Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

– Дорогая моя шеле, никто не способен меня укорить в такой манере, в какой это выходит у тебя! Ты права, пять тысяч бесов, милая моя шеле! Ты права!

– Конечно, – прохладно согласилась мать.

Пока отец смеялся, Сарер всё думал: открывать ему рот или нет. В конце концов он всё же угрюмо заговорил, едва дождавшись паузы в разговоре родителей:

– Ничего не значит, что придут эти дурацкие небопочитатели. Они знают о бесах и Тьме не больше нас. Они только кажутся умными, а на самом деле не умеют ничего.

У него было право говорить такие вопиюще богохульственные вещи. Умей эти выряженные идиоты в видлогах, исписанных по краям священными письменами, призывать в дома чистую силу и даровать Небесные благословения, тогда ему бы не пришлось каждую ночь сгорать в собственном страхе.

– Сарер, – сказала стейя Ринетта. Всего лишь начало её речи, а он уже догадывался, что последует дальше. – Во-первых, что за слово ты произнёс? Слово «дурацкий»? Ты впервые находишься в обществе, Сарер?

– Нет, – вздохнул мальчик. Решился высказаться – получай по заслугам.

– После трапезы мы поговорим с тобой об этом слове, – слегка звенящим от гнева голосом говорила мать, как будто кидалась острыми ледышками. – Меня куда более возмутили твои утверждения, нежели твоя лексика. Сарер, ты слушаешь меня? Гляди мне в глаза. В глаза! Неист, скажи ему.

– Гляди в глаза матери, когда она учит тебя, мальчик, – хмуро проговорил стайе Алвемандский, сам в это время разглядывая свою тарелку.

Сарер покорно приподнял голову. Он постарался, чтобы взгляд его был по меньшей мере страшен.

– Небопочитатели – единственное, что соединяет нас с небожителями эвелламе, только через их песни Небеса диктуют нам свою волю…

«Если так, то Небеса слепы и беспомощны».

– … если бы не благородные жрецы, не только Край Сосновый, но и наш дом стал бы одним большим урром, превратился бы в пристанище нечисти. Сейчас грязные лапы бесов не могут дотянуться до нас с тобой исключительно благодаря их стараниям!

«Их старания не стоят и кончика змеиного хвоста».

– Проявляя безосновательное неуважение к жрецам Небес, ты проявляешь неуважение к самому Небу.

«Небу нет до меня дела, – Сарер сузил глаза, внутренне содрогнувшись от обиды и злости. – Эвелламе меня ненавидят. Я не стану уважать тех, кто плевать на меня хотел!»

– Впрочем, я прекрасно понимаю, – в материнском голосе проскользнула тень иронии. – В тебе говорит возраст. Сарер, как бы ни хотелось бежать навстречу ветру и демонстрировать всюду свой крутой норов, прислушивайся к совести в те мгновения, когда тебе захочется ещё раз сказать хоть слово о Небесах и небопочитателях. Ты навлечёшь беду на всех нас, если прогневаешь повелителя Света. Не говори, что не учил историю и не знаешь, чем может обернуться неверие и невежество…

– Я знаю, – равнодушно проговорил Сарер. – Когда люди на Твердыни взбунтовались против власти мудрых эвелламе, Владыка Небесный сразил царя Каменного, велль-воевода сразил князя Огненного, жрец-сказитель сразил князя Речного, и пребывал весь народ земной в великой скорби. Было это три сотни лет назад.

Гнев стейи Ринетты поутих, тёмные глаза прекратили метать молнии. Впрочем, Сарер всегда старался не воспринимать близко к сердцу её гнев, иначе жить было бы невозможно.

– Отлично, что хоть это ты не подвергаешь сомнению. Будь так добр, принеси свои извинения.

– Кому? Тут нет ни одного небопочитателя.

– Сарер! – повысил голос отец.

Мальчик посмотрел ему в глаза.

– Извиняюсь перед Небом за то, что проявил невежество. Извиняюсь перед жрецами Небес за то, что проявил неуважение.

На этом все успокоились. Ничего, кроме подпорченного настроения, Сарер не получил, высказавшись насчёт небопочитателей. Так оно бывает в нашем мире. Знаешь побольше многих, а молчать заставляют тебя.

Дальше курс материнского недовольства сместился, когда Ольтена начала шалить. Не доев свою порцию (он очень редко доедал до конца, даже если еда была вкусной), Сарер попросился выйти и отправился в свою комнату ждать Мирласа и материнского нагоняя за слово «дурацкий».

