У Персидской границы

Ей очень не хотелось оставлять одного Анания, так как она опасалась, что его может разорвать какой-нибудь зверь или собака и потому Рахиль вновь подошла к нему.

Кусты вновь зашелестели. Рахиль подняла с земли камень и бросила его в кусты. Тут же из кустов выскочил пёс с верёвкой на шее и сердито залаял.

– Тихо, Шарик, успокойся, – преодолевая испуг, ласково произнесла Рахиль.

Это был пёс Анания. Он подбежал к своему хозяину, лизнул языком его холодеющую руку и тоскливо завыл, задрав свою морду к луне.

Привязанный к столбу, пёс слышал крик и стон своего хозяина. Пёс долго рвался к нему на помощь, о чём говорила кровавая ссадина на шее, пока в отчаянии не перегрыз эту злополучную верёвку и не прибежал к нему. Но было уже поздно. Пёс чувствовал всё это своим преданным сердцем – потому и выл так тоскливо.

Пах, пах, пах, – услышала Рахиль выстрелы.

Это был Данил. Он слышал, как стреляла Рахиль, и слышал, как по саду бежал и кричал поп, что убили Анания и потому, одевшись на ходу, сорвав со стены ружьё и вскочив на коня, прискакал к покойнику.

– Убью, сволочи! – гневно закричал Данил, подойдя к сидящему на колу Ананию.

Вид убитого ножом полоснул по сердцу Данила, и он застонал.

Встревоженные люди с зажжёнными факелами в руках бежали к месту трагического происшествия. Никто из сельчан не сомневался, что это дело рук банды Алихана, который не только упустил угнанный скот, но потерял ещё своих самых смелых и опытных разбойников. Чувство мести затмило его разум, и он метался по лесу израненным зверем, выискивая подходящий момент для мести.

– Прости, Ананий, – сжав от боли кулаки, тихо произнёс Данил и попытался закрыть ему глаза.

– Данил, вон они, – неожиданно произнесла Рахиль.

В темноте она рассмотрела трёх всадников, которые выскочили из реки и помчались в сторону гор, свернув в правую сторону. Там разбойников поджидал Алихан со своей бандой.

– Убью, сволочи, – кричал Данил.

Он вскочил на коня и стал стрелять им в след.

– Господи! Зачем же ты допустил, чтобы эти изверги вместо меня убили Анания? Они ведь точно по мою душу приходили, – в жутком отчаянии причитал поп, возвращаясь к убитому с двумя его сыновьями и женой.

– Яков, ты напрасно казнишь себя. Ты тут ни при чём, им всё равно кого убивать. Попался им Ананий – они убили его. Если бы вышла я, то убили бы меня, – сказала соседка Вера, которая пришла туда вслед за сыном.

– Убили! Изверги! Убили! Анани…й! – подбегая к мужу, кричала его жена Мария.

А когда она увидела изуродованное тело Анания, то стала смеяться страшным, леденящим душу смехом.

– Ха, ха, ха… – летел над ночной степью душераздирающий смех убитой горем женщины.

Она упала на землю и стала биться в истерике, затем села рядом и схватила мужа за руку. В холодеющей руке она почувствовала раздробленные кости. Это сильно испугало её и лишило рассудка. Она вскочила на ноги и со смехом побежала к реке.

– Мама, вернись! – кричали её сыновья.

Одному из них было двадцать, а другому пятнадцать лет. За ними побежали ещё трое мужиков. Мария бежала так быстро, что пятеро мужчин не могли её догнать. И только над речным обрывом схватил её за руку старший сын и прижал к себе.

– Ананий? – тихо спросила она, и снова стала хохотать.

– Всё, Рахиль, пошли, Ананию уже ничто не поможет, нужно спасать его жену Маню. Ты иди к Диворочке, а я пойду готовить для Мани снадобье, чтобы заснула, иначе за ночь она может много бед натворить, – сказала старуха, – да и тебя, Рахиль, нужно умыть – такую страсть перенесла.

