Особенности советской власти

Сметана в наших магазинах тоже была всегда, хотя только на разлив, поэтому за сметаной я ходил в магазин со стеклянной пол-литровой банкой. В нашей семье была традиция: по воскресеньям мы ели блины со сметаной. Хотя, какая это была сметана… Сначала литр сметаны стоил 1 руб. 30 коп., и это был ещё относительно нормальный продукт. Потом сметана стала стоить 1 руб. 15 коп., она была уже гораздо жиже. И, наконец, появилась сметана по 90 копеек, это была уже совсем жидкая кислятина. Причём, в магазинах не было сметаны разного качества. Сказано, что сметана теперь за 90 копеек, так уж другой не ищи. По мере развития социализма дела в сельском хозяйстве шли всё хуже, и нормальной сметаны на всех уже не хватало, так что её начали сильно разбавлять.

Сельское хозяйство

Несколько лет назад один мерзавец развел бучу о том, что сельское хозяйство у нас уничтожено. Я пожал плечами. Но когда мой друг согласился с этим выводом, меня взорвало: «Говоришь, сельское хозяйство уничтожили? А чего ж тогда полки магазинов ломятся от сельхозпродукции? Когда сельское хозяйство, по-вашему, процветало, эти полки стояли пустые. Не надо мне рассказывать, что там в основном импорт. Во-первых, это неправда. Если из горы колбас и ветчины, сосисок и сарделек убрать весь импорт, так там не особо и убудет. А, во-вторых, мне какая на хрен разница? Я простой человек, не экономист и не аграрий, для меня сельское хозяйство это то, что даёт мне пожрать. И если раньше мне нормально пожрать не давали, потом сельское хозяйство уничтожили, и жратва тут же появилась на прилавке, так давно его пора было уничтожить, поскольку такой результат. И не надо мне рассказывать, что всё есть, но ни на что денег нет. Мы с женой ни когда богато не жили, но колбаса у нас дома есть каждый день, да и жареное мясо едим регулярно, о чём при «процветающем» сельском хозяйстве и подумать не могли.

Поля бурьяном зарастают? Знаю, видел. Но вот ведь парадокс: когда на этих полях колосилась пшеница, СССР закупал зерно в Канаде, своего не хватало, а когда поля начали зарастать бурьяном, Россия вновь, как и при царе, начала продавать зерно за границу, выращиваем больше, чем нам надо.

Да, сейчас не трудно увидеть заброшенные коровники с провалившимися крышами. Только опять парадокс: когда ещё при социализме работал в районной газете, у нас доярок, которые надаивали по 5 тыс. кг молока в год от коровы, чествовали, как героинь труда, мало кто столько надаивал. А недавно услышал о надоях в 7 тыс. кг, как о вполне заурядном факте. Если за каждой коровой по-человечески ухаживать, так гораздо меньшее стадо даст больше молока. Ну и так далее…»

Да, я почти ни чего не знаю о современном состоянии сельского хозяйства, мне вполне достаточно видеть результат его работы на прилавках магазинов, тот результат, которого ни как не могли добиться при социализме. И вот именно тогда, при социализме, я имел возможность достаточно регулярно наблюдать своими глазами, что являло собой то, ещё не уничтоженное, сельское хозяйство.

Вообще-то я чисто городской человек, но, начиная с 7 класса, нас каждый сентябрь гоняли на недельку поработать в какой-нибудь пригородный колхоз. После 9 класса летом отправили в колхоз уже на месяц, это называлось «лагерь труда и отдыха». В институте четыре раза по месяцу работали в разных районах области в колхозах и совхозах. Потом 3 года работал учителем в сельской школе, и каждый сентябрь мы с детьми, разумеется, ходили работать на поле. Потом 2 года отработал журналистом в районной газете, и опять мотался по фермам. Я мало знал тогда, ещё меньше понимал, но я кое-что видел.

Вспомнил советский анекдот. К скотнику прибегают взволнованные доярки и кричат:

– Петрович, к нам в колхоз иностранцы приехали, ходят, смотрят.

– Не хай смотрят, – лениво и вяло отвечает Петрович.

– Так они же и к нам на ферму придут.

– Не хай приходят.

– Так они же тут в навозе утонут.

– Не хай утонут.

– Так они же потом об этом в своих газетах напишут.

– Не хай клевещут.