Сегодня ему нужно было выучить ещё одну былину и потренироваться в чтении вслух Слова о Морях и Ручьях – любимый философский трактат в срединных землях о положении Воды между стихийных сил… Сегодня обещало быть полной копией вчера и позавчера – уныние, страх, тоскливое ожидание.

Сарер жил перепуганным зверёнышем, недолюбливая человеческое присутствие, боясь одиночества, скрываясь от теней и брезгливо отворачиваясь от солнечных пятен. Детство его не было голодным, он не был вынужден от рассвета до заката пахать в поле, пасти и доить овец или возить каменные груды от шахт через горные хребты, однако и более радостным оно от того не делалось. Выслушивая насмешки бедных ребятишек, Сарер мог думать только о том, что за возможность каждую ночь засыпать спокойно он отдал бы и своё наследство, и титул, и всё что ни было у него под этим Солнцем. Он бы бегал среди крестьян и детей слуг, смеялся и швырял грязными комьями под ноги лошадям знатных господ, а потом нёсся прочь сверкая пятками, чтобы не попасть под удар кнута; длинными зимними ночами, как Лефантрокэ-освободитель из «Саги о восстании», сидел бы среди братьев и сестёр, слушал бабушкины сказки и знал только то, что завтра его ждёт тяжёлая работа, а сегодня – спокойный сон человека, не заботящегося в силу своего отсутствующего образования ничем, кроме предстоящей сборки урожая да стрижки овец.

Родиться бы другим человеком – и не бояться никогда!

Сарер не знал, почему это проклятие пало именно на него. Он не имел ни малейшего представления, чем он мог так прогневать Небеса, что они однажды просто решили: «Нам следует превратить в кошмар жизнь этого мальчика».

Когда каждую ночь на протяжении долгих лет ты думаешь только о том, как бы убежать от своей смерти, ты просто не можешь расти обыкновенным ребёнком. Матери этого было не понять, и она без конца сравнивала Сарера с сыновьями соседних стайе, которые в десятилетнем возрасте уже были искусными мечниками, наездниками, стихотворцами и менестрелями. «Тебе не до чего нет дела, ты как животное – только и ждёшь, чтобы поесть или поспать». Сарер и впрямь нередко просился спать днём, зная, что его тогда ничто не потревожит, но в глазах стейи Ринетты причины этому были совсем другие. Она всегда находила повод обвинить в чём-нибудь своего сына так, чтобы он почувствовал себя ещё более слабым и глупым, чем являлся на самом деле.

Как бы горделиво ни отказывался себе признаться в этом Сарер, он свою мать тоже боялся. Они не были друзьями, между ними не было доверия. Стейя Ринетта тщательно следила за образованием Сарера и волновалась о его будущем, она ещё пять лет назад руками Неиста Алвемандского вынудила Тширекского стайе дать согласие на то, чтобы его младший сын стал ринтом Сарера по достижению совершеннолетия. Юный шестайе Алвемандский знал: он должен благодарить мать за то, что она занималась всем этим, что она подыскала ему Мирласа, и противный старик каждый день делает из него человека. В том, что он ещё не запустил себя и не превратился в лежебоку-иждивенца, спящего днями напролёт, как великовозрастный душевнобольной сынок господина Плеойского, была только её заслуга. И тем не менее он не мог полюбить её за это.

Пять лет назад он подошёл к ней при двух небопочитателях из Святумана и спросил: «Почему эти люди у нас освятили небесной крошкой все углы, а бесы из моей комнаты никуда не делись?» Мать лишь холодно пообещала жрецам разобраться с проблемой и извинилась, а потом, вечером, отвела сына в сторону и долго отчитывала его, пятилетнего и перепуганного до смерти, за то, что он прилюдно оскорбил и её, и вестников Небесных, когда фактически заявил, что они не выполняют свою работу. Стейя Ринетта ни на миг не поверила в то, что Сарер действительно видел что-то, чего не видела она, и что ему было страшно. Ей больше верилось в то, что её пятилетний сын преследовал цель опозорить свою семью глупым вопросом.

С тех пор он не заговаривал ни с ней о своём кошмаре, ни с кем-либо ещё. Вот, недавно попытался с отцом. Но тот лишь посмеялся.

