Ложная игра, или Одинокие в толпе

Вскоре свет, будто оформившись в лучи, стал падать на кровать, повторяя контуры окна. Он отражался от соседнего дома, словно возвещая девушке о начале дня.

Таисия смотрела на плавные движения занавесок, раздуваемых лёгкими дуновениями ветерка. Сердце, подхваченное неуловимой тревогой, отбивало учащённый ритм. Девушке больше никак не удавалось уснуть. Она отвела взгляд от окна. Сегодня никуда не надо было идти, и это едва уловимое осознание лишь настораживало и пугало своей неизвестностью, ведь каждый ныне прошедший день был, насколько это представлялось возможным, известен своим распорядком: как утро сменяет вечер, так и девушка шла в цех и обратно. И в этом порядке не было ни одного иного, «неизвестного» дня. Что ей делать сейчас?..

Вскоре девушка встала, решив хоть как-нибудь унять необъяснимое (хотя, если бы оно и не было таковым, то всё равно никуда не делось бы, тем и ценнее) предчувствие, уже не такое сильное и пугающее нагнетающей тревогой и суетными, сбившимися с толку мыслями, как вчера, но всё же… Всё же некоторые думы, резко проясняющиеся в сознании девушки, заставляли подхваченное тревогой сердце биться чаще. Но где-то внутри, там, где на второй план отходят сиюминутные волнения, тем не менее было тепло и спокойно… Видимо, сейчас девушку пугало, настораживало и это чувство, отчего она была готова делать что угодно, лишь бы не оставаться лежать в скованной тревогой тишине. Порой мы часто пытаемся себя чем-либо занять, будто боимся остаться наедине с собой.

Таисия по обыкновению надела приготовленное с вечера платье, завязала косынку.

Всё это она так же, как и вчера, как и прежде, делала непроизвольно, но теперь все эти движения воспринимались по-иному. На лице застыла лёгкая и едва заметная мечтательная, немного тоскливая улыбка. Лёгкая грусть скорее была грустью по былому, по тому, что, в частности, было ещё вчера, когда этим, точнее уже тем моментам не предавалось особого смысла, чувств, ценности. Хотя что есть ценность для минут? Кажется, что сама по себе она пуста и приобретает значение, лишь наполняясь чувствами и мыслями, быть может, и не всегда направленными на них – на минуты – ведь находиться в постоянном «обращении» к каждой новой секунде, в постоянной попытке ощутить её и её ценность представляется не самым уж воодушевляющим и радостным занятием, скорее отчасти лишающим, не имеющим ничего общего, возможно, и вовсе препятствующим своей задуманной сути, цели. Ведь сладкую грусть воспоминаний можно оставить ностальгии, имеющей свои минуты, часы… Ведь ценность настоящего, кажется, можно выразить не считая каждую секунду, пытаясь раствориться в ней, а только любовью к нему.

В доме было как-то пусто и непривычно тихо. Однако девушке показалось, что мама уже давно не спит, хотя и дверь в её комнату была прикрыта.

Почти на цыпочках подойдя ко входной двери, Таисия остановилась. Сердце кольнуло странным предчувствием. Она обернулась. Из щели неплотно закрытой двери на половицы падал яркий, по сравнению с туманными рассветными сумерками коридора, луч. Девушке захотелось войти в покои, озарённые ласковым утренним, таким чистым и каким-то сияющим светом, крепко обнять такого родного, но так странно ставшего далёким человека… Будто расстояние в пару шагов было почти непреодолимо, в отличие от измерений сердца, в котором их почти ничего не отделяло, которое больно щемило в груди.

Девушка потупила взгляд, сглатывая горький комок уже давно застывших слёз. Она опустила голову, переводя вполне осмысленный взгляд куда-то на щели в половицах, которые обычно оставались незамеченными ею, будучи такими привычными и родными. Уголки её губ едва дёрнулись в горькой улыбке, обращённой к этим доскам, к дому, и, вздохнув, девушка отворила дверь.

