Тайна Ирминсуля

И снова прикосновение к губам любопытной бабочки, которая снимает жар своими прохладными крыльями. Или это поцелуи, Маша не знает, но ей так хорошо, и колючие иглы сменяются приятными мурашками, в ладонях теплеет, пальцам больше не холодно. В ладонях бьются новые два маленьких горячих сердца – тук-тук, тук-тук.

– А сейчас помоги мне, почувствуй мою магию кончиками пальцев и прими её… Никакой опасности для тебя она не представляет… – шепчет всё тот же голос на ухо, обдавая тёплым дыханием, и кажется, будто именно это тепло греет всё тело.

На кончиках пальцев действительно возникает ощущение прикосновения – как будто Машины руки касаются прохладной воды в жаркий летний день. Эта вода успокаивает, расслабляет… Подумала об этом, и прохлада обняла запястье, остудила биение в центре ладоней, на запястье, успокаивая… Тук-тук. Тук. Тук… Тук… А потом и вовсе уснула.

Чужие губы отодвинулись от губ Маши:

– Всё закончилось!

Глаза сами собой открылись. Рядом было лицо Армана, красивое, внимательное и серьёзное.

«Какие у него серые глаза… Как осеннее небо…» – Маша вдруг подумала, что ей до безумия нравятся эти глаза, на которые упала непослушная чёрная прядь, и негустые широкие брови, и этот прямой нос с лёгкой горбинкой, и губы, чётко очерченные, один уголок поднимается вверх в улыбке… И эта милая небольшая ямочка на подбородке, и лёгкая щетина, обозначающая будущую мужественную растительность на лице…

«Всё закончилось, дурёха! Но ты можешь воспользоваться ситуацией и отблагодарить его ответным поцелуем», – едкий Голос заставил Машу очнуться.

Арман помог Мариэль сесть на скамью, взмахнул рукой, и ледяная стена осыпалась мелкой крошкой. У входа в грот стояли молча Люсиль и Антуан, хмурившаяся девушка – скрестив руки на груди, а на губах молодого человека ухмылка играла во весь рот.

Оба шагнули под свод, хрустя обувью по ледяным осколкам.

– Ты самостоятельно пытался решить конфликт магий? – хмуро спросила Люсиль, садясь на скамью, по другую сторону от Мариэль, на бледном лице которой застыло отсутствующее выражение. – Глупо. Ты сильно рисковал.

– Но ведь получилось же, – устало откликнулся Арман. Тяжело встал, набрал снега в пригоршню и протёр лицо.

– А стену зачем поставил? – Антуан присел, заглядывая в мутные глаза сестры. Зрачки в них вдруг расширились, девушка застонала, схватившись за голову, и юный провокатор поспешил отойти в сторону. – Мы бы помогли…

– Вы бы её добили. Прекрасно знаешь, что в критической ситуации вмешательство разных магий равно контрудару. Поэтому я закрылся от ваших потоков.

Мария осмелилась поднять взгляд. В настоящий момент её больше волновал не тот факт, что она могла снова умереть, а то, что парень Люсиль поцеловал и не один раз её, Машу-Мариэль. Пусть это даже было сделано в целях спасения, но тем не менее. Хихикающий Голос только подливал масло в огонь.

– Я хочу домой, – пробормотала Мария. – Мне плохо.

Люсиль вздохнула и полезла куда-то под плащ:

– А так хорошо день начинался… Подожди, сейчас, – вытащила небольшой узкий флакон, зубами открыла пробку и протянула подруге, – выпей.

– Что это?

Вместо ответа Люсиль повернулась на скамье и развернула Мариэль за плечи к себе:

– Скажи-ка правду, подруга, ты ведь так ничего и не вспомнила? Солгала лекарю, да? Потому что если бы ты помнила то, чему учат нас с самого детства, – принимать чужую магию – этого бы не случилось!

– «Давай твою лапку!» – сказал один кролик, – пискнул Антуан и протянул свои руки ладонями вниз.

Люсиль улыбнулась углом рта и снова сердито обратилась к Мариэль:

– Вот именно. Как можно было забыть этот стишок, который нам вдалбливают с рождения? Как ты могла допустить отравление магией, да ещё Армана, м? Чего молчишь? Признавайся!

Маша покачала головой:

– Я ничего не помню. Вообще.

Антуан присвиснул и с интересом прислонился к стене, готовый слушать.