Сегодня придут эти лживые святоши со своими небесно-голубыми шутовскими ленточками, сделают вид, что своими обрядами призовут благословенье эвелламе на терем Алвемандский, возьмут традиционную свою дань – восторг толпы, благодарности стайе и несколько мешков чистого золота на восстановление древних святынь, и пойдут дальше водить за нос честной люд по Тверди земной. А он, Сарер, десятилетний мальчик, может выйти в любой момент вперёд и заявить: «Вы все лжецы, все до единого! Ваши благоухающие белые хлопья – простой лебяжий пух, надушенный цветами, ваши молитвы – пустая болтовня без капли смысла. Вы ничего не знаете, вы ничего не делаете, в вас нет совсем никакого смысла». Но кто же ему поверит?

Впрочем, сам он не ранее как несколько дней назад поверил небопочитателю. «Через десять лет вы забудете о своём страхе». Тогда Сарер спросил о своём будущем пожилого жреца, испытывая сразу несколько чувств – недоверие, страх, надежда. Он никогда не доверял небопочитателям; он боялся, что брат Энрид скажет: «Этот кошмар останется с тобой навсегда»; он надеялся, что в предсказании будет что-то вроде: «Ещё несколько месяцев – и всё закончится». Десять лет. Не так плохо, но и не хорошо. Навряд ли брат Энрид и впрямь разглядел его будущее. Судя по его сосредоточенной физиономии и неестественно закатившимся глазам, когда он пустил руку мальчика, жрец действительно попытался сотворить какое-то заклинание и заглянуть в сокрытое от обычных глаз. Тем не менее, он также явно не совсем понял, что именно происходит с Сарером. Вероятно, брат Энрид даже не понял, что это за «страх», прозвучавший из его уст. Но главное, что сам Сарер всё понял и всё услышал.

И теперь, хотел он того или нет, ему верилось – вера эта сама собой укоренилась в нём. «Десять лет». Это не значило, что спустя десять лет он наконец будет свободен. Скорее всего, ему требовалось достигать своей свободы, добиваться её. Он точно не мог спастись от змея, продолжая день за днём просто покорно ждать своей смерти, как боров под топором мясника! Что бы ему ни было написано на роду, целью его жизни точно не было подчиняться Мирласу и матери, возиться с сестрёнкой, время от времени приветливо улыбаться небесным жуликам, которые не просто спустя рукава делали своё дело, а ещё и брали за это немалую сумму. Во всяком случае, сегодня терпеть это унижение и чувствовать себя мальчиком на побегушках из бродячего театра он не станет. Есть много способов избежать сегодняшней встречи с небопочитателями, и одним из них он точно воспользуется…

Отмучавшись под предводительством Мирласа два с половиной часа, Сарер заслужил полчаса отдыха. Он спустился по лестнице, обдумывая побег от грядущего торжества по поводу прибытия небопочитательской братии. Внизу, у самого входа, кухарка Зайхана подгоняла двух мальчишек, размахивая чепчиком в толстой руке и шипя приглушённо, чтобы не привлекать внимание:

– Всё на кухню, тащите всё на кухню! Фатрис, не забудь копчёного лосося! Бекон и масло, Ранмис-душечка, масло обязательно… Сегодня у нас будут обедать не только достопочтеннейшие небожрецы, но и ребята старика Арраксио из Океанской, уж им-то не пожалей масла для поросёнка!

Как всегда, простые люди были осведомлены куда сильнее, чем сын стайе.

– Зайхана, – окликнул кухарку Сарер. – А расскажи-ка, будь добра, что за старик будет у нас сегодня обедать.

Заметив своего юного господина, Зайхана охнула и быстро поклонилась.

– О, мой шестайе, я Вас совсем не увидела! Прошу прощения за мой вид, – её некогда белоснежный фартук был весь в рыжем жире и золотых масляных пятнах, – но сегодня у нас с мальчиками дел невпроворот, столько народу кормить! Я имела в виду, у нас-то гостит Элрис Арраксио и его сотня, не сочтите за невежество, но те ребята, что знают его, называют «стариком Арраксио»… Он не возражает, право, он…

– А, – сказал Сарер. – Это он лидер отряда войдошей, которые прибудут вместе с небопочитателями?

– Он, он! Он душечка, замечательной души человек, мой шестайе! Я-то с ним не говорила, но мой племянник под его началом уже третий год держит меч. Айсиган говорит, что старик-то… прошу прощения… достопочтеннейший Элрис Арраксио не только главный в отряде Черногривого Океана, а ещё и сильнейший… – кухарка воздела палец к потолку, – сильнейший из борцов с нежитью с проклятой! Мало их осталось нынче, войдошей… но из тех, что есть, старик Арраксио – самый сильный!

