bannerbanner
ПутешестВеник, или С приветом по Тибетам
ПутешестВеник, или С приветом по Тибетамполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
12 из 14

Словно по волшебству, из-за облака выходит солнышко, и уже с трудом верится в реальность того разгула непогоды, который был каких-то двадцать минут назад. Стряхнув снег с курток, достаём газовую горелку и греемся. Мои запасные сухие носки Натали одевает, как варежки, на руки. Обхватив её, сижу, в свою очередь охватывая вдвоём тепло горелки. Почти уютно.



Настроение сразу поднимается. От куртки Натали идёт пар, всё-таки она промокла, несмотря на технологию гортекс, хотя и не так, как её брюки, которые ниже коленей пришлось выжимать.

Согревшись и выдвинувшись дальше понимаем, что и озеро не то, что должно быть у вершины, да и до главного перевала ещё не дошли. Но, с хорошим настроением идётся значительно легче. Вскоре выходим на верхнюю точку нашей коры, буквально замотанную ритуальными флагами. Озеро значительно крупнее, а предыдущего, видимо, до ливней вообще не было. Оно образовалось только благодаря обилию осадков, а туристы, проходившие кору в хорошую погоду, просто не видели его. GPS действительно показывает, что-то около дела.

Высшая точка коры – перевал Долма Ла. Высота по альпинистским меркам невысока пять тысяч семьсот шестьдесят метров, но, всё-таки, это на сто метров выше Эльбруса, самой высокой точки Европы. Делаем остановку на фотосессию.

Фотографируемся на фоне всех местных украшений, перевалов. Вообще, у тибетцев особое, почтительное отношение к перевалам. Неоднократно в транспорте мы слышали, как, проезжая перевал, местные произносят на выдохе хором нечто вроде «Буш», возможно, выражая почтение американскому президенту, хотя вряд ли.

Зачастую, водители автобусов делают на перевалах остановку, для того, чтобы люди могли развесить молитвенные флаги. Ведь ветер, развевая их, разносит эти молитвы по всему свету!

Движемся теперь уже вниз. Тропинки практически нет, хотя снег уже сдаёт свои позиции и остаётся лишь в редких местах значительного скопления. Рельеф как будто после взрыва в каменоломне, тут похоже прошёл сель или камнепад, и склон, хоть и более пологий, но сплошь усыпан камнями, которые иногда даже шевелятся под ногами.

Перед спуском в долину с горы, далеко внизу видим четыре палатки армейского образца. Наверняка, там можно будет перекусить и передохнуть.

Тогда я ещё не догадывался, насколько оказался прав…

Людям свойственно недооценивать силу природы. Любой альпинист скажет, что кора – это лёгкая прогулка, а видя, как некоторые местные идут чуть ли не в сандалиях, легко веришь в то, что ничего тут случиться не может. Спуск вниз, наверное, меньше километра. По всем раскладам минут десять, или четверть часа, со скидкой на осторожность на скользких и острых камнях.

И тут начинается град со шквальным ветром, который заставляет иногда поворачиваться к нему спиной, настолько сильно хлещет он своими порывами. Долина моментально становится белой. Палатки, обещавшие кров и пищу, порой просто пропадают из вида. Страшно поскользнуться или подвернуть ногу. Натали, вопреки моим опасениям, поймала какой-то кураж и смеётся, крича что-то про мои планы и про то, что строить их можно только с целью посмешить Бога.

Пригнувшись, как под обстрелом, пробираемся наконец к палатке. Тибетец, встретивший нас в основной палатке, тоже смеётся, но ободряет. Даёт нам по чаше с каким-то горьким напитком. Знатное пойло, буквально пару глотков и по телу растекается приятное тепло. А что, так можно было? Надеюсь, это не наркосодержащее средство, а хотя, какого чёрта, лей ещё, мужик! Он скалится, но наливает уже просто чай.

Из его объяснений понимаем, что прогноз ещё вчера был такой, что из посёлка сегодня вышли только самые безбашенные. Гиды свои группы увели рано утром, а новых не пришло. Зачем мы не послушались?

А кто бы нам сказал! Мы дикие туристы. Или просто дикие?

Град по палатке барабанит, как пулемётная очередь. Сидим у тибетского подобия буржуйки. Судя по всему, переждать буйство духов не удастся и выдвигаться сегодня уже нет смысла. Едим, с радушным хозяином, какое-то их блюдо. Аппетитные кусочки мяса, зажаренные в муке, от уровня жирности которого дома бы у нас был рвотный рефлекс, но здесь организм благодарно принимает его без проблем. Тибетец зовёт эту смесь «цампа».