– Ты права, бабушка, мне очень страшно, – ответила Рахиль, прижавшись к бабушке.

Потрясённый происшествием, Данил при свете луны один скакал за вооружёнными разбойниками. Его конь просто летел над землёй. Ноги коня едва касались земли. Он вдруг почувствовал лютую ненависть в сердце хозяина. Он чувствовал её всей своей кожей, ушами и сердцем. И потому до предела напрягая свои мускулы, он скакал с возрастающей скоростью.

В это время за садом Жабина Азария, находившегося за рекой, вокруг догорающего костра сидели пятеро казаков и жарили на веретене дикого кабанчика. Азарий ходил вокруг них и из маленького бочоночка наливал им вино в деревянные кружки.

Казак Михаил Чернов с мельчайшими подробностями рассказывал им, как он убил этого кабанчика.

– Только приготовился я стрелять, – начал он рассказ, – как слышу, кабаниха сзади с визгом летит на меня. Я повернулся, глянул и обмер сразу. Клыки во какие. Думаю, ну всё, конец мне. Она прыг на меня. Я за дуб. Она с дуру бац в дуб и врезалась в него клыком. Я – пах в кабанчика. Он завизжал и тут же кувыркнулся вверх ногами. Кабаниха услыхала его прощальный визг, рванула из дуба клык и на меня. Глаза кровью налились, и визжит, как резаная. Тут слышу и сзади визг. Я оглянулся – вижу, прёт прямо на меня прямиком через чащу кабан и хуже кабанихи визжит. Что делать? В кого стрелять? Не знаю. Думаю, ну всё, сейчас оба клыки в меня вонзят. Тут я изловчился – и в сторону, а они со всего маху бац – и впились клыками друг другу в морды. Я взял кабанчика и только…

– Хороший казак ты, Михаил, только брехать маленько любишь, – перебил его рассказ сидящий рядом казак.

– Когда это я брехал? – обиженно спросил Михаил.

Пах, пах, пах, – неожиданно разрезали выстрелы ночную темноту.

– Татары, – с тревогой произнёс Азарий.

– Может кто-нибудь балуется? – спросил Михаил.

– У нас баловаться ружьями, а тем более по ночам, строго запрещено, – ответил Азарий.

Встревоженные выстрелами, они постояли ещё немного и, убедившись, что всё вокруг стихло, вновь сели возле костра и начали пить вино.

Пах, пах, пах, – вновь раздались выстрелы со стороны села.

Азарий залез на вышку, находившуюся недалеко от костра, и сказал:

– Это Данил стрелял. Я вижу зажжённый факел за садом то ли Данила, то ли попа Якова, в темноте не могу точно рассмотреть.

– Что же там произошло? Неужели татары пробрались и нагадили? – задумчиво произнёс Михаил.

– Всё может быть, у нас в селе много татар в работниках – пойди, узнай, кто из них работник, а кто разбойник, – сказал Азарий.

– Следом за Азарием на вышку залезли и казаки.

– Глянь, Азарий, вон три всадника скачут в нашу сторону, – вглядываясь в ночную темноту, сказал Михаил.

– Где? – переспросил Азарий.

– Вон там за садами, – ответил Михаил и показал рукой в сторону дороги, проходившей между садами и полем.

– Может, это наши казаки скачут? – неуверенно произнёс один казак.

– Нет, это татары. Сволочи, что они натворили там? – произнёс Азарий.

– Давай пойдём им наперерез, – с нетерпением произнёс Михаил.

– Нет, Михаил, давай лучше затаимся и подпустим их поближе, иначе уйдут в другую сторону, – произнёс Азарий.

Разбойники взяли курс вправо, так как там был очень удобный подход к лесу.

– Ветер дует в их сторону. Они могут почувствовать запах костра и жареного мяса, – произнёс Михаил.

– Вряд ли учуют, они как бешенные скачут, – сказал Азарий.