– Самый сильный… – как ручной ворон, повторил Сарер. – Можете не извиняться. Благодарю, занимайтесь своей работой.

Кухарка всё же ещё раз извинилась и, прикрикивая на поварят, исчезла в части терема, предназначавшейся для слуг.

Сарер передумал сбегать с сегодняшнего обеда. Свои полчаса отдыха он провёл, стоя у лестницы, прислонившись лопатками к выступавшей из перил деревянной рысьей голове. Мимо пробегали туда-сюда поварята, шныряли хозяйские люди, заглянул конюх спросить об укрывшемся пёс знает где конюшонке. Время шло к часу Дневной Охоты. Когда скрип мирласовых возмущений долетел откуда-то сверху, Сарер почти равнодушно побрёл вверх по лестнице, размышляя о том, как себя вести на предстоящей встрече с гостями и какие вопросы задать.

Если небопочитатели были в большинстве своём шарлатанами, не умевшими или не хотевшими исполнять свои законные обязанности, можно ли было то же самое сказать о войдошах?..

Этот старинный орден в былые времена был основан, как отряд единственных на всей Тверди, кто был способен противостоять бесам с Тёмных Небес, отряд храбрых мужей, не боящихся взглянуть в глаза первородному ужасу, который насылали на земные княжества уррайо, опутывая своими заклинаниями сны и умы невинных твердынцев. В отряд принимали только тех, кто знал на что шёл. Кто был готов пожертвовать не только телом, но и душой на страшной войне со страхом во плоти. Благодаря стараниям войдошей и помощи со Светлых Небес уррайо перестали беспокоить Твердь своими набегами, оставив, правда, на Тверди своё тёмное наследие. Возня с наследием этим – с проклятой энергией, пропитывающей воздух и жизнь вокруг тех мест, где некогда сходили с Небес уррайо, с мелкими бесами, плодящимися вокруг этих же заражённых Тьмой участков – легла на плечи войдошей, которые теперь не сражались с уррако напрямую, но очищали Твердь от остатков их давнего разгула. Орден не распался и не перестал быть нужным. Урров – участков, где когда-то давным-давно уррайо спускались на своих тёмных облаках, чтобы заливать кровью всё на своём пути – слишком много ещё оставалось под Солнцем и Луной. Там, где некогда Тьма коснулась Тверди, спокойной жизни места не было. Чтобы разрушить старинные проклятия, очистить повреждённую землю от влияния давно покинувшего её зла, сразиться с без конца и причины появлявшимися там злыми духами и позволить крестьянам опять работать, выращивать зерно и пасти скот, требовалась помощь тех, кто был достаточно отважен, чтобы встретиться лицом к лицу не только со своими страхами, но и со Страхом вообще. Урров было полным-полно по всей Тверди, хотя вблизи Алвеманда их водилось не так много.

В общем, войдоши до сих пор жили и здравствовали. Причин обвинять их в некомпетентности у Сарера не было, хотя бы потому, что они на его памяти ни разу не появлялись в Крае Сосновом. Небопочитатели «призывали благословения» своими молитвами и пафосными речами и являлись чисто фикцией, призванной успокоить души богатых землевладетелей и продемонстрировать крестьянам высоконравственность их господ, пользующихся услугами жрецов. Орден войдошей же использовал куда более наглядные методы – меч и колдовство, дарованное Светом.

Сарер сам не понимал почему, но слова кухарки о старике Арраксио принесли ему странное успокоение. Если он так хорош, что считается сильнейшим в своём ордене, тогда, быть может, он выслушает и поймёт Сарера? Он не может назвать его страх чушью и посмеяться над ним.

Мирлас издевался над своим юным подопечным недолго. Спустя меньше, чем час, начиналась торжественная церемония встречи, и старый бездельник был вынужден отпустить Сарера с миром. Мальчик зашёл в свою комнату, чтобы поменять обычную одежду на более представительную. В Алвемандском теремке слуг водилось очень немного, и его благородные обитатели самостоятельно справлялись с такими трудностями, как переодевание, раскладывание своей постели перед сном и прочее, с чем иным господам Поднебесья справиться не под силу. В некоторые дни Сарера это злило, он был бы не прочь, если бы кто-нибудь услужливый сам занимался стягиванием с него длинной рубахи и прикреплением к сапожкам блестящих и звенящих серебряных цепочек.