– Ни про магию, ни про то, как надо к ней относиться? Что вообще у тебя за дар? – Маша неопределённо пожала плечами на вопрос, и Люсиль вопросительно повернулась к Антуану. Тот откашлялся, готовясь рассказать интересное:

– По всем признакам, огневик. Вчера запустила в меня бейлар, а потом её вывернуло на лестнице. Может, её дар ядовитый сам по себе? – с долей язвительности предположил братец.

Люсиль задумчиво вложила в вялые пальцы подруги открытый флакон:

– Пей. Почти понятно. Если огонь Мари был настолько слаб, что отравился от простого прикосновения к магу воды, то как она могла создать бейлар?

Арман покачал головой и вытянул ноги, садясь на свободное месте, по другую сторону от Мариэль:

– Огонь, возможно, в Мари и есть, но я уверен, что она менталист. Какой конкретно, не скажу, но этот дар у неё есть. И не спорьте со мной: я двадцать лет с менталистом живу.

У Антуана открылся рот:

– Не хочешь ли ты сказать, что у моей сестрёнки две основные магии?.. Как-то это нечестно… – нервно вышел из грота. Через минуту снежки один за одним полетели в ближайший ствол дерева. – Надо нам всем тоже задрыхнуть у водопада!

Люсиль рассмеялась:

– Не завидуй, Анчи, если у Мари две конфликтные магии, то она первая пострадает… Эй, подруга, очнись! О тебе разговариваем! – златовласка весело толкнула плечом Мари, задумчиво потирающую лоб. – А вообще, знаете что? Мы все должны помочь ей вспомнить.

– Господин Майн сказал, что её память сама восстановится, но через октагона два-три, не раньше. Не вижу особого смысла тратить время на это, а научить принимать чужую магию надо, считаю, – Арман потянулся, лениво поднялся и вскоре вместе с Антуаном соревновался в меткости.

Люсиль заставила Мари выпить содержимое флакона и покачала головой:

– Выглядишь ты, подруга, не очень. А меня завтра отец отправляет на горячие магические источники. Я, конечно, чувствую себя отлично, но отца разве переубедишь? Хочешь остаться у меня ночевать? Мы бы о многом поговорили… – Мари отрицательно покачала головой. На её щеке, что не была спрятана стыдливой рукой, пылал румянец, а из-под полуопущенных ресниц вот-вот готова была показаться слеза. – Не хочешь, твоё дело… А давай я тебе помогу книги подобрать, чтобы ты быстрее вспомнила?

– У нас дома есть всё, – встрял Антуан, не отвлекаясь от игры.

– Если ты знал, что она ничего не помнит, почему сам не позаботился?

– А я откуда знал, что Мари отупела, как куль, простите, забыла всё?

Люсьен встала, отряхнула плащ от снега:

– Пойдёмте в тепло, кажется, я начинаю замерзать, – девушка помогла Мари подняться. – Не переживай, мы все тебе поможем. И начнём хотя бы со стихотворения про кроликов. Ты запомнишь последнюю фразу, а когда будешь знакомиться с новыми магами, эту фразу мысленно произнесёшь и представишь двух кроликов…

Мари продолжала хранить молчание, изредка морщилась, словно её беспокоили приступы головной боли, и послушно шла рядом с Люсиль, взявшей её под руку. Юноши последовали за ними, по пути продолжая швырять снежки в разные мишени.

Люсиль прочистила горло:

– Слушай стих:

Одним ранним утром

Два кролика белых

Два кролика белых

Решили сыграть.

«Ах, как же мы будем?..»

«Да, как же мы будем

Друг другу наш бейлар,

Наш бейлар бросать?»

«Давай твою лапку!» –

сказал один кролик.

«Возьми! И давай мне свою!

Пусть магия слышит,

Пусть магия примет,

Darganfon a derby anju!»

Я тебе учебник дам, там он есть. То есть, ты должна протянуть магу руку, представить, что у тебя на руке сидит маленький кролик, а у него на руке – второй…

Маша улыбнулась:

– Неужели все маги так делают? И господин Аурелий тоже в кроликов играет?

Молодые люди, шедшие позади и хором повторявшие стишок, засмеялись. Подруга улыбнулась:

– Нет, конечно, взрослые умеют контролировать дар, но на всякий случай избегают рукопожатия. А этот стих-считалку учат все дети, потому что во время игры запросто могут коснуться друг друга. Конечно, не у всех есть дар с рождения, но предосторожность не помешает, не так ли?

– Согласна, – Мария благодарно кивнула Люсиль и, набравшись смелости, спросила. – А про Вестника можно узнать?

