Большой снег в этом году пришёл слишком рано. Даже Лабасская пророчица Потинья, у которой на каждый случай было своё правильное объяснение, поначалу пришла в замешательство.

Собравшись с мыслями, а точнее, со всеми домыслами в округе, она предрекла младенцам и новобранцам этого года сильнейший дар. Лабассцы в застольных семейных беседах выражали надежду о воскрешении былой славы своей родины или, как минимум, провинции. На чудо от Белой Владычицы надеялись все: от вечного скептика герцога де Трасси до самой нищей крестьянки Лабасса, ожидающей дитя.

Спешно осмотрели магические гнёзда, в чистоте ли они. Гнёздами здесь прозвали священные места, ибо получившие дар подобны птенцам, обретшим умение летать. В Лабасской провинции было два таких гнезда: местный водопад Волчье логово и раскидистый ясень Ирминсуль. Последняя святыня носила имя своего родителя – королевского ясеня, растущего в саду светоносного короля Роланда III, да хранит его дар Белая Владычица!

По преданию, в Лабасс саженец королевского Ирминсуля был привезён лет пятьсот назад сиром Алтувием Трасси, успешно посажен и взращен. За вклад в белую магию Люмерии сир Алтувий Трасси получил от короля титул герцога, приставку «де» к имени и солидное годовое обеспечение до конца своих дней. Отстроил самый великолепный замок в округе, а также выкупил несколько прилегающих разорившихся имений рядом, чем существенно расширил площадь своего маленького королевства. И по сей день в главной зале замка де Трасси на почётном месте красуется огромный портрет сира Алтувия, сажающего стройный Ирминсуль.

Не исключено, что первый герцог де Трасси испытывал некоторую досаду, ибо кому не хочется иметь всё, когда в его руках находится многое? Ведь и водопад, и ясень не находились во владении сира Алтувия, а располагались в северной части Лабасса. Водопад территориально принадлежал графству Делоне, получившему имя от реки – Лонии. Её серебристый поток появлялся из горной расщелины, прятал собой имеющееся скале волчье логово и, напитываясь подземными водами, впадал полноценной речушкой в предгорное пресное озеро на восточной границе графства.

К слову, пещера, которую скрывал водопад Волчье Логово, и именем которой была названа святыня, некогда служила жильём для древних хранителей – серебристых волков, «аргириусов» на старо-люмерийском. Пустовала она так долго, что уже никто и не мог вспомнить, два или три века в Лабассе не видели аргириусов. На этот счёт есть своя легенда, но мы к ней вернёмся много позже.

Как мы уже сказали, вторым местом средоточия местной магии был ясень Ирминсуль, который рос вблизи леса, принадлежавшего роду де Венетт.

В своё время предусмотрительный сир Алтувий пожелал присовокупить графства де Венетт и Делоне к своему солидному пирогу, но соседи не нуждались в золоте, а даже если бы это и было так, то продать бесценную вещь мог только глупец. Тогда, чтобы узаконить своё право на беспрепятственный проезд к святыням, сир Алтувий предложил соседям Контратат – вечный договор между семействами-соседями.

Де Венетты и Делоне мыслили здраво: Контратат не только в будущем исключал вражду, открытую, по крайней мере, но и подавал надежду на возможные браки между потомками де Трасси и чадами других семейств триумвирата. А следовательно, любой из трёх, подписывавших Контратат кровью и магией, надеялся, что, если не ему, так какому-нибудь внуку или внучке перепадёт честь объединить два дома.

Тем не менее, шли века, но ни один из потомков Алтувия не женился и не вышел замуж ни за Делоне, ни за де Венетт, хотя слуги в часы своего вечернего безделья за столом да кружкой пива порой поют песни или пересказывают непосвящённым историю несчастной любви молодого Трасси и прекрасной Делоне, которым родители не дали благословения. Впрочем, в зависимости от кухни, на которой рассказываются эти байки, жених и невеста иногда меняются: то жених был из де Венеттов, то невеста – из дома де Трасси.

