хорош. Никогда такого не пробовал. Только спустя некоторое время взялся за мясо. Наевшись вдоволь, попробовал разбудить Гимли, но тот крепко спал. Его телом овладевал жар, нога пульсировала. Я притронулся к опухоли и будто почувствовал всю боль на себе. Мне стало жаль парня, и я был готов отдать все: еду, трубку, выпивку ради того, чтобы его быстрее осмотрел нормальный врач, а не этот боговер с целым чемоданом ненужных пилюль. Я не верил О’Блику, человеку, взявшему с собой набор препаратов и не способному исцелить от банального укуса змеи. Он не врач, чувствовало мое сердце. Шарлатан, не более. За сутки он ничего, кроме болеутоляющего, не применил.

Тут в дом ворвались дикобразы. Не вошли, а ворвались, чуть не снеся дверь. Они были пьяны, поддерживали друг друга. Когда увидели стол с едой и выпивкой, набросились. Я не встречал столь дикого прыжка на еду. Даже пума, прежде чем наброситься на добычу, просчитывает все ходы, готовится, подползает, и только потом рывком кидается. А эти двое тут же смели все, чуть ли не ногами на стол взгромоздились. Тьфу. Хорошо, кроме меня и лекаря никто этого не видел.

Через некоторое время в дом пришел Генри. Он посмотрел на нас с О’Бликом, затем на лежавшего рядом Гимли и на двух дикарей, пытавшихся изображать борьбу: бросались друг на друга с ножом и шлепали себя по щекам. Мне было стыдно за них, но, глядя на невероятно веселое и безразличное лицо Генри, становилось легче. Толстячок справился, нужно ли нам еще что-то. Я сказал, что нет, но братья-планктоны попросили еще рома и еды. Генри кивнул и убежал. Через десять минут вернулся со свитой, снова устелил стол тарелками с мясом и несколькими кувшинами с выпивкой. Не знаю, что тогда шепнул ему Брэдли, или сколько дал ему денег, но обходился Генри с нами, как с владельцами этих земель.

Вечер стремился к завершению. Два млекопитающих валялись на полу, Гимли продолжал бездушно лежать, а О’Блик за весь вечер съел только небольшой кусок мяса и отпил пару глотков рома. Он сидел под светом керосиновой лампы и читал свою книжечку с молитвами. Я допил остатки рома, подымил на улице трубкой и поднялся на второй этаж в комнату. В глазах к той минуте уже все плыло, ноги заплетались, а мозг не хотел соображать. Я лег в мягкую, как перо, кровать и отключился.

6

Проснулся я от толчка в бок. Открыл глаза и недоуменно осмотрелся. Рядом, уткнувшись лицом в подушку, лежала Эвелин. Она была обнажена и даже не прикрыта одеялом. Распущенные светлые волосы устилали ее спину и тянулись к заднице, отражающей солнечные лучи. Я тут же вскочил. На мне мой костюм, значит, ничего постыдного не случилось. Я вытянул шею и увидел за Эвелин лежащего в позе эмбриона Брэдли. Тот тоже был без всего. Тут же мне стало противно. Чем они занимались, пока я спал рядом? Уж точно не разговаривали.

– Привет, малыш, – сонно пробубнила Эвелин.

– Что здесь происходит? – вскрикнул я.

Брэдли очнулся, потер рукой макушку и рассеянно осмотрел комнату. Он молчал и громко недовольно сопел. Эвелин улыбалась и тянула Брэдли за руку к себе, но тот, видимо, понимая, что совершил ошибку, ненавистно оттолкнул ее и встал. Он выпрямился подобно Гермесу, заслонил собой свет, льющийся в окно, и выкатил на обозрение всю свою натуру. Я отвернулся, не хотел смотреть на этот стыд, пусть фигура у него и была идеальна. Разгладив усики, я сказал:

– Однажды вычитал в одном журнале, что беспорядочные половые связи ни к чему хорошему не приводят. Особенно тебе, Брэдли, я советовал бы держаться подальше от таких фурий, как эта…

– Не будь занудой, – протянул он.