Но в основном он был даже доволен тем, что за неимением большого числа слуг ему предоставляется больше времени одиночества… Одиночество пугало его и тянуло одновременно. Для него не было ничего приятнее, чем закрыть дверь, дёрнув за круглую ручку тяжёлый железный замок, и, оставшись сам с собой наедине в тихой спокойной комнате, ощутить себя самым свободным живым существом в мире. Эта свобода настолько же приятна, насколько обжигающе ужасными оказывались те мгновения, когда он, вскочив поутру с постели, первым делом мчался в одной ночной рубашке вниз, здороваясь с каждым встречным на пути, надеясь, что чужое присутствие смоет с души липкий страх, отскребёт цепкие репья не успевших растаять в свете Солнца кошмаров. Сейчас, днём, оказавшись в одиночестве в своей комнате, Сарер мог не бояться. Без сомнения, Змей видит его и сейчас. Это знание отравляло каждый вздох, но он давным-давно привык к этому яду. Поэтому только бросил один короткий взгляд на стену между шкафом и дверью. Там, конечно, ничего и никого не было, только матовая тень уныло бледнела призраком рано умиравшего дневного света.

Стягивая через голову тёмную свиту, чтобы заменить её на позолоченный кафтан из плохо мнущейся крепкой ткани, Сарер ещё раз обдумал свой план действий. Он должен был найти способ завести разговор с этим стариком Арраксио, достопочтенным… Элрисом? Какое-то дело привело в Край Сосновый войдошей, что само по себе было событием знаменательным, и нельзя было упускать такой момент. Сарер знал о том, что люди этого ордена крайне необщительны, не посвящают в свои дела кого попало и действуют исключительно по воле своего лидера, не подчиняясь никаким князьям, не подчиняясь даже царю Тверди. Следовательно, какой им резон, услыхав заверения хозяев терема и небопочитателей о том, что здесь точно не может водиться никакой нечисти, поверить этому беспрекословно? Если эти воины хоть немного столь упорны в стремлении уничтожать последние следы пребывания уррайо на Тверди и преданны своему делу, как о них говорят, есть смысл надеяться на внимание старика Арраксио к несчастью мальчика, уже который год страдающего от проклятья Тёмной силы. Вообще-то говоря, о небопочитателях тоже много чего говорят, и грош цена всем этим сплетням. Тем не менее, попытаться стоило.

…

Сегодняшний приём гостей проходил сдержанно, без размаха и излишней роскоши. Сотня Черногривого Океана представляла собой нечто похожее на отряд-призрак из легенды о Феране Схиффском и его кораблях-невидимках. Немаленький отряд явился на земли Алвеманда, почти вплотную подошёл к резиденции стайе, и единственным, что выдавало его присутствие, была лишь непривычная тишина, висящая над длинными рядами деревянных изб, с трёх сторон окружавших Алвемандский теремок. Обыкновенно оттуда доносились крики детей, пение женщин, нетерпеливая брань мужчин. Сегодня же только лай собак говорил о том, что за высокой оградой, окружавшей обитель стайе, оставался кто-то живой. Вероятно, люд находился под впечатлением от прибывших на их земли воителей, потому и притих. Окна комнаты Сарера выходили на необитаемую часть сосняка, а когда он вместе с отцом, матерью и сестрой вышел приветствовать гостей на улицу, увидеть ему членов отряда помешали плотно прилегавшие друг к другу брёвна забора. Он был весь в нетерпении, пока Неист Алвемандский чинно здоровался с двумя небопочитателями крайне эксцентричного вида (кажется, сегодняшние были особенно богаты и особенно бесполезны даже на фоне своих предшественников). Голубые ленточки, перекинутые через плечи обоих, достигали в ширину трёх мужских ладоней, а письмена, вышитые мелко-мелко по их краям, поблескивали на закатывающемся Солнце, как чистое золото. Когда приветственные церемонии подходили к концу, в широко распахнутых воротах наконец появились те, кто интересовал сегодня Сарера.

Широким шагом старого солдата, давно повидавшего все ужасы, которые только могли твориться на этой земле и под этим Небом, разбрасывая снег в стороны, как будто нерасчищенные кучи сугробов были головами презренных врагов, вошёл в тень Алвемандского терема лидер отряда войдошей, старый Элрис Арраксио.

– Лидер Черногривого Океана, удачи Вам Небесной, – скосив глаза на мгновение в сторону жены, проговорил Неист Алвемандский и шагнул вперёд, от души поклонившись. Войдош принял поклон, не дав ответного. Следом за ним вошли ещё четверо воителей. Все прочие, по-видимому, оставались в деревне. – Мы рады видеть Вас в нашем Краю. Надеюсь, воспоминания Ваши о времяпрепровождении в скромном Алвемандском теремке останутся самыми лучшими. Могу я пригласить Вас внутрь?

