Полная версия
Киноутопия
– Что-то такое я, кажется, недавно и сам говорил. В каком же контексте… Ах, да. Вы случайно не смотрели «Эмилию Мюллер»?
– Смотрела, разумеется.
– И что думаете?
– О фильме я думаю, что это хороший фильм, а вот режиссер в этом фильме – полный осел. Он должен был понять, что перед ним сидит настоящая актриса – невзирая на всякие сумочки.
– Слово в слово! – рассмеялся Гольц. – Я прямо так и сказал ребятам, когда мы обсуждали этот фильм. А вас, кстати, как зовут?
– Виктория Аргольц.
– Виктория Аргольц! (если вы подумали, что Виктор в возбуждении вскочил с дивана и весь остаток разговора провел в состоянии эйфории, то вы не ошиблись). Вы знаете, а я недавно слышал о вас. От Бахчи.
– Господи! Как вас занесло к этому… Не знаю, как и назвать его.
– Продюсером.
– Ну и какую же гадость сказал про меня этот… продюсер.
– Да так, неважно. Он думал, что мы знакомы. Но мы и должны, мы просто обязаны быть знакомы. Виктор и Виктория. Виктор Гольц и Виктория Аргольц! Невероятно!
– Да, – с улыбкой сказала Виктория, – я не раз в шутку думала, что мы просто созданы друг для друга.
– Какие уж тут шутки. Не может же такое совпадение быть случайным!
– Скажите прямо, что это – Судьба.
– И скажу. Конечно, Судьба. Всё, решено – вы получите главную роль в моем фильме… Если фильм, конечно, состоится. И если вы, конечно, согласны.
– Я согласна. Кто же в своем уме откажется сниматься у Виктора Гольца?
– Тогда пожелайте мне удачи в предстоящем двадцатиминутном осмотре. Как раз одиннадцать. Сейчас дверь растворится, мне предложат войти, и я войду.
Дверь растворилась, Виктору Гольцу предложили войти, и он вошел.
Встреча четвертая. Виктор и Александр
Виктор подошел к столу, за которым возвышалась знакомая ему (по телерепортажам) фигура Александра Сергеевича Томского и сел в кресло посетителя. Невольно сравнивая свой нынешний опыт с недавним опытом посещением киностудии, Виктор отметил, что предварительный разговор с Викторией Аргольц понравился ему куда больше, чем разговор с секретаршей Бахчи, так что он мог надеяться, что и главный разговор тоже получится несколько иным, причем со знаком плюс. Подтверждая его надежды, Томский, в отличие от Бахчи, сразу же перешел к сути дела.
– Так, Виктор Гольц. Вы – режиссер «Игрушек»?
– Да.
– Посмотрел только вчера. Восторга фильм не вызвал, – суховато констатировал Томский. – Кстати, а что вас привело к нам – в ГКП?
– Мне не удалось пробить следующий фильм, вот я и…
– От безнадеги, в общем, к нам подались. Не очень-то мне это нравится – что к нам идут от безнадеги. По-моему, мы заслуживаем того, чтобы к нам шли исключительно по желанию попасть именно к нам и ни к кому другому. Что думаете об этом?
– Я недостаточно хорошо знаю…
– Да, вы недостаточно хорошо знаете ГКП, но, так как у вас не получается достать деньги, вы думаете, что авось здесь что-нибудь да обломится. Так, что ли?
– Нет, не так.
– А я вижу, что так.
Вот тебе и знак плюс! До сих пор разговор шел в таком тоне, что последняя фраза Томского, казалось, вполне может завершить его. «Вы не туда попали, гражданин Гольц. Прощайте». Но вместо этого Томский спросил:
– О чем ваш новый фильм? – тот, который никому не нужен.
– Ну, я вижу, что и вам он тоже не нужен, зачем и рассказывать тогда.
– Тем более, что я и так знаю. Рабочее название – «Фотограф». Центральная фигура – тоже фотограф. Но он не просто снимает – он ищет человека. Диоген с фотоаппаратом.
– Вроде того.
– Ну, задумка не лучше и не хуже, чем многие другие; всё и всегда зависит от воплощения. Каков предположительный бюджет?
– Думаю, миллиона три. Долларов.
– Не лишнее уточнение. Вы думаете, что три миллиона, значит, закладываем пять, а держим в уме – десять. Когда думаете приступить к съемкам?
– В смысле?
– Когда думаете приступить к съемкам?
