
Полная версия
Неисповедимы пути туриста
Реальность происходящего мы ощутили только в аэропорту Бен-Гурион при посадке на белоснежный лайнер израильской авиакомпании «Эль Аль». Эта аббревиатура в переводе с иврита означала соответственно предлоги «к» и «на», которые употребляются при обозначении направления движения. В нашем случае это подразумевало, что мы будем лететь на определённой высоте к немецкому городу Мюнхен.
Пусть читатель не думает, что я по ошибке, вместо какого-нибудь итальянского города, назвал столицу Баварии. Просто, чтобы не уподобляться тем, кто действительно проскакивал Европу галопом, мы с Эдуардом решили продлить намеченное семидневное пребывание там до двухнедельного. Таким образом, итальянский отель оказывался как бы в центре нашего путешествия, по краям которого, в ту и другую сторону, предусматривались дни для посещения других европейских стран.
К баварской столице мы подлетали ранним утром, когда первые блики восходящего солнца неторопливо касались самолётного иллюминатора. Из этого округлого окошка отчётливо просматривался броневик, который продвигался вдоль посадочной полосы, на которой приземлился израильский лайнер. Чуть позже я узнал, что эта, похожая на танк, военная машина как бы символизирует раскаяние германских властей, которые не смогли предотвратить масштабный террористический акт в 1972 году, совершённый палестинской организацией «Чёрный сентябрь» во время Олимпийских игр в Мюнхене, жертвами которого стали одиннадцать израильских спортсменов.
Первый шаги на европейских просторах привели нас на площадку прокатной компании «Avis», где прототипом, галопом скачущих лошадей, стал арендованный немецкий автомобиль «Volkswagen Passat» с неслабым 2-х литровым объёмом двигателя. По мнению Эдуарда, для езды по высокогорным дорогам мощность движка должна быть, как можно, больше. Однако впоследствии азартные итальянские водители опровергли его, в общем-то, компетентное мнение, обгоняя нас на альпийских дорогах на своих маломощных (0.6 – 0.8 литров) Фиат (ах).
Итак, кульминационный момент нашего выезда из замкнутого пространства мюнхенского аэропорта имени Франца-Йозефа Штрауса на европейский автобан, ведущий к итальянской границе, настал, когда Эдуард гордо водрузился на водительское сидение народного германского авто. Рядом с ним, вооружённый картами европейского Заграничья, не менее амбициозно восседал автор этих «паломнических» записок. Наши дамы, инфицированные торжественностью и величием наступившей исторической минуты, почему-то не подкидывали вверх свои чепчики и подозрительно молчали, предвкушая, наверное, ожидавшие их по дороге приятные неожиданности.
Серпантинный выезд из аэропортной парковочной площадки «Avis» на трассу не был обозначен на мелкомасштабной карте. Поэтому, на молчаливый вопрос Эдуарда:
– Куда повернуть, налево или направо, – штурман, в моём лице, чтобы не уронить свой авторитет руководителя навигации, наугад, но уверенным голосом, проронил:
– Конечно же, налево, это всегда лучше, чем направо. Впоследствии оказалось, что моё геодезическое озарение оказалось правильным. В этой связи, когда в последующих путешествиях я уже самостоятельно арендовал автомобиль, многие из моих друзей, не без ужаса в глазах, восклицали:
– Семён, да ты просто рыцарь какой-то без страха и упрёка. Мы просто не понимаем, как можно сесть в, неведомый ранее, автомобиль и ехать неизвестно как, куда и зачем.
Честно говоря, в этот первый раз и сам не мог поверить, что я, бывший гражданин СССР, а ныне израильский подданный, еду в «чёрти куда», покрытое мраком, таинственное и неизвестное. Впрочем, так оно и было. Но уже буквально через несколько часов после старта нашего «Volkswagen» я понял, что именно в этом и состоит «кайф» наших странствий, что это было начало заразной болезни, называемой автотуризмом.
