Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Анэйэ медленно растянул губы в насмешке над самим собой, с трудом заставляя себя глядеть в глаза сестре.

– Да, – он бы никому не признался, кроме неё.

– Что же. Я понимаю, – кивнула девушка. Сейчас её лицо не было замотано, и наследник отлично видел при звёздном свете, как усталая улыбка смягчает черты всегда напряжённого, строгого лица айэ. – У меня тоже есть риндо. Не знаю, заставило бы его горе меня лить слёзы, но я бы не осталась равнодушной. Ты молодец. Связь между господином и риндо должна быть крепкой, как гранит.

Анэйэ вздохнул, отвернувшись.

– Я не думаю, что теперь наша связь крепка, как гранит. Он прогнал меня. Он очень на меня зол.

– Прогнал? – поднялись брови айэ Алийерэ.

– Да, он прогнал меня за то, что я пришёл и сообщил ему про казнь. И за то, что я не вступался за уродца. Но, – торопливо добавил он, – это ничего. Эррамуэ скоро перестанет беситься. Он просто слишком вспыльчивый.

Они оба молчали почти минуту. Затем тонкие пальцы айэ Алийерэ, холодные как лёд, легли на запястье её приёмного брата и сжали его – слабо, не больно.

– Айле Анэйэ, ты хорошо учил Песнь о Ветре, Дожде и Молнии? – она любила порой посреди диалога свести тему к мифологии, и Анэйэ всегда радовался, получая возможность продемонстрировать свои знания.

– Да, хорошо учил. Повелитель Ветров, повелитель Дождей, повелитель Молний. Три брата, три первых и последних истинных повелителей стихий. Эвелламе забрали сердца стихий. Ветер, Дождь и Молния оказались в руках людей, не умеющих ими повелевать. С тех пор все три стихии свободны, как ночь, и приходят и уходят когда заблагорассудится, потому что некому диктовать им свою волю, – Анэйэ усмехнулся. – Когда вернём сердца, сможем использовать магию наших предков против врагов. Наверное, это весело – управлять погодой.

– Наверное, – айэ тоже усмехнулась. Кончики её пальцев поглаживали руку брата. – Сперва повелевать Ветрами будет наш отец, Дождями – Айери Лэйо.

– Да, – кивнул Анэйэ. – Да, а после отца хозяином Ветров стану я, – в груди расплылось тёплое чувство восторга и гордости.

– А твой риндо Эррамуэ станет повелителем Дождей после Айери Лэйо.

– Станет, – Анэйэ фыркнул. – Вот потеха. Он будет всегда мокрый, наверное. По-моему, самая неинтересная из стихий – это дождь. Хорошо, что она достанется Эррамуэ, а не мне.

– Дождь – не так неинтересно, как тебе кажется, – заметила айэ Алийерэ. – Управляя дождём, можно управлять жизнью на Тверди. Урожай и неурожай. Весна или зима. Две облачные стихии – Дождь и Молния, благословение и проклятие. Среди двух облачных стихий именно дождь играет роль благословления. Он дарует жизнь, пока молния отнимает. Женское и мужское начала. Ты же не согласишься с тем, что женское начало «неинтересное»? Это будет глупо, разве нет?

– Конечно же глупо, – кивнул Анэйэ. – Но, насчёт женщин, они… ну. Им свойственно говорить об ерунде с умными лицами, и этим они портят понятие ума, – повторил он слово в слово фразу, которую услыхал как-то раз от Айери Лэйо. – Но не все женщины, – спохватился он. – Все, кроме тебя, айэ. Ты самая умная из женщин, и из мужчин тоже.

Брови айэ Алийерэ дёрнулись, она издала короткий смешок.

– Ты слишком низкого мнения о женщинах. И слишком высокого обо мне.