Конь Азария, почувствовав возбуждённое состояние своего хозяина, с нетерпением затопал по земле копытами, а затем, приподняв передние ноги, громко заржал. За ним заржали и другие кони.

Услышав ржание коней, разбойники изменили своё направление и поскакали прямо. Но, проскакав небольшое расстояние, они свернули влево, так как впереди находился глубокий овраг.

Теперь Данил скакал прямо на разбойников.

– Быстрей, родной, быстрей, нельзя мне упустить их, – беззвучно шептали губы Данила.

И конь летел, едва касаясь земли.

Расстояние между Данилом и разбойниками было достаточно, чтобы при свете луны можно было попасть в скачущего всадника. Данил хлестнул плетью коня. Конь захрипел и сильнее напряг свои мышцы.

– Хотел бы я знать, откуда у моего коня столько сил? Что руководит им, если он скачет вот так на последнем запале? Что это – любовь ко мне, боязнь смерти или лихачество? – неожиданно подумал Данил, в глубине души жалея своего взмыленного коня.

На скаку Данил нацелил ружьё на разбойников и выстрелил. Пуля пролетела мимо разбойников.

Следом за Данилом скакали пятеро казаков и Азарий, но они не стреляли, так как опасались, что при неудачном выстреле могут попасть в Данила.

Данил на скаку прицелился в спину отставшему разбойнику, но промахнулся.

Впереди вырос глубокий ров. Кони разбойников с трудом преодолели его, отбив от края рва большой пласт земли. Данил вновь прицелился в спину разбойнику. Но, перескакивая через встречный ров, конь задними ногами чуть не сорвался в него. Он тут же захрипел и присел на передние ноги. Рука Данила при выстреле дрогнула, и он попал не в разбойника, а в его коня. Конь сильно заржал, захрипел и свалился на землю. Разбойник истошно закричал. Тогда скачущий впереди него разбойник быстро развернулся и подъехал к нему. За это время Данил подобрался к ним ближе и выстрелил в подсевшего разбойника, ранив его в плечо. От боли разбойник завыл и схватился за рану.

– Убью, сволочи, – сорвалось с губ Данила.

Он выстрелил ещё раз, но пуля пролетела мимо.

Данил оглянулся. Сзади него по-прежнему скакали казаки, но впереди была река, горы и лес, в котором находился аул и мечеть. Попав туда, разбойники сразу же станут неуязвимыми, так как жители аула примут своих сородичей и ополчатся против привольненцев. Мулла бросит клич против неверных, и тогда никакие силы не смогут их остановить – поднимутся все жители аула.

Данил отлично это понимал и потому хотел рассчитаться с разбойниками до того, как они попадут в аул. Знал Данил также и то, что впереди была река с крутыми обрывистыми берегами. Если разбойники плохо знали эти места, то могли сорваться в речку и разбиться о камни – в темноте довольно трудно рассмотреть извивающуюся среди кустов и деревьев реку.

– Быстрей, быстрей, – сквозь зубы процедил Данил.

Он вновь прицелил ружьё в спину разбойника.

«Что предпримут они? Река рядом», – с волнением подумал Данил и выстрелил три раза подряд.

Оба скачущих разбойника пришпорили своих коней и скрылись в зарослях над рекой.

Данил приостановил своего коня в трёх метрах от обрыва. Теперь было очевидно, что разбойники плохо ориентировались в этих местах, иначе они проскакали бы ещё метров двести и перешли реку в удобном месте.

– Прости меня, Господи, – в великом раскаянии произнёс Данил и посмотрел с обрыва в реку.

Но ничего кроме ночной темноты он там не увидел.

Бабушка приготовила снадобье и с трудом напоила им Марию. Ночь Мария проспала спокойно, а утром, распустив свои русые волосы, незаметно прокралась в заднюю избу к своему трёхлетнему сыну Данилу.

Сын, увидев подошедшую к нему мать, радостно произнёс:

– Мама!