Наш спаситель зовёт меня во вторую палатку и, выхватывая из темноты лучом фонарика стопку одеял, показывает, укладывая свою щеку на свою ладонь, мол, спать можете здесь. Спрашиваю, сколько. Машет головой, не надо. Не всё так плохо в мире, пока есть такие люди.

Возвращаемся к очагу. Натали, после вчерашней бурной, но такой короткой ночи, уже клюёт носом. Забираю её, устраиваем в куче одеял берлогу и забываемся в тёплом и сладком сне.

Этой ночью мне снова приснился он.



На этот раз он сидел с нами у очага, где мы недавно так вкусно ужинали. Он сидел рядом с нашим хозяином, с которым они радушно приветствовали друг друга, и, видимо по-тибетски, начали что-то оживлённо обсуждать.

Натали спала, свернувшись как котёнок, пригревшийся у печурки.

Дождавшись паузы в их разговоре, я поспешно заговорил с ним.

– Я пришёл, как ты и хотел в эти святые, как я думал, места. Где мне найти тебя? Я не знаю, твоя ли эта помощь, и не эта ли девушка главная цель моих поисков здесь? Но это, действительно, перевернуло мою жизнь. Где ты, я хочу увидеть тебя?

– Но ты и так видишь меня, а решить, что ты хотел найти на самом деле, можешь только ты сам.

– Нет, я хочу увидеть тебя вживую.

– Вживую? Земное существование в Тибете не безусловная ценность, поэтому смерть не страшит этот народ. Огонёк в очаге этого бедняка приготовил пищу, которая накормила тебя, а в золотом светильнике в Потале горит такой же, но он олицетворяет веру. Цель тысяч верующих, найти Бога и служить ему. Ты едва обрёл любовь, но ты уже боишься потерять её. Но ведь она, как и этот огонь, дала тепло, которое ушло, но оно не исчезло, и не сможет исчезнуть. Тепло огня могло приготовить пищу, осязаемую, со своим запахом и вкусом, а могло стать символом веры для тысяч паломников, и разойтись по миру в их сердцах. Ты боишься сказать ей, что ты не можешь иметь детей?

– Я этого не говорил, не потому, что я боюсь. Но я не хочу потерять её.

– Но ведь и ты, и она, переродитесь, и вернётесь в этот мир, или ты думал, что всё так легко закончится, и ты уйдёшь на небо звёздочкой? В вечность? Ваша любовь будет греть многие ваши реинкарнации. А вы даже ваше занятие любовью, как вы называете, создание детей, превратили в развлечения и забаву. Наши монахи занимаются этим только тогда, когда они хотят дать жизнь своему потомству. Иногда случается, что монахи влюбляются в девушек и просят тогда снять с них духовный сан, чтобы вступить в брак со своей избранницей. Этому не чинится никаких препятствий. В вашем же обществе, даже монахам запрещают отношения с женщиной, потому что, даже монахи превращают эти отношения в блуд. В Тибете есть замечательная поговорка: "На пятый этаж Поталы не взойти, минуя первый". Любовь, настоящая любовь, такой же путь к духовному совершенству, как и стремление к познанию высшей цели. Не желай что-то на завтра, ведь неизвестно, будет ли у тебя сегодня…




Глава девятая. Сэр Джонс, ваша карта бита! Сдавайтесь…


Помнишь, милая, ты когда-то говорила: человек – целый океан. Знакомые проходят по щиколотку в воде. Приятели окунаются и спешат на берег. Редкий друг отваживается доплыть до буйка. И лишь по-настоящему любящий плывёт дальше, покуда не исчезнет полоска пляжа. (с)

Татьяна Коган. Персональный апокалипсис.

Я даже не помню, во сколько мы легли, но погода, сделав невозможным наше продвижение по маршруту, преподнесла нам настоящий подарок. Давно мы так рано не ложились и столько не спали! Проснулись рано, без будильника. Прогрели мы своё логово основательно, поэтому можно не спеша понежиться ещё какое-то время.

Не знаю, что за пойло мы вчера хлебнули, но оно явно не только согревает. Я даже не помню, как мы спали, но первоначальный план снять только ботинки явно провалился. От слова совсем. А ведь неизвестно, что это за одеяла, и кто под ними уже спал.