За гордость ли, за лукавство ли – местная магия лишила три семейства благословения большим потомством. Если у сира Алтувия пятьсот лет назад было четыре прекрасных дочери и три сына, впоследствии крона родового дерева заметно поредела: у магов триумвирата рождалось не больше двух детей.

Таким образом, больше половины комнат во всех трёх Лабасских замках пустовала, а протапливалась и отмывалась от пыли лишь перед редким приездом большого количества гостей. Однако замок де Трасси, в отличие от своих соседей, выглядел солиднее на всех этажах, так как приёмы устраивались здесь чаще, а порой и королевская семья появлялась, чтобы отдохнуть от столичной суеты и напитаться местной магией.

Итак, у нынешних именитых соседей с потомством дела обстояли следующим образом. Герцог де Трасси был благословлён двумя дочерями: младшей Лионэль на момент начала нашей истории было не более трёх лет; старшей Люсиль, ослепительной красавице, исполнилось восемнадцать. Её основной дар портальщицы проявил себя в столице, под королевским Ирминсулем, когда юной сирре минуло всего тринадцать лет. Это было очень рано по меркам Люмерии, ведь обычно сильная магия приходит много позже.

Надо сказать, что большинство особ королевской крови владели этим даром, поэтому де Трасси имели очевидный повод для гордости и надежды на будущее своей дочери. А пока родители ждали, когда ей исполнится девятнадцатилеть, чтобы отправить в королевскую Академию, и приехали в Лабасс, видимо, для спокойного ожидания и наблюдения за даром старшей дочери.

В семействе Делоне единственный сын Арман двадцати лет был нежно любим своим родителями. Дар у него открылся поздно, в прошлом году вскоре после завершения набора в Академию, поэтому мальчика не зачислили на обучение, а в этом году, наконец, родители планировали отправить Армана в столицу.

И, наконец, мы повернём к замку де Венеттов, где, несмотря на темноту ранних сумерек, госпожа Илария в своей спальне одевалась без привлечения к процессу чужой помощи, если не считать неумелых рук супруга, господина Рафэля де Венетта.

Оба их чада – погодок девятнадцатилетнего Антуана и восемнадцатилетнюю Мариэль – Владычица до сих пор не осчастливила аристократической магией. Отсутствие ярких маг-сил неописуемо беспокоило господ, так как в роду де Венеттов часто рождались лумеры (лишённые дара). Оттого пророчество Потиньи подарило надежду де Венеттам, а сегодня был особенный день, в народе прозванный Откровением Белой Владычицы, когда можно было с наибольшей точностью узнать будущее или вымолить у хозяйки снегопада милость.

Глава 1. Обряд госпожи Иларии

Одни сказки читают, а другие в них живут.

«Неуловимый Хабба Хэн», Макс Фрай

– Дорогая, преклоняюсь перед твоей готовностью пожертвовать собой ради будущего наших детей, но всё-таки, пока есть возможность отказаться от этой авантюры… – господин де Венетт близоруко щурился на дело своих рук – слабую корсетную шнуровку на спине жены.

– Прекрати, Рафэль, мы уже это обсуждали! Мне мерзка сама мысль о том, что мы окажемся в долгу перед де Трасси. Мне не жаль отдать свой дар ради детей, но, говорят, Камила распрощалась не только с портальной магией. Иначе с чего бы эти её странности? Поэтому я не хочу обращаться де Трасси за помощью. Это будет последнее, на что я пойду. Я верю в нашего малыша Ирминсуля. Королевский, может, и способен на всё, но и наш, говорят, не хуже, – Илария набросила на плечи утеплённую накидку с капюшоном. – Подай-ка мне мой стилет.