– Иди ко мне, Данил, – тихо произнесла Мария, испуганно оглядываясь по сторонам.

Мальчик радостно потянул к ней свои ручки.

– Данил, пойдём кататься?

– Пойдём, – ответил мальчик.

– Мария взяла его на руки и крепко прижала к себе. Ребёнок обнял её ручками за шею. Она хихикнула и стала подкрадываться к открытому окну. Посадив ребёнка на подоконник, она вылезла из избы и взяла на руки сына. Затем она поднесла его к колодцу и спросила:

– Данил, ты хочешь кататься?

– На качелях? – спросил мальчик.

– На качелях, – ответила мать.

– Хочу, – доверчиво ответил сын.

Мать посадила ребёнка в ведро и, раскручивая верёвку, стала опускать его в глубокий колодец.

– Мама! – испугано крикнул ребёнок и заплакал.

Но плача ребёнка она не слышала, а с улыбкой на губах беспрерывно повторяла:

– Катику, катику, Данила.

Ведро стремительно полетело вниз и, ударившись о поверхность воды, скрылось под водой вместе с головой Данила. Вода, вытесняя воздух, потекла в уши, нос и ротик мальчика. Захлебываясь водой, он схватился ручками за край ведра, и, упираясь ножками о дно, приподнялся. Задыхаясь от страха и воды, он не мог ни вздохнуть, ни крикнуть. Несколько секунд он молча стоял в ведре с холодной водой, выплёвывал воду и тёр кулачками закрытые глаза. А когда он их открыл, то из его горла вырвался душераздирающий крик. Он кричал так, будто на него со всех сторон набросились страшные чудовища и терзали его тельце своими длинными острыми клыками. Ведро медленно поплыло вверх. Ноги мальчика подкосились и он сел в ведро. Он забыл все слова. Он не мог вымолвить слово «мама», только лишь однообразный звук «а…а» срывался с его языка и рвался из колодца к небу.

Вытащив ребёнка из колодца и с улыбкой взглянув на него, она снова стала опускать Данила вниз, приговаривая:

– Катику, катику, Данила.

– Миша, чего это твой брат Данил так сильно плачет? – спросил Петриков Самоил, который всю ночь с мужиками просидел возле покойного Анания.

– Дядя Самоил, ни мамы, ни Данила нигде нет.

– Миша, глянь в саду, крик оттуда доноситься, – сказал Самоил.

Михаил забежал за гранатовый куст и увидел мать, которая крутила лебёдку, вытягивая из колодца ведро.

– Катику, катику, Данила, – не замечая Михаила, блаженно повторяла мать.

Михаил спрятался за гранатовый куст. Он понимал, что удержать мать и вытянуть из колодца брата он один не сможет, и потому махнул рукой Самоилу, который смотрел в его сторону.

– Мужики, гляньте, что там случилось, – сказал Самоил мужчинам, входящим во двор.

– Миша, чего там? – спросили они.

– Мама брата моего, Данила, в колодец опустила.

– Господи! Отец Небесный! Верни Мане рассудок, – молились мужики, пока шли к колодцу.

– Миша, сейчас мы подойдем к матери сзади и возьмём её за руки, а ты сразу выхватывай крюк. Да не упусти. На большой скорости его не остановишь. Так совсем дитя загубить можно, – сказал пожилой мужик.

Мария в очередной раз вытащила ребёнка из колодца и одну руку оторвала от крюка. В это время мужики набросились на неё сзади, а Михаил выхватил из её руки крюк и подхватил ведро, в которой находился Данил. Ребёнок, прижавшись к брату, испугано трясся.

– Отдайте! Отдайте мне Данила! Анания отняли, хотите и Данила отнять? – кричала обезумевшая женщина.

– Бабушка, как страшно кричит Маня, прямо жутко мне, – сказала Рахиль бабушке, готовившей возле печи снадобье для Мани.

