Саги Орлиных Гор. Сердце Варвара

– Эй! Кто ты и откуда? – крикнул Торбор, вытянув меч так, чтобы и в ночи он был виден, отражая звёзды.

Человек уронил мешок с рыбой, вёсла плюхнулись в воду.

– Унгвар моё имя. Я простой рыбак.

Он разглядел силуэты рыцарей и поднял руки.

– Берите лодку… вот тут рыба. Прошу, пощадите. У меня дети…

– Успокойся, Унгвар, – Торбор убрал меч, – мы не урмы. Мы рыцари Орлиных Гор.

– Никогда не видел их живьём, – пробормотал рыбак.

– Ты живёшь тут? Среди топей? – спросил Хум.

– Нет, конечно. Я поставил сети, и думал переночевать на этом берегу. Но моя деревня там, за рекой.

– А не боишься грозы? – Торбор уазал на далёкую зарницу зловещего свечения.

– Мне не впервой ночевать под дождём. Я поставлю палатку.

– Нет уж, Унгвар, – сказал Торбор, хлопнув рыбака по плечу, от чего тот чуть не грохнулся на землю, – тебе придётся пересмотреть свои планы. Нам нужна переправа.

Счастливый от того, что остался жив и грустный, что пришлось всю ночь перевозить горных варваров с одного берега на другой, Унгвар рассказал им о своей деревне. Оказалось, топи Чёрного Рога кончались у этой реки, и на другом берегу стоял хорошо укреплённый форт. Пограничная цитадель людей. Номинально она подчинялось Армаланту, но местный лорд не считал себя обязанным Артагону и жил независимо. А королевские поборники не совались в эти богом забытые окраины. Хотя именно с них и начинался силовой рубеж королевства.

Сто человек крестьян, полсотни рыбаков и охотников, да десяток наёмных воинов, видимо, из беглых каторжников, что теперь сидят день и ночь в таверне – вот и весь гарнизон.

– Как же вы сдерживаете натиск урмов? – удивился Торбор.

– Ну, мил человек, во-первых, они редко сюда суются. Только последнее время начали подходить к реке. А раньше мы о них и не слыхали. А во-вторых нам помогают амазонки.

– Так это не выдумки про дев-воительниц? – Хум сверкнул глазами.

– Нет. Дальше по течению реки, примерно в дне пути на лодке, их остров. Это настоящая крепость посреди воды. Бывало, урмы только собираются переплывать реку. А воительницы уже гонят свои челны к нашим стенам. Ох и лютые эти бабы! И не скажешь, что женщины… хотя формы что надо, – Унгвар хохотнул.

– Здесь ещё встречаются урмы? – спросил Торбор.

– Поблизости нет. Но иногда они приходят из-за реки. А иногда – с севера. Там исток, множество ручьёв и болото. Упасите боги сунуться туда. Ещё урмы живут ближе к озёрным землям, но они не нападают на нас. Им хватает деревень Армаланта.

– Как так сложилось, что ваш форт стоит посреди Чёрного Рога?

– Первое поселение основалось тут ещё до засилья урмов. А переезжать мы не любим – слишком ленивы для этого. Уж лучше оградиться крепостью и отражать набеги. Так мы и делаем.

– А нет ли у вас целителей? – спросил Хум. – В нашем отряде раненый.

– Целители есть, но не у нас. Вам надо добраться до острова амазонок. Не знаю, почему боги так устроили – женщинам знахарство даётся легче. А наши женщины слишком заняты детьми и очагом. У амазонок же ни того, ни другого.

Когда все семеро оказались на другом берегу, и угроза быть атакованными урмами или болотной нечистью на время отступила, решено было искать целителя для Грая. Отряд направился к амазонкам.

Унгвару заплатили золотом – этого металла в Орлиных Горах было достаточно, – и лодочник просиял, как солнце в ночи. Он звал их в гости на обратном пути.