Может быть, сейчас этот специфический юмор уже не очень понятен, а смысл его в том, что мы тонули в дерме и не собирались ни чего менять, нам проще было объявить клеветой любую правду о положении дел в нашем сельском хозяйстве. Но неужели рядом с колхозной фермой и правда можно было утонуть в навозе, или это только анекдот? За каждую ферму, конечно, не поручусь, но вот вам реальный случай.

Однажды нас послали на ферму, заранее не предупредив, что там придётся делать. На месте выяснилось, что нам предстоит выкидывать лопатами жидкий навоз оттуда, где обычно стоят коровы, в проход. Мы залезли без малого по колено в жидкое коровье дерьмо и начали весело кидать его лопатами. Было понятно, что до нашего появления коровы стояли здесь в собственном дерьме. Каких надоев после этого от них можно было ждать? После нас по проходу должен был проехать бульдозер и вытеснить всё это дерьмо на улицу, после чего рядом с фермой и правда не трудно было в навозе утонуть. Вообще-то навоз – это ценное органическое удобрение, его бы надо на поля вывозить. Ну, может, и вывозили, а, может, и не сразу, а, может, и вообще не вывозили, потому что это же работа, а было бы в колхозе кому работать, так и нас бы там не было.

Помню, зачем-то вечером зашли на ферму во время дойки. И вот идёт нам навстречу доярка с ведром молока, причём, настолько пьяная, что на ногах едва держится. Мы её о чем-то спросили, но членораздельной речью она уже не владела, лишь промычала что-то в ответ. Коровье мычание и то было легче перевести на русский язык. Стоило ли потом удивляться, что в магазинах нет сливочного масла, а сметана такая жидкая.

Тем временем по радио пели: «Всем известно масло вологодское…» Кому, интересно, оно было известно? Мы, вологжане, его даже не пробовали.

В колхозниках меня больше всего поражало тупое безразличие к результатам собственного труда. Как-то мы целый день посвятили тому, что большими корзинами выносили на улицу из картофелехранилища гнилую картошку. И весь день мы грубо ругались: «Эти колхозаны вообще не знают, как картофель надо хранить? Ведь целое хранилище сгноили. И даже гниль сами на улицу вынести не смогли, нас позвали».

Как-то ехали мы на тракторных санях, груженных мешками с зерном, один мешок зацепился за угол амбара, разорвал бок, из него хлынуло зерно. Я как-то сразу дернулся дыру заткнуть и увидел равнодушные глаза колхозника, которому было совершенно безразлично, что чистое зерно утекает в грязную лужу.

Потом местные с нами откровенничали: «Наш колхоз задолжал государству несколько миллионов рублей. Долг списали, живём дальше». Несколько миллионов рублей по тем временам были целым состоянием, весь этот колхоз со всеми потрохами столько не стоил. И этот огромный долг государство просто простило колхозникам.

Примерно так выглядело сельское хозяйство, которое после крушения СССР «уничтожили». На самом деле сельское хозяйство уничтожило само себя ещё при Брежневе, «демократам» не много что и доломать осталось. И на этих руинах начали создавать что-то новое. И, как по волшебству, на прилавках появилось продовольствие.

Есть, конечно, ещё одна тема – село вымирает. Село – это ведь не только то место, откуда жратва появляется, это ещё и люди. Наши деревни обезлюдели, и это производит зловещее впечатление. Но это не сейчас началось, а ещё при социализме, причём это тот редкий случай, когда не социализм виноват. Говорят, Хрущев разорил русскую деревню. Никита, конечно, постарался, но, боюсь, и без него всё шло бы в том же направлении. Это общемировой процесс – урбанизация. И стоит за этим процессом всего лишь то, что выражает русская поговорка: «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше». Жизнь на селе гораздо тяжелее, чем в городе, естественно, народ из деревень бежит в города. При этом на селе есть люди, которых в город и сдобным пряником не заманишь. Эти люди снабжают страну продовольствием в достаточном количестве.

Говорить, что деревня вымирает из-за того, что не стало советской власти, может только полный дурак. И если кому-то до сих пор не надоело петь жалобные песни про вымирающую деревню, так пусть едет на село и поживёт там несколько лет, как я в своё время пожил.

И снова про еду

Опять я отвлекся от состояния продовольственных прилавков в СССР. Что ещё сказать? Ну вот пельменей, например, ни когда не было в свободной продаже. Поскольку мы знали об их существовании, значит когда-то, где-то у кого-то они были. И казались волшебным деликатесом. Майонез тогда был очень вкусным, в 200-граммовых стеклянных баночках, но он страдал тем же недостатком – в свободной продаже его не было.