– Ого, вот это у тебя интересы!

Люсиль пообещала найти сборник легенд и ещё две-три полезные книжки: «Сегодня вечером пришлю тебе порталом. Не переживай, на эту мелочь силы у меня всегда есть! Главное – не испугайся, если резко вылетит. Где стол твой стоит, я знаю».

Вскоре дружная четвёрка сидела в гостевой зале, Люсиль успела рассказать Мари о магических способностях и их видах. И, слушая подругу, Маша вдруг поняла назойливый интерес де Трасси к тому, что происходило у соседей. В этом году сразу четверо новобранцев от Лабасса уезжали в академию, и родителям Люсиль было важно, чтобы на одном с ней факультете не оказались ненужные друзья. Во всяком случае, эта версия Мари показалась приемлемой.

По сегодняшнему раскладу, Арман, Антуан и Мари могли оказаться на факультете стихийников, а Люсиль – среди пространственников, если только принципиально не выберет тот же факультет, что и друзья детства. Спросить об этом Мари не успела у подруги – её позвали родители попрощаться с господином Майном. Намёк был понят, и Арман тоже засобирался домой, пришлось и де Венеттам присоединиться.

Во время прощания г-н Аурелий наклонился с высоты своего роста к голове Мари и сказал:

– Не знаю, юная сирра, что с вами случилось, но определённо, сегодня вы мне нравитесь больше, чем прежде. Выражу надежду на то, что восстановившаяся память не ввергнет вас в прежний омут соблазнов.

Г-н де Трасси, это теперь Мари знала, был менталистом с даром интуиции. В какой-то степени можно было сказать, что он видел людей насквозь. Поэтому девушка покраснела и тихо поблагодарила хозяина имения.

На улице, возле подведённых к крыльцу лошадей, возникла небольшая заминка. Антуан и Арман лихо вскочили в сёдла, а Мари, когда ей помогли взобраться, так громко ахнула и вцепилась в седло, что появился новый повод для шуточек Антуана.

– Ну, знаешь, после кроликов я вообще ничему не удивляюсь! – поразилась Люсиль неуклюжести Мариэль.

– Ничего, она вспомнит! – Арман проехался на лошади рядом. – Я провожу их до замка. Лишняя помощь не помешает.

Антуан и не скрывал радости: доброволец избавил от необходимости плестись рядом с сестрой. Братец пришпорил коня и помчался вперёд, не подозревая о разговоре, который начался спустя несколько минут молчания между его сестрой и Арманом.

Глава 8. Настырный Вестник

Ему показалось, что он раздвоился, раскололся пополам, и одна его половина была горячей как огонь, а другая холодной как лед, одна была нежной, другая – жестокой, одна – трепетной, другая – твердой как камень. И каждая половина его раздвоившегося «я» старалась уничтожить другую.

Рэй Бредбери, «451 градус по Фаренгейту»

Поначалу Мария думала только о том, как бы не свалиться с лошади, но тело Мариэль быстро вспомнило удовольствие от езды, и стало легче. Арман ехал рядом, задумчиво поглядывая на расстилающееся со всех сторон белое полотно.

Большой Снегопад, который всегда с особым нетерпением ждали лабассцы, приносил с собой не только сугробы: надежду на богатый урожай и праздники в честь Белой Владычицы – в эти два октагона закладывалось будущее. Но, пожалуй, самым главным в эти дни был дар Владычицы, о котором мало кто задумывался. Дороги заметало, и снегопад вынуждал жителей сидеть дома, не тратить день на пустословие с соседом. Сосредоточение мыслей, очищение помыслов и познание себя – вот что мог означать главный подарок Владычицы смертным.

И как здорово было ехать по этому простору под медленно падающими снежинками, пить тишину и прохладный воздух мелкими глотками и думать о своём!

Над головами неспешных путников пролетела белоснежная птица с длинными крыльями, негромко крикнула, сделала круг и рассыпалась снежными завитками. Арман проследил за её движением, после исчезновения вскинул руку – и с земли вспорхнул снег, оформился в тельце с крыльями. Вверху парила новая снежная птица. Она набрала высоту, замерла в воздухе, ожидая приказа. Арман снова сделал взмах рукой, и птица умчалась куда-то вперёд.

– Матушка беспокоится обо мне, – подумав, что надо объяснить Мариэль происходящее, юноша обернулся и понял: девушка ничего не заметила.

Ехала она, опустив голову и украдкой вытирая слёзы.