Они шли вдоль берега весь день, река разошлась широко. И к следующему вечеру посреди неё показался остров. На острове темнела деревянная крепость.

– Амазонки! – крикнул глазастый Хум.

– Может, убьём этого? – Торбор указал на пленного урма.

– Нет, – ответил Грай, – ты слышал, что сказал старик? Земли урмов ещё не кончились. Топи ещё ждут нас.

– Мы бы могли найти проводника получше.

– Оставьте его, – скомандовал Грай. – В конце концов, он выполнил обещание и привёл нас к людям. А обещание свято. Вспомните. Потому мы все здесь, из-за обещания.

Урм даже удивился таким речам. Но посчитал, что этот человек был просто чокнутый или сошёл с ума после ослепления.

Моста не было, паромщика тоже. Семеро рыцарей и связанный урм расположились на откосе берега и развели костёр. Дым заметили из крепости, и вскоре к ним уже плыли три лодки. В сумерках можно было заметить тусклый свет латных доспехов. Это плыли воины. Вскоре стали видны луки в их руках.

– Как бы тут не закончилось наше путешествие, – заволновался он.

– Как бы оно ни окончилось, а по девушкам я соскучился, – усмехнулся Торбор.

– Да и они наверняка давненько не знавали хороших мужей, – заметил один из воинов, косматый рыжебородый Рамбор.

– Что там, Хум, красивые они?

Судить о красоте дев было сложно. С одной стороны привлекали глаз их атлетические тела, сильные обнажённые ноги, подтянутые животы, крепкие бёдра, покрытые короткими кольчужными юбками. Груди, плохо скрытые кожаными ремешками, не желали томиться в заточении. Хотя у некоторых женщин было всего по одной груди – как стало ясно позже, это делалось для того, чтобы груди не мешали натягивать лук, попадаясь под отведённую руку. Так делали только те, кто мог «похвастаться» особо крупным размером.

Плечи их были покрыты щитками, головы защищали лёгкие шлемы, а волосы они стригли коротко – ни один локон не выбивался. Но мимолётное очарование красотой женских тел, улетучивалось при виде туго натянутых луков, копей со всевозможными наконечниками, секир, глеф, палашей. И факелы капали горячим маслом на их руки, но амазонки не чувствовали ожогов.

Ни о чём не спрашивая, они открыли стрельбу. Но ограничились всего одной стрелой. Она просвистела над водой, и вошла прямёхонько в глаз пленного урма. Тот даже вздохнуть не успел – мозг уже вытекал с другой стороны.

Торбор натянул тетиву и прицелился.

– Ещё один выстрел, и ваши прелести вас не спасут! – крикнул Торбор.

– Ни один урм не смеет ступать на этот берег! Зачем вы привели его? – ответил звонкий голос с лодки.

– Он был нашим проводником.

– Проводником куда? – лодки приблизились к берегу, уже видны были глаза под дугами шлемов. Но щетина стрел, нацеленных на рыцарей, отвлекала взгляд.

– Мы идём от Орлиных Гор, – ответил Грай, незряче глядя чуть в сторону, – через Чёрный Рог в озёрные земли.

На лодках зашептались.

– Вы горные варвары?

– Я Грай, сын Тугвара, владыки княжества Брокк, что на Белой горе.

– Ты что, незрячий? – спросили с лодки.

– Я не знаю тебя, женщина, – ответил Грай, – почему я должен отвечать тебе? И где твой муж – я буду говорить с ним.

С лодок донёсся вздох возмущения.

– Позвольте мне убить их! – крикнула одна из амазонок.

Тогда со скамьи встала высокая воительница в серебряной кольчуге. Она была старше остальных, но так же крепка и поджара. Она выставила руку ладонью вперёд и громко произнесла.

– Никто никого не тронет больше. Вы сказали, что идёте с Орлиных Гор? Так знайте же, в этих краях недавно был заклинатель камней, маг по имени Сараней. Он сказал, что с Орлиных Гор явится рыцарь, и поможет восстановить баланс мировых сил. Мы все видим знамения бездны в небесах. И война с ней – наше общее дело. Не будем ссориться. Это только на руку нашему врагу.