Господин де Венетт, вздыхая, открыл шкатулку, стоявшую на столике у зеркала, вынул из неё оружие с лезвием длиной чуть больше ладони и протянул супруге:

– Будь осторожна, милая. Когда ты им последний раз пользовалась?.. И всё-таки я отправлю кого-нибудь за тобой. Тш-тш-ш, не ругайся, через некоторое время, разумеется!

Хорошенькая сорокалетняя Илария бросила последний взгляд на своё отражение и повернулась к мужу, подставила лицо для поцелуя:

– Всё будет хорошо, милый! Я вчера разговаривала с Потиньей, ей приснился чудесный сон, в котором она видела наших пташек. Крылышки у них, говорит, до того расчудесного цвета были, что она прослезилась.

– Поменьше бы ты с этой сплетницей общалась. Дара у неё не больше, чем рыбы в Волчьем Логове…

– Ах, дорогой, молчи, пожалуйста! – госпожа Илария взмахнула рукой, гася жёлтые огоньки у зеркала, и, еле слышно шурша одеянием, выскользнула в тёмный коридор.

Было слишком рано даже для слуг. Но на всякий случай Илария шла осторожно, медленно, то и дело прислушиваясь ко звукам за дверью. Дети спали. В комнате учителя раздавался виртуозный храп, почётная глава семейства госпожа Тринилия, мать Иларии, покашливала во сне, слуги – кто ещё храпел, а кто-то начинал возиться, просыпаясь. Проходя мимо дверей просыпающихся, Илария делала лёгкие пассы рукой, навевая сон. Ментальная магия была ключевой госпожи де Венетт, чем она пользовалась совестливо, но с расчётом.

Наконец она миновала все жилые помещения, проскользнула на кухню, подобрав светлые полы одежды, и вышла на хозяйственный двор. Затем – мимо загонов с животными и через минуту шагала в одиночестве и темноте по зимней хрусткой дороге, ведущей к Ирминсулю. Теперь магию нельзя было использовать: так требовал ритуал простолюдинов.

Приезжавшие к магическим гнёздам аристократы вносили свои пожертвования: кто-то вешал дорогие украшения на Ирминсуль, и птицы потом уносили драгоценности неизвестно куда. Кто-то горячо и слёзно молился, обещая за исполнение желания выполнить сложный обет. Все прошлые года госпожа де Венетт так и делала. Но время шло, а дар у детей не просыпался, зато Ирминсуль охотно исполнял желания простолюдинок, бегающих сюда, начиная со дня первого снега и до тех пор, пока покров не начинал таять, показывая проплешины на земле. В чём был секрет лумерянок? Илария внезапно задумалась над этим, когда тревога одолела окончательно: соседские отпрыски давно щеголяли магией, а её несчастные и умненькие детки…

Чтобы получить ответ на свой вопрос, г-жа де Венетт тайно обратилась ещё и к лесной знахарке Изель. Через кухарку нашла проводницу и посулила обеим щедрую оплату за молчание. Изель научила Иларию, что нужно делать. Поэтому и шагала мать двоих детей решительно, хотя и вздрагивала иногда от далёких звуков и громкого хруста толстой ледяной корки под ногами.

Дошла до обозначенной тремя деревьями площадки, на которой посетители оставляли повозки, лошадей, и потом до дерева шли пешком. Протоптанные тропинки к Ирминсулю сейчас, при свете луны, видны не были, но даже если бы взошло солнце, то ничего, кроме снежной простыни, раскинувшейся до края леса, Илария бы не различила.

Снег шёл второй день, не останавливаясь, но так лениво и редкими снежинками, что больше поднимал праздничное настроение, чем покрывал землю. Сделав паузу перед самым важным этапом задуманного дела, Илария протянула руку, поймала снежинку и посмотрела на неё через свет двух небесных влюблённых – Иль и Эль. Сегодняшние хлопья были крупнее и изящнее вчерашних.