Улыбки не сходили с их лиц, пока они сидели здесь, в тёмной маленькой комнате, и говорили обо всём подряд – об истории, мифологии, женщинах и даже сокращающейся популяции облачных барсов. Анэйэ давно понял, что айэ Алийерэ пришла сюда с намерением успокоить его, отвлечь и развлечь. Он восхищался её выдержкой – ведь ей предстояло собственными руками казнить человека, пусть и такого бестолкового, как белый уродец. Он очень надеялся, что смог бы оставаться таким же спокойным, окажись он на её месте.

…

Анэйэ был почти уверен, что это Эррамуэ помог сбежать своему брату.

Когда на следующую ночь намеченной казни не состоялось по причине отсутствия её главного героя, переполох охватил Тёмный замок. Искали везде – в погребах, библиотеках и чердаках, на дальних заброшенных башнях и соседних облаках. Дождеоблако и Уррэйва, и Нэньи на юге, и Райрилло на западе – не нашли ни следа Эламоно Лэйни.

Нерайэ Уррэйва поначалу достаточно беспечно отнёсся к инциденту с изменой уродца, считая, что предательство ребёнка не могло предоставлять серьёзную опасность для Тьмы, а Светлые на своих Небесах явно не знали слишком многого, иначе уже давно бы нагрянули с разрушительным визитом к соседям. По правде говоря, до подобных интервенций эвелламе не были охотниками, ибо беспроглядный мрак вредит им в той же мере, в которой уррайо вредят лучи Солнца, да и, кроме того, не принимали они соседей за тех противников, от которых следовало ожидать продуманный, внезапный и роковой удар в спину. Расскажи им Эламоно о всём том, что он знал, и Тьму давно уже сотряс бы рёв белого льва. Но, если верить показаниям самого уродца, которые тот дал, расколовшись, он доносил только о частных случаях, произошедших в Тёмной столице – возвращение Нерайэ Уррэйва, великий пир в честь него. Он пошёл на сотрудничество с врагом из одного лишь желания мести, а раскрывать все планы родного народа всё же опасался. Оснований не верить перепуганному ребёнку, отчаянно признающемуся в своих проступках после вынесения приговора, не было. И Нерайэ Уррэйва не беспокоился о нём, не верил, что Свет извлёк какую-то особую выгоду из этого сотрудничества.

Но теперь, когда Эламоно Лэйни пропал, даже отец заволновался. Сбежать из темницы Уррэйва – дело весьма проблематичное. Если, конечно, тебе не помогали. Для эвелламе проникнуть на территорию Тьмы, забраться в вражеский замок только затем, чтобы освободить сомнительного союзника в лице уродливого мальчонки, было слишком бесперспективным занятием. Тогда, получается, Эламоно освободил кто-то из уррайо. Но кто? И как он сумел это сделать, чтобы воины, весь день охранявшие пленника, вечером просто открыли кованые тяжелейшие двери и обнаружили его отсутствующим? Облачный подкоп невозможен, ибо из облаков живыми не возвращаются. Какая-то магия…

«Ещё одно предательство, – знал Анэйэ. – Кто-то предал нас, освободив предателя». Конечно же, это был Эррамуэ. Душа Анэйэ была почти уверена в этом, но всё же было два обстоятельства, мешавшие ему полностью укрепиться в своей теории. Во-первых, услыхав о том, что Эламоно сбежал, Эррамуэ слишком просиял лицом для человека, желающего скрыть свою причастность к совершённому. Во-вторых, двенадцатилетний риндо точно не мог знать способов безвестно покинуть темницу Уррэйва – хотя бы потому, что их не знал никто. Таким образом, слово «почти» мешало Анэйэ успокоиться. Просто у него не было идей, кто же мог, помимо Эррамуэ, организовать этот чудесный побег.

Но чуть позднее он смог извлечь свою выгоду.

– Это ты? – с холодным недоверием спросил шёпотом Эррамуэ своего господина. Он отвёл его в тёмный коридор, где было совсем безлюдно и только издалека слышались далёкие голоса уррайо. Анэйэ охотно отвёлся, не говоря ни слова, не возражая и не поминая своё социальное положение. Только слушал вопросы друга и интонацию его голоса. – Это ты помог сбежать моему брату? Точно ты. Кто же ещё? Как тебе удалось?