– Кто ты, что говоришь такие речи? – спросил Грай.

– Меня зовут Амат. Я старейшина крепости. Одна из пяти. А ты, Грай, сын Тугвара, здесь желанный гость. Сдаётся мне, именно о тебе говорил Сараней Казейский. Ты должен дойти до Армаланта, Грай.

– Только теперь мой путь во тьме.

– Ничего, – сказала Амат, – это мы ещё посмотрим.

На лодках они переправились к острову. Это был плоский верх скалы, торчащей из реки, словно постамент затонувшей статуи. На нём, поверх каменного фундамента, был возведён частокол, сторожевые башни и бойницы. Крепость бывала в осадах – о том свидетельствовали обугленные брёвна и свежие стволы, вставленные на места разломанных тараном. Хотя осаждать её можно было только с воды. За частоколом виднелась роща, и небольшой сосновый лес на другой части острова. Сосны – единственные деревья, способные расти прямо на камнях.

– На вас часто нападают? – спросил Торбор, оглядывая крепость.

– Всякое бывает, – ответила Амат. – Уж больно выгодное положение мы заняли.

Когда они вошли в ворота, со всех сторон их окружили недоумевающие взгляды из-под длинных ресниц. Большинство из них – полные отвращения и насмешки. Амазонки не подпускали мужчин к себе и своим поселениям, не общались с ними, и только в ритуальные ночи имели близость. И то – с целью продолжения рода. Но как только сделал своё дело, убирайся скорее, муж, иначе ночной хмель сойдёт, и грозная воительница потянется к кинжалу!

Младенцев мальчиков они отвозили в крепость людей на берегу и клали на ступени храма. Девочек оставляли себе.

Но женскую природу невозможно подавить, и в чём-то она всегда найдёт себе выход. Так и здесь – дома и улицы их были аккуратно убраны. Несмотря на обилие воинской символики и оружия, всюду были клумбы с цветами. С северными цветами – не броскими и не нежными, но всё же это были цветы. Из открытого окна одного из домов доносилось хоровое пение. И хотя слова были о битве и богах войны, но мелодия и тембр голоса оказались ласковыми. Песня скорее выражала жалость к павшим, утешение потерявшим близких людей, заговор от боли раненных. Рыцари Орлиных Гор пели только о стали, братстве и ненависти к врагу. Впрочем, женщины Орлиных Гор тоже часто в песнях оплакивали убитых. Жалость и милосердие присущи одинаково всем женщинам.

Смущённый обилием женским полуобнажённых тел, Хум робко и одновременно жадно поглядывал по сторонам. Вот две амазонки идут в обнимку с тренировочной площади, у обеих разбиты губы и синяки под глазами. Но как ходят из стороны в сторону их бёдра! Вот девы омывают свои тела прямо на центральной площади в мраморных купелях. Упругие груди блестят в лучах заходящего солнца. Игривые шлепки, щипки, дразнящие движения бёдер, острые бритвы плавно срезают укромные волоски. Всё же женщина остаётся женщиной, и уход за собой свидетельствует о самоуважении. Они совсем не стеснялись мужчин. Напротив, завидев приближавшихся, они принялись выпячивать свои прелести и дразнить их игривыми движениями, будто бы случайно, предаваясь развлечениям.

С другой стороны Хум увидел, как несколько великанш в робах и шкурах тащат брёвна и укрепляют ими городские стены. Каждая великанша на цепи, а цепь в руках у хрупких стройных дев с длинными золотыми волосами. Девы эти поют сладкие песни, и великанши, как под гипнозом, покорно слушают и слушаются их. Мускулы размером с бочку, вены, словно древесные корни, лица ощерены хищно, но песня дев умеряет звероподобие великанш. И вот стены укреплены от любых набегов. Это женщины перволюдей, пережившие сотни лет. Север сохранил их в укромных уголках, подобно этому.