                                       * * *

Только Таисия вышла на улицу, как её сразу обдуло весьма прохладным ветром, словно смывая, стирая, прогоняя немую печаль, повисшую над ней туманной дымкой помещения. В безветрие было довольно тепло, но стоило только пронестись новому порыву, как по телу пробегали мурашки, леденя словно весенним утром.

По обыкновению, она направилась по дороге в цех, однако с какой целью – пока и сама не ведала. Подумав об этом, девушка резко приостановилась, обречённо выдыхая. Она вспомнила, что забыла взять с собой листок со схемами, набросками, хотя зачем он ей? Таисия не знала, но просто чувствовала, что он ей может понадобиться. Без него она чувствовала себя более уязвимой, более потерянной, точно забыла часть себя.

Солнце восходило всё выше, всё больше и ярче озаряя давно пробудившийся, а возможно, и вовсе не засыпавший городок, тихо гудя десятками судеб. Скользя по треугольным крышам, ещё румяные лучи отбрасывали с домов длинные тени, рассеивали холодную синеву сизого тумана задержавшейся в отдалённых уголках ночи.

Вспоминая схемы, изображённые на забытом листке, обобщая, проясняя основные принципы и идеи их построения, девушка незаметно для себя ускорила шаг. Найдя, что помнит всё из тех зарисовок, и даже больше того, обозначив сейчас для себя ключевые моменты, представляет их более целостно, девушка незаметно для себя выдохнула, дыша теперь более свободно, расслабив плечи. Ей будто стало гораздо легче, будто она вновь приобрела что-то даже большее, чем было до этого внутри, что-то обозначавшее её, что-то, что теперь уже непоколебимо внутри неё. И это значительнее, чем планы зарисовок, которые, возможно, ещё будут изменяться, дополняться.

Одна из дорог развилки сворачивает в порт. Вдалеке слышатся крики чаек и тихие, шепчущие перекаты волн, сливающиеся воедино с шумом городка, становясь едва уловимыми в отдалённых от берега улочках, незримым духом, пропитывая влажный утренний воздух уже принюхавшейся для многих горожан солоноватой сладостью моря.

Таисия сбавила шаг, вдыхая лёгкий бриз, доносящийся сюда с моря. Он промчался по кронам деревьев к необъятным просторам водной дали, лишь немного задев своим тёплым и мягким прикосновением, казалось, паря выше, чем привычный ветер. Повсюду пели незаметные в салатовом кружеве листвы птицы, а где-то неподалёку стрекотали сверчки, напоминая этими забытыми с зимы, но до боли знакомыми трелями о начале лета, точно воспевая его, разлетаясь, разливаясь по всей округе тихим звоном, подхваченные прохладой ветерка и ароматами трав, ясного голубого неба.

Хотя девушка шла по тому же пути, что и обычно, но то ли из-за того, что всю дорогу размышляла над возможными способами укладки нитей, то ли из-за того, что сейчас стоял уже более поздний час, по сравнению с тем, когда она обычно направлялась в цех, эта дорога ей показалось какой-то иной.

Таисия сбавила шаг, оборачиваясь в сторону причала, скрывающегося за домами и перекрёстками улиц, дорог… Ей показалось, что сейчас там непривычно шумно и многолюдно, в отличие от почти пустующих улиц, по которым она держала путь. Подумав, что, возможно, раньше не обращала внимания на оживлённость причальной зоны, Таисия неохотно продолжила идти вперёд, но вскоре всё же вернулась обратно, свернув по дороге к причалу.

Здесь действительно было на удивление много людей. Все были чем-то взволнованы. Многие громко переговаривались меж собой, а на лицах читались суетность, лёгкая паника и даже страх. За образовавшейся толпой с трудом можно было разглядеть море, а за повисшим над причалом шумом с трудом можно было его расслышать.