– Насчёт скромности вашего теремка – это сказано с преуменьшением, – заметил Элрис Арраксио, остановившись напротив стайе. – О, скромность. Эта скромность пришлась бы по душе в славной Светелице, – он кивнул, показывая свою готовность следовать за Неистом Алвемандским. – Приглашайте меня, дорогой друг.

Сарер во все глаза смотрел на войдоша. С тех пор, как этот человек появился в воротах, мальчик не мог оторвать от него взгляда. Длинный чёрный плащ, внушительная часть которого тенью волочилась за хозяином, идеально гладкая лысина черепа, которую не прикрывала даже хиленькая шапка, пронзительно-бесцветная рукоять клинка, торчащая из-за распахнутых подолов короткой шубёнки, почти полностью скрытой под плащом… и глаза. Таких глубоко посаженных и таких остро сверкающих глаз Сарер не видел ни у человека, ни у зверя. Он редко обращал внимание на глаза людей, да и в принципе на их внешность. Но сейчас мальчик, как загипнотизированный, уставился в эти затемнённые широкими дугами бровей глаза, не думая о том, как это, должно быть, невежливо с его стороны. Сестрица Ольтена подёргала его за рукав, напоминая о том, что следовало вместе с отцом склонить голову. Раздосадованный тем, что пятилетка напомнила ему о правилах приличия, Сарер невпопад сделал странное движение, не то присев, не то тряхнув головой, и его неловкость вряд ли укрылась от матери, всегда остававшейся настороже, как ястребица над полем.

Элрис Арраксио первым взошёл по гладким деревянным ступеням крыльца, с каждой из которых как раз перед его прибытием скололи внушительный слой льда. Неист Алвемандский следовал сзади и справа, согласно старому обычаю сопровождая гостя внутрь дома, Ринетта шла за мужем. Сарер и Ольтена пропустили вперёд четверых войдошей, пришедших вместе со своим лидером, и тоже зашли в терем. Все четверо воителей были молчаливы, а их лица – непроницаемы. Сареру подумалось, что эти люди, должно быть, видели столько бесов, сколько ему ночей ещё не приходилось пережить со дня рождения. Он почувствовал себя маленьким трусом и глупцом. Войдоши таких, как его змей, каждую ночь уничтожают толпами, а он не может справиться с одним небольшим кошмаром уже не первый год. Только и умеет, что убегать… Наверное, мама права. Он просто ни на что не годный глупый ребёнок. По сравнению с этими воителями – точно.

Слуги сняли подбитые мехом плащи и пушистые полушубки с четы стайе Алвемандских и их детей. Войдоши не позволили прикоснуться к своей одежде.

– Оставьте, – сказал Элрис Арраксио, когда молоденькая улыбчивая служанка протянула пальцы к застёжке его плаща у правого плеча. Потом обратился к другим девушкам, которые, зная своё дело, подступили к четырём войдошам, чтобы помочь им с одеждой. – Девицы, мы люди давно уже не маленькие. Поди сами со своими тряпками справимся и не развалимся. Так, ребята?

Его воители закивали, двое слегка улыбнулись. Одна из служанок, не растерявшись, хихикнула и учтиво поклонилась. Элрис Арраксио с чувством ответил на её поклон.

Неист Алвемандский, по-видимому, почувствовал себя неловко. Он что-то заговорил старику Арраксио о дереве, из которого вытесаны брёвна для теремка, об орнаменте, украшающем белую поверхность глиняного столика у лестницы, о том, как грамотно расставлены в углах главного зала курильницы и венки из веточек старой вербы для призвания Небесных благословений. Сарер это почти не слушал, потому что отец рассказывал одно и то же всем своим гостям, и мучался скукой. Казалось, войдоши разделяли чувства мальчика. Один из присутствовавших здесь воителей был совсем молод, не сильно старше Сарера. Наверное, ему было лет четырнадцать. Но он был высок, хорошо сложен, и его лицо было непроницаемо. Его возраст выдавали только порой проскальзывавшая во взгляде детская неловкость, когда милая служанка пробегала мимо, и то, как он поджимал губы и скучающе барабанил костяшками пальцев по крепкому ремешку, державшему его просторные толстые шаровары. Внезапно маленький стайе очень сильно позавидовал ему.