Вполне возможно, что не все молодые читатели правильно поймут необходимость штурманских функций во время путешествия на автомобиле. Сегодня почти невозможно вообразить, что в кабине водителя отсутствует навигатор, который работает на основе спутниковой GPS (глобальной позиционной системы). Да и я представить не могу, как можно выехать в, мало-мальски незнакомое, даже расположенное всего в километре от дома, место без электронного прокладчика пути. А ведь мы, забегая вперёд, в нашу первую европейскую поездку проехали около трёх тысяч километров с помощью, совсем не обновлённых, мелкомасштабных карт. Не всегда всё шло гладко: иногда ехали совсем не в ту сторону, что было намечено, порой блуждали, отыскивая нужную дорогу, часто разворачивались на 180 градусов, чтобы попасть в запланированное место. Но, сжигая непредусмотренные литры бензина, мы не особо расстраивались, ведь в непредвиденных плутаниях была своя прелесть. Нередко нам представлялась возможность восторгаться, внезапно открывшимися, европейскими панорамами, только потому, что мы заблудились.
Итак, ранним июньским утром мы выехали из мюнхенского аэропорта на четырёхполосный автобан, на дорожных знаках которого время от времени красовалась маркировка Е45. Мы уже знали, что буква Е обозначала, что мы мчимся не по какой-нибудь африканской или австралийской, а по дороге, которая пересекает именно европейские государства. Уже через полтора часа мы подъезжали к австрийской границе. Это уже через несколько лет, с образованием Евросоюза, проезжая по международному шоссе, соединяющему несколько государств, ты не знал, в каком из них находишься. В тот момент, по требованию пограничника, ты ещё должен был предъявить документ, удостоверяющий твою «иностранную» личность. Не доезжая шлагбаума, отделявшего Германию и Австрию, мы остановились на бензозаправочном кемпинге. Почему кемпинге? Да потому, что здесь было всё, что необходимо автотуристу, включая рестораны, кафе, небольшие магазины и туалеты. Кто-то может возразить:
– Подумаешь, какая невидаль, тоже самое есть и в Израиле.
– Согласен, – запальчиво отвечу я, – конечно же есть, но не в таком размахе, чистоте и великолепии.
Достаточно упомянуть туалеты. Вряд ли их стерильность намного отличалась от операционной комнаты ближайшей больницы. Самое удивительное, что когда после посещения немецкого нужника, я подошёл к умывальнику и безуспешно крутил головку крана, а затем догадался приставить руки к нему, ни одной капли воды на них не пролилось.
– Ну вот, и на старуху бывает проруха, – подумал я про себя, -даже в чопорной степенной Германии не всё идеально.
Когда же в смятении я отошёл на полметра от умывальника, послышался звук льющейся воды. Это надо было иметь учёную степень, чтобы чуть позже догадаться, что в полу была вмонтирована специальная кнопка, наступив на которую, нет, нет, не руками, а, в целях соблюдения той же стерильности, ногами ты открывал рукомойный водоток. Пока мы с Эдуардом изучали заграничные туалетные аксессуары, наши жёны, обратив самое пристальное внимание на ценовые ярлыки в придорожном кафе, пришли к выводу, что в начале боевого пути стоит перекусить, приготовленными ещё в Израиле, бутербродами и выпить, заваренный там же, термосный кофе. Мы расположились в, примыкающей к заправке, лесной роще за, специально оборудованными для перекусов, столиками. Не успел я отпить глоток вожделенного кофе, как к нам подошли зрелого возраста, элегантно одетые, мужчина и женщина. Миловидная «фрау», очаровательно улыбаясь, спросила:
– Können wir auch an Ihrem Tisch frühstücken?
Я изучал немецкий язык в школе, в институте и в аспирантуре. Этого оказалось достаточно, чтобы понять, что поскольку остальные столики были заняты, они спрашивают разрешения присесть к нам. Я утвердительно кивнул головой и, претенциозно взирая на Эдика, Любу и Милу, которые в своё время учили английский, не без радушной улыбки, выдавил из себя:
– Bitte
Немолодые супруги поспешно извлекли из, покрытой, похожей на украинский рушник, полотенцем, плетёной корзинки кремовые яйца, нежный, с мясными прожилками, немецкий шпик и свежеиспечённый хлеб. Когда улыбчивая дама стала разливать, из похожего на наш термос, кофе, угощая при этом нас немецким «штруделем» с вишней, её муж, солидный, с роскошными усами, «герр», показывая пальцем на окружающие «Макдональды» и другие «Фастфуды», гротескно проронил:
– Какие же мы с вами молодцы, что питаемся более здоровой и дешёвой пищей, чем кормят в этих заведениях.