Ещё пару слов о рыбе. Свободно лежали мойва, минтай, может быть ещё пара столь же малопочтенных сортов. Сейчас и горбуша-то не радует, сейчас и форели и семги покушать не проблема, а тогда это были для нас слова из книг.

Честно говоря, я в те годы не особо любил рыбу, наверное, потому что нормальной ни когда не ел. Но вот приехали к нам в гости родственники из Мурманска и привезли копченного палтуса. И тогда я узнал, что вкус рыбы может быть волшебным. Не надо и говорить, что этот деликатес могли привезти в Вологду только из Мурманска, у нас его и по великому блату было не купить. Сейчас этот конченый палтус с прилавка не слезает, дорогой, конечно, зараза, но иногда-то можно себе позволить. Впрочем, сейчас мне его не особо и надо, сейчас я очень полюбил пироги со свежим палтусом, жена пару раз в год печёт.

Красной икры не было вообще, при советской власти я её даже не пробовал. Рыбных консервов нормальных не было, шпроты, к примеру, были жутким дефицитом. Свободно лежала только какая-нибудь ерунду вроде корюшки в томатном соусе – закусь для алкашей.

Ещё всегда свободно лежали плавленые сырки. Вкусные, кстати. И они тоже хорошо шли на дешевую закусь. Впрочем, закусь меня заинтересовала только на излете брежневской эпохи, а до этого я отдавал предпочтение лакомствам.

Мороженое у нас было в свободной продаже всегда. Но ограниченное количество сортов. «Молочное» – 9 коп., «Сливочное» – 13 коп. Сливочное с кофейным наполнителем – 15 коп. Стаканчик мог быть картонным или вафельным. Ещё было «Ленинградское» – сливочное в шоколадной глазури. «Ленинградское» было вершиной счастья. Ещё можно было пойти в какое-нибудь кафе, где продавали развесное мороженое с сиропом. Сто граммов стоили 13 копеек, а если с сиропом, то 16. Моей самой душераздирающей мечтой было придти в кафе и взять 200 граммов мороженого с двойным сиропом. Пару раз мне удалось накопить медяков на такой дикий загул.

После первого класса я впервые побывал в Москве и понял, что существует другой мир. Там было мороженое в шоколадной глазури, да ещё и с кофейным наполнителем, да ещё и глазурь с орехами. Стоило оно 28 копеек, но оно того стоило! Там был пломбир увенчанный замороженной кремовой розочкой. «Живут же люди», – мрачно думал я, уплетая московское мороженое. Тогда мне было непонятно, а почему в Вологде нельзя было наделать такого мороженого. И сейчас мне это по-прежнему непонятно.

Снабжение Москвы и Питера тогда разительно отличалось от провинции, приезжая в столицу, мы попадали в другой мир. Столичные продавцы с плохо скрываемым презрением смотрели на провинциалов, покупающих по две палки вареной колбасы за раз. Хотя эта колбаса производилась у нас, а потом отправлялась им, людям первого сорта. После крушения СССР содержимое московских и вологодских прилавков мгновенно стало одинаковым, для москвичей это было, очевидно, дополнительной психологической травмой.

Не знаю почему, но в те годы в наших магазинах свободно лежали финики, причем, довольно дешевые – 80 коп. за килограмм: (Очевидно, какая-нибудь Басурмания, вставшая на путь социализма, ни чем, кроме фиников, не могла расплатиться за поставки советских танков). Для меня это была настоящая отдушина, ведь, имея всего 8 копеек, я мог купить сто граммов этого восхитительного лакомства, что регулярно и проделывал. Недавно купил фиников, чтобы детство вспомнить. Не понравились – очень сладко, а вкуса мало.

Орехи у нас были, но только арахисовые и грецкие, причем, чищеных, ни когда не было, а с грецким крепышом немало поколупаешься, прежде чем добудешь содержимое, так что я предпочитал арахис, который сейчас и за орехи не считаю. Про кешью или бразильский орех тогда и слыхом не слыхивали, да, кажется, и фундука не было. И ни когда не было кедровых орехов. Надо быть настоящими коммунистами, чтобы, имея Сибирь, не завалить страну кедровыми орехами.