Вот опять…

Не зря мой старец из сна разносит меня за моё занудство. Судьба дарит мне любовь, о которой я не мог и мечтать, просто потому, что не представлял, что такое возможно, а меня заботят такие мелочи, как одеяла.

Натали откидывает стопку одеял и сладко потягивается, заставляя мой мозг снова погружаться в кислородное голодание. Но уже через секунду она понимает всю поспешность такого поступка и зарывается обратно. Даже в полусумраке палатки видно, что изо рта вырывается пар. Гляжу наконец на часы. Ого, ещё только полпятого.

Валяемся ещё немного, просто обнявшись. Даже болтать лень. На улице совсем тихо. Хотя, какая улица? Всё ещё мыслю, как человек города.

Минут через пятнадцать слышу в тишине последний протяжный зевок Натали, и вот, она собирается с силами, и начинает подниматься. Выуживает из своего рюкзака комплект чистого белья, натягивает новую футболку, чем вызывает у меня нездоровые мысли о моём свинстве. Я-то шёл на двенадцать часов. А порядочная девушка, даже на первом свидании, должна быть готова наутро произвести фурор. Ой, или это не о совсем порядочных девушках?

Я же давал ей вчера свои запасные махровые носки надеть как варежки и погреть руки. Чистые и почти новые. Ну, по моим меркам. И скорее всего, она не отказалась только из вежливости. Лежу и осознаю, что вероятно в месте, где наши тела недавно соприкасались, мокрой от пота была только моя половина.

Как вот у женщин так получается, даже соприкасаясь с нами, они остаются чистыми и свежими. Или это у нас, у мужиков, такая суперсила, собирать всю грязь в отношениях себе. Готов бежать и обтираться снегом!.. Из ступора меня выводит Натали.

– Я, конечно, понимаю, что ждать кофе в постель в нынешних условиях – полная глупость, но ты можешь хотя бы не заставлять ждать тебя? Марш на разведку! Хотелось бы хотя бы почистить зубы и ещё – в туалет. Разведай, где минимальные шансы встретить зрителей. Кустов здесь, я так понимаю, не ожидается.

На выходе из палатки чуть не спотыкаюсь об оставленный заботливым хозяином трёхлитровый термос. Вода – почти кипяток. Чувствую себя добытчиком! На улице туманная морось, видимость метров десять не больше, но туман, на удивление, приятный. Такое ощущение, что в палатке холоднее, чем снаружи.

Из палатки хозяев показывается морда собаки. В самой палатке света нет. Кайлас отсюда уже не виден, но в его стороне огромное белое пятно, напоминающее о полнолунии. Совершив утреннюю прогулку, завтракаем разведённым бульоном и галетами. Натали, с таинственным видом, достаёт, из невесть какой заначки, шоколадный батончик. Завариваем ещё и чай. Благодать! Завтрак аристократов. Ни один пятизвёздочный отель не способен подарить такое.

Самая сложная часть коры позади. Утро не предвещает непогоды, а туман начинает развеиваться. Думаю, что пообедаем мы уже в Дарчене.

Оставляю в горлышке термоса, прижав пробкой, стоюаневую купюру. Ни одно доброе дело не должно оставаться без оплаты. Запаковываемся и выходим в сторону Дарчена.

По дороге заходим в монастырь. Название не помню, но он оказался единственным на этом участке до самого Дарчена. В нём нас тоже радушно встречает служитель.



Мы сегодня, походу, очень редкие, если не единственные визитёры. Позже узнаю, что такая пурга, как та, что была нам уготована богами Кайласа, в июле месяце случается даже не каждый год. Это к вопросу о везучести и предначертанности судьбы.

А сегодня, словно компенсируя все неудобства, что выпали нам вчера, вышло яркое солнце, да запекло так, что мы снимаем куртки. Невольно вспоминаю строки:

«Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,

На мутном небе мгла носилась;

Луна, как бледное пятно,

Сквозь тучи мрачные желтела,

И ты печальная сидела -

А нынче… погляди в окно»

Прочесть бы их сейчас Натали. Хотя, наверно, это должно быть заложено в детстве. Ассоциации. После посещения монастыря, решаем выйти к виднеющейся слева речушке, благо берег тут пологий. Течение стремительное, но у берега кто-то, с помощью камней, сделал затон.

Появился шанс слегка сгладить своё свинство. Раздеваюсь и собираюсь купаться. Слышу теперь уже от Натали, интернациональное – "Крейзи!"