– Как вы меня назвали? – возмутилась Эвелин.

Я услышал, как она стремительно встала и подошла ко мне со спины. От нее воняло похотью и кислотой вчерашнего рома. Мне стало не по себе, когда я почувствовал ее дыхание у самого уха. Она прошептала:

– Вы мерзкий и меня тошнит от вас!

– Вас тошнит не от меня, а от похмелья, – сказал я. Она раскрыла рот и что-то хотела ответить, но я ее перебил более высоким тоном: – И да, вы меня никак не задели!

Я уверенно покинул комнату и спустился в просторный холл. Возле Гимли стоял невысокий горбатый мужчина и недовольно качал головой. Юноша был в сознании. Он даже обрадовался, завидев меня, но ничего не сказал. Дикобразы валялись на полу и с храпом пускали пузыри из носа.

– Это серьезно? – спросил я, подойдя к доктору. – Я так понимаю, вы врач?

– Доброе утро, – устало сказал тот и поправил большие очки у себя на носу. – Да, я местный врач. Змеиные укусы здесь не редкость. Проблема лишь в том, что рана, как я понимаю, не свежая.

– Я Теодор Ливз, – сказал я и протянул руку доктору.

– Молодец! – ответил он, нежно ощупывая распухшую синюю ногу Гимли. – Так когда змея укусила?

Я хотел ответить, но меня опередил Гимли. Он гордо сказал:

– Прошлой ночью!

– Тя-же-ло! – отрывисто произнес доктор.

– Ногу не спасти? – спросил я.

– Спасти-спасти, но мне очень тяжело! Зря я вчера так много выпил.

К этой минуте в холл спустились Эвелин и Брэдли. Хоть одеться удосужились. Брэдли подошел к Гимли и спросил:

– Ну как ты, боец?

– Жить буду, – отважно сказал парень.

Было видно, что ему становится лучше, несмотря на то, что нога увядает. Доктор раскрыл свой черный сундучок, вынул из него пузырек с каким-то лекарством и поставил его на стол. Затем он достал большой шприц. Гимли на все это смотрел со страхом в голубых глазах, с ожиданием адской боли. И мне было не по себе от этого. Я решил выйти на улицу и столкнулся у двери с Генри. Тот держал в руке кувшин, как я понял, с выпивкой.

– Уже уходите? – улыбчиво спросил он.

– Воздухом подышать, – ответил я и уступил ему дорогу.

– Вам у нас понравилось?

– Можно так сказать… – ответил я и злобно посмотрел на парочку извращенцев в лице Эвелин и Брэдли.

– Хорошо, когда клиент остается доволен, – произнес он и тут же добавил: – Вот вашему товарищу у нас не понравилось.

– Кому это? – удивился я.

– Старик, что был с вами. Странный такой, лысый. Отвязал от повозки лошадь и умчал.

– Давно? – проснулся Брэдли.

– На рассвете. Сразу после вашего прихода.

Мы переглянулись с Брэдли и тут же ринулись к повозке. Действительно, одной лошади не хватало. Мы заглянули в телегу и были поражены. Все чемоданы вывернуты наизнанку. Он явно что-то искал. И, судя по всему, нашел, если исчез.

– Карта! – кинул Брэдли и посмотрел на меня.

– Вот же мерзкий скунс, – негодовал я и в панике замельтешил перед Брэдли. – Что делать будем?

Генри подбежал к нам и с тревогой в голосе спросил:

– Что-то стряслось?

– Куда он поехал? – в один голос спросили мы.

Генри указал на горную цепь, что красовалась на горизонте.

Брэдли посмотрел на меня так, будто я что-то мог решить. Он молча махнул на коня. Я понял его намерения, но меня это немного пугало.

– Ты со мной? – спросил он и запрыгнул на лошадь.

Мне ничего не оставалось, как усесться за его спиной. Надежда нагнать О’Блика еще была. За несколько часов он не мог далеко уехать. Да и по виду его можно было понять, что лошадьми он владеет так же, как и людей лечит. Я поверить не мог, что с виду безобидный старикашка способен на такую подлость. Хотя подозрения закрадывались. Еще тогда, в телеге, я заметил, как он с интересом впитывал все, что рассказывал Брэдли.