Воинов привели в большой деревянный дом. В зале горел длинный очаг. Три тлеющих древесных ствола лежало в нём за чугунной решеткой. Вокруг стояли троны пяти старейшин. Амат заняла один из них, вскоре же из-за ширм вышли остальные. Три были её возраста, седина уже трогала их короткие волосы, но суровые и крепкие лица почти не ведали морщин. А пятой, главой собрания, была уже совсем старуха. Она шла, опираясь на лёгкое копьё, предназначенное не для битвы, а скорее для антуража. На ней была белая тога, в тон седых волос. Она медленно, опираясь руками о подлокотники, села на свой трон, и долго и громко пыталась отдышаться.

– Приветствуем Мать-Охотницу! – хором произнесли остальные женщины.

Престарелая Мать-Охотница долго смотрела на приведённых воинов, особенно – на Грая.

– Вы просили дать вам убежище, потому что у вас раненый, – сказала она, – и мы дадим его вам. Посмотрим, что сможет сделать наша целительница. Но после того вы должны немедленно покинуть эти стены. С каждой минутой наша богиня чувствует скверну от присутствия мужчин близ её алтаря.

Амат что-то сказала старухе на незнакомом рыцарям наречии. Та призадумалась, почесала волосатый подбородок, и сказала:

– Я знавала Саранея Казейского ещё совсем мальчиком. Он уже тогда делал великие предсказания и находил магические камни. Что ж, если он пророчествует о бездне… Но пока ведите раненного к знахарке. А остальных разместите в окраинных казармах. Выходить в город вам строго запрещено!

Три амазонки отвели Грая в хижину знахарки. Её не было на месте, и он уселся ждать на скамью. Он ощущал запахи трав и грибов. Так пахло у старых ведуний в Орлиных Горах, в травную долину Занлаар-Хор, место паломничества всех горских знахарей. Когда мальчиком его водили лечить простуженное горло или отмороженные ноги. Он и сейчас готовился услышать скрипучий голос целительницы, ощутить прикосновение натруженных рук старой праматери, мудрой и уже одной ногой стоящей в землях предков.

Вот скрипнула дверь, кто-то вошёл в хижину, и связка хвороста с шелестом опустилась на пол. Грай слепо повернулся в сторону звука. Шаги оказались слишком лёгкими для старушечьей поступи. Охапка хвороста захрустела в печи, ноздри кольнул душистый дым – вместе с деревом жгли целебную траву.

Грай сидел в ожидании, чувствуя, что вокруг него ходят и осматривают гостя. Вдруг ладонь легла на его глаза, словно прикрывая их от света. Он не стал сопротивляться. Рука лежала на глазах, он чувствовал, как ладонь нагревается и словно тонкие иголочки исходят из неё, а перед глазами в сплошном мраке заплясали синие всполохи. Ладонь убралась, всполохи исчезли, вновь настала слепота.

– Печать бездны, – раздался молодой женский голос, – дыхание мертвеца. Чёрное, как плесень на хлебе. Ты слишком хорошо вылеплен богами, чтобы оно не подействовало на тебя. Слабых дыхание мертвых не трогает. Только сильных. Бездна хочет свить гнездо в таком горячем и сильном сердце. Она начинает с глаз. Глаза – двери в сердце.

Почему-то сердце в этот момент забилось особенно сильно, и он вовсе не опасался, что какая-то бездна совьёт там гнездо. Да пусть даже и так – он бы запросто разворошил это гнездо и вытряхнул всех птенцов.

Грай понял, что знахарка сидит напротив него и пристально смотрит в его незрячие глаза.

– Они зелёные. Как листья дуба. Твоё дерево – дуб. Тебе нужно поговорить с ним.

– С деревом? – удивился Грай.

– С духом дерева. Пошли.