Из этой тирады, которую мне тоже удалость перевести, мы поняли, что ошибочно полагали, что все немцы богатые и расточительные люди. На поверку оказалось, что ничто человеческое им не чуждо.
Позавтракав в дружной компании с симпатичными аборигенами, мы продолжили наш трансевропейский маршрут. Проезжая последний немецкий городок Киферсфельден, обратили внимание, что в это раннее воскресное утро мужчины в строгих костюмах и нарядные, сопровождающие их, дамы двигаются в одном направлении. Следуя дальше, мы увидели, что за красочными, с цветами на подоконниках, двухэтажными домиками возвышалась лютеранская кирха с остроконечной крышей и высоким шпилем над входом. Глядя на эту завораживающую картину, Эдуард уважительно произнёс:
– Посмотрите, как народ чтит Всевышнего, надо и нам с тобой, Семён, научиться по субботам ходить в синагогу.
– Для этого, дорогой мой муженёк, – рассмеялась Люба, – тебе прежде всего необходимо приобрести ермолку, талит (молитвенная накидка) и тфилин (маленькие чёрные, надеваемые на руку и на голову, кубические коробочки).
Эдик хотел что-то ответить, но в этот момент в окне автомобиля показалась постройка немецко-австрийской границы. Молчаливый пограничник, едва взглянув на наши паспорта, взмахнул рукой, разрешая проезд на родину Вольфганга Амадея Моцарта и Иоганна Штрауса.
Уже через два часа мы подъезжали к столице федеральной земли Тироль городу Инсбруку. Выполняя при подготовке нашего путешествия домашние задания, которые, как потом оказалось, заняли в два раза больше времени, чем сама поездка, мы с Эдуардом не планировали посещения этого прелестного австрийского городка. Но когда наши жёны ещё издалека увидели город, окружённый кольцом живописных альпийских гор, они почти в унисон, совсем не попросили, а безапелляционно приказали:
– Эдик, даже не думай, немедленно поворачивай в направлении указателя, на котором написано: «Stadtzentrum».
Говорят, что слово женщины – закон для мужчины. Поскольку Эдуард был послушным супругом и, откровенно говоря, совсем не горел желанием спорить с противоположным полом, он тут же повернул руль машины направо, по направлению к тирольскому городу. Уже через четверть часа он припарковал авто на, случайно подвернувшуюся, свободную стоянку в самом центре Инсбрука. Мы тут же окунулись в удивительную средневековую атмосферу старого города. Гуляя среди старинных домов, построенных несколько столетий назад, нас не покидало ощущение, что мы неожиданно переместились в средневековое прошлое. Растроганный Эдуард не преминул произнести:
– Несмотря на то, что я ощутимо проголодался, очень благодарен вам, девочки, что завели меня с Сеней в это городскую древность.
Удовлетворить потребность Эдуарда и устроить себе лёгкий перекус решили в первом же, попавшемся на глаза, баре, примостившегося у главного храма города, кафедрального собора Святого Иакова. Здесь же и отметили наш приезд в Европу свежепенным нефильтрованным пивом с австрийской закуской («вюрстстельстанд») – ассорти из сосисок, сарделек, колбасок и бекона с поджаренным хлебом и горчицей. Произнести, что было архивкусно означало бы ничего не сказать, было лакомно, деликатесно и непревзойдённо.
Когда мы вышли из этой пивной харчевни, я вдруг увидел, красного цвета, трамвай, который, как раз, подошёл к остановке. Он удивительно напомнил львовский трамвай, тем более я знал, что одним из первых в Австро-Венгрии, вскоре после Вены, конный трамвай был запущен именно во Львове, который тогда находился на её территории. Но нахлынувшее чувство ностальгии по родному городу вызвал даже не столько сам трамвай, сколько вывеска над его лобовым стеклом. Там крупными буквами было написано: №1 Bahnhof – Zentrum, что означало «Вокзал – Центр». Точно также во Львове первый номер трамвая прокладывал кольцевой маршрут от железнодорожного терминала к сердцу города, площади Рынок
Заметив, что я чем-то озадачен, Эдуард громогласно провозгласил:
– Сеня, хватит тосковать по неизвестно чему, смотри солнце уже клонится к западу, пора думать о ночлеге. Поехали!
