Бастард четвёртого мира. Том 1. Случайный авантюрист

– Так, мой круторогий друг, кажется, на этот раз нам перепадёт немного больше золотых, чем предполагалось. Даже, скорее, много больше, – удовлетворённо крякнув, заключил он. – Не зря мы прём тушу этого треклятого клыкаря почти целиком. Один его шейный панцирь будет стоить столько, что нам обоим хватит на новую броню. Ну, меня-то мы точно оденем полностью. Я же рисковал ребрами и головой. А тебя, пожалуй, облагородим только наполовину. Какую выбираешь, верхнюю или нижнюю?

Рыцарь заразительно расхохотался. Поддавшись волне присущего бородачу задора, я тоже расплылся в улыбке.

– Если на мои доспехи денег не хватит, то недостающее я тогда у тебя стяну, – всё так же лёжа на земле и таращась в небо, ответил я.

– Да моё на тебя ни за что не налезет. Только вещь напрасно испортишь, – парировал бородач. – Есть у меня один хороший знакомый в Мак-Тауре. Так вот он с радостью поможет сбыть остатки добычи после завершения контракта.

Одобрительно кивнув в ответ, я с удовольствием подметил, что спустя много часов молчанки говорить было на удивление приятно и легко.

– Отлично! И сколько по твоим прикидкам удастся выгадать? – поинтересовался я.

Мой спутник нахмурил лоб, пошевелил губами, будто проводя в уме непростые расчеты, и принялся деловито загибать пальцы на правой руке.

– Сложно сказать. Но на месяц безбедной жизни точно должно хватить, – наконец произнёс он.

– Ого!

Я торопливо завозился на спине, напоминая жука, упавшего вверх тормашками, и попытался сесть.

– Да уж, не дурно, – с лёгким разочарованием в голосе сказал Тамиор. – Но, помнится, года эдак два назад нам с тобой действительно везло по-крупному. Сейчас и зверя добывать стало сложнее и заказчики все как один до платы жадные.

– Этого не помню, – понурил голову я.

– Не удивительно. Ты ведь в ту пору… Как бы это помягче? Не в себе был. А ещё полугодом прежде вообще нес всяческую околесицу. Якобы ты – это вовсе не ты, а пришлый из другого мира. Я тогда знатно обеспокоился. Более напуганного и сбитого с толку курёнка я в жизни не видал. Даже всерьез подумывал везти тебя к лекарям прямиком в Далратию.

– И чего же не отвез?

– Так я тебе верю! – вскинулся бородач. – Ближе тебя, друже, у меня никого нет. Да и накладно это, – его лицо засветилось еле сдерживаемым весельем. – Ладно, пора и подкрепиться.

Здоровяк толкнул ногой уже начинающую пованивать тушу клыкаря.

– Рискнёшь? – прищурившись, спросил он.

– Пожалуй, воздержусь. Тебе – приятного аппетита.

– Так и быть, – брезгливо прогудел бородач. – Перед выходом отделю всё ценное, а мясо оставлю на потеху диким зверям. А то к концу дня за нами увяжется столько падальщиков, что мы окажемся главными героями этой пирушки.

Я ничего не ответил. Отломил краюху размякшего сыра, взял бурдюк с водой, сгрёб в ладонь предназначавшуюся мне порцию орехов и, облокотившись о гладкую поверхность крупного валуна, погрузился в изрядно побледневшее, но всё ещё теплящееся былое. Ведь как бы я не лукавил перед самим собой, моих сил оказывалось недостаточно, чтобы взять и перечеркнуть все те события, что произошли чуть больше двух с половиной лет назад.

Тилрадан – мир удивительный, бескрайний, порой необъяснимый и суровый, доверху наполненный магией и древними легендами, уже достаточно долго являлся мне домом и с каждым днём всё больше становился похожим на то место, где любой мечтатель вроде меня желал бы прожить целую жизнь. Однако иногда необъяснимая тоска всё же царапала грудь изнутри.

Я опустил веки, и перед глазами резво закружились образы моего второго рождения и первых неуверенных шагов по этим чарующим землям, принося вкус душевного тепла и забытой тревоги. Ведь каждый пробудившийся фрагмент прошлого, будь то случайно брошенная фраза, неловкий момент или первая охота, служили не только началом без преувеличения сказочного путешествия, но и отчаянной попыткой ответить на многие вопросы. А потому я по-прежнему не торопился расставаться с обрывками уцелевших воспоминаний о прежней, другой жизни.

***

Серый, унылый день, точь-в-точь похожий на все прочие будни, был последним эпизодом, засевшим глубоко под плотной пеленой новых свершений. Куча рабочих задач, которые абсолютно и никогда не вызывали во мне интерес, тяжёлая и густая атмосфера в кабинете руководства, а после – долгая дождливая дорога домой. Всё это основательно выбивало из колеи. Потому, вернувшись в своё холостяцкое гнездо, я просто рухнул на кровать, закрыл глаза и тут же потерял счет времени. Казалось, миновал добрый десяток минут, однако утомленность сдавливала затылок всё с тем же упорством, отчего шевелиться совершенно не хотелось. Мысли навязчиво твердили про незакрытые сделки, недописанные отчёты, напоминали о просроченных счетах, кредитах и прочих прелестях прозябания обыкновенных трудяг.