– Почему корабль не отправляется?!

– Нет этого молодого человека… как его…

– Я слышал, что его зовут Дженк.

– Но почему не отходит судно? – слышались наперебой тревожные и суетные голоса.

Девушка осторожно проталкивалась сквозь гурьбу, поддавшись панике, словно спешила куда-то. Её окутали необъяснимое чувство и какой-то ужас, сродни тому неумолимому, который может возникнуть в замкнутом и крохотном пространстве, только стенами для неё сейчас оказались люди, сквозь которых она, уже будто не чувствуя прикосновений, пробивалась куда-то вперёд. Кто-то подталкивал её, нагоняя, кого-то, наоборот, приходилось либо обходить, либо просить чуть отойти, либо и вовсе протискиваться меж плотно стоящих друг к другу людей.

Вырвавшись, она остановилась как вкопанная, резко вдыхая, будто вынырнула из-под толщи воды, насколько это было возможным, сильно наполняя свежим морским воздухом грудь. Таисия зажмурилась от неожиданно яркого света. И хотя небо словно утренним туманом, поднявшимся ввысь, было заволочено полупрозрачными светло-пепельными тучами, оно казалось почти белым, от чего не манило теперь своей глубиной, а будто стало ниже, едва не ложась прохладным облаком влаги на водную гладь.

Открыв глаза и невольно задержав дыхание, она сделала долгий выдох. Сердце забилось сильнее и чаще.

Небесный туман, отражающий солнечный свет, на время скрывший лазурную даль лёгким облаком, стал расступаться, подхваченный ветерком. Сквозь плавные по своим очертаниям просветы невесомыми хлопьями облаков расходящейся белой дымки виднелась свело-голубая даль, полная почти растаявшими на едва обозримой высоте пышными перистыми облаками и плывущими по незримой глади кучевыми, подсвечиваемыми золотистыми лучами ещё утреннего солнца.

Таисия перевела взгляд. Дальний берег ещё был погружён в рассветный туман, скрывающий границу между морем и небом, которая, казалось, была мнима даже здесь, с близи. Думалось, что поднимавшийся с водной глади туман был вовсе не туманом, а облаками, рождающимися в ней с каждым новым рассветом и вновь тающими, тяжелея пропитавшейся за день влагой, оседая крупными каплями и испариной ложась с вечера на стёкла домов, на землю.

– О! – тихо и почти неслышно сквозь нарастающий и вновь резко нахлынувший на девушку гомон раздался знакомый голос.

Переведя взор и подняв голову, она увидела стоящего на каких-то бочках и уже вовсю вещавшего на публику Грэгарда.

– Дорогие друзья! – юноша весьма громогласно призвал собравшихся на небольшой причальной площади к вниманию, и это удалось, кажется, даже лучше того, на что он рассчитывал.

Люди, испуганные от неожиданности, в недоумении и удивлении обратили на него взоры.

– Предлагаю больше не дожидаться всеми любимого Дженка и послать вместо него кого-нибудь из присутствующих, – среди людей пробежал шумок. И хотя многие и вовсе не знали о существовании упомянутого выше юноши, а быть может и мужчины, прозвучавший призыв не остался без внимания.

Казалось, что почти все находились в состоянии некой ошарашенности, будто подвластные ещё той, вчерашней панике, неразберихе, нахлынувшей уже новой волной в связи с произошедшим сегодня. Как, впрочем, даже с тем, что молодой человек, стоявший сейчас на бочках и повёрнутый к собравшимся людям, так энергично взял слово, нарушив пелену перешёптываний, домыслов, сплетен. Проявил инициативу, быть может и преднамеренно, преследуя свои цели.

– Предлагаю свою кандидатуру! – вновь прозвучал голос Грэгарда, прорезая тишину усталого от бессонной ночи города. На небольшой причальной площадке снова воцарился шум.