– (с нервной насмешливостью) Я бы приступил хоть завтра.
– Завтра – это вряд ли, а вообще, как будете готовы, можете приступать.
– Это значит, что вы согласны?
– Я согласен, да. Хоть я и не в восторге от «Игрушек», знающие люди, то есть такие люди, чьему мнению я доверяю, отзываются о фильме очень хорошо. А я просто не люблю любительщины – всех этих съемок на мобильник, которые потом выдаются за кино, и прочих прелестей аматерского креатива. Есть креатив, а есть творчество. В «Игрушках» больше креатива, по-моему. Но будем считать, что это от нехватки средств. Теперь средств у вас будет достаточно, вот и посмотрим, на что вы способны. Только сначала вам придется подписать одну бумагу.
– Контракт с дьяволом, надо полагать? – шутливо заметил Виктор, невесело подумав, что, вот, сейчас ему опять предложат снять какой-нибудь сериал.
– Дьявол в этих стенах не водится, – на полном серьезе ответил Томский. – Но вы должны подписать бумагу, согласно которой вы становитесь нашим сообщником, – то есть присоединяетесь к ГКП. А ГКП – это не вполне обычное сообщество, при этом вы сами признались, что недостаточно хорошо нас знаете. Опережая события, скажу: главное, что может вызвать у вас возражения – то, что отныне вы обязуетесь снимать только для нас и более ни для кого.
– Хм, довольно серьезное обязательство.
– Серьезные шаги в жизни требуют принятия на себя серьезных обязательств.
– Безусловно. Но что это означает практически? Для нас – это для кого?
– Для нас, для членов сообщества, а точнее, как мы любим себя называть, для сообщников ГКП. И более ни для кого. У нас есть прекрасный кинотеатр на тысячу мест, лучший кинотеатр в мире – вот в нем-то отныне и будут показываться ваши фильмы. И более ни в каких кинотеатрах. Только в нашем, но зато лучшем кинотеатре на свете; только для нас, но зато лучших ценителей прекрасного на свете. Как перспектива, радует?
– Вы что, смеетесь, что ли? Конечно, я не согласен. Я хочу, чтобы мои фильмы смотрели.
– Их и будут смотреть.
– Нет, я хочу, чтобы всякий мог их посмотреть, а не какая-то избранная публика.
– А почему? Неужели вы не можете обойтись без того, чтобы какой-нибудь Вася-Петя-Слава после унылого рабочего дня зашел в кинотеатр, чтобы немного развеять свою скуку, посмотрев ваш фильм, который он, впрочем, почти наверняка тоже назовет скучным.
– Неправильная постановка вопроса. Я не знаю, кто и по каким мотивам захочет посмотреть мой фильм, но я знаю, что хочу, чтобы у каждого была такая возможность. Тут и обсуждать нечего.
– Есть, есть что обсуждать. Ну да ладно, – Томский тяжело вздохнул. – Я пошутил. Не то, чтобы пошутил, а просто… – Томский устало махнул рукой. – Понял я уже, что и «нашему» режиссеру не обойтись без потенциально-миллионной публики. Поэтому условия такие: премьерным будет показ в нашем кинотеатре, а потом, не волнуйтесь, пустим ваш фильм и в общий прокат. У меня достаточно связей и средств и, поверьте, незамеченным ваш фильм не пройдет. Ну что, довольны?
– Как вам сказать… При таких условиях, конечно… В принципе, если уж так подумать, то…
– Что вас еще смущает?
– Точно фильм в общий прокат поступит?
– Клянусь честью, как говорили в каком-то там веке. Глупо это и ни к чему, но раз вам так нужно, то будет фильм в прокате. Ну так что: броситесь с головой в ГКП-омут или еще подумаете?
– Я бы, пожалуй, еще немного подумал, да боюсь, как бы вы не передумали.
– И правильно боитесь. Скажите, что для вас значит кино?
– Всё.
– Всё, значит, вы – наш. Решайтесь.
– Я уже решился. Где ваш дьявольский контракт?
– Вот он.
Виктор расписался. Томский взял бумагу, выдвинул ящик, бросил ее к другим бумагам и резким, отрывистым жестом вогнал ящик обратно в стол.
– Что у нас со временем? 11.10. Быстро мы с вами порешили. Нет ли там следующего посетителя?
– Есть. Ее зовут Виктория Аргольц и…
– Как-как?
– Да – именно так. Виктория Аргольц.