Она взяла его под руку и потянула со скамьи. Он удивился её силе. Ладошка её была маленькой, но хватка сильной, как не у каждого мужчины.

Они шли по улице. Сначала он чувствовал вокруг запахи города, слышал насмешливые голоса и женский шёпот. Но вот вольный ветер взметнул его волосы. Запах палой листвы коснулся ноздрей. Они вышли за пределы крепости, к другому краю острова, где был лес. Сначала пахло смолистой сосной, и под ногами хрустел камень. Бор занимал большую часть острова. Но вот они спустились ниже к реке и вышли на поляну, в центре которой рос огромный жилистый дуб. Он ещё не сбросил листья, хотя стояла осень, и был изумрудно-золотой.

Знахарка усадила его под дерево, спиной Грай почувствовал колкую броню коры. Тело Грая было под стать дубу – мощное и широкое, с волнами мышц. Знахарка затихла, видимо, любуясь сочетанием могучего тела человека с телом самого крепкого на свете дерева.

– Теперь ты должен собрать в своём сердце всю силу духа, – сказала она. – Ты должен представить, как в груди твоей разгорается свет, и выталкивает чёрное дыхание мертвеца. И как дерево высасывает его из тебя. Через твои глаза. Ты не должен открывать их, пока я не скажу.

Грай начал представлять то, что она сказала. Знахарка тихо запела молитву на древнем языке. Ему нравилось слушать этот глубокий женский голос, спокойный, как морская зыбь. Так прошло какое-то время, и Грай уже начал дремать, убаюканный песней и видением тёплого света внутри себя. Дерево шумело на осеннем ветру, запах прелой земли щекотал ноздри.

– Как тебя зовут? – спросила она, наконец.

Грай очнулся.

– Я Грай, сын Тугвара. А ты?

– Имя, данное мне при рождении навсегда оставлено мной. Теперь все зовут меня Рутой. В честь растения, побеждающего яды.

– Рута, – повторил Грай.

Она приложила к его векам дубовые листья и дунула три раза. А затем – легко коснулась его закрытых глаз губами. Он понял, что это за прикосновение, и краска прилила к его щекам. Рута улыбнулась:

– Кровь ударила тебе в лицо. Значит, яд вышел. Можешь открыть глаза.

Грай послушно открыл. В мутном тумане он видел очертания женщины. Свет резал глаза, текли слёзы, и он пытался проморгаться.

– Кажется, получилось, – сказал он, – только плохо вижу.

– Скоро всё вернётся.

– Как мне благодарить тебя, знахарка Рута? Я думал, что навсегда ослеп!

– Благодари благословенное дерево. Не меня. Это просто мой долг, я не могу иначе. Любая боль и недуг, который я вижу, разрывает меня внутренне. И чтобы не испытывать этих мук, я занимаюсь исцелением других. Ты тут не при чём. Старейшина Амат скала, что на тебя возложена великая миссия. Сараней Казейский говорит, что ты и принцесса Мэла сможете остановить грядущий ужас.

– Твой долг – исцелять. Мой – подчиняться воле отца. Мы и впрямь идём в Армалант за этой принцессой. Хотя я не видел её и не знаю. Но долг есть долг… А что до бездны, о которой тут все говорят, то если я как-то смогу послужит своим мечом для её остановки, это тоже вменится мне в долг.

Рута промолчала. Она собрала листья и порвала их на мелкие кусочки. Почему-то теперь она старалась избегать взгляда Грая.

– Что ж, – сказала она, – ты был прав, когда сказал, что принцессе не нужен слепой жених. Но теперь ты прозрел, она ждёт тебя, и ты можешь снова держать свой путь. Твой долг не передо мной, а перед ней.