Многие смотрели на него с подозрением, недоверием, но так, будто этот вопрос уже был решён, несмотря на весьма облачную репутацию Грэгарда в городке.

– А как мы можем быть уверены в тебе? – чей-то вопрос, как и все предыдущие изречения Грэгарда, повис над толпой, в который раз оглушённой прозвучавшими словами.

Сердце юноши забилось с новой силой, но он не подал ни малейшего виду, оставаясь таким же невозмутимым, как и прежде.

– …касатик, – — добавила пожилая женщина, ещё сильнее опёршись на клюку, подаваясь вперёд и немного в сторону, по направлению к стоящему перед толпой юноше, поднимая голову и одновременно плечи, как бы вжимая её в них, пытаясь разглядеть что-то во взгляде Грэгарда, в нём самом.

В её интонациях читалась лёгкая задоринка, а на лице – нет, не выискивающая, а скорее проницательная неявная улыбка.

Найдя её взглядом, юноша открыто посмотрел на неё, уже готовый ответить.

Руки женщины периодически сотрясались, как, впрочем, и всё её тело.

Почему-то он медлил. Будто не мог вот так просто и сразу, смотря ей в глаза, сказать пускай и не задуманную заранее, но всё же фразу, на которую быть может и делал ставку.

Теперь Грэгард как-то по-иному смотрел на неё. Смотрел проникнувшись, смотрел сам собой и сам за себя, будто сам на себя. В его взгляде читались те чувства, которые он испытывал сейчас: где-то горечь, где-то азарт, где-то сомнения, но всё в чистоте открытого взора. Открытого, прежде всего, перед собой.

Этим вопросом смотрящая на него женщина словно подыграла юноше, тем обнаружив, раскрыв его игру.

Хоть встреча их взглядов была кратка в секундах, она оказалась куда дольше, а точнее глубже… Она что-то тронула внутри Грэгарда, что-то, чему ещё предстоит оформиться в мысли, в осознание…

Впрочем, видимо, и старушке эта встреча сказала нечто большее, чем слова, ведь через пару мгновений, удовлетворённо кивнув, она отвела взгляд, становясь насколько могла прямо.

– Со мной может отправиться ещё кто-нибудь из желающих, – смотря уже на собравшихся, с долей прежнего невозмутимого взгляда, вымолвил Грэгард не так звучно и интонировано, как делал это в прошлые разы, но всё же его голос прозвучал довольно громко на фоне всеобщей тишины, гонимой лишь редкими робкими перешёптываниями не удержавшихся напряжённых чувств, эмоций и дум.

Повисла тишина недоумевающих взглядов и редких слов, уносящихся вместе с очередным порывом ветерка. Таисию всё никак не отпускали сомнения о причине случившегося вчера… Вполне возможно, что сейчас Грэгард попросту хочет удрать из города.

Она хотела выкрикнуть, но напряжённые связки не могли разомкнуться для нового звука. Тогда девушка вдохнула, открывая рот, будто собиралась что-то сказать.

– Я… – наконец вырвалось из её уст, но, кажется, никто так и не услышал этого голоса, впрочем, и она сама едва смогла различить его среди всеобщего нарастающего шума и гомона.

– Кхм, – девушка как только могла напрягла горло, чтобы почувствовать напряжение, исходящий звук, себя, которая может произвольно вызывать его.

– Я! – толком не набрав в грудь воздуха, резко выкрикнула она, – я еду с вами, – последнюю фразу девушка произнесла уже в тишине обращённых к ней удивлённых и изучающих взглядов.

Она не знала, сколько ещё в этой напряжённой перешёптываниями, случайными и нет взглядами толпе прошло времени, когда её словно разбудил, словно окликнул с лёгкой иронией более чем знакомый голос: «Я, конечно, разных девушек встречал, но чтобы таких отважных – это впервые!».