Ещё я очень любил «морские камушки», это изюм в сахарной глазури. Но ближе к концу 70-х, во времена «позднего Брежнева» продовольственная ситуация начала заметно ухудшаться, с прилавков исчезло многое, что ещё недавно лежало, эта судьба постигла и «морские камушки». Году в 80-м мы уже ностальгировали: «А помнишь раньше были «морские камушки»»?

Кстати, вспоминая про брежневскую эпоху, всегда надо учитывать этот момент: начало 70-х совсем не то же, что начало 80-х, поэтому сейчас, предаваясь воспоминаниям, люди спорят: одни говорят «это было», а другие возражают: «этого не было». Так ведь смотря в какой период. Становилось всё хуже и хуже, а при Горбачеве стало совсем плохо. Поэтому споры о том, почему рухнул СССР кажутся мне даже странными. Неужели не понятно? Мы ехали, ехали и, наконец, приехали.

Говорят ещё, что при советской власти еда была качественная, а сейчас мы едим всякую мерзость. Это правда, не спорю. Но почему? Во-первых, тут отчасти проявляет себя общемировая тенденция: еда везде становится всё более и более искусственной, ненатуральной, некачественной. Когда у нас были хорошая колбаса, хорошие сосиски, хорошие пельмени, так, я полагаю, и на Западе они были не хуже, с той лишь разницей, что у них они на самом деле были, а у нас их искали днем с огнем. И если бы советская власть дожила до наших дней, то качество продуктов было бы не выше, чем сейчас. Это как урбанизация – общемировой тренд, который ни как не зависит от социального строя. Кстати, именно благодаря появлению дешевой и паршивой еды, сейчас уже ни в одной нормальной стране мира не может быть голода.

Во-вторых, качественных продуктов и сейчас полно, только за них надо платить чуть подороже. К примеру, колбаса «Советская» вполне оправдывает своё название тем, что по качеству она ни чуть не хуже советской. Или пельмени. Несколько раз наталкивался на такие сорта, от которых меня в буквальном смысле вытошнило, потом мы с женой нашли очень хороший сорт: качественные, вкусные, ем да радуюсь.

Проблема кроме прочего ещё и в том, что сознание некоторых бабушек за 30 лет так и не перестроилось с советских рельсов. Они думают, что если им удалось купить колбасу в 2 раза дешевле, так она ни чем, кроме цены, не должна отличаться от той, которая стоит в 2 раза дороже. А потом едят и ругаются: «Ну и гадость. Вот в наше время колбаса вкусная была». Но если вы едите дешевку, так не надо жаловаться на её качество. Просто при советской власти не было дешевки. Были пустые прилавки.

В-третьих, отчасти, может быть, и действительно советская власть благотворно влияла на качество продуктов. Тут уж не было бы счастья, да несчастье помогло. Всем было на всё плевать. Если на мясокомбинат завезли мясо, директору проще всего было наделать из него нормальной колбасы. Как ни странно, делать качественной продукт гораздо проще, надо лишь следовать госту и всё. Директор не был хозяином, ему было совершенно наплевать на снижение себестоимости продукции. Он не стал бы ломать голову над тем, как снизить содержание мяса в колбасе, чем заменить мясо, при помощи чего можно добиться «вкуса идентичного натуральному», что надо делать с протухшим мясом, чтобы всё-таки пустить его в переработку. Зачем директору были все эти сложности, если от них ни как не зависела его зарплата? Протухшее мясо он просто списывал бестрепетной рукой, ему было плевать на убытки, его личный карман от этого не страдал. И искать какие-то заменители мяса ему было лениво. Зачем, если экономия ему не достанется? «Химичили», наверное, и тогда, но это уже был криминал, а ведь не каждый станет связываться с криминалом.

Говорят, что в колбасу добавляли перемолотую туалетную бумагу, но дело в том, что туалетная бумага тогда и сама-то была дефицитом, так что уж не знаю, это, наверное, какие-нибудь антисоветчики придумали. Кстати, вспомнил шутку той поры: что такое «дефицит в дефиците»? Это колбаса, завернутая в туалетную бумагу.

Так что если качество советских продуктов и находилось в некоторой связи с социализмом, то лишь по той причине, по которой социализм в конечном итоге и рухнул. Только полный дурак может думать, что тогда продукты были лучше, потому что социализм лучше капитализма.