– Да, – согласился Грай, моргая, – я уже начинаю видеть лучше. Хотя твоё лицо всё ещё расплывается. А что до принцессы, то мы уже столько прошли, а мой народ кладёт свои жизни в сражении с урамами Чёрного Рога – и всё ради этого брака. Так что я просто обязан…

Но он не договорил. Зрение полностью вернулось к нему. Он прозрел и ясно увидел Руту. Она сидела перед ним на коленях в зелёной тоге, перехваченной широким поясом. Её волосы были собраны в тугой пучок, как яблоко. Лицо было белым, глаза большими и глубоко карими. Она смущённо и немного грустно улыбалась. Грай оказался поражён её красотой. Не той красотой, что воспевают в грязных трактирных песнях, а неземной, хрупкой и необъяснимой. Такую воспевают поэты Армаланта, стихов которых никогда не слышал Грай.

– Ты хорошо видишь? – спросила она.

– Я вижу лучше, чем когда либо, – тихо сказал он, – и лучшее, что когда-либо видел.

Она улыбнулась ему, ямочки на щеках оттенили эту улыбку ещё ярче. Она была не такая, как прочие амазонки. И потому являлась целительницей – этот дар требовал взамен некой жертвы. И жертвой было отличие от остального рода жён-воительниц. Да, Рута чувствовала связь со всем миром, и знала, что в нём всё делится на мужское и женское – день и ночь, белое и чёрное, высокое и глубокое. И одно взаимодействует с другим. Без этих отношений не было бы форм, жизни, самого человека. Амазонки не рассуждали так, уперевшись в культ Праматери. Рута считала эту односторонность их взглядов ущербной. Рута была другой, но уйти от амазонок не могла. И поклонялась их богине, Великой Праматери, только внешне. Внутренне она всегда ждала… чего? Может быть, теперь она поняла, чего она ждала все эти годы.

– Грай сын Тугвара, – сказала она и легко коснулась его лица, – ты исцелён.

– Благодаря тебе. Ты вернула мне свет… вернула мне жизнь.

– Но теперь нам надо возвращаться.

– Нет! – прервал он. – Не говори об этом. Я хочу остаться с тобой.

На её лице отразился испуг.

– Этого нельзя!

– Тогда я заберу тебя с собой. Пусть кто-нибудь посмеет остановить меня! – он тронул широкий меч, лежавший тут же у корней дуба.

– Воин, я бы и сама ушла с тобой. С первого же взгляда на тебя, когда ты ещё не видел моего лица, я поняла, что если и есть на свете муж, которому я смогу довериться, то это ты.

– Так в чём же дело? – улыбка смешалась с замешательством.

– Бездна… Сараней сказал, что только высший союз может остановить её. Только королевская любовь. А я простая знахарка с Чёрного Рога. Нет, тебе нужна Мэла, прелестная принцесса Армаланта.

– Будь проклят тот маг! – крикнул Грай. – Покажите мне его, и, клянусь! Он заговорит другие пророчества, когда отведает моего кулака!

– Не стоит…, – она взяла его за руку, – не стоит искушать судьбу.

– Мы сами творим нашу судьбу! Неужели весь мир может зависеть от какой-то принцессы?

Он раскатисто засмеялся.

– И не бойся! Со мной не бойся ничего.

Она доверчиво заглянула в его глаза.

– Я умею видеть людей. Обычно они похожи на мутные кристаллы, из которых льётся свет разных оттенков. Но сами кристаллы не прозрачны и сердцевина их скрыта страхом, обидой или гневом. Но ты похож на чистый кристалл, в твоём сердце не таится злого умысла. Хотя свет, который излучает твой кристалл красный и в нём заключена ярость, но это ярость на врага. Со временем она отпустит тебя, ты станешь мудрее, познаешь любовь. Ведь главное, что сердце твоё чисто и ты не допускаешь туда силы распада.

– Ты говоришь так путано, – сказал Грай.

– Это всё не важно. Я думаю вслух, – улыбнулась Рута.

– Но мне всё равно нравится, что ты говоришь. Мне нравится твой голос. Кажется, такой был у моей матери.

Рута снова смущённо спрятала глаза за густыми ресницами.