Вода просто ледяная, но собираю волю в кулак, так же, как само по себе собирается в кулак моё мужское достоинство. Мысленно простившись с ним, сажусь. "А-а-а!"

Я даже сам не ожидал от себя такой морозостойкости, но первый шок проходит, надпочечники выбрасывают в кровь кучу какой-то химии, ну или вода, сжалившись надо мной, становится теплее.

Встаю на дрожащие в коленках ноги, и пытаюсь сделать вид, для Натали, что никуда не тороплюсь. Протираюсь водой, зачерпываю несколько пригоршней себе на голову, потом отправляю одну в сторону Натали. А нечего стоять с таким видом, словно увидела у себя на озёрах выползающую Несси! Это же у них где-то озеро Лох-Несс?

Выходя из воды, зову её присоединиться, но сам понимаю, что ни секунды больше я не выдержу. Ведь небесный звон, раздающийся с каждым моим шагом, раздаётся не из храма. Понимаю происхождение слова "м***звон".

Но на солнце, на удивление быстро, согреваюсь и даже ложусь позагорать на коврик.



Натали глядит с лёгким ужасом на всё это действо и спрашивает: "вода действительно не холодная?" Подавляя распирающий меня смех и делая самое правдивое лицо, какое только могу, обещаю, что только вначале немного непривычно, а потом просто освежает.

Натали задумчиво смотрит на горизонт в одну сторону, потом в другую, но таких сумасшедших, как мы, пока не намечается. Закатывает штаны до уровня шорт, снимает верх и предупреждает меня с очень серьёзным лицом, что если я попытаюсь подтолкнуть её, обрызгать, короче, хоть какую-то из глупых мальчишечьих шуток провернуть, то я познаю на себе настоящий её гнев и буду медитировать в воде до заката.

Оставшись топлесс, заходит насколько возможно, чтобы не замочить шорты и через тридцать секунд обернувшись дарит мне взгляд, способный разжечь костёр. Развожу руками и округляю глаза. Потом показываю выставленный вверх палец и говорю, как в детстве: "Здолово!"

Она вертит головой из стороны в сторону: "Ну ты и …"

Ничего хорошего мне это не сулит.

Она отворачивается и ставит руки на пояс. Стоит почти минуту, словно наблюдая за течением реки. Её пальцы ног наверняка уже теряют чувствительность, а она наклоняется и начинает брызгать себе на грудь, на лицо и даже моет свои короткие волосы. У этой девчонки точно есть стальные … Нет, не нервы.

Я наблюдаю со спины, но всё равно это ужасно пугающе и в то же время эротично. Есть в этом что-то от подглядывания, поэтому стряхиваю оцепенение, беру свою футболку и готовлю вместо полотенца. Подхожу к ней, и начинаю сушить волосы. Почему-то в голове рисуется картина как я еду, делая борозду, как немец в Менши, пару сотен метров головой до стены храма.

Но она, как ни в чём не бывало, идёт на коврик и садится по-турецки.

– Какое блаженство. Может, останусь здесь, и тогда ты мне, как мужчина, станешь не интересен? – На губах играет зловещая улыбка. Глаза слегка прищурены, губы поджаты. Напряжение звенит в воздухе.

Вспоминаю, что перелили остатки кипятка в свой термос и даже заварили пакетик чая. Судорожно, излишне театрально торопясь, наливаю чашку и, склонив голову почти до колен, подаю на вытянутых руках ей.

– О, прими мой дар, богиня. Позволь твоему рабу увести тебя отсюда.

– Ладно. Так и быть. Отогревай меня. Но я ещё не простила тебя!

Обнимаю её сзади, прижимаю к себе. Боже, она просто ледяная. Накрываю её курткой ноги, а свою кладу ей на плечи. Солнце, спустя буквально несколько минут, начинает делать своё дело. Тёмная ткань нагревается, согревая и нас. Она сползает спиной на коврик и кладёт голову мне на колени.

Пытаюсь поцеловать её, но она останавливает меня.

– Слушай, давно хотела тебе кое-что сказать и, наверно, если сейчас не скажу, то потом будет уже поздно. Только дослушай и помни, что всё менялось по мере того, как я узнавала тебя.

– Ты совсем не знаешь меня.

– Нет. Послушай, наша встреча, там в кафе. Она не была случайной.

– Случайности не случайны.

– Да постой. Мне и так трудно собрать мысли в кучу.