– Не я, – честно сказал Анэйэ. – Я думал, ты.

– Я бы хотел, но ни одной идеи не было! Я молил отца всё утро. Я не давал спать ему. Я перевернул всё Дождеоблако кверху тормашками, но ничего не добился. У меня никогда не имелось столько мозгов, чтобы организовать побег из темницы за один день и не попасться!

– Да и у меня тоже их не так много, – заметил Анэйэ. – Я не помогал сбегать уродцу.

– Кто тогда? – прошипел Эррамуэ со вчерашней злобой. – Он сам прогрыз стены и восстановил их за собой? О диво!..

В этот момент у Анэйэ в голове вдруг что-то щёлкнуло. Он опустил голову и отвёл глаза, слегка пожав плечами, как часто делал, надеясь очаровать наставников, чтобы избежать наказания за невыполненное задание.

– Понятия не имею, кто за этим стоит, – пробормотал он. – Только у уррайо знатного происхождения есть доступ к темницам. Наверное, его вызволил кто-то из аристократов… Не понимаю только, как и зачем.

Эррамуэ внимательно смотрел на него, и Анэйэ всем телом чувствовал этот пристальный взгляд.

– Это ты, – уже с уверенностью в голосе сказал Эррамуэ. – Ты, царственный мой брат. Не упирайся. Я вижу по тебе. Когда пытаешься обмануть, всегда так дёргаешься. Своими плечами.

Это прозвучало, как какой-то упрёк. Анэйэ даже почти искренне огорчился.

– Даже если я, что теперь? Этим поступком я тебе тоже не угодил? – обиженно фыркнул наследник и отвернулся полностью. – Как будто ты мой господин, а не я твой. Из-за уродца слишком много проблем, не находишь? Изволь-ка помнить своё место и прекращай говорить со мной таким требовательным тоном. Ты меня рассердил, я ухожу.

Он двинулся прочь из закоулка, в который они забрались подальше от чужих глаз. Эррамуэ сначала окликнул его громким шёпотом, потом ринулся вперёд и схватил за шиворот. Анэйэ резко развернулся, ударив его по рукам.

– Риндо! – с почти неподдельным гневом прошипел он.

Эррамуэ отступил на пару шагов назад. На слабом сером свету его фиолетовые глаза блестели полумёртвыми звёздочками.

– Так это ты его вытащил? – как ручной ворон повторил он этот вопрос.

– Ты и сам знаешь, – поправляя крылья айише, раздражённо выдохнул Анэйэ. Но удержал себя в руках и опять отвёл взгляд, будто опасаясь собственной сердечности и благородства своего поступка.

Эррамуэ помолчал, а потом низко заговорил:

– Не думай, что я тебя теперь прощу. Ты как ночной лис, дождался момента, когда все отвернулись, и сделал что хотел. А когда взгляды были устремлены на тебя, и у тебя была возможность во всеуслышанье сказать своё слово, ты молчал, засунув нос в хвост. Ты подлец.

Вот сейчас Анэйэ по-настоящему разозлился. Он сыграл этот короткий спектакль для того, чтобы реабилитироваться в глазах своего глупого риндо, а мало того, что не удалось, так дурак Эррамуэ теперь ещё и взбешён подпольной «работой» господина.

– А мне требовалось выступить против всего совета и сказать, что уродец не предатель просто потому, что он тебе нравится?! – сквозь зубы процедил он, взмахнув руками. – А потом дождаться его казни? Я, может, и подлец, а ты глупец, недостойный брат. И зачем я это сделал? Лучше бы твоего уродца отдали львам на съедение!

Он понял в процессе своей речи, что, скорее всего, Эррамуэ не знает, как извиниться перед господином или хотя бы примириться с тем фактом, что Анэйэ помог Эламоно больше, чем он сам. И потому риндо не нашёл ничего лучше, чем снова обвинять друга. Тем не менее, развернувшийся сценарий чем-то вышел даже удачнее для наследника Тьмы. Он покинул этот коридор, не оборачиваясь, а тихое эхо от его возмущённого голоса, в котором читалось оскорбление несправедливыми обвинениями, витало в чёрном воздухе за спиной. Эррамуэ не последовал за ним и не окликнул его.