Бывший одессит, как заправский местный таксист, быстро промчался по городу и вывернул на трассу, которая вела к итальянской границе. Не ожидавший такой прыти от новоявленного покорителя европейских дорог, я не преминул заметить:
– Эдик! Ты куда летишь, как необузданный мустанг на родео. Тебе не кажется, что, если мы уже попали в Инсбрук, то здесь и следует найти какой-нибудь дешёвый отель.
– Послушай, Семён! Не мне тебе объяснять, что на альпинистском восхождении всегда есть руководитель группы, которому все подчиняются.
– Но, Эдик, мы же не штурмуем Эверест, – рассердился я, – зачем нам руководитель. Мы всё решаем сообща, так сказать, коллегиально.
– Вот, вот, – криво улыбнулся бывший покоритель горных вершин, – поэтому женщины и решают за нас, куда нам ехать.
– Нам ещё не хватало женского бунта на корабле, – подумал я про себя, и чтобы предотвратить его, миролюбиво сказал:
– Девочки, спокойно! До итальянской границы около шестидесяти километров. Обещаю вам, что прямо в этих чудесных горах, которые сейчас проезжаем, мы ночевать точно не будем.
Умный Эдуард, уловив смысл и тональность моей риторики, тут же продолжил:
– Заверяю вас, дорогие наши жёнушки, что я найду для вас более романтическое место, чем незабываемый Инсбрук, который мы только что покинули.
Пока Эдик, не имея понятия, где мы находимся в данный момент, расписывал, в какой чудесной точке этого тирольского простора мы будем ночевать, я выполняя свои штурманские обязанности, уткнулся в карту. Получилось, что обещанный им приют спокойствия и вдохновения нашёл не он, а я. Просто в путеводителе обнаружился на самой границей с Италией симпатичный отель в австрийской горной деревне под странным названием Грис-на-Бреннере. Свернув с автобана, мы поднялись по крутой серпантинной дороге вверх и, проехав несколько километров, увидели скромное двухэтажное, построенное в тирольском стиле, здание с вывеской «GASTHAUS», что в переводе с немецкого обозначало «Гостевой дом». Это и был тот самый отель, что я увидел на карте.
Прав был Эдуард, когда обещал нашим девочкам романтическое место. Ничего более совершенного, в этом смысле, вряд ли можно было отыскать. Розовые лучи заходящего солнца неназойливо освещали чарующий пейзаж небольшого тирольского селения. Со всех сторон его окружали скалистые горные вершины и живописные зелёные долины, а прямо возле отеля тихо журчала альпийская речка. Пройдёт ещё несколько минут и мы поймём, что неповторимая красота, подсмотренная из окна машины, гармонично сочетается с местным гостеприимством.
Не успели мы переступить порог небольшого отеля, как навстречу нам выбежал молодой мужчина в национальном тирольском костюме. Это были кожаные брюки с гетрами, красочный зелёный пиджак и охотничья шляпа с пером. В руках он держал цветной поднос, на котором красовались, жёлтого цвета, керамические кружки с традиционным горячим яблочным сидром. Создавалось впечатление, что кто-то заранее прислал сюда срочную телеграфную депешу о нашем прибытии. Не успел я подумать, что даже в крупном гранд-отеле вряд ли встречают так даже именитых особ, как в этом очаровательном, больше похожим, на хостел, гостевом доме, из миниатюрного «ресепшен» выпорхнула симпатичная женщина в традиционной, с кружевом, оборками и пышными рукавами, блузке альпийских крестьянок. Она с обезоруживающей широкой улыбкой радостно воскликнула:
– Willkommen liebe Gäste.
Всем было понятно, что эта фраза означала:
– Добро пожаловать дорогие гости!
А ещё было ясно, что нам тут, действительно, рады. На первый мой традиционный вопрос бывшего советского командированного, есть ли в отеле места, хозяйка отеля, как то удивлённо взглянув на меня, непринуждённо пропела:
– Для таких гостей, как вы, у нас всегда имеются свободные комнаты.