Выдохнув свой страх, она собралась сбросить с себя накидку, но позади послышался скрип ног по снегу, и госпожа резко обернулась. Промелькнула тень и спряталась за широким стволом одного из деревьев на площадке. Илария решительно пошла в ту сторону, вынув из рукава стилет и занеся его в воздух, готовая защитить себя.

На звуки её шагов тень показалась из-за дерева и молча бухнулась коленями в снег. Илария, не теряя осторожности, лезвием подцепила край капюшона, скрывающего лицо преследовательницы, и откинула его с преклонённой фигуры. Показалась женская голова с распущенными неубранными длинными локонами, исчезающими под накидкой, и г-жа де Венетт узнала служанку своей дочери – Жанетту. Подняла палец, приказывая молчать, и поманила к себе. Девушка поднялась, но продолжала смиренно стоять, опустив голову.

Илария пальчиком подняла подбородок девушки и так выразительно посмотрела на неё, что та кивнула, мол, понимаю, хозяйка, сделаю всё, как скажете. Илария сняла с себя накидку и передала служанке, затем разулась. С трудом сдержала «ах», вставая босыми ногами на холодный пушистый снег. Жанетта подобрала обувь хозяйки и поклонилась.

Босая и в одной лёгкой белой рубашке с крестьянским корсетом мать двух детей медленно пошла к ясеню, оставляя позади себя служанку. Нежные ступни, не знавшие никогда ни каменистой дороги, ни ласкающих прикосновений травы, быстро поранились о подмерзшие кочки, острые льдинки и пучки когда-то нежных трав, превратившиеся в иглы. Госпожа знала, что на обратном пути, возможно, увидит свои розовые следы на белом пуху, если их не успеет скрыть снег.

И вот она перед Ирминсулем. Запорошенные снегом ветки торжественно подняты к залитому светом небу. И не видно туч, из которых сыпется на землю холодное серебро.

– О, священный Ирминсуль! – оказавшись у дерева и опустившись перед ним на колени, дрожа начала г-жа де Венетт. – Взываю к Белой Владычице с твоей помощью! Будь милостив к матери, просящей за своих детей! Не гордости и тщеславия ради, прошу разбудить дар – во исполнение воли Белой Владычицы и во славу Старших Основателей!..

Она произносила по памяти слова, данные лесной ведуньей, а затем принесла в жертву свою кровь – рассекла стилетом окоченевшую ладонь и приложила её к стволу дерева. Теперь нужно было ждать, пока дерево не подаст знак.

Через некоторое время от шершавого ствола через руку по всему телу заструилось тепло – Ирминсуль ответил. Илария заплакала – от благодарности, от холода и усталости, от страха и умиления. Прижалась к стволу, чтобы согреться, и свободной рукой сняла накинутую на шею верёвку, привязанную к деревянной кружке, как научила знахарка. Поставила рядом с собой в снег.

За спиной стало ещё холоднее. Г-жа де Венетт не видела, как поднялась позёмка и затанцевала по молочной поверхности, спиралевидно подбираясь к дереву ближе, пока не окутала белым коконом Ирминсуль. В этой метели закружили две птицы, настолько белые, что к концу снежного танца они перестали быть видны в завихрениях снежинок. И в этот миг звенящая тишина оглушила женщину. Захотелось спать, как и предупреждала ведунья.

Илария закусила потрескавшуюся губу – единственный способ, на что хватало сил, чтобы прогнать болью опасное состояние. Время не обращало внимания на борьбу женщины с усталостью и холодом, оно всё тянулось и тянулось. Где-то в воздухе позванивало невидимыми колокольчиками, словно обледеневшие пучки семян и свернувшиеся на зиму листья тёрлись друг об друга стеклянными бочками. А когда вспорхнувшие с макушки дерева птицы уронили на женщину под деревом ком снега, она поняла: всё закончилось.