Анэйэ быстро успокоился. Он достаточно хорошо знал своего друга, чтобы быть уверенным: ещё раз поразмыслив над словами и поведением господина, риндо поймёт, что был неправ. Эррамуэ всегда был слишком вспыльчив. Что ж, его раскаяние будет ещё веселее наблюдать, зная о том, кто точно не является настоящим спасителем Эламоно.

Он быстро шёл, минуя коридор за коридором. Приближался час занятий с наставником по боевому искусству. Обычно Анэйэ учился вместе с Эррамуэ, а айэ Алийерэ заходила понаблюдать за их успехами, порой и вовсе замещая старого учителя. Сегодня Алийерэ, как и внушительная часть двора Нерайэ, была занята поисками пропавшего уродца, и Эррамуэ тоже вряд ли собирался появляться на уроке. Предстояли очень скучные два часа одиночества и размышлений, которые, конечно, не собирались покидать голову наследника даже на время тренировки.

Ну что ж, он сделал всё, что мог в этой неприятной ситуации. Эламоно пропал – так даже лучше. А Эррамуэ, если не совсем безумец, уж найдёт способ пересилить себя и снова сдружиться с господином. Анэйэ и так ему помог, выставив себя тайным помощником его глупого братца. Вряд ли риндо, хорошенько подумав, рискнёт и дальше пребывать в образе оскорблённого совершенства, зная об отношениях между их отцами и о том, кем они приходятся друг другу. В конце концов, Анэйэ всегда найдёт способ вернуть его расположение, так или иначе.

…

Нерайэ Уррэйва ещё не говорил с сыном наедине с момента своего возвращения.

Отец был непростым человеком во всех смыслах. Вот и сейчас вместо того, чтобы просто сказать сыну что хотел, он подослал гонца с приказом для Анэйэ явиться к южному краю стольного облака и не брать с собой ничего. Анэйэ запахнул поплотнее полы своей котты, натянул воротник айише почти до носа и отправился в путь, проваливаясь в снег и задерживая дыхание, когда ледяной холод вгрызался в его кожу сотнями злых клычков.

Ему потребовалось не больше двадцати минут для того, чтобы достигнуть края облака. Кончался час Ночной Охоты, и без того медленная, неторопливая жизнь уррако замедляла свой ленивый бег. Чёрные крыла не тревожили Лунного спокойствия. Откуда-то издалека, с нижних облаков, слышался плач ребёнка. Детёныши – они и на Небесах детёныши. (Кстати, их стенания твердынцы обожают приписывать непокойным душам утопленников).

Бледные лучи вставали вдоль всей линии горизонта дымчато-голубыми знамениями. Анэйэ боялся подходить близко к краю Уррэйва. Он замер у небольшой поросли мёртвых кустарников, чьи белые, как поганки, корешки торчали во все стороны из-под снега, захваченные тонкими грибными плющами. Задумчиво пиная шляпки снежных грибов, Анэйэ стоял и ждал. Когда прошло три минуты, он устал бездействовать и присел на корточки, принявшись играть в одну из своих любимых уличных игр, не требовавших сильного умственного напряжения: лепить снежки и швыряться ими с края облака. Не подходя к самому обрыву, он всё равно умудрялся попадать в цель белыми комочками – в пустоту, которая разевала свою бледнеющую пасть в десяти прыжках от него.

За этим занятием его и застал отец. Он подошёл сзади и окликнул насмешливым голосом:

– Мой будущий повелитель, Вы готовитесь к атаке на Твердь земную?

Подскочив и оглянувшись, Анэйэ улыбнулся и поклонился, согнувшись пополам.

– Нет, отец. Просто игра.