Глава 2

Небо начинало готовиться к закату, со светлого лазурно-голубого переходя в такие же светлые и нежные персиковые тона. По этой чистой дали незримо плыли разводы облаков, словно огромные хвосты небесных рыб, они величаво и грациозно, поддаваясь течению воздушных масс, мягко извивались над морем, над миром.

– Ты знаешь дорогу? – растворяя витавшую в солёном воздухе тишину, прозвучал немного охрипший после долгого молчания женский голосок.

Почти у самого края борта стояли Грэгард и Таисия. Дул едва прохладный ветерок, с каждым мгновением всё меньше принося с собой запахи города. Девушка только недавно вышла из своей каюты, занимавшись ей почти весь день, но более того сидя уставившись в пространство, несмотря на выдавшийся довольно ясный день, пребывая словно в тумане сна. Голова казалась тяжёлой, и думалось, что вот-вот в окно подует свежий ветерок, нежно ворвавшийся с улиц сонного городка, вместе с первыми лучами будя девушку. Что вот-вот она откроет глаза и всё прояснится в утреннем свете её комнатушки.

– …мы давно знакомы с Дженком. Он много рассказывал об этом, – Таисия не помнила, говорил ли Грэгард что-либо до этой фразы или нет, но всё же не стала переспрашивать об этом. Ей показалось, что, услышав вопрос, он едва уловимо отвёл взгляд в сторону, выдыхая.

– А почему он сам не смог отправиться за механиком? – девушка обернулась к Грэгарду, не отпуская с него проницательного, недоверчивого и даже пристального взгляда.

– Послушай, – он повернулся к ней всем корпусом, прямо и открыто смотря ей в глаза, говоря теперь как-то более уверенно, не ускользая от ответа ни словами, ни взглядом, что и трудно было сказать про него когда-либо, – мы с ним, конечно, знакомы, и давно, но не до такого, чтобы рассказывать друг другу о каждом шаге, – и пускай его слова были наполнены чувствами и мыслями, они, как и прежде, звучали с лёгкой иронией и улыбкой. В нём не было злости и раздражения. Он будто всегда внутренне оставался спокойным, но сочувствующим не безразличным, даже если и не подавал на то вида.

«Но не сказал, что не виделся с ним вчера», – пронеслось в голове у Таисии.

Юноша вздохнул, едва ощутимо отстраняясь от девушки, снова устремляя взор на серую водную гладь, меняющую свои очертания, но смотря будто бы вовсе не на неё.

– Ты, конечно, думаешь, что это я вывел из строя ваш двигатель и теперь у всех на глазах нагло сбегаю из города. Но это не совсем так… – в его глазах грустью отразились блики мягкого света раннего летнего вечера, и теперь, казалось, именно они на мгновения стали центром его внимания.

Засмотревшись на волны, Таисия внимала словам Грэгарда. Но через некоторое время её осенило.

– Что? – она резко развернулась, но юноши уже не было рядом. Её тихий за перекатами морской дали голос возмущением и неожиданностью осознания вырвался громким воскликом.

«Не совсем?!»

Тем временем Грэгард уже увлечённо обменивался фразами с матросами, лишь подмигнув девушке, заметив её недоумевающий и тревожный взгляд, переполненный негодованием.

Уже в молчании, смиряя высшую степень возмущения глубокими и участившимися вдохами, Таисия вновь обернулась к плещущимся за кормой волнам, к дали, необъятным просторам, уходящим в тёплый ясный и свежий своими ароматами и прикосновениями вечер. Показалось, что юноша мягко улыбнулся, нежно смотря на неё…

                                       * * *

Смеркалось, в водной глади небо разводами рисовало затухающий в ясной синеве ранней ночи, сияющий тысячами невесомых и ещё едва заметных звёзд вечер. На палубе только недавно зажгли свечи, тем не менее оставляя многие каюты в туманном безмолвии наступающих сумерек. В коридорах судна приятно пахло просмолённым деревом, средь непостижимых разуму просторов стихий напоминая о чём-то тёплом и уютном, сделанном руками человека, о чём-то земном и родном, о чём-то светлом и духовном, что витало в этих ароматах. Напоминая о том, как много люди могут сделать руками, но прежде всего сердцами.