– Хм, любопытно. Так чего там Виктория дожидается?
– Она актриса. И вы знаете, мой Диоген с фотоаппаратом, кажется, уже нашел своего человека. Прямо у дверей вашего кабинета нашел. Я бы хотел, чтобы Виктория сыграла главную женскую роль в «Фотографе».
– Вот как? Красивая история выйдет, если так и получится.
– Так и получится.
– Что ж, зовите вашу Викторию, пусть тоже подписывает контракт. И езжайте снимать кино.
Часть вторая. Фильм, фильм, фильм…
Путь режиссера
Путь режиссера есть фильм.
Режиссер должен прежде всего постоянно помнить – с самого раннего утра, когда он берет в руки зубную щетку, и до позднего вечера, когда он, будем надеяться, делает то же самое – что он должен снять фильм. Вот его главное дело.
Режиссер должен быть хорошо образован и понимать причины вещей.
Самые преданные режиссеры не расстаются с камерой, даже принимая ванну.
Покидая дом, режиссер внимательно всматривается в каждое встретившееся ему лицо: а вдруг это лицо нужного ему актера?
Тот, кому не посчастливилось родиться актером, должен вести себя в строгом соответствии с долгом подчинения режиссеру. Каким бы умным, добрым и талантливым ни был актер, всё это бесполезно, если он не подчиняется во всем режиссеру.
Актеры хороши лишь до того времени, пока они не стали звездами.
Если ты принял решение снять фильм, подумай о том, как добиться финансирования. Хорошо, когда у режиссера есть продюсер, готовый поддержать любой его проект. Если такого продюсера нет, режиссеру приходится унижаться и растрачивать свою творческую энергию впустую. Это плохо.
Есть режиссеры, снимающие фильмы для того, чтобы зрители смеялись. Есть режиссеры, снимающие фильмы для того, чтобы зрители пугались. Ты должен стать режиссером, снимающим фильмы для того, чтобы зрители задумались. Тяжела твоя участь, – ведь люди любят смеяться и пугаться, но не любят задумываться.
Режиссер должен снять фильм, поэтому цель его – снять такой фильм, чтобы поразить, а точнее, пронзить им всякого внимательного зрителя; снять такой фильм, чтобы искупить вину других режиссеров, снимающих «не такие» фильмы; снять такой фильм, чтобы славное имя режиссера осталось в истории кинематографа.
Лучшая из публик – публика, состоящая из одного внимательного зрителя.
Однажды весьма чванливый придворный режиссер Мэнь из провинции Люань выбирал себе актеров. «Этот актер мне не подходит, – говорил Мэнь. – Он недостаточно эффектен и знаменит. Эта актриса мне не подходит, – говорил Мэнь. – Ее формы недостаточно округлы. Моя картина должна быть безупречна – всё в ней должно радовать глаз высокой публики». За режиссером Мэнь шел скромный режиссер Тэнь и брал в свою труппу каждого отвергнутого режиссером Мэнь актера. Прошло время. Режиссер Мэнь снял фильм, и режиссер Тэнь снял фильм. Фильм режиссера Тэнь был намного лучше, но он пришелся не ко двору, так что и сам режиссер, и все его актеры вынуждены были сделать себе сэппуку. Режиссер Мэнь – самый известный режиссер провинции Люань.
Виктор Гольц (начитавшийся самураев режиссер)
_________________________________________________________
Кино-дневник Виктора Гольца
23 мая 2022 года
Не было ничего, и вдруг есть всё. Это опьяняет. Лучшее оборудование? Пожалуйста. Съемки в таком-то труднодоступном месте? Пожалуйста. Нужен такой-то актер? Так приглашайте. Всё будет оплачено. «Не думай о деньгах – думай только о кино», – так сказал мне Томский. Какой режиссер не мечтал бы о том, чтобы ему сказали такое? И вот я сижу, опьяненный свалившимися мне на голову возможностями и… ничего не делаю. Думаю о кино. Но ведь о нем не только думать, его еще и снять надо. Экая досада!
«Фотограф». Фотограф, ищущий человека. Фотоаппарат вместо фонаря. Всё вроде бы красиво, но пока что и мертво. И ведь сценарий вроде бы готов, и в голове я уже сто раз по этому сценарию и фильм снял. В этом и беда. Зачем снимать уже отснятый фильм? На самом деле ничего еще не ясно. Ясно только одно – мне нужно лицо, лицо того человека, которого ищет и в конце концов находит фотограф. И тут мне ясно только одно – это должно быть мужское лицо. А может быть, и женское. Да, скорее всего, женское.