Хмыкнув, Нерайэ Уррэйва подошёл к нему. Его тяжёлые руки легли на плечи Анэйэ двумя неподъёмными тучами. Никто не сопровождал Нерайэ Уррэйва. Уррайо не могут позволить себе такую роскошь, как всюду преследующий повелителей почётный конвой, как эвелламе, очень охочие до подобных развлечений. Кроме того, любому уррайо спокойнее наедине с собой, чем со стадом верных последователей. Да и что может грозить человеку в этой безжизненной тёмно-синей пустыне? Если что-то и может, то верный меч в умелых руках защитит любого уррайо надёжнее, чем сотня до зубов вооружённых солдат.

Анэйэ смирно стоял, склонив голову, ожидая, когда отец решит заговорить. Ощущая макушкой, как пристально Нерайэ Уррэйва глядит на него, наследник чувствовал себя интересной картиной или забавной скульптурой, на которую хочется смотреть долго-долго, выискивая что-то – замысел автора, допустим, какой-то тайный посыл, хитроумно сокрытый в чём-то маленьком и на первый вид незначительном. В отцовских руках, под тяжёлым изучающим взглядом Повелителя он становился не просто беззащитным детёнышем, слабым и крошечным, а пёрышком, отданным безумному ветру, не имеющим своей воли, безвольной игрушкой в лапах мудрой и древней стихии. Ему диковинно было думать об этом – и странно, и легко, и унизительно.

– Анэйэ, мой Тёмный Повелитель, мой ночной ураган, мрак на дне колодца, песни козодоя в час Луны, – обращение к сыну плавно перетекло в цитату старой песенки. – Маленький Небесный царь. Любишь своего батюшку? Или боишься? Или прохладно уважаешь? Или считаешь старым козерогом и ждёшь не дождёшься, когда батюшка подохнет от кристальной хвори?

Анэйэ скованно улыбнулся, хотя ему захотелось посмеяться.

– Отец, я люблю Вас, и уважаю, и боюсь, конечно же.

Руки Нерайэ Уррэйва наконец отпустили плечи мальчика. Наследник Тьмы рискнул поднять взгляд, вздрогнув отчего-то перед этим, и увидел добродушную улыбку в изгибе губ под мягкой чёрной бородой отца.

Взрослый мужчина смотрел на него сверху вниз, и в прищуренном синем взгляде были любовь и змеиный интерес, как будто Анэйэ и впрямь был редкой картиной. «Зачем так смотреть?» – слегка затравленно подумал он, но ни один мускул на его лице не дёрнулся.

– Ты не представляешь, как ты важен, – серьёзно сказал Нерайэ Уррэйва, зрачки его по-кошачьи сузились. – Для меня и для всей нашей бедной страны, о маленький мрак. Облачко Тьмы на Небосводе. Да, Анэйэ. Уже очень скоро наши крылья разгонят мир над Твердью. Очень скоро Света лучи померкнут, и Лунные лучи, лучи сердца ночи воцарятся навеки. Можешь уделить своему старому отцу полчаса своего времени, маленький Повелитель? Великие свершения не ждут тебя?

– Не ждут, отец. Я готов уделить Вам всё своё время от заката до заката.

– Вежливость – порок, малыш мрак, вежливость всегда лжива, хоть и очаровательна, – сказал Нерайэ Уррэйва. – Но и порок – наше второе имя… – он широким небрежным жестом указал на край облака, и Анэйэ понял: отец хочет прогуляться с ним. Вдоль края. Очень неприятное обстоятельство, потому что придётся чувствовать, как захватывает дух и закладывает уши от воя ветра. Но ничего не оставалось, как подчиниться воле Повелителя. Они вдвоём двинулись мимо оскалившегося бледными Лунными лучами чистого ночного Неба. Хралуна чернел каменной злой глыбой справа от них, не так уж и далеко.