Волны размеренно ударяли о борта судна, но здесь почему-то совсем не возникало чувства страха находиться посреди безлюдной пустыни моря. Наоборот, казалось, что всё оно было наполнено этим теплом, этой непоколебимой силой людского духа.

Таисия, окутанная пеленой своих мыслей и усталостью, прошла мимо Грэгарда и стоявшего рядом с ним молодого человека. Не успев заранее увернуться в довольно узком коридоре, чуть ли не сбив плечом первого, она поспешила в свою каюту. Когда где-то вдали стихли звуки шагов и глухо ударилась дверь, молодой человек с лёгкой тревогой и взволнованностью перевёл взгляд на Грэгарда, всё ещё повёрнутого в сторону, куда недавно направлялась девушка, но, чуть склонив голову, смотревшего куда-то в пространство чувств и мыслей.

– Какая-то она у тебя странная, – заверил молодой человек, выводя из задумчивости своего приятеля, который, переменившись в выражении лица, деловито кивнул другу, призывая последовать за ним.

Пожав плечами, юноша вслед за Грэгардом направился вперёд по коридору. Он был невысокого роста, подтянут и мускулист. Его светлые волосы вились лёгкими волнами, а походка, да и все прочие манеры были какими-то нагловатыми и самодовольными, расхлябанными, хотя его взгляд и речи часто были совсем не такими, по крайней мере по своему смысловому наполнению.

И только когда они оказались в каюте, освещённой тусклым светом подсвечника с несколькими свечами, а Грэгард, пропуская друга, плотно закрыл дверь, он произнёс: «Во-первых, не у меня, а во-вторых, на себя посмотри».

Грэгард почти сразу продолжил движение к небольшому столу, на котором шумно разложил карту.

– Два сапога… Км… Кх… – с хрипотцой и как бы невзначай начал оставшийся у двери юноша, нарочно закашлявшийся на последних несказанных словах.

По каюте пробежались смешки ещё двух парней, сидевших сбоку.

– Помнишь, ты спрашивал, куда мы идём? – конечно, услышав прозвучавшую реплику и последующие за ней насмешки, Грэгард продолжил уже более спокойно, будто и вовсе ничего не было. Он говорил так же твёрдо.

В ответ молодой человек промолчал, хотя, по-видимому, этот вопрос и прозвучал как риторический.

– Сюда, – Грэгард ткнул в ближайший довольно крупный город на их пути.

Молодой человек подошёл чуть ближе, вытягивая голову, чтобы посмотреть на точку, находящуюся под указательным пальцем приятеля. У юноши была весьма длинная шея, впрочем, она казалась вполне лаконичной при удлинённом овале лица, скорее, прямоугольной формы. Но не успел он и приглядеться, как Грэгард вскочил, в два шага подойдя к оторопевшему парню, выкуривающему всё это время сигару, которая уже через несколько мгновений оказалась вышвырнутой через окно в морскую гладь.

– Сколько можно просить не дымить в каюте? – с полушутливыми интонациями рявкнул Грэгард, после плюхаясь на скрипящие механизмы спального места, завязывая руки в узел перед грудью.

Остальные переглянулись, а вошедший вместе с Грэгардом молодой человек, закатив глаза, покрутил пальцем у виска так, что всем остальным едва ли удалось сдержать смех, всё же вырвавшийся резкими, порой озвученными голосами приятелей выдохами. И хотя молодой человек особо не украсил данное движение мимикой, в его исполнении оно прозвучало крайне подходяще к ситуации, живо и смешливо.