––
25 мая 2022 года
Литературно обработанные диалоги режиссера Виктора Гольца со сценаристом Владимиром Громовым
Диалог номер один
– Мне нужен сценарий.
– Он ведь у тебя есть.
– Надо переписать.
– Надо так надо. Ты – режиссер, а я всего лишь сценарист. Ты – Бог-Творец, а я лишь твой скромный подсказчик, на которого в случае чего можно свалить вину за всё зло, творящееся в мире.
– Ладно-ладно, не самоуничижайся и не юродствуй.
– Я более юморю, да и то не совсем. Нет, правда, если надо переписать, я перепишу. Только скажи, что именно я должен переписать: какую сцену и в каком ключе?
– Всё надо переписать. Только тему сохрани.
– Весьма конкретно… А сроки?
– Десять дней хватит?
– Может, одиннадцать дадите?
– Я бы дал одиннадцать, но сценарий мне нужен через десять23.
– Хорошо. Постараюсь.
– Не старайся – просто сделай.
– Хорошо, сделаю.
– Уж постарайся, пожалуйста.
Диалог номер два
– Ну, как?
– Не годится.
– Почему?
– Не годится, и всё тут.
– А что именно не годится?
– Всё. Всё надо переписать.
– Веселенькое дело. Я это… работал все-таки.
– Вижу, что работал. И хорошо работал. Но придется еще поработать.
– Так а что ты все-таки хочешь увидеть в сценарии?
– Я хочу увидеть в нем фильм.
– А поконкретнее?
– Если бы я знал, каким конкретно должен быть сценарий, я бы сам его и написал.
– Многие режиссеры сами сценарии и пишут.
– Я не пишу. Я думаю об окружающих. Не хочу лишать тебя работы.
– Весьма благородно. И какой срок даешь на переделки?
– Десять дней.
– А может, все-таки одиннадцать дадите?
– Если сценарий будет стоящий, приходи через одиннадцать.
– И на том спасибо.
– А если не стоящий – не приходи совсем.
Диалог номер три
– Ну, как?
– Хм…
– ?
– Близко… Близко. В общем, почти то, что надо.
– Слава Богу!
– Но придется переписать.
– Какую сцену?
– Всё.
– Как – всё? Ты же сказал, что – близко?
– Близко, но – не то.
– А если я взбунтуюсь?
– Бунт будет подавлен.
– Десять дней?
– Десять.
Диалог номер четыре
– Ну, как?
– Как бы тебе сказать, чтобы ты не взорвался от возмущения?
– Десять?
– Десять.
Диалог номер пять
– Ну, как?
– Знаешь, что? Думаю, нам надо вернуться к тому варианту, который «близко» и просто доработать его – новых сценариев уже не надо.
– Это и тогда было понятно.
– Мне – не было.
– А работать десятками дней на износ – и совершенно впустую – это тебе понятно?
– Это мне понятно.
– Сомневаюсь.
– Твое право. Сомневаться во вменяемости режиссера – неотъемлемое право любого работающего с ним сценариста. Да и актера тоже. И оператора. Но вернемся к сценарию. У тебя там есть смешная сцена…
– Ха-ха, реально смешная, правда?
– Правда. Вычеркни ее.
– Почему?
– Она отдает эстрадными выступлениями юмористов. Если уж ты даешь юмор, то мне нужен Гоголь, а не Жванецкий или даже Джером как его там Джером. Чему улыбаешься?
– Да так, вспомнил диалог из «Мюнхгаузена»24:
«– Шутка, она жизнь продлевает. – Тому, кто смеется – продлевает. А тому, кто шутит – укорачивает».
– Отличный диалог. Вот и пошути так, чтобы укоротить себе жизнь.
– С этим сценарием я и так скоро околею.
– Ничего, есть и еще сценаристы.
– Спасибо, утешил.
Диалог номер шесть
– Годится.
– Что?
– Годится, говорю.
– Что-что?
– Плохо слышишь или придуриваешься?
– Просто из ваших уст вылетело такое странное слово! Если бы ваше превосходительство сказали: «НЕ годится» – это бы я сразу услышал. Но когда вы говорите «годится» – мне всё кажется, что я ослышался.
– Не фиглярствуй.