– Послушай, – Грай тронул её за руку, – я никогда не слышал, чтобы меня называли избранным. Или эту принцессу. Мы обычные люди, просто родились в царских семьях. Но это не делает нас особенными в глазах богов. Для них все равны. Все мужчины – воины, все женщины – матери. А власть изобретена людьми. Так имеет ли смысл статус человека для верховных сил. Пусть даже речь о бездне?

– Так написано в книгах, так гласят пророчества.

– Да стригись они шкурой, это пророчества! – крикнул Грай. – Жизнь течёт в наших жилах и стучит в сердцах. А не в книгах! К тому же, достаточно и того, что я сын лорда. Если это и впрямь имеет значение. Во что лично я не верю.

– Согласна, – вздохнула Рута. – Чувства одинаково испытывают и король и раб.

Чувства не ограниченны никакими условностями и статусами. Но даже если ты и прав, то как же твой долг перед отцом, о котором ты говорил?

Грай хмуро уставился в землю. Ему тяжело было с этим смириться, но девушка была права.

– Всё так. Я и не буду отказываться от этого долга. Но всё же… Я прошу тебя пойти со мной. Если не как невеста, то хотя бы как сестра.

Рута не знала, что ответить. Она испытывала то чувство внутреннего разрыва, которое обычно появлялась, если рядом были раненные. Раненных рядом не было, но только на первый взгляд. Раны сердца обычно не видны невооружённым глазом.

С ветвей упал жёлтый лист. Следом ещё один. Грай проследил за ним глазами, и встретился взглядом с Рутой. Пролетело ещё несколько листьев.

– Как красиво в это время в лесу, – сказала Рута.

Но лицо Грая стало вдруг сурово.

– Разве не так? – удивилась Рута.

– Что-то происходит, – он поднял руку, прислушиваясь, – листья падают, но ветра нет.

– О чём ты?

В подтверждении его слов, по земле прошлась дрожь. С небольшим перерывом волны её повторялись. Наконец, тряхнуло так, что все деревья вокруг разом скинули завесу листьев. Грай вскочил и поднял Руту за руку.

– Где ваша крепость? Немедленно уходим туда!

Рута повела его через рощу на дорогу к крепости амазонок. Но не прошли они и двадцати шагов, как земля со стоном боли начала расходиться трещинами. Листва, трава и целые деревья проваливались в них. Трещины расползались, из них вытекал горячий пар, кое-где сыпались искры.

В мгновение местность исказилась неузнаваемо. Роща стала буреломом, в ней что-то шевелилось среди сучьев и дыма. Со всех сторон доносились скрежет и визг.

– Бездна! – закричала Рута. – Бездна поглощает мир! Началось!

– Прорвёмся, – упёрто ответил Грай, не переставая идти.

Очередной толчок земли подкосил Руту. Грай схватил её, перекинул через плечо и бросился прыжками через разломы. Из завесы дыма ему навстречу выплозло змееподобное существо. Его держали корни земли – она не отпускала эту тварь в мир, стремилась вобрать в себя порождение своих недр, но тварь вырывалась и пыталась перегрызть пуповину. У неё было несколько голов. Грай свободной рукой выхватил меч, махнул и снёс одну. Липкая жижа полилась из разреза, источая ядовитый пар. Грай закашлялся, но ещё одним броском сумел срезать другую голову. Чудище втянулось в разлом.

Но где-то позади них грохотали латами сотни ног, погоняемы из разлома демоническими плетями. Огромные паукообразные, на которых восседали, как наездники, люди со змеиной кожей взвивали огненные плети, и те опускались на спины мертвецов, вылезших из земли. Рута онемела от страха, всё это было похоже на кошмарный сон, она даже щипала себя за щёки в надежде проснуться. Но мертвецы всё шли и шли, преследуя их. Плети действовали, и армия догоняла людей. Грай развернулся к ним, отвёл Руту себе за спину и изготовился к бою. Он выставил меч и заревел, как зверь.