Ствол больше не грел. Тогда Илария с трудом разорвала объятия с деревом, протянула руку и вытащила из-под набросанного холмика сосуд. Обмороженными пальцами с трудом надела на шею верёвку, бочок потяжелевшей крестьянской кружки холодным камнем коснулся груди. Женщина сделала шаг назад, с трудом сохраняя молчание. Слёзы брызнули из глаз: мёрзлая поверхность стала злее и теперь исподтишка вонзала замёрзшие травинки в нежные ноги аристократки.

Подходя к площадке, на которой металась служанка, Илария, наконец, позволила себе тихо застонать. Жанетта, прижимавшая к себе внутреннюю часть накидки и тем самым согревавшая её, укутала хозяйку. Обмороженные ноги с трудом втиснулись в мягкие и прежде удобные ботиночки. Госпожа оперлась рукой на крепкое плечо помощницы, и так они медленно, продолжая сохранять молчание, вернулись в замок. Теперь Иларии было всё равно, заметят ли её слуги – то, чего она прежде старательно избегала. Кухарка ахнула, увидев, в каком состоянии находится госпожа, и на молчаливый кивок Жанетты так же безмолвно кивнула и бросилась к чану с водой, под которым уже весело трещали дрова.

В ожидании супруги метавшийся по комнате Рафэль выхватил Иларию из объятий служанки и потащил было к постели, чтобы согреть одеялами, но женщина оттолкнула мужа, нетвёрдо встала на ноги и повернулась к Жанетте. Та поклонилась:

– Уже можно, госпожа, говорить! Обряд закончен.

Илария вздохнула с облегчением, открыла рот, но из него раздался хрип. Женщина откашлялась и только после глотка тёплого вина смогла приказать:

– Хрустальный кубок! – а пока служанка металась по комнате, заставила огни в комнате гореть ярче.

Жанетта поднесла прозрачный кубок и помогла снять кружку, до сих пор висевшую на шее, как её обычно носят нищие для подаяния. По дороге набившийся в посуду снег немного подтаял, и в бокал потекла тонкая струйка со снеговой кашицей вперемешку.

Рафэль придумал себе занятие: пока супруга рассматривала полурастаявший снег в бокале, снимал с её холодных ног обувь и почти неслышно ругался на женскую доверчивость ко всяким там придуманным бредням простолюдинов.

– Ты слышишь? – госпожа обратилась к служанке и поболтала кубком с белой массой. Внутри него как будто что-то глухо билось о стенки.

– О, Белая Владычица! Вас благословили, моя госпожа! – воскликнула Жанетта, поднося свои ладошки к кубку и согревая его простейшей магией. Снег в нём быстро превратился в жидкость.

На дне блестели две одинаково изогнутые, сцепленные друг с другом, нити. С разрешения госпожи Жанетта поддела их шпилькой, поднесла свечу – и все увидели, что это не ниточки вовсе, а серебряные крепления с бриллиантами – один желтоватого, другой – розоватого цвета:

– Это две серьги, мадам! И они обе мужские! Хотя…

Рафэль дрожащими руками поднёс к глазам подарок Ирминсуля:

– О, Владычица мира! Это же «Слёзы ангела»!

Женщины ахнули. Ирминсуль сделал слишком дорогой подарок! Знаменитые украшения, которые носили на проколотых мочках ушей только наследные принцы, для остальных были запрещены, если только не были подарены самим его королевским высочеством, но это случалось крайне редко, за особые заслуги перед Люмерией или королём. В Лабассе серьга с красным бриллиантом сверкала у одного человека – сира Алтувия де Трасси, и то несколько веков назад.

– Жанетта, буди скорей детей! – потрескавшимися губами приказала г-жа Илария. – И… ты знаешь, что надо делать. Не зови Нану, она будет ныть и надоест мне. Поскорее, милая, я их не чувствую.

Сообразительная девушка мельком взглянула на неподвижные ноги хозяйки, сделала книксен и унеслась за тёплой водой и лечебной мазью.