– От вас только и слышишь: не юмори, не юродствуй, не фиглярствуй. Как говорилось в одной книге: «Что-то вы меня больно притесняете, папаша»25.
– Еще что-то хочешь сказать?
– Нет, ничего. Я хочу уйти и в первый раз за последние месяцы заснуть спокойным, а скорее даже мертвецким сном.
– Что ж, иди. Да, совсем забыл. Как это там говорится… Спасибо.
Режиссер неловко, но искренне обнимает сценариста. Сценарист растроган.
Диалог номер семь
– Что? ОПЯЯЯЯЯТЬ?26
– Нет, не волнуйся. Речь всего лишь о названии.
– А что не так с названием?
– Ну, «Фотограф» – это же просто рабочее название. «Фотограф», «Фотоаппарат», «Фото». Какая разница? Но для названия фильма…
– Не годится?
– Верно, не годится. Недостаточно выразительно. «Фотограф» – нет, не звучит. Нужно другое название.
– Хм… Может, «В кадре»?
– Не зли меня.
– Хорошо, простите. Может, «Новый Диоген» или «Диоген с фотоаппаратом»?
– Нет. Побоку Диогена.
– Побоку так побоку. «Ищу человека»?
– Не то – да и опять Диоген вылезает.
– Он из самой концепции фильма вылезает.
– А в названии пусть его не будет.
– Ладно. Пусть не будет. «Поиск»?
– Не то.
– Сам вижу, что не то. Придумал: чтобы не мучиться, возьмите какой-нибудь экзотически звучащий фото-термин. Экспопара, например.
– «Экспопара»? Хм. Близко, близко… «Экспопара». Почти то, что надо. «Экспопара»…
– Или вот еще – «Эквивалентное фокусное расстояние».
– «Эквивалентное фокусное расстояние»… Не слишком ли замысловато? Но интригующе, интригующе… «Экспопара». «Эквивалентное фокусное расстояние». «Экспопара».
– Ну, что выбираете?
– Думаю, «Фотограф» звучит лучше всего. Пусть будет просто – «Фотограф».
– Издеваетесь?
– Ищу. И даже уже нашел. Спасибо за помощь!
– … (звук, похожий на рычание).
Комментарий Виктора Гольца к диалогам:
Когда делаешь литературную обработку произошедшего в жизни, то никогда не бываешь документально точен, а иногда и прямо отклоняешься от фактической правды. Как говорил Незнайка: «Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть»27. Взять хоть эти диалоги – это неправда, что я не объяснял сценаристу, что именно я хочу увидеть в сценарии. Я объяснял, конечно. Но дух диалога передан мною верно – потому что, объясняя, я всё равно не мог точно объяснить. Именно потому, что я не сценарист. Мое дело – родить кадр, а не слово. Вот, например, я сказал сценаристу: «Фотограф у нас получается слишком монолитным – памятник фотографу, а не живой человек. Это плохо. Нужна червоточина». Я долго вбивал эту мысль в голову сценариста, и долго он не мог дать мне эту червоточину так, чтобы она меня устроила. Всякое там пьянство и прочее я отмел как банальность; пьяный фотограф или фотограф-наркоман мне не нужен. Пьянства у нас и так хватает – и наш-то, специально найденный для фильма фотограф-консультант, через день поддатый ходит. Пьяная правда жизни? Опять вспоминаю Незнайку – такая правда мне не нужна, тошнит меня от этой пьяной правды. Итак, это мне было не нужно, а что нужно, я точно сказать не мог. А потом сценарист придумал-таки. Представьте себе: идет фотограф по улице (в поисках «высокого» кадра) и видит проходящую мимо шикарную девушку в мини-тряпочках. И художник вмиг превращается в папарацци. И вот он уже увлеченно носится по улице, снимая голые ноги и туго-обтянутые зады во всевозможных ракурсах, благо недостатка в них по летнему времени не наблюдается. Потом он приходит домой и начинает смаковать свою коллекцию. И на следующий день. И на следующий. У него и папка особая заводится – под названием «папар». Но в определенный момент он должен понять, как низко он пал, уничтожить папку и вернуться на поиски «высокого». От ног и задов перейти к лицам. Эта «криминальная» папка должна будет вновь возникать (в минуты слабости) и вновь удаляться (в часы вдохновения) – вечное возвращение «папар-папки». Вот, это было то, что надо. Это меня устроило. Конечно, и эту ситуацию еще надо художественно решить, но это как раз и есть мое дело. Решу.