– Обезумела она от горя. Но ничего, Рахиль, переболеет она, а там потихоньку и на поправку пойдёт. Мне её будет лечить намного легче, чем тебя тогда. Чужих людей лечить намного легче, чем своих близких.

– Я хорошо понимаю Маню, потому что сама однажды чуть не потеряла рассудок.

– Мне тогда очень трудно было лечить тебя, потому что я сама заболела вместе с тобой.

На похороны Анания собралось всё село. Это горе было общим. Его гибель вызвала сильный гнев среди мужчин и посеяла страх в женских сердцах. Каждая женщина, глядя на изуродованное тело Анания, с содроганием думала, что на его месте мог оказаться её муж, отец или сын. Отряд Фёдора Бочарникова прискакал на кладбище с гор после очередного объезда, когда гроб с телом Анания под душераздирающий бабий вой опускали в могилу. Прощальное слово произнёс староста Семён. За ним свою прощальную речь от имени всего отряда произнёс Фёдор Бочарников.

– Прости, Ананий, что мы не смогли уберечь тебя, – боль и отчаяние прервали речь Фёдора, – прости, Ананий. Но мы клянёмся, что отомстим за тебя и уничтожим банду Алихана. И не будем больше отгонять от себя этих шакалов. Мы будем их уничтожать, безжалостно будем уничтожать каждого, кто посягнёт на нашу жизнь, будь то банда Алихана или иная, потому что врагов нужно уничтожать! Если не уничтожим их мы, то они уничтожат нас. Клянусь, что с сегодняшнего дня я буду защищать каждого из вас вплоть до последней капли своей крови. Никто не смеет трогать нас безнаказанно!

– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – вслед за Фёдором поклялся отряд, сопровождая клятву оружейными выстрелами.

Их поддержали и все остальные мужики.

– У…у! – завыли бабы ещё громче.

Иванова Вера пробралась к сыну и, слезливо сморщив губы, тихо произнесла:

– Данил, чё ж теперь будя? Фёдор вон какой крутой мужик. Дал слово – не отступится. Да и мужики все горой за него.

– Мама, с волками жить, надо по-волчьи выть, – необычайно серьёзно ответил ей сын и перевёл свой взгляд на стоявшую среди женщин Рахиль.

Вера отвернулась от Данила и пошла к бабам. Она окончательно поняла, что её сын так же, как и Фёдор, не отступится от своего слова.

Глава пятая

В селе Привольном основную часть работников составляли бедные татары из горных аулов и татары, которые приходили с территории Персии. Они выполняли в основном сезонные работы. Но были и такие, которые работали у одного хозяина по нескольку лет. Это были конюхи и пастухи.

У попа Якова уже полгода работал конюхом шестнадцатилетний парень Абдулла, которого в базарный день привела к попу бабушка.

Поп часто отпускал Абдуллу домой в аул и давал ему продукты, чтобы он отвёз их своей бабушке и младшей сестрёнке.

Поп не разрешал Абдулле ходить по лесу пешком, так как было много случаев, когда на пеших людей в лесу нападали волки и съедали их, – потому всегда давал Абдулле коня и ружьё.

Рано утром Абдулла попрощался со своей бабушкой, взял корзину, в которой привозил виноград и курицу, повесил через плечо ружьё, вскочил на коня и поскакал в Привольное. Он скакал по лесной дороге и сонно посматривал по сторонам, пока не доскакал до ущелья. Этот участок дороги Абдулла не любил, так как в случае нападения волков ускакать оттуда было очень трудно.

Абдулла сильнее пришпорил кнутом своего коня и во весь дух понёсся через ущелье.

Он уже выскочил из ущелья, когда увидел группу вооружённых всадников.

– Турки! – мелькнуло у него в голове.

Своих земляков, даже из чужих аулов, Абдулла сразу же узнал бы по одежде.

«Убегать от них бесполезно, всё равно догонят», – подумал Абдулла и остановился.

– Ты куда едешь? – спросил Абдуллу подъехавший к нему главарь банды Алихан.