Лошадь со странной кличкой Сахар несла нас через прерию к самой подошве горной цепи. Я впервые так быстро скакал на лошади. Пусть и не без участия умелого наездника, но все же. Некий страх витал внутри меня. Иногда казалось, что соскочу и переломаю себе все кости, но Сахар будто чувствовал меня, всегда подкидывал вперед, как только я начинал сползать, удерживал.

Скачка была долгой. Иногда конь медлил. Видно, от усталости. Но Брэдли хлестал его поводьями и сжимал брюхо между шенкелями, чтобы тот двигался быстрее. Солнце уже было в зените, а горы только начали приближаться к нам. Должно быть, мы проскакали часов шесть, а то и больше.

– Думаешь, он там? – крикнул я.

– Посмотрим, – ответил Брэдли. – Пробежимся вдоль гор. Если ничего, то вернемся.

Мы скакали еще час, прежде чем оказались у подножья этих махровых гор. Издали они казались совершенно серыми и безликими, но вблизи все иначе. Высившиеся над нами глыбы были украшены пушистыми деревьями.

Мы приостановили ход и неторопливо исследовали подножье. Наше молчание перебивал громкий сап коня. А его иногда перекрикивали орлы, кружившие в небе. Издали доносился шум воды. Вероятно, поблизости водопад.

И пятисот метров мы не проехали, как увидели худощавого волка, что кружил возле чего-то непонятного. Из-за высокой травы было не разглядеть, к чему у серого такой интерес. Мы приблизились и увидели лошадь. Я спрыгнул на землю и поспешил вперед, но Брэдли остановил меня.

– Возьми, – сказал он и протянул револьвер, который вытащил из-за спины.

– А ты?

– Я на коне!

Он остался на том месте, а я пошел вперед. Волк находился метрах в пятидесяти, но как только под моей ногой хрустнула сухая веточка, отбежал и наблюдал за мной со стороны. Я осмотрелся и пошел дальше. Револьвер держал крепко, хотя руки тряслись, сам не знаю отчего. Вроде бы и ничего страшного, но тело бросало в дрожь. Я подошел к лошади. Это была она. Да, подруга Сахара. Я запомнил ее по белым кругам вокруг глаз. Она лежала бездвижно. На ее брюхе две колотые раны и одна такая же на шее. «Точно от стрел», – подумалось мне. Такие же оставались у оленей во время охоты аджаитов. Так я называл людей в племени аджа.

– Ну что? – крикнул Брэдли.

Я тут же пригнулся, обернулся к нему и приставил палец к губам. Мне стало страшно, сердце заколотилось, как от выпитой бутылки коммандарии. Он спрыгнул с коня и подошел ко мне.

– Что случилось? – спросил он.

Я указал на раны на лошади и сказал, что индейцы рядом. Он ринулся к Сахару и привел его ближе. Больше всего я боялся, что конь заржет и выдаст нас, хотя я не был уверен, есть ли здесь кто-то еще. Возможно, индейцы ушли. Так или иначе, Брэдли завел коня в рощицу, привязал его к дереву и прикрыл сверху лещиновыми ветвями. Знаю, не надежно, но за минуту только это пришло в голову.

Мы осмотрели землю вокруг лошади и обнаружили следы. Вероятно, следы О’Блика. Правда, довольствовались ими недолго. Через несколько шагов начались камни. Но мы не теряли надежды найти старика, хотя нам нужен был не он, а карта.

Шум водопада близился. Мы осторожно следовали возможному пути лекаря, но никаких зацепок не было: ни следов, ни сломанных веток, ни капель крови, если того поймали индейцы. Брэдли даже предложил разойтись, но я сказал, что это глупая идея, и попросил его молчать. У индейцев слух чуткий, ведь они прежде всего искусные охотники.