Спиртное

Когда я впервые узнал вкус водки, она стоила 5 руб. 30 коп. (Во всяком случае её основной сорт – «Русская». Были ещё «Пшеничная» и «Сибирская», но чаще пили «Русскую») Цена на водку была очень высокой. На 5 рублей можно было неделю в столовой обедать, ещё и на сигареты осталось бы. Картошка в магазине стоила 10 коп. за килограмм, то есть бутылка водки стоила, как мешок картошки. Или примерно как 2 килограмма вареной колбасы. Или как 15 пачек приличных сигарет. Дико дорого, одним словом.

Потом цена на водку ещё поползла кверху и мужики сочинили такое стихотворение:

Водка стала шесть да восемь,

Всё равно мы пить не бросим.

Передайте Ильичу:

Нам червонец по плечу,

Но если будет 25,

Снова «Зимний» будем брать.

Сейчас водка стоит настолько дешево в сопоставимых ценах, что трудно поверить. Цена бутылки водки равна примерно цене двух пачек сигарет. Раньше это составляло бы 70 копеек. Сейчас водка стоит, как 10 билетов на городском автобусе. Тогда это было бы 50 копеек. На минимальную зарплату тогда можно было купить 15 бутылок водки. Сейчас на минималку можно купить 48 бутылок. Подсчет грубый, но разница настолько большая, что как не считай, а всё равно не перестанет впечатлять. Впрочем, я не ропщу на то, что водка тогда была дорогая, была бы она дешевле, как сейчас, многие спились бы куда стремительнее.

И тогда не водкой единой был жив алкаш, а ещё портвейном. Это был «Кавказ», или «777» или «Молдавский». Большая 800-граммовая бутылка стоила 3 руб. 10 коп. Называлась она «бомба». Был тогда анекдот, как американский разведчик отправляет информацию: в СССР полным ходом идут военные приготовления, мужики каждый вечер собирают деньги на бомбу.

Было ещё сухое за 3 рубля, но его покупали только от полной безнадёги, если на прилавке больше ни чего не было. Иначе ни кто не стал бы платить за слабенькую кислятину столько же, сколько стоило крепленое вино. Изредка, но было марочное вино по 5 рублей. Тоже не самый выгодный вариант для того, кто хочет напиться, да и на вкус – ни чего хорошего. Впрочем вкус нас тогда волновал мало, только много лет спустя стало понятным, что вино может быть вкусным и его можно пить с удовольствием.

А было ещё плодово-ягодное вино, в народе его называли «плодово-выгодным». Самой знаменитой его маркой была «Золотая осень», имевшая много народных прозваний, например «Зоя Осиповна» или «Золотая плесень». Это была жутчайшая мерзость, сейчас не многие бы поверили, что такое можно пить, разве что законченные алкаши, привычные к бытовой химии. Государство могло легально предлагать людям такой напиток, только считая их за полных скотов. Но для тех, кто хотел бесхитростно напиться, это был очень выгодный напиток. «Золотая плесень» стоила 1 руб. 17 коп. за поллитру, потом, вроде бы, чуть дороже, но всё равно дешевле полуторых рублей. То есть вместо бутылки водки можно было купить три бутылки «Золотой плесени», ещё и на плавленые сырки оставалось. Между тем, бутылка водки на двоих – это только аппетит раздразнить, а вот тремя бутылками «плесени» вдвоем можно было напиться до полного изумления. И всё-таки иногда предпочитали водку, если деньги позволяли. Даже грубый портвейн «Кавказ» по сравнению с «плесенью» казался изысканным напитком.

Студентами мы пили больше, чем стоило. Вся страна пила, и мы не отставали. Все мы жили с родителями, так что выпить нам было негде. Конечно, мы были уже совершеннолетними, но предки не усматривали в этом достаточной причины для того, чтобы позволять нам пить дома. В теплое время года проблем не было: затоварились портвейном и куда-нибудь на бережок. А зимой? Часто, бывало, купим выпивки и забуримся в какой-нибудь подъезд, тогда кодовых замков на входных дверях не стояло. Конечно, не шумели и не мусорили. Во-первых, мы не были свиньями, а, во-вторых, вовсе не хотели, чтобы жильцы вызвали ментов. Помню, тогда я довольно болезненно переживал это унижение. Пьём в чужих подъездах, как бездомные неприкаянные бродяги, и каждый может нас погнать, как паршивых псов.