– Оставайся россыпью. Я знаю. Я видел тебя в Урумчи. Ты летела на месте 34D.

– Ух ты! А ты, действительно, полон сюрпризов. А почему ты ни разу не говорил об этом раньше.

– Потому что человек, сидевший на месте 34С, сидел в Кашгаре, в том кафе за столиком в углу, когда ты появилась на той улочке. Я подумал, что у вас встреча, но ты даже не поздоровалась с ним, хотя не могла не видеть его. Он был в трёх метрах за мной, и он, наверняка, даже слышал каждое слово нашего разговора.

– Его зовут Ману. Он работает на моего дядю.

– А ещё, он был на вокзале в Каргалыке. Но ехал он не с нами в автобусе. Наверно, он очень переживал за тебя, но при этом ты осталась со мной в одном номере. Он явно был встревожен.

– Ты всё это знал? И предпочёл поддаться обману?

– Ты лучшее, что случалось со мной в жизни. Я не думал, что ты хочешь меня убить, ограбить, а если бы и так, то это было бы, по крайней мере, настоящей жизнью. Ну, знаешь, как самка каракурта съедает самца. Я был готов. Ты уже забрала моё сердце, хочешь сделать это буквально? Я готов.

– Дурачок! Мне надо, чтобы ты был жив и здоров. Теперь слушай. Мой дядя, Анхей, работает в какой-то международной организации. Я не знаю, какие у них там секреты. Не важно. Я давно хотела побывать на Тибете. Он знал, что я люблю путешествовать и люблю приключения.

И вот, он связался со мной и сказал, что они наблюдают за необычными людьми и особенно, когда они собираются заняться чем-то необычным. Он предложил попробовать завязать знакомство с тобой и пройти задуманный тобой маршрут. Я знаю, он бы никогда не пошёл на это, но нескольких его людей ты просто проигнорировал. Начиная с России.

– Я не очень люблю сходиться с людьми.

– Да, я заметила. И ещё, ты не говоришь по-английски. А следить за тобой на пустынных дорогах Тибета, не привлекая внимания, невозможно. И мне стало интересно. Он говорил что-то о стечении факторов в тебе и о том, что твой интерес к Тибету может быть совсем не праздной тягой к мистике. Кстати, он и мне говорил с самого детства об исключительности, и ещё кучу какой-то эзотерики. Индусы повёрнуты на этом.

– Я обычный человек. Супергерой из меня так себе.

– Ты не поверишь, но именно это я и подумала тогда, в Каши. Даже немного разочаровалась. Пока не заговорила с тобой. Твоя непосредственность. Никакой попытки произвести впечатление. Никакой рисовки. Ты не пытаешься залезть в душу. Словно только заговорив, ты знаешь о человеке всё, что тебе интересно. Ты как ребёнок. Это что-то! Сколько тебе лет?

– Возраст Христа.

– Две тысячи семь?

– Да нет, тридцать три.

– А, ты про этот возраст! Ты словно до сих пор делаешь свои первые шаги и смотришь на мир, как в первый день. В тебе нет сомнений. Ты словно знаешь, что будет в следующее мгновение. Как у тебя это получается? Ты слаб и беспомощен, на первый взгляд, но как только я начала узнавать тебя. Ты как тигр. Р-р-р. Ты спокоен, ты также мягко ступаешь. Тебе некуда торопиться, ты уже знаешь, что тебя ждёт добыча. Плавность. Грация. Не знаю, как объяснить. Даже рядом с тобой так спокойно и хорошо. И тепло, как сейчас.

– Это просто солнце. И контраст, после холодной воды.

– И да, кстати, это. Ты сам не понимаешь этого. Ты как в той притче. Если ты увидишь, как упадёт манго, ты не станешь подходить к нему, ты раскроешь ладонь, чтобы следующее могло упасть тебе в руку.

– Не знаю, что такое манго, но помнится, Ньютону яблоко упало на голову. Может быть больно.

– Ага, и теперь весь мир живёт по его закону, а манго я тебя обязательно угощу, оно божественно. Слушай, как бы то ни было. Мой дядя уже едет спасать меня из твоих похотливых рук. – При этих словах, она наигранно грозно взглянула на меня. – И меня ждёт, я полагаю, крутая порка. Сегодня – завтра он будет уже у озера Манасаровар. Ну ты знаешь, священное озеро, примерно в двадцати км от нас. Для индусов оно святыня, он едет туда как паломник. В санскритских Пуранах, уже тысячу семьсот лет назад, говорится об обхождении вокруг озера, как о священном действии. Существует легенда, что божества искупали царицу Махамайю, мать Будды, в этом озере, перед тем, как она родила своего великого сына. Тибетцы называют озеро Пема Хлацо – Божественное озеро лотоса. И ещё, он хочет встретиться с тобой.