Выйдя из лещиновых зарослей, мы очутились у реки. Она катилась вниз по камням, а чуть выше справа я увидел тот небольшой водопад, серебристое шваханье которого томило мои уши.

– Куда? – тихо спросил Брэдли.

Я огляделся и заметил камень. Борозда от него тянулась несколько сантиметров, но можно было понять, что человек поскользнулся. И шел он в сторону реки. Возможно, на тот берег.

– Туда, – шепнул я.

Мы тихо спустились, пересекли по булыжникам реку и оказались у высокой скалы, с которой и падали горные воды. Брэдли шел за мной, а я нетерпеливо шагал вперед. Когда увидел за водяной стеной щель, то наивно ускорил шаг, будто забыв об опасности. Брэдли меня отдернул:

– Ты рехнулся?

– Я только посмотре…

Не успел я закончить фразу, как послышался хлопок. Хлопок в ладони. Он донесся из леса. Мы с Брэдли замерли. С полминуты простояли, а потом Брэдли мелькнул в обход меня. Он беспечно скрылся в ущелье за водопадом. Я осмотрелся, тихо пошел следом и скрылся между двух высоких камней. Смелости пойти в пещеру у меня не хватило. Выглянув из-за громоздкого камня, увидел лежащего на холодной земле О’Блика. Он был весь в крови: руки, ноги, голова, лицо. Будто без кожи. Брэдли сначала рванул к нему.

– Заберите меня! – выл О’Блик.

– Где карта? – спросил Брэдли.

– Заберите, прошу…

– Скажешь, где карта, и заберем!

– Пиджак за камнем, – выдавил лекарь.

Брэдли заглянул за камень, но никакого пиджака не было, как я понял. Тогда он вернулся к старику и снова спросил, где карта. О’Блик стонал и не мог пошевелиться. Его колени перебиты, а руки вывихнуты. Видимо, индейцы так позаботились, чтобы пленник не сбежал.

Треск камней о камни. Я припал к земле. Меня спас булыжник, за которым я таился. Подняв глаза, увидел, как перед носом, буквально в шаге, промелькнули шрамистые босые ноги. Они следовали туда, где в тот момент находился Брэдли. Когда я снова посмотрел по сторонам, то больше никого не увидел. Пришлось привстать и посмотреть, что там, в ущелье.

Высокий, как колосс, индеец прислонил к стене копье, а затем подошел к испуганному и почти мертвому О’Блику. Он схватил его за голову и насильно раскрыл бедняге рот. Затем залез в него пальцами и начал тянуть за язык. Это выглядело омерзительно. Крик лекаря раздирал меня на части. Не знаю, где таился в те секунды Брэдли, но мне хотелось сбежать, вернуться домой. Теперь я понял, какую ошибку совершил, когда согласился на это.

Снова выглянул из-за камня. Мое внимание привлек непомерно мелкий пиджак, сидевший на индейце. Тут я и подумал, что именно в нем может быть карта, однако мои раздумья решил перехватить Брэдли. Он накинулся на исполина со спины и ухватился обеими руками за глотку. Пытался задушить. Я отпрянул к камню, дышал глубоко и не знал, что делать. Дрожащей рукой потянулся к поясу, за которым находился револьвер. Вынул его, но боялся встать, страшился появиться там. А вдруг это чудовище кинется на меня? Не знаю, что там происходило с Брэдли в те секунды моего предательского отсутствия. Я ударил себя по голове пистолетом и закричал от боли, но крик мой перебил голос Брэдли: «Тео!»

Я вбежал в пещеру и увидел, как индеец душит его. Мне пришлось нацелить пистолет на дикаря. Тот отпустил Брэдли и направился ко мне. Я медлил, трясся, защурился и все же сделал это – нажал на курок, но прежде увел дуло. Гул разнесся, казалось, над всем горным хребтом. Страшный взгляд со стороны индейца. Брэдли вырвал у меня револьвер и выпустил в громилу две пули. Я на мгновение зажмурился. Когда открыл глаза, тело индейца лежало рядом с изувеченным О’Бликом. Спустя несколько секунд из глубины гор раздались громкие хлопки.