– Мари? – позвал он, придерживая коня, который и без того шёл медленно.

Она не ответила, сглатывая ком, застрявший в горле, лишь покачала головой, мол, не хочу разговаривать. Арман помолчал.

– … Хочу извиниться перед тобой. Возможно, я не должен был делать это, но ничего другого мне в голову не пришло. Прости. И ещё… – он немного подумал, – меня удивило кое-что, я не стал говорить об этом нашим… Я слышал твои мысли, как будто два разных человека говорили одновременно, когда я… спасал тебя… И меня это беспокоит, Мари. Могу ли я помочь тебе?

Девушка всхлипнула и в очередной раз вытерла мокрой перчаткой щёку. Знал бы Арман, как ей было тошно! И не только сейчас. Часа два назад, едва угроза отравления магией миновала, Голос оживился и по обыкновению принялся возбуждённо рассказывать секреты из жизни Мариэль, от которых стало дурно. А состояние, которое друзья приняли за шок, называлось на самом деле: «Хочу провалиться от стыда под землю!»

Голос хвастался, как однажды Мариэль соблазнила Армана на поцелуй, чтобы почувствовать в этом превосходство над Люсиль. А после не раз шантажировала Армана разоблачением перед подругой и получала новые порции неохотных ласк. Как он, должно быть, ненавидел Мариэль! А она тешила своё самолюбие: украла у Люсиль хоть что-то, принадлежавшее ей. Голос признался, распаляясь от гордости, что Мариэль всё же планировала рассказать Люсиль правду и устроить всё таким образом, чтобы доказательства измены Армана оказались несомненными.

«За что мне это порочное тело и разум? – горевала Маша. – В Москве я хотя бы могла свободно думать и уважать себя. А здесь… как только вся правда вырвется наружу, поток презрения остановить будет невозможно…»

«Наложи печать молчания на него!» – вдруг придумал Голос, вняв логике переживаний, и теперь досаждал истерикой. Голова гудела от непрерываемого монолога: Голос понял, что Маша не собирается ничего предпринимать; в речь вплетались оскорбления и напоминания об ущербности в прошлой жизни, не забыла про мать, незаслуженно страдавшую без малого восемнадцать лет.

И сожаление о том, что она так и не умерла, стало последней каплей в переполнившейся чаше: слёзы стыда и безысходности хлынули и остановиться уже не могли. Находился ли в Люмерии хоть один близкий человек, друг, знакомый, перед которым не было бы стыдно?

По размышлении особое значение приобрели слова г-на де Трасси об омуте соблазнов, в который бросалась прежняя Мариэль. И тем более стала понятна холодность родителей Люсиль по отношению к Арману. Если, допустим, г-н Аурелий не мог знать всех грязных подробностей, то как интуит не желал его в качестве жениха своей дочери: кому нужен зять, легко подпадающий под чужое влияние и тем более изменяющий будущей жене?

Надо отдать должное мудрости де Трасси: судя по спокойствию Люсиль, родители пощадили её чувства и не поделились с ней подозрениями, однако выдвинули обязательное условие – не обмениваться в их присутствии знаками влюблённых. Вероятно, поэтому Люсиль сегодня на прогулке выбрала Антуана в качестве спутника. Но стоило четвёрке оказаться в одной комнате без лишних свидетелей, Люсиль и Арман не отходили друг от друга, доказывая нежность внутри своей пары.

Де Трасси надеялись, что пребывание в Академии поможет переключить внимание Люсиль на более стоящих кандидатов. И более чем вероятно, что г-н Аурелий не собирался ждать лета, с которым начиналось обучение. Златовласка по секрету сообщила друзьям, что в конце следующего октагона (через десять дней) в замке де Трасси состоится бал в честь новобранцев Лабасса с приглашением большого количества гостей, в том числе из других провинций. Если Маша мыслила в верном направлении, то организационная интрига состояла в подборе будущих сокурсников для Люсиль и, разумеется, потенциальных женихов. В том, что де Трасси умеют добиваться своего, можно было и не сомневаться.

Характерно, что, пока они ехали рядом, Арман не пытался утешать Мариэль, льющую слёзы. Сколько ему, должно быть, досталось от взбалмошной подруги! Не исключено, когда-то слёзы уже выступали как тяжёлое орудие в манипулировании: расплакалась – стал утешать – попросила поцеловать – поцеловал.

Голос издал смешок: «Да, так всё и было в первый раз. И во второй. На третий он уже сопротивлялся…» Маша с трудом подавила рвотный порыв. Мало того, что мерное покачивание на лошади её укачало, ещё и голова разболелась не на шутку.