– Огонь Небесный – воевода, Вода Небесная – жрец-сказитель, Ветер – Повелитель Небес. Три льва, три вождя, три царя ночи. Эвелламе похитили у нас силы стихий, да сами же и забыли их, не научившись ими владеть или не захотев научиться. Не будешь против, мой мрак, если мы заговорим о твоей судьбе? – во вкрадчивом рокоте отцовского голоса порой темнела чудная игривость. – О судьбе Повелителя Ветров?

– Конечно нет, отец.

– Жизнь твоя пройдёт в величии. Сын мой, тебе не представить в твоём возрасте, чем поистине тебе предстоит править. Весь мир – это куда больше, чем кажется. Больше, чем Уррэйва. Больше, чем Небо.

Далёкий львиный рёв принёс беспокойную загадку в атмосферу происходящего.

– Править будут те, кому предназначено править. А власть всегда делилась на три доли, мой малыш.

– Я буду Повелителем Ветров, а Эррамуэ Лэйо будет Повелителем Дождей, – очень уж захотелось Анэйэ сказать это.

– Ты совершенно прав, сын мой, ты прав. А кто будет Повелителем Гроз?

Наследник молчал, отпихивая ногами в стороны груды снега.

– Мейорэ Иллийно, отец?

– Неверная догадка. Он страж, и дети его станут стражами.

– Тогда Нэньи с Крайнества?

– Опять неверно.

– Я не знаю. Имена древних повелителей Гроз не упоминаются в памяти Небес. Я не знаю, откуда они и кто они.

– Я рассчитывал на такой ответ, – сказал Нерайэ Уррэйва и на какое-то время замолчал. Анэйэ удивился, когда понял, что в этой паузе виновато не желание отца нагнать напряжения, а что-то иное, более неуверенное.

Тёмный Повелитель заговорил вновь, и теперь никакой ложной беспечности не звучало в его низком голосе.

– Их имя Нианорэ. Об этом знают многие. Но об этом не говорят. Потому что я запретил.

«Нианорэ», – спокойно повторил про себя Анэйэ. Звучало, как клубящийся ледяной воздух перед близкой грозой, как танец огненной пыли, осевшей на облаке после удара молнии.

– Почему о них не говорят? Почему я о них не знал? Они предали нас, как белый уродец, и их фамильное имя оскверняет язык того, кто поминает их?

– Они не предали, но сбежали.

Нерайэ Уррэйва остановился. Его взгляд задумчиво скользнул к Небу, а затем опустился параллельно горизонту. Тьма была непроглядной там, у Края, к которому их облако приближалось медленно-медленно.

– Последние из рода Нианорэ сбежали за десять лет до твоего рождения. Они сбежали от меня, и они сбежали туда, где их не достать ни человеку, ни зверю. В Никуда.

Никуда, Ничто, Нигде – отсутствие, бездна чернее ночи и белее дня. Там нет жизни уррайо, нет жизни эвелламе и твердынцу. Там нет Ничего.

– Как это возможно? – тихо спросил Анэйэ. – Как они смогли? Они же должны были умереть, едва вдохнув воздух Ничего.

– Но не умерли, сын мой. Ответов на твои вопросы у меня нет, но есть у них.

– Почему они сбежали от тебя?

– Потому что Айороно Нианорэ посчитал меня глупцом, – просто сказал отец. – Им я и был. Глупцом. До твоего рождения. И до… Впрочем, изменилось столь многое. Облака переменились, ветер ревёт громче и злее, и волчий вой слышен с Тверди. У меня есть теперь знания, к которым не останется равнодушен даже Нианорэ. А нам нужны все трое. Все три истинных Повелителя, чтобы у сердец, когда мы вернём их себе, были хозяева.

– Мы должны позвать Нианорэ обратно? – догадался Анэйэ. – Чтобы все три вождя Тьмы правили вместе?

– Можно сказать и так, – со смехом согласился Нерайэ Уррэйва. – Можно и так.

Ветер задул как-то яростнее, остервенело срывая накидку с плеч наследника. Анэйэ зажмурился, глядя себе под ноги.