5 июня 2022 года
Стадия подбора актеров. Слава Богу, хотя бы с фотографом всё ясно с самого начала. Фотографа будет играть Гена Генич – самый известный актер в ГКП, реально мировая знаменитость. Я еще пока учился, мечтал когда-нибудь с ним поработать. Магия лица – а у него настоящее, грубовато-мужское, проработанное жизнью лицо. Вообще, есть в Геннадии что-то… антигламурное, антисистемное, антифальшивое. Есть в нем какая-то неуживчивая угловатость, мешающая человеку жить. Она и карьеру ему сделать помешала, хотя у него были все возможности. Все, конечно, помнят, как он снялся в большом международном проекте «…», и его номинировали на лучшую мужскую роль. В Каннах, не где-нибудь. Предложения на него тогда так и посыпались, и не абы от кого – всё от «топовых» режиссеров. Но он быстро со всеми перессорился, обозвал кино одного мэтра «самокопанием человека с пустой душой», другого – «коммерческой поделкой», в общем, безнадежно испортил себе репутацию. О современном кино он вообще отзывался чаще всего ядовито и предпочитал сниматься в работах дебютантов. «Все остальные уже деградировали, а этим еще только предстоит деградировать», – так он обосновывал свой выбор. Он и о ГКП отзывался скептически: «Слишком тут деньгами воняет», – ворчал он. Но Томский умеет найти общий язык с теми, с кем хочет, сумел он «приручить» и Генича. Получится ли у меня?
И Виктория, конечно. Я с ней неразлучен с момента нашей первой встречи. Виктор и Виктория. Виктор Гольц и Виктория Аргольц. Фантастика!
17 июля 2022 года
Актеры подобраны. Сценарий есть. Дело за фильмом. У Томского – своя утопия, а у меня – своя. Вырвать группу людей на год или на два из реальной жизни и поместить их в утопическое пространство кино. Полностью обрубить все их связи с той реальностью; полностью переместить их в реальность эту. Всякая связь с той – якобы настоящей – реальностью воспринимается мною как бегство с острова кинематографической утопии. Дезертирство. «Ушел в кино» должно звучать так же, как «ушел на фронт». Конечно, утопия. Но я воплощу ее в реальность. Речь примерно такого содержания я и произнес перед съемочной группой. Встретили речь скорее скептически. Это нормально. Воодушевляться лучше результатами, а не предвкушением.
2 сентября 2022 года
Съемки начались. Всё идет неплохо. Я уверен в себе. Уверен в команде. Уже отфутболил нескольких ребят, не понимающих, куда они попали. Есть люди, которые в принципе не понимают, что есть нечто большее, чем развлекалово. В работе такая установка проявляется как бесконечная во всем расхлябанность, причем такая идейно оправдывающая себя расхлябанность. Типа кинцо снимаем, чего так серчать-то. И смотрят на тебя с недоуменно-обиженным видом. После отфутболивания, разумеется.
Но «нечто большее» всегда есть. Во всем. Даже и в развлекалове до сути доходит лишь тот, кто видит в нем «нечто большее».
P.S. Всегда меня волновала тема: «Это всего лишь кино». Так сильно она меня и волновала, и волнует, что иногда я веду на эту тему диалоги… с самим собой. Такого вот рода диалоги:
Всего лишь кино
– Да что ты так переживаешь? Это ведь всё на экране происходит.
– Не взаправду, что ли?
– Конечно. Что такое вообще кино? Ожидание вещей, которые в реальности никогда не происходят, но происходят только в кино.
– А в реальности люди не страдают, не терзаются? Не путешествуют, не попадают в передряги? Не влюбляются и не убивают друг друга?
– Как в кино – не влюбляются и не убивают. Пойми ты, кино – это аттракцион. Посмотрели, поплакали или посмеялись и… и всё. Не ищи большего. Не ищи реальность на экране. Кино закончилось, реальность началась. Реальность закончилась, началось кино.
– Старая песня под названием: «Это только кино».
– А что, Хичкок так и говорил. Сам Хичкок.
– Он даже хуже говорил: «Это всего лишь киношка».
– Вот видишь. Говорил о киношке и снимал Кино. А мы тут треплемся о Высоком, а что еще там снимем?
– Треплемся о Высоком и снимем шедевр.
– Ну-ну.
– Кстати, а ты знаешь, как в точности звучит цитата Хичкока, где он говорит о киношке?