Глава 2. Птенчики

Источником бедствий чаще всего служит беспечность.

Гай Веллей Патеркул

Через несколько минут заспанные Антуан и Мариэль стояли в родительской спальне на коленях. Госпожа Илария прочитала над детьми молитву, разделила принесённую талую воду между сыном и дочерью поровну, а когда они выпили её, торжественно вручила дары:

– Но помните, показывать их никому нельзя до определённого времени! Вам могут не поверить и даже наказать. Но придёт время, и тогда вы всем докажете, что вас благословила сама Белая Владычица. Сегодня вам нужно будет поблагодарить её. Ступайте, оденьтесь, отец отвезёт вас к гнёздам. Вспорхните, мои детки! Летите высоко-высоко и никогда не падайте!

Женщина прослезилась и поцеловала макушки детей – светлую голову Антуана и тёмную – Мариэль.

Болтливая кухарка, тётушка Гато, после того, как выспросила у Жанетты о случившемся, поделилась радостью с помощниками, и вскоре все дворовые знали счастливую новость. К счастью, про особенность подарков Жанетта благоразумно умолчала даже во время жестокой пытки вкусностями от кухарки, поэтому тайну серёжек хранили пятеро: родители де Венетты, их дети и сама Жанетта.

Наскоро накрыли на стол для первого завтрака, покормили «птенчиков», а во дворе уже стояли кони, запряжённые по этому торжественному случаю в тяжёлую крытую зимнюю повозку. Госпожа Илария в этот день до самого вечера не спускалась в людскую, отдыхая от потрясения и залечивая раны.

По дороге «птенчики» успели поругаться. Антуан заявил, что не чувствует желания ехать к Ирминсулю, а ему надо именно к Волчьему Логову.

– Дурак! Матушка сказали, что нужно ехать в лес! – закатила глаза Мариэль, прикрывая улыбку рукой в перчатке. Несколько минут назад она сама подала эту идею брату, а он и проглотил её, подумал и выдал за свою.

– Они сами мне приказали слушать своё сердце. Если нас уже благословила Белая Владычица, значит, дар у нас просыпается. Сама дура!

– Откуда у тебя дар, лумер? Ты же в дядюшку пошёл, все так говорят!

– Ах, ты, гадина! – Антуан сжал кулаки, готовый вскочить в тесной повозке и наброситься на сестру.

Отец правил за возницу лошадьми снаружи, на козлах, так было положено по народному обычаю, поэтому не слышал диалог своих детишек, бранившихся вполголоса. Ругались брат с сестрой последние два года, находя в этом удовольствие, и, будучи многократно наказаными за своё поведение, привыкли разговаривать так, чтобы родители не слышали, а в их присутствии изображая привязанность и уважение друг к другу.

– Ну и что ты сделаешь? Ударишь? Давай! – Мариэль насмешливо откинулась на спинку сидения и сложила на груди руки.

Багровый от ненависти Антуан пыхтел. В какой-то момент повозка подпрыгнула на кочке, и он ударился затылком о стенку кузова. Мариэль расхохоталась.

– Знаешь, что? – прошипел брат, – я попрошу у Владычицы, чтобы она забрала тебя в подземелье! Не нужно мне никакого дара, лучше остаться на всю жизнь лумером, чем жить с такой дрянью, как ты.

Мариэль на мгновение испугалась, видя решительность во взгляде единокровного сиблинга, но быстро взяла себя в руки:

– Хорошо, братик! Желай, что хочешь. Останешься без дара – не поедешь в Академию. Никогда. И «Слеза ангела» никогда не блеснёт в твоём ухе, – она притворно вытерла платочком глаза. – А я, знаешь, что попрошу у Владычицы? Чтобы она дала тебе ума, ведь ты такой дурашка. Сколько бы тебя не учил наш учитель, ты как оттаптывал ноги, так до сих пор и оттаптываешь. Засмеют тебя на белом балу. Кули, и те ловче тебя ползают…

– Зато ты вечно спишь на других уроках!