– Может, плюнуть на всё и допить бутылку того горячительного, что уже больше месяца томится в холодильнике? – промелькнула утешительная идея.

– Завтра снова на работу, – заунывным и одновременно властным тоном зазвучал внутренний голос.

– Плевать! Пошло оно всё. Тоска заела, плохо мне.

Я с жаром отмахнулся от нравоучений праведной половины своей порой чересчур занудной натуры и начал подниматься с кровати, попутно вспоминая, остался ли лёд в морозилке и найдется ли в доме что-нибудь съестное. Зевнул, разлепил глаза, и тут же ошарашено попятился назад. Ноги спутались, и я стал грузно заваливаться навзничь.

Вопреки ожиданиям, кровати за спиной не оказалось, а ладони уперлись в утоптанный песок, разогретый ярким, неестественно отдающим в белизну солнцем. Пытаясь не поддаться панике и щурясь на невесть откуда взявшееся светило, что ещё больше сбивало меня с толку, я опасливо завертел головой. Ни тусклого ночника возле стены, ни узкого коридора с калошницей, ни окон – ничего этого больше не было. Зато прямо перед носом мелодично шумел фонтан, от которого исходил даже не запах, а самый натуральный аромат чистой прозрачной воды. По обе стороны, в нескольких шагах от бурлящего источника, располагались странные, почти сказочные постройки.

Высоко заломив брови, я судорожно принялся выбирать из вороха бредовых идей ту, которая меньше остальных противоречила здравому смыслу. И смысл этот настырно твердил, что в век стремительного прогресса подобная архитектура могла сохраниться только в деревнях или на рисунках, передающих красоту совсем архаичных или даже мифических городов. Я протяжно моргнул, стараясь отбросить нелепое умозаключение, но иллюзия не развеялась. Передо мной по-прежнему лежала просторная площадь, заставленная старинными постройками из дерева и камня. Не из кирпича и досок, а именно из валунов и огромных обтесанных бревен.

Дома и торговые лавки, лотки и рыночные развалы – всё пестрело эдаким чарующим духом старины, а фасады построек украшали карикатуры мешочков с золотом, фигурки больших амбарных замков и прочие атрибуты, весьма точно передающие назначение всякого закутка. Поблескивая на солнце, каждая из витрин причудливым образом парила прямо в воздухе и медленно вращалась на месте, позволяя прохожим заметить себя и рассмотреть с любой стороны площади. Вдалеке, чуть правее вереницы прилавков, виднелась высокая арка ворот, у подножья которых брала начало извилистая дорога. Широкая изъезженная тропа лихо петляла меж травянистых оврагов, постепенно растворяясь у далекой границы лесов, полнящихся гигантскими, невероятно зелёными деревьями.

Я сделал глубокий вдох и сел, подогнув колени. Ноздри заполонил приятный густой воздух, пропитанный запахом цветов, скошенной травы, горячего хлеба и привкусом утренней прохлады. Он был настолько вкусным, что его хотелось надкусить. В голове тут же промелькнула короткая мысль, как нельзя лучше выражающая моё удивление и звучащая примерно так: «Если здесь дышат «этим», то, возможно, дрянь, которой обычно дышу я, да и каждый житель большого индустриального поселения, вполне сгодилась бы для пыток в местных тюрьмах».

Однако самым странным представлялся вовсе не пряный дух округи. Люди! Точнее, многие из прохожих действительно выглядели вполне обыденно. От привычного их отличала разве что одежда: в большинстве своём топчущиеся вдоль торговых рядов мужчины и женщины были облачены в нехитрые льняные рубахи, холщовые панталоны или складчатые юбки, настолько длинные, что их края волочились по земле, собирая пыль и обломки соломы. Изредка в толпе угадывались и силуэты, словно сошедшие со страниц баллад о средневековых замках. Затянутые в крепкую кожаную броню, а порой неся на плечах тяжелые металлические пластины, они, с видом, преисполненным безграничной важности, присматривались к товарам и, перекинувшись парой фраз с услужливым торговцем, шагали прочь.

И всё бы ничего, но вот дальше… Н-е-е-т, таких существ прежде мне видеть не доводилось. Высокие и ладные, с длинными, заострёнными кверху ушами. Их строгие, едва надменные худощавые черты красноречивее любых слов толковали о горделивой натуре и особом положении среди прочих. Другие же – огромные, чуть ли не в полтора раза больше человеческого роста, гиганты напоминали скорее прямоходящих драконов, чем людей. Мускулы этих бугаев, казалось, были сделаны из тугих корабельных канатов, а головы украшали рога причудливых форм. Третьи не уступали предыдущим в росте, но на первый взгляд имели мало общего с созданиями из плоти и крови. Словно древние аляповатые големы, чья кожа почти не отличалась от камня, а тело обрело способность двигаться и говорить