– В село Привольное, – ответил Абдулла.

– Зачем едешь? – недовольно произнёс Алихан.

– Я там работаю конюхом у попа Якова, – ответил Абдулла.

– Ты работаешь у этих свиньей? – брезгливо сморщив свое лоснящееся от молодости и крепкого здоровья лицо, спросил Алихан.

– Что ты, брат? В селе Привольном не едят свинью, – с испугом произнёс Абдулла.

– А ну, щенок, давай мне ружьё и слезай с коня, – грубо произнёс Алихан и схватил ружьё.

– Не надо, брат, не забирай у меня ружьё и коня. Я должен вернуть их хозяину, – не выпуская из рук ружьё, закричал Абдулла.

Главарь рассмеялся и, стащив Абдуллу с коня, брезгливо пнул его ногой.

– Жить хочешь? – спросил Алихан, наступив Абдулле на грудь и приставив ко рту ружьё.

– Хочу, очень хочу, не убивай меня, брат. У меня дома осталась маленькая сестра с бабушкой. Они умрут с голоду без меня, – просил Абдулла, вытирая с губ кровь.

– Как твоё имя? – спросил Алихан.

– Моё имя Абдулла, – ответил он и, немного подумав, добавил, – Мамедов Абдулла Гасан оглы. Я живу недалеко от ущелья вон в том ауле.

Он повернулся и показал рукой в сторону своего аула.

От Абдуллы не ускользнуло, как вздрогнул один разбойник, услышав его слова. Он быстро опустил до самых глаз чалму, прикрыв ею лоб и чёрные, нависшие над глазами густые брови, а по бокам закрыл лицо свисающими из-под чалмы тряпками.

– Алихан, дело есть, – тихо сказал он главарю банды и шепнул что-то ему на ухо.

Алихан с удивлением взглянул на него и тут же убрал свою ногу и ружьё с Абдуллы.

Затем оба разбойника отошли в сторону и стали что-то бурно обсуждать.

– Вот что, – вернувшись к Абдулле, сказал Алихан, – щенок попа убил хороших людей, и ещё трое моих лучших людей пропали ночью. Аллах не простит нам, если мы не отомстим за них. Если ты действительно наш брат, то ты должен помочь нам.

– Чем я могу помочь вам? – с удивлением спросил Абдулла.

– Ты должен пойти в село Привольное и отомстить за наших братьев, – сказал Алихан.

– Что я должен сделать? – спросил Абдулла.

– Ты должен убить попа и его щенка, – властным тоном произнёс главарь банды.

– Нет, брат, я не могу убить их, – встав на колени перед Алиханом, произнёс Абдулла.

– Не можешь? Тогда я убью тебя, – сказал Алихан и приставил дуло ружья к уху Абдуллы.

К главарю снова подъехал разбойник с низко опущенной чалмой и тихо сказал:

– Алихан, видит Аллах, он ещё зелёный. Он действительно не сможет убить ни попа, ни его щенка. Позволь мне совершить эту почётную миссию. Только не рассказывай Абдулле ничего ни обо мне, ни о Тарлане. Мы для них давно уже умерли.

– Я тебя понял, – ответил Алихан.

– Не убивай меня, брат, – с грязным от земли лицом Абдулла ползал на коленях перед Алиханом и просил его.

– Абдулла, ты трус, мне противно смотреть на тебя. Брось на землю свою рубаху и уходи домой. Вместо тебя работать к попу поедет Сафар. Он не трус и очень хорошо может работать.

– А как же я верну хозяину ружьё, коня и корзину? – спросил Абдулла.

– Что было в корзине? – спросил главарь.

– Курица и виноград, – ответил мальчик.

– Сафар всё передаст. Уходи, – сердито произнёс Алихан.

Абдулла снял одежду и стал пятиться назад, не поверив, что его действительно отпустили разбойники. Пройдя так метров сто, он быстро развернулся и побежал домой.