Проблема была в том, что тогда не было простых дешевых заведений, где можно выпить. Или уж ресторан с белыми скатертями, или пей за углом. Мы часто вспоминали о том, что при царе, кроме «рестораций» были ещё и дешевые кабаки, так что ни какая голытьба не имела необходимости пить на улице, и бедным студиозусам тоже не пришлось бы отираться по чужим подъездам.

Иногда у кого-нибудь из нас откуда-то брались деньги на ресторан, и мы устраивали праздник. Но с ресторанами всё было очень не просто, и не только потому, что выпить там обходилось куда дороже. Ресторанов было мало и всех желающих они вечером не вмещали. Днем-то пожалуйста, в любом сиди сколько хочешь, а вот вечером… Все рестораны с 17 до 18 часов закрывались на санитарный час. Перед 18 часами у дверей любого из них скапливалась толпа. Двери открывали, толпа врывалась в зал, и швейцар тут же вешал табличку: «Мест нет». Кто пришёл в ресторан хотя бы в 18.10 попасть туда уже не мог.

В рестораны ходили не ханыги, а приличные люди, и этих людей так унижали. Потом оказалось, что всё просто: если услуга пользуется неудовлетворенным спросом, то появляются всё новые и новые точки, пока спрос не оказывается удовлетворен. Но тогда всё было государственным, и рестораны тоже, а государство – это абстракция, ни один чиновник государством не является, и конкретному чиновнику было совершенно наплевать на какой-то там неудовлетворённый спрос. Ни кто не имел личной заинтересованности в том, чтобы открывать новые питейные точки. Сейчас их расплодилось, как грибов после дождя, просто потому что люди получили возможность на этом заработать.

Сейчас официантки так услужливы и доброжелательны, как будто всю жизнь мечтали обслуживать только вас. Тогда официантки были очень высокомерны, их было трудно дозваться, на просьбы они реагировали вяло и неохотно. Ещё бы, ведь это были хозяева жизни. Обсчитывая пьяных, официантка за смену могла заработать больше, чем рабочий на заводе за месяц. Им не надо было бороться за клиентов, их и так было больше, чем надо. Им тогда были доступны все блага советской жизни. Это, конечно, гораздо меньше, чем сейчас доступно любому, но гораздо больше, чем тогда было доступно простому советскому человеку.

Но вот что удивительно: на дверях ресторанов часто можно было видеть объявления: «требуются официанты». На эту сверхприбыльную работу ни кто не рвался, она отнюдь не была престижной, скорее, даже презираемой. Официанты презирали нас за то, что мы нищие, мы презирали их за то, что они из холуйского сословия.

Кстати, если после ресторана кто-то хотел уехать на такси, то тут опять была проблема: на стоянке такси всегда стояла длинная очередь. Сейчас на стоянке очередь из такси, на всех клиентов не хватает. Тогда была очередь из клиентов, на всех не хватало машин.

Иногда, не пытаясь прорваться в ресторан, мы оседали в баре ресторана «Север». Сам ресторан был на втором этаже, а бар на первом, рядом с раздевалкой. Нам нравилось, что в баре было проще, но здесь был резко ограничен выбор напитков. Водку здесь не продавали, портвейн тоже, коньяк был по цене для нас недоступен. Здесь были только ликеры, в основном кофейный. Это было хорошее пойло, но ликер – напиток тяжелый, его по многу не пьют. А нам надо было напиться, так что мы пили ликер в таких количествах, в каких этого делать вообще-то не стоит. Ещё всегда был «Шартрез», сорокоградусный ликер. Но он был сильно дорогим и слишком противным. Однажды попробовав, мы уже больше его не брали. Изредка появлялись «лимонный» и «розовый» ликеры, эти были хоть подешевле кофейного. Праздник наступал, когда в ассортименте оказывалась «рябина на коньяке» – весьма приличный и не сильно дорогой напиток. В магазинах «рябины на коньяке» ни когда видеть не доводилось, только здесь мы её и пробовали.

Закуски в баре ни когда не было, только конфеты «Кара-кум» – по 17 копеек за штуку. Очень вкусные и дорогие конфеты. Кстати, «Кара-кум» в магазине было не купить, так что хоть в баре мы его пробовали.

Потом ещё в центре появилась «рюмочная», это было уже заведение для ханыг, здесь наливали только водку, были бутерброды. Простота нравов в рюмочной нас ни когда не смущала, но столики здесь были только стоячие, а нам ведь надо было посидеть, поговорить, так что рюмочная в нашу жизнь не особо вошла.