Брэдли мухой обыскал пиджак на дикаре, нашел карту и спрятал ее за поясом. Оставаться здесь больше нельзя. Мы выскочили из ущелья и посмотрели на путь отхода. Было слишком поздно. Деревья в той стороне зашевелились, и из-за них показался индеец. Его рост был не ниже убитого соплеменника. Мы с Брэдли переглянулись и бросились в сторону возвышенности. По камням мы пробирались не так скоро, как преследующие нас дикари. Кажется, их было уже трое. Они бежали на противоположном берегу реки, которая с каждым метром становилась все шире и давала нам фору. Один из индейцев снова пугающе захлопал в ладоши. Меня это сбило с толку, и я споткнулся. Брэдли помчал дальше, а я встал и поспешил нагнать его. Тут же передо мной из-за ели выскочил еще один индеец с копьем. Он был на голову выше меня, смугл, обрит наголо, а на лысине татуировка паутины. На его широких плечах волчья шкура, а набедренная повязка скрывала гениталии. Выставив перед собой оружие, он направился на меня. Хищный рывок копья. Блеснувшая пика едва не коснулась моего живота. На лице дикаря разгорелась ярость. Я отступил, следя за острием, что подобно осе кружилось в тревожном воздухе. В попытке обхитрить его, я дернулся влево, а затем вправо. Он смотрел на меня, как рыбак на рыбу, которую еще не выловил. Я медленно шагнул в сторону, и в тот же миг индеец снова вильнул копьем. Я умудрился перехватить его и крепко сжал в руках. Мы стояли лицом к лицу, нас разделяло копье. Сдаваться я не собирался, хоть и сил удерживать натиск оставалось все меньше. Он пихнул меня снова. Я оступился и свалился в реку. Она была не глубока. «Я у него на блюдечке», – подумалось мне. Индеец спрыгнул за мной, а в следующую секунду за его спиной появился Брэдли с булыжником в руках. Он уронил его на голову индейца. Алая кровь брызнула мне в лицо. Громила рухнул, и течение понесло розовую воду вниз. Дикарь лежал без движения. Второпях я забрался на берег, и мы побежали вверх по скалам. Как ни странно, преследование на этом закончилось. Индейцы остановились у мертвого товарища.

Мы продолжали бежать по каменистой непостоянной тропинке. Река была уже далеко внизу. Я не чувствовал ног, тяжелый мокрый костюм сковывал мои движения. По лицу хлестали еловые ветки, но жажда жить заставляла терпеть это все и следовать за Брэдли, который так же, как и я, задыхался, но бежал.

Вскоре он заприметил невысокую скалу с небольшой щелью. Она, как оказалось, вела в пещеру. Мы с трудом протиснулись меж камней. Индейцы сюда точно бы не залезли.

Мы долго сидели в холодном мраке. Не шевелились, дышали через раз. Когда последний луч света покинул наш тайник, стало свободнее, как-то легче. В мертвой темноте не разглядеть собственных рук. Глаза привыкали медленно, и через какое-то время очертание Брэдли все же появилось передо мной. Он сидел, опершись на стену.

– Почему ты не пристрелил дикаря… там, в пещере? – спросил Брэдли.

– Рука дрогнула, – ответил я.

– Нарочно, смотрю, дрогнула! – взвинтился он. – Он бы нас одним щелчком. Или ты грезил валяться рядом с лекарем? Мучиться, выть, когда тебе язык отрезают.

– Тише ты!

– Какая теперь разница, тише или громче? Ты все испортил! Револьвер пуст, отход только через них. У нас могло остаться еще два патрона… ну черт с ним, один. Хоть что-то!

– А ты в патронах жизнь меряешь, – начал я. – Все вы жизни измеряете патронами. И дикари будут убивать, пока такие как ты продолжают корпеть над количеством патронов и пороха. Когда вы уже поймете, что мы не вершители судеб, не нам решать, кому жить, а кому умереть. Неужели нельзя найти общий язык? Мы ведь все люди, все живем под одним небом!