– Повелитель должен завоёвывать любовь своего народа, а не требовать её, – проговорил отец. – И Ветер ведёт за собой Грозу. Однако раз в двенадцать столетий бывает и наоборот, – он слабо коснулся пальцами коротких волос на макушке сына. – Завтра я отправлюсь в Никуда, чтобы вернуться с молниями на хвосте. Нианорэ не ослушается меня в этот раз. Он возвратится на Тёмные Небеса, и его семья, и его люди.

А ты полетишь бок о бок со мной, мой маленький мрак. Поможешь мне вернуть верность моего брата по Тьме. Увидев тебя, мой маленький Повелитель, никто не посмеет усомниться в том, что зло не может не восторжествовать. Поговорив с тобой, услышав биение твоего сердца, Айороно Нианорэ вернётся под наши крылья. Ты, мой маленький мрак, моё сокровище, ты – моё победоносное знамение. Надеюсь, ты будешь помнить об этом всегда.

Глава 6. Маленький стайе из Края Соснового видит путь к спасению

Сарер ненавидел, когда наставник Мирлас называл его «шестайе», потому что у дворовых мальчишек было принято смеяться над этим титулом и заменять его пренеприятным словом «шест».

На самом деле, ничего отвратного в шестах нет. Да и «шестайе» ничего унизительного не означает, всего лишь синоним словосочетанию «маленький стайе». А до мнения дворовых мальчишек и их дразнилок будущему правителю Края Соснового и вовсе дела не должно быть. Он напоминал это себе, разворачиваясь резко, едва слыша знакомые выкрики бесстрашных заводил среди конюшат и юных псарей «гляньте, шест вылез!», и удаляясь под сень родной крыши с таким надменным и возвышенным видом, какой, помимо него, умела принимать одна только стейя Ринетта.

Достаточно было одного его слова, чтобы этих хулиганов выпороли и подвесили за шкирки у частокола над воротами. Они обзывались только тогда, когда рядом не было никого, кто бы мог защитить Сарера, но проучить этих забавников чужими руками маленькому стайе не составило бы труда. Вот только он знал, что, даже если дворовые мальчишки после хорошего нагоняя его больше не тронут и в сторону его не глянут, между собой ещё долго будут обсуждать, как трус и подлец Сарер Алвемандский вместо того, чтобы разобраться с ними с глазу на глаз, нажаловался взрослым, как обиженная девчонка.

Он мог бы спуститься с лестницы, подойти к этим необразованным, грязным, вонючим детям, спросить со спокойной улыбкой: «Ну, вы смеётесь надо мной и называете «шестом», что дальше? Я ничего вам не делал и не делаю. Не будет ли наша с вами жизнь спокойнее и приятнее, если ничем не обоснованные ваши насмешки в мою сторону и моё к вам равнодушие заменятся взаимным дружелюбием?»

Но вместо этого он разворачивался и уходил.

Сарер был хорош в рассуждениях, когда оставался сам с собой наедине. Но диалоги с людьми, особенно со взрослыми, почти никогда не складывались для него благополучно.

– Небесные почитатели прибудут нынче не одни, – рассказывал отец за едой. Вся семья была в сборе, немногочисленных слуг они отпустили и наслаждались обществом друг друга. – С ними будет отряд войдошей. Если память мне не изменяет, сотня из Черногривого Океана. А, быть может, Огненные Лебеди.

– Тебе следует перед сном есть те орехи, о которых говорил целитель, – произнесла стейя Ринетта ледяным тоном, будто в очередной раз кого-то отчитывала. – Мой шеле, ты уже в преклонном возрасте, память просто обязана изменять тебе. Судя по всему, она тебе изменяет со мной, потому что я отлично помню то, что помнить обязан ты. К нам прибывает сотня Черногривого Океана под предводительством Элриса Арраксио, а орехи, помогающие поддерживать остроту ума старикам, хранятся в нижнем ящике справа от нашего ложа.

Неист Алвемандский, едва стейя Ринетта закончила свою речь, громко рассмеялся, обрушив кулак на стол.