Сафар брезгливо поднял с земли холщёвую рубаху, которую сшила Абдулле Сара, надел её и подвязал в поясе тонкой верёвкой, как это часто делали при работе привольненские мужчины…

Сафар был соседом Абдуллы. Восемь лет тому назад, ещё щуплым подростком, он работал пастухом у Кремнёвых. По приказу Алихана он угнал весь их скот и с тех пор стал разбойничать вместе с ним. Теперь в этом сильном широкоплечем человеке невозможно было узнать прежнего подростка. Жители аула говорили, что он пропал. А куда пропал – никто не знал. Люди из аула часто пропадали. Три года тому назад пропал и Тарлан, старший брат Абдуллы.

– Помолимся, провожая брата на святое дело, громко произнёс главарь банды.

Разбойники соскочили со своих коней, достали из сумок, свисающих по обеим сторонам коней, маленькие коврики, положили их на землю и стали молиться. Помолившись, они несколько раз ударились головой о землю и неистово закричали:

– Аллаху акбару! Аллаху акбару! Аллаху акбару!

Не раздумывая, Сафар схватил с земли корзину, вскочил на коня и поскакал в село под крики:

– Аллаху акбару!

Сафар отъехал совсем недалеко от разбойников, как его конь спотыкнулся на правую ногу на ровном месте.

– Би-сми-Лляхи! (С именем Аллаха!) – вздрогнув от нехорошей приметы, произнёс Сафар.

– Би-сми-Лляхи! – закричали ему вслед разбойники.

Выехав из леса, Сафар сразу же увидел впереди себя трёх скачущих казаков.

– Плохая примета, когда конь спотыкается на ровном месте. Не успел выехать из леса, как тут же на казаков нарвался, – подумал Сафар.

Но обратного пути у него не было, и он поскакал дальше по дороге, ведущей в село. Казаки поскакали к нему наперерез.

– Ты кто такой, мужик? – спросил один из казаков.

– Я сосед Абдуллы, работника попа Якова, – уверенно произнёс Сафар.

– Знаю такого, – ответил казак и спросил, – а где он сам?

– Его сильно искусала собака, и он попросил меня вернуть хозяину ружьё, коня и вот эту корзину, – невозмутимо ответил Сафар, хотя ему самому очень хотелось сорвать со спины ружьё и перестрелять казаков.

– Хорошо, проезжай, – произнёс всё тот же казак.

Сафар поскакал в село, а следом за ним мирно поехали казаки.

Поп кормил в загоне гусей, когда Сафар подъехал к его воротам.

– Что-то поздновато приехал нынче Абдулла, – увидев всадника, остановившегося возле его ворот, подумал поп.

Он поставил ведро с зерном на землю и пошёл открывать калитку, но, подойдя к калитке, вместо Абдуллы он увидел незнакомого, крепкого телосложения татарина.

– Здравствуй, хозяин, – довольно сносно, по-русски, произнёс Сафар.

– Здорово, – ответил поп, с интересом рассматривая Сафара.

– Хозяин, Абдулла попросил меня, чтобы я привёз тебе коня, ружьё и корзину.

– А что случилось с Абдуллой? – спросил поп.

– Его сильно искусала собака, теперь он не может работать, попросил меня, чтобы я поработал вместо него, – произнёс Сафар, и в его глазах блеснул хищный огонёк.

– Как зовут тебя? – спросил поп.

– Сафар, – ответил он.

Хозяин открыл калитку и впустил Сафара во двор.

– Хозяин, вот твой конь, ружьё и корзина. Как я обещал Абдулле, так всё и исполнил, – произнёс Сафар, передавая ружьё и узду попу.

– Коня привяжи к столбику возле загона и ружьё там же повесь, – сказал поп.

Сафар отдал корзину хозяину и с ружьём за спиной повёл коня к столбику.

– Рахиль, накорми работника, да скажи, чтобы вычистил коровник, а как управится, пусть наколет дров.