Арман, заметив ёрзанье девушки в седле, спросил, не хочет ли она чего-нибудь.

– Хочу пить, – тихо призналась Маша. Про жгучее желание оказаться дома смысла говорить не было.

Он на ходу расстегнул сумку, притороченную к седлу, достал флягу в кожаном чехле, открыл и протянул:

– Это вода из нашего Волчьего Логова.

Вода показалась вкусной, напоминающей минеральную. Отпив порядочное количество, вернула сосуд:

– Спасибо. Чуть-чуть осталось.

– Ничего страшного, по дороге домой наберу ещё. Надо же, ты забыла многое, но благодарение на древнем языке помнишь, – поразился Арман.

– Ты о чём?

– О «спасибо». Хотя нет, показалось…

Совпадение или нет, голова стала меньше болеть, а Голос замолчал, дав, наконец, покой мыслям. Осознав облегчение, Мария ткнула пятками в бок животного, и Ром, так звали коня, одобрительно фыркнул, переходя на рысь.

В желудке сладко замерло от ощущения полёта, а потом – несколько минут ускоренной езды. Тычок – и Ром поскакал галопом. Замелькали деревья, растущие по обеим сторонам дороги, в ушах засвистел ветер. Вот это была скорость! Ах, как стало весело!

– Эй, ты не свалишься?! – спросил Арман, равняясь с Мариэль. Ему тоже надоело плестись по снегу в начинающихся сумерках, но пугала перспектива вернуть де Венеттам тело Мариэль.

– Не-а-а! Я! Лечу-у-у! – закричала Маша, отпуская одной рукой поводья и отбрасывая её крылом самолёта. Впервые за всё время пребывания в «персональном раю» она была счастлива.

Не прошло и получаса, доехали до развилки. Маша натянула поводья, и Ром перешёл на шаг, остановился, фыркая недовольно.

– Куда нам? – повернулась в седле Мария.

Арман кашлянул и засмеялся:

– Ты даже дорогу домой забыла? Тебе налево, мне – направо. Но, знаешь, я всё-таки побуду твоим проводником до конца. Вдруг ты опять решишь заночевать под Ирминсулем. Вон он, кстати, видишь?

Арман ткнул пальцем в тёмную полосу на севере – укрытый снегом лес и одинокое коричневое пятно перед ним. Мариэль импульсивно направила коня к Ирминсулю.

– Куда ты, глупая?! К нему пешком ходят. Да и поздно уже, – Арман пришпорил коня, догнал девушку и преградил дорогу. – Возвращайся домой, не испытывай судьбу!

Маша с сожалением бросила взгляд на желанное дерево. И правда, далековато, к тому же Арману домой возвращаться, а она – ничего, завтра уговорит родителей отпустить сюда.

– Хорошо, ты прав! – она натянула поводья, поворачивая лошадь, и обрадованный Ром не заставил себя уговаривать – пустился рысью домой.

Оказалось, что замок совсем рядом. Едва показались стены, Мария натянула поводья: «Тпр-ру!» До чего ж приятно думать спокойно, не нервничая и без диалогов с Голосом. «Эй, ты где? Чего молчишь?» – обратилась она к Голосу. Ответа не последовало. Уверенности в том, что внутренняя прежняя Мариэль исчезла навсегда, не было. Но замолчала как-то она совсем уж резко, ушла, не попрощавшись… Сразу, после того, как глотнула воды из священного источника…

– Арман, можно мне ещё твоей воды? – попросила у юноши. Тот протянул сосуд, и Маша заставила себя выпить до последней капли холодную воду. Если это было лекарство от сумасшествия, то оно по праву могло называться самым вкусным в мире. Пока пила короткими глотками, покачиваясь из-за нетерпеливого Рома, желающего быстрее оказаться в конюшне с ароматным сеном, додумала одну, засевшую ещё у де Трасси, мысль. – А вопрос тебе можно задать?

– Конечно, Мари.

– Признайся честно, ты тоже не хочешь учиться на одном факультете со мной и Антуаном? – спросила она и приложилась к горлышку фляги, чтобы сделать очередной глоток.

Арман хмыкнул и с особым интересом окинул взглядом наездницу:

– Удивляешь. Если совсем честно, то Антуана я бы, пожалуй, ещё выдержал…

Маша одним махом допила последнюю воду и вернула флягу:

– Спасибо, я так и думала.