– О каком языке ты говоришь? Эти аборигены хлопками общались. Нас едва не убили и наверняка уже деда съели. А ты из себя пацифиста строишь. Проснись!

– Я не сплю, – пробурчал я, разгладил свои усики и взвыл: – Зачем я ввязался в это дело? К аджа ходил один, сам все планировал, поступал, как хотел, и ни от кого не зависел.

– Поэтому у тебя и характер сволочной! – сказал Брэдли. – Не любишь общество.

– Я цивилизованных людей не люблю!

– Почему?

– Цивилизация – это глупость. Считаете себя умнее всех, а сами, как дикари. Скажи, Брэдли, вот зачем тебе эти драгоценности, артефакты?

– Чтобы продать подороже, – ответил он не задумываясь.

– Вот… вот она, натура современного человека.

– Тише ты… – просил Брэдли.

– Чтобы продать подороже, – понизив тон, передразнил его я. – А зачем? Чтобы купить еду, одежду, оружие и отправиться за новым товаром? И так по кругу. И вера у тебя только одна – в удачу!

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил он.

– То, что ты живешь, как хомяк в колесе. Надеешься, что тебе наполнят поилку и подсыплют зерен, а как нажрешься, за щеки напихаешь, сразу спать.

– А у тебя не так?

– У меня цель другая. Думаешь, я еду к хеллисинам, потому что ты мне денег заплатил, золота пообещал? Нет, мне и статья эта не сдалась, и переводчиком становиться я не горел желанием…

– И какова твоя цель?

– Не важно. Ты все равно не поймешь!

– А ты попробуй…

– Нет! – оборвал я.

– Хорошо, – сказал он.

По голосу я понял, что Брэдли обиделся. Он умолк на некоторое время. Я думал, с какой стороны начать разговор, но в голову ни единой мысли не лезло. Не желал раскрывать ему цель своего похода. Мы не так хорошо знакомы, чтобы посвящать его в свои проблемы.

– Кто это был? – внезапно поинтересовался Брэдли.

– Ситсы…

– Те самые?

– Да!

– Откуда ты знаешь?

– Они полностью сбривают волосы на голове, чтобы скальп как трофей никому не достался. Кто захочет срезать голую кожу? Только идиоты!

– Я убил их вождя… там, в пещере, – сказал Брэдли.

– С чего ты взял?

– Когда обыскивал пиджак, то заметил на его груди ожерелье из человеческих языков.

– Понятия не имею о таких увлечениях ситсов, но скажу точно, это был не вождь. Предводитель шайки, но не более. Их племя очень большое, и они обитают в разных местах небольшими кучками.

– Откуда ты так много о них знаешь?

– Вождь племени аджа рассказывал!

За ответом последовало молчание. Долгое молчание, которое меня выворачивало наизнанку. Я чувствовал, что Брэдли злится. Злится за то, как я трусливо поступил. У каждого своя правда. Мне пришлось перешагнуть через свою гордость и выдавить: «Спасибо, что спас мне жизнь!» В ответ ничего. Лишь сонное сопение.

Я сидел тихо, как только мог. Холодно, одежда на мне еще не просохла. Даже малейший сквозняк, что забредал в эту неуютную пещерку, умудрялся пронзить меня насквозь. Казалось, мокрая одежда стала моей второй кожей, толстой, липкой и непривычной.

7

В темноте думается хорошо. Еще лучше, когда закрываешь глаза. Становится легче, но в моем случае не безопаснее. Я сидел начеку, размышлял, вспоминал, представлял. Отец бы меня точно принизил. Я трус. И верно. Таков и есть в сравнении с ним.

Два года назад. Да, тогда мне было очень тяжко. Я не мог совладать со своими ногами, когда стоял в нашей гостиной у гроба. Колени тряслись, косились и тянули меня к деревянному полу. «Перед отцом нельзя падать!» – так он однажды сказал. Отец выглядел, как живой. Его забальзамировали. Я и сейчас не совсем понимаю, что это значит, а тогда для меня это слово казалось выдуманным. Сослуживцы отца взяли на себя растраты на эту процедуру.