Из этого любезного ответа явствовало, что в этой гостинице всегда есть места для всех, кто только открывают его резную деревянную дверь. Вдруг вспомнилось, что всегда и везде во всех, без исключения, гостиницах страны, в которой я родился и вырос, за стойкой администратора маячила вывеска «Свободных мест нет».
Я был безмерно удивлён, когда хозяйка предложила нам посмотреть, подойдут ли нам комнаты, где нам предстоит жить. При таком подходе, я думаю, что, если бы нас даже что-то не устроило, мы бы оставались ночевать именно здесь, а не в другом месте. Однако интерьер и обстановка номеров были выше всяких похвал.
И ещё один, к дополнению ко всему, немаловажный штрих: никто не спросил ни у меня, ни у Эдуарда документы, подтверждающие, что Мила и Люба являются нашими жёнами. Просто поражало, что здесь никого не интересовало, ты спишь с законной (указанной в паспортном штампе) супругой, с недавно познакомившейся подругой или, простите за выражение, проституткой.
Окончательно «добило» меня то, что когда я достал портмоне, чтобы расплатиться, хозяйка отеля, игриво улыбаясь, проворковала:
– Завтра тоже будет день. Если вам понравится, тогда и рассчитаемся.
Я вдруг вспомнил, как в почти миллионном (по количеству жителей) родном Львове, где было не более десяти гостиниц, мне всеми неправдами пришлось устраивать своих оппонентов и членов Учёного совета, приехавших на мою защиту диссертации. Это было, наверное, намного труднее, чем написать саму диссертацию. Если бы я знал про утончённый тирольский гостиничный сервис, который не просто растрогал меня, а вывел из состояния душевного равновесия, возможно, стоило бы устроить заседание диссертационного совета здесь, в миловидном австрийском посёлке Грис-на-Бреннере.
Женщины всегда чувствуют и воспринимают скрытое и затаившееся больше, чем, противоположный им, пол. Наверное, поэтому Мила и Люба, с подозрением вглядываясь в моё тревожное лицо, не сговариваясь, перебивая друг друга, чуть ли не пропели:
– Сенечка, ты не забыл, что в славном израильском «дьюти фри» ты приобрёл бутылку славного французского коньяка «Courvoisier».
Сказано – сделано. Я немедленно извлёк французскую бутылку из моего рюкзака и, за неимением грушевидных коньячных бокалов, разлил её содержимое в керамические кружки и торжественно провозгласил:
– За успешное начало нашего европейского путешествия. Не прошло и одного дня, как мы побывали в двух странах: Германии и Австрии, а от третьей, от Италии, нас отделяет менее десяти километров. За нас! За наших милых дам!
Утро началось с похода на горную речку, которая протекала прямо под окнами нашего «циммера». Тропинка, петляющая вдоль, по-доброму беснующегося, альпийского потока, увела нас в, заколдованный сказочными волшебниками, девственный лес. За шесть лет пребывания в Израиле, восемьдесят процентов которого покрывает пустыня, мы уже отвыкли от зелёного океана, распластавшегося перед нами. Наверное бродили бы по нему целый день, если бы не командорский возглас Эдуарда:
– Господа паломники! Вы, видимо, запамятовали, что к трём часам дня нам предписано быть в наших итальянских апартаментах.
Уже через полчаса мы поспешно завтракали в уютной небольшой ресторации уже нашего, но всё-таки австрийского, гостеприимного отеля. Хотя, по правде говоря, при взгляде на роскошный ассортимент предлагаемых блюд, торопиться совсем не хотелось. Он состоял из сыров, йогуртов, колбасок, сосисок, ветчины, горячих омлетов и отварных яиц. К этому добавлялись добротно заваренный кофе, варенье, джем, мёд, мармелад, разные булочки и свежеиспечённые хлеба.