– А то, что было между нами, это по-настоящему или…

– Слышишь, если бы я тебя не знала, ты бы уже сейчас получил в морду. Если ты не признаешься моему дяде, что ты хочешь просить моей руки по возвращению домой, то я не знаю, что я с тобой сделаю. Она резко вскочила прямо со спины на ноги и её руки прорезали воздух перед моим носом, но сосчитать сколько раз даже я не смог.

– Можешь хоть сто раз так сделать. Ты реально думаешь, когда ты полуодета, я буду следить за твоими руками? Да даже если они будут опускаться в мою глупую башку, я буду думать только об одном! – Сказал я, вываливая язык, а потом вытаращил глаза, часто задышал и изобразил текущие слюни собаки Павлова.

– Всё, ты покойник!

Спустя, теперь уже так получилось, что час, мы выдвинулись к своей палатке. Интересно, в Дарчене вечерний шторм был столь же яростным, как на перевале? Как там наши вещи?

Но больше сюрпризов Кайлас нам не преподнёс. Палатка, правда, лежала на боку, опрокинутая не то ветром, не то каким-то шутником, и не улетела, видимо, только из-за неподъёмного веса моего рюкзака. Стенка, ставшая крышей, прогнувшись, собрала лужу, но внутри всё было сухо. И даже в таком положении она никого не заинтересовала, никто не посягнул на чужие вещи.

Отобедав в нашем кафе, мы договорились с официантом оставить на хранение мой рюкзак, на день – два. Я твёрдо намерился вернуться, и отыскать своего старца. Натали толком не знала, следовать за мной или ждать меня где-то, в компании дяди. Для себя она не видела смысла идти ещё на одну кору. Максимум, посетить, не спеша, храмы, что мы пробежали в спешке на первом проходе.

– Это твоя затея. Твоя внутренняя работа, и ты должен быть сосредоточен. А я, действительно, уже готова отдохнуть. Может даже мне стоит поехать в Лхасу? В конце концов, я всё равно не готова возвратиться с тобой, прямо отсюда, в Россию, а тебя не пустят ко мне без визы. Может, стоит загадать место встречи. Париж? Нет, слишком пошло. Венеция? Нет, лучше, где-то на пляже. Ты приедешь, как незнакомец, и начнёшь за мной ухаживать по-настоящему. Это будет наш жаркий курортный роман…

Телефон в её кармане властно завибрировал. Она подняла трубку, и мне опять показалось, что они спорят. Или у них язык такой? Или стиль общения? Это, как слыша немецкий, мне всегда кажется, что меня велят расстрелять. Ну, или с приходом перестройки, у этого немецкого «я, я» появился ещё один подтекст, и, соответственно, перспектива для меня похуже расстрела.

– Ну, почему? Почему он меня все ещё считает ребёнком. И ведь это именно они изобрели Кама Сутру. И это они только-только приняли закон «О запрете детских браков». Или он именно тебя боится рядом со мной видеть? Ты там у себя не маньяк какой? Давай, едем, он жаждет познакомиться. Но номера лучше отдельно заказать, я сказала, что мы чисто друзья. И, как он так быстро добрался, тут по два дня не можешь с точки сдвинуться…

К трём часам дня мы уже были у шлагбаума на выезде из Дарчена. Охранник заинтересовался наличием у нас квитанции о въезде, Натали начала ему что-то, почему-то по-английски, объяснять.

Тут на горизонте появился пыльный столб, потом послышался шум надрывающегося мотора. Водителю явно было плевать на подвеску и топливо, а пассажиры, наверно, не имели привычки жаловаться, что их везут, как дрова. Вслед за мной, а потом Натали, на это обратил внимание и страж шлагбаума.

Точка, порождающая пылевую бурю, на глазах превращалась в огромный джип. Потом, в какой-то момент, он резко раздвоился, отчего стал похож на мираж в пустыне. Подлетев к нам, они синхронно развернулись и замерли. Двери одного из них открылись ещё на развороте, и людей из него, казалось, выбросило торможением, так стремительно они высыпали на площадку перед шлагбаумом, создав периметр.

На страницу:
12 из 14