– Ну и что? Выйду замуж за будущего короля, зачем мне эти науки, если за меня всё будут делать другие?

– Ага, пока ты будешь храпеть весь день. Ко-ро-ле-ва, ха-ха!

– Сам ты храпишь!

– Я слышал! Постой, а с чего ты взяла, что выйдешь замуж за Лоуренса?

Милая перебранка продолжалась бы, если бы повозка не остановилась. Приехали к Ирминсулю. Выйдя наружу, Антуан незамедлительно сообщил отцу о своём желании. Как ни странно, Рафэль согласился, но прежде чем успел договориться с детьми, Мариэль кротко попросила отца исполнить волю брата, мол, сама она как-нибудь помолится в одиночестве под Ирминсулем.

– Благодарю, сестричка!

Господин де Венетт если и сомневался, то недолго: уверенность и благоразумный взгляд дочери успокоили его. Дочь поцеловала отцу руку и побрела к священному ясеню. Довольный Антуан залез в повозку, и вскоре мужчины были далеко.

Над головой кружились снежинки, морозный воздух несколько охладил Мариэль, взбешённую словами брата. И она попыталась выполнить наказ матушки – настроиться на «благодарность к дереву и Владычице, чтобы помолиться с чистым сердцем и открыть его для дара». Однако слова Антуана не выходили из головы. «Дрянной мальчишка!» – гневно крутила она мысль в хорошенькой и вздорной головке. Уже подойдя близко к дереву, Мариэль тряхнула завитыми локонами, вздохнула и выдохнула и, толком не освободившись от злости, быстро подошла к дереву. Присела рядом, как учила матушка, прикоснулась ладонью к морщинистой коре и начала мысленно молиться:

– Благодарю тебя, Белая Владычица! Благодарю тебя, священный Ирминсуль за благословение! Принимаю твой дар с чистой душой и благодарным сердцем. Обещаю использовать дар во имя белой магии и Старших Основателей…

Проговорив все запомнившиеся слова и не чувствуя тепла, который по обещанию матушки должен был исходить от ствола дерева, оглянулась на дорогу – там усиливавшийся снег успел замести следы родительской кареты. От скуки захотелось спать, ведь прислуга сегодня слишком рано разбудила Мариэль.

Под развесистую крону ясеня, каким-то чудом удерживающего сухие листья на ветках, снег не попадал, и Мариэль решила подождать здесь, в конце концов, до Волчьего Логова рукой подать, Антуан не будет там вечно изображать из себя пуританина, он настолько глуп, что и двух слов связать не может…

Девушка присела, подоткнув меховую накидку под себя, и, зевая, прижалась к стволу. Нужные молитва и благодарность были высказаны, так что мысли потекли в привычном русле. Мариэль размечталась о том, как было бы хорошо, если бы её дар получился не хуже, чем у Люсиль. Они бы втроем – Мариэль, Люсиль и Арман – поступили бы в Академию и быстро выделились бы среди новобранцев. Арман, влюблённый в Люсиль, почти два года скрывал свой дар, чтобы уехать вместе с ней и попасть на один курс. Скрывал, пока однажды не попался с поличным. Как ему удалось так долго продержаться, Мариэль представить себе не могла. Она бы сразу выдала себя. Да и плевать на всех, если бы законы позволяли, уехала бы отсюда до совершеннолетия. Подальше от этой глуши, скукоты и глупого братца, отравившего ей восемнадцать лет, и поближе к Лоуренсу. Тот хоть и пройдоха, а умный и, самое главное, принц с портальным даром. Пока Люсиль щёлкала клювом, Мариэль увела у неё такую кандидатуру!

1 2 3...8 >

На страницу:

Перейти

1 из 8