– Одну оставь… – в тишине полусонной каюты раздался голос Грэгарда, охрипший после короткого, но такого глубокого, словно временного омута беспамятства сна.

За бортом всё так же размеренно шумели волны, убаюкивая размеренным тактом. Кормовые огни отражениями качались на волнах, то и дело вспыхивая в синей бирюзе водной глади. Молодой человек, выкуривавший сегодня сигару, по просьбе приятеля задул только две свечи, лёгкий дымок которых, освещённый оставшимся огоньком, вскоре растаял в тёплом дыхании погрузившейся в полутень каюты.

Вскоре, стараясь не шуметь особенно сильно и не тревожить тихие посапывания, впрочем, не всех уснувших приятелей, Грэгард вновь сел за стол, замерев так на некоторое время – то ли в дрёме мыслей, то ли ещё досыпая так неожиданно прервавшиеся для него минуты сна, начавшие свой отсчёт не менее внезапно.

Тёплый огонёк поддавался лёгким отголоскам дыхания юноши, долетавшим до свечи уже прохладными прикосновениями. Трепыхающийся свет каждое мгновение плавно сменял очертания теней, то будто бы притухая, а то словно разгораясь сильнее. Он казался настолько хрупким, будто мог погаснуть в любую секунду. Грэгард выдохнул чуть сильнее. Огонёк наклонился, после только ярче освещая каюту и одиноко мерцая на подсвечнике. После этого дуновения он будто ещё сильнее укоренился на фитильке, желаннее прорезая ночную синь.

Юноша удивился стойкости хрупкого огонька, коря себя за содеянное, хотя в глубине души и знал, верил, что он не погаснет. Он просто не мог.

Пошарив рукой в ящиках под столом, выполнявших с одной стороны своеобразную ножку, Грэгард обнаружил небольшую записную книжку, прошитую кожей. На нескольких первых страницах скорой рукой были набросаны некоторые расчёты. Юноша перелистнул их вместе с последующей пустой страницей, а на вновь образовавшейся свободной «первой» слева в верхнем углу написал дату, а ниже: «Первый день на судне».

Он не знал, зачем это делает, тем более, признаться, никогда не понимал тех, которые ведут дневники. Он хотел было написать об этом, но то ли нечаянно, а быть может нарочно поставил небольшую, даже аккуратную и красивую кляксу. Такую, какой, кажется, и должна быть та самая настоящая из них. Но что-то в ней было не столь идеальное, от чего она казалась ещё милей и родней. Она словно обозначала собой недосказанные мысли и чувства юноши.

Тяжело выдыхая, Грэгард потёр руками лицо, вскоре как-то обречённо и вместе с тем обнадёживающе устало посмотрел на раскрытую книжицу.

Если поначалу ему казалось, что ещё не все присутствующие в каюте уснули, нехотя став сонно-любопытными свидетелями его начинания, то сейчас его почему-то не покидало ощущение, что все уже провалились в сладкую дрёму.

Показалось, что за окном светает. Грэгард закрыл блокнот, убирая его на прежнее место, но чуть по-иному, а затем потушил свечу.

В погрузившейся в свет ночи каюте незанавешенное окно казалось светлее. Смотря в небесную даль, юноша подошёл к нему. Поднеся стоящие ранее всё на том же столе и довольно громко, как показалось в чуткой тишине посвистывающих дыханий, идущие часы к холодному, леденящему свежестью прохлады свету, проникающему сквозь стекло, он обнаружил, что стрелки лишь недавно миновали полуночную отметку. Хотя, как по внутренним ощущениям после сна, так и по необычайно светлой ночи, казалось, что вот-вот горизонт начнёт проясняться, а сменившийся ветер направит судно к новому рассвету. Не думая, что уже уснёт, Грэгард прилёг, но вскоре незаметно погрузился в трепет дрёмы, унося недавно повисшие на сердце грузность и духоту. Не пролежав так и минуты, юноша встал и тихо вышел из каюты.