– Ты просила честности.

– Да, и спасибо за неё.

Был у неё порыв попросить прощения за некрасивые поступки Мариэль и пообещать не отравлять жизнь в будущем, однако пока решила не делать этого: судьба Маши в теле Мариэль казалась неопределённой. Что если она обнадёжит этого милого молодого человека и однажды проснётся у себя в квартире? А здесь, в Люмерии, в своё тело вернётся прежняя Мариэль и продолжит жить, как жила до своего сна у священного дерева? Но Маша обязательно что-нибудь придумает, хотя и времени мало (лишь бы Голос не помешал), чтобы помочь Арману, даже если это будет последнее, что она успеет здесь сделать.

До парадного входа в замок оставалось немного, как вдруг лошади забеспокоились, остановились и захрапели, не желая идти вперёд.

– Что такое, моя хорошая? – сколько Арман ни понукал лошадь, та ржала и готова была сбросить хозяина, лишь бы не повиноваться.

От ворот к ним подбежал мужчина, судя по одежде, слуга.

– Что случилось, Джером? – Арман узнал конюха де Венетт.

– Ох, сир! Ума не приложим, что такое! Тёмная магия – не иначе. А ведь и днём выводили лошадок в другие ворота. Господин Рафэль всё осмотрел на предмет проклятия, но ничего не обнаружил. Мы бы позабыли про этот конфуз, но только что молодой господин слетел с лошади аккурат перед воротиной. Благодарение Владычице, здоров молодой сир, но лошадь наотрез отказалась входить. Мы её сызнова через хоздвор и завели-то. Вот господин Рафэль приставил меня ожидать вас и предупредить. Вы бы слезли с лошадок-то, не поминём шархала, но как бы и вы не пострадали!

Арман мгновенно спрыгнул с лошади и помог спешиться Мариэль. Слуга взял её лошадь под уздцы и собрался сделать круг подальше от парадных ворот.

– Знаешь, я тоже с ним пойду, – Маша повернулась к Арману, не собиравшемуся следовать за конюхом. Она догадалась, что напугало животных. Усмиряя дрожь во всем теле, протянула руку и заставила себя улыбнуться. – Проверим, кролики не поссорились?

Арман также вежливо улыбнулся в ответ, протянул свою руку, коснулся сначала кончиков пальцев девушки и только потом пожал всю ладонь:

– Кажется, не успели. Благодарю за сегодняшний день. Он хоть и был, мягко говоря, неожиданным, но всё же порадовал меня финалом.

Мария кивнула:

– Спасибо, что меня спас. До свидания, будь осторожен по дороге домой, – наверное, назойливо было бы затягивать прощание, и она, подняв юбки над сугробами, торопливо пошла за Джеромом.

Арман посмотрел ей вслед, потёр задумчиво щеку, тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Вскочил на лошадь, и та охотно унесла его назад, по направлению к развилке – подальше от чего-то страшного, находящегося у ворот замка де Венетт.

Следуя за слугой, Мария попала в конюшню. Не зная, куда идти дальше, чтобы вернуться в свою комнату, она прошлась меж стойл, с удовольствием рассматривая лошадей и даже позабыв о причине, вынудившей оказаться здесь.

– Изволите чего-нибудь? – обратился к ней Джером, неся охапку сена для Рома. Значит, Джером – конюх, понятно.

– Позови Жанетту, пожалуйста.

Джером неопределённо крякнул и смылся, оставив Машу наедине с лошадьми, задумчиво жующими сено и поглядывающими на гостью. Всего в конюшне находилось восемь лошадей, двух из них, своего Рома и Антуановскую Перси, Маша уже запомнила, поэтому пошла к остальным. Одна из лошадок (непонятно, это был он или она) заставила восхищённо остановиться, снять перчатку и протянуть руку к умной морде. Карие глаза смотрели на девушку, так показалось, насмешливо.

– Ах, ты красавица! А у меня ничего вкусного с собой нет, прости. Но в следующий раз я обязательно принесу тебе хлеба или морковки. Ты же любишь морковку?.. Как тебя зовут? – Маша гладила подставленную золотистую морду. Лошадь фыркнула и потрясла головой, соглашаясь со сказанным.

– Это Мечта госпожи. Вероятно, вы подзабыли, сирра, – ответил за животное вернувшийся Джером. Подошёл и потеребил гриву. – Скотина, а тоже чувствует, что госпожа заболела. Пятый день дальше общего загона не ходит. На пробежку бы ей, в снегу поваляться.