С, вполне понятным, нежеланием оторвавшись от стола, мы погрузились в наш «Фольксваген». Измеренный линейкой на карте отрезок от нашей гостиницы до итальянского «клаб отеля», умноженный на масштаб карты, показывал, что нам необходимо преодолеть расстояние около четырёхсот километров. Поскольку часы показывали десять утра, стало понятно, что вряд ли мы успеем приехать в обозначенное время. Поэтому, никто даже не подумал возразить, когда через сто километров пути наша машина «на минутку» остановилась в столице Южного Тироля, в небольшом живописном городке под названием Больцано. Эта минутка в числовой мере отразилась промежутком «полтора часа». Но право, никто из нас не заметил, как пролетело время, когда мы гуляли по колоритному, словно вкопанному в дивную, салатового цвета, долину, городку у подножия Доломитовых Альп.
Правильно говорят, что счастливые часов не наблюдают. Возможно поэтому, уже через какие-то шестьдесят километров пути, под надуманным предлогом посещения туалета, мы около часа осматривали старинный итальянский, расположенный в широкой ледниковой долине, город Тренто. В путеводителе я прочёл, что имя города связано с числом «три». Именно долины трёх горных вершин-двухтысячников (Виголава, Монте-Бондоне и Паганелла) стали опорным пунктом продвижения воинских легионов из Древнего Рима через Альпы в Европу.
Наконец, строго наказав самим себе, что эта наша последняя остановка, через тридцать километров мы припарковались выпить кофе в удивительном городке под названием Роверето. Так получилось, что выбранная небольшая кофейня расположилась возле красочного особняка, именуемого Домом Моцарта. Оказалось, что именно здесь двести пятьдесят лет назад состоялся первый концерт гениального композитора.
Ещё через сто километров мы сделали, уже вынужденную, «туалетную остановку» в древнем городе Брешиа. Его возраст был, действительно, более, чем преклонный и насчитывал всего 3200 лет. Как не хотелось прогуляться по городским античностям, но солнце уже закатывалось за горные вершины и, буквально, через полчаса часа их уже должна была накрыть непроглядная темнота
Когда мы в очередной раз выехали на автобан, я снова взглянул на карту: до конечной точки нашего лихого автопробега оставалось всего пятьдесят километров. Но теперь уже слева от меня на водительском месте возвышалась Люба, а уставший Эдуард мирно посапывал на заднем сидении возле Милы. Я неустанно глядел на карту, как бы прокладывая и претворяя в жизнь наш первый маршрут по европейской магистрали. Какая-то наркотическая эйфория и умиротворённая безмятежность охватила меня, когда мы продвигались на машине, а вокруг, теряя свою белизну, погружались в ночной мрак заснеженные вершины альпийских гор.
Когда до цели нашего сегодняшнего напряжённого автопробега оставалось всего пятнадцать километров, я попросил Любу свернуть с нашей трассы направо. Мы выехали на узкую, без разделительного заграждения, дорогу, которая не имела маркировку не на карте, ни в реалии. Чуть позже мы увидели указатель, которой именовал этот горный тракт как Via Panoramica. Совсем нетрудно было догадаться, что в переводе на великий и могучий русский язык это означало «улица Панорамная». В тот момент, в кромешной тьме, прерываемой только тусклым светом фонарных столбов, расположенных на достаточно удалённом расстоянии друг от друга, трудно было увидеть изысканный окружающий ландшафт. Мы скорее ощутили, чем убедились, что эта, с позволения сказать, «обзорная улица» представляла собой многокилометровый серпантин, меняющий своё направление чуть ли не через каждые сто метров. Даже на мелкомасштабной карте было видно, что она больше похожа на раскрученную кем-то рулетку, чем на привычные «авеню» или «стрит». Только следующим утром на «ресепшен» в отеле мы увидели на подробном топографическом плане, что перепад высот, который мы преодолели, составлял почти две тысячи метров. Похоже, что наша милая коллега Анна из Аргентины не предупредила нас, поскольку и сама не подозревала об этом. Она также не предполагала, что в этот поздний вечерний час тяжёлый, почти винтообразный, подъём к нашим апартаментам совпадёт с началом нешуточной и яростной грозы. Я уже не столько смотрел на карту, сколько с тревогой вглядывался в Любу, которая, несмотря на то, что только полтора года назад получила водительские права, с одной стороны, осторожно, а с другой, где-то по-гусарски, на грани фола, управляла флагманом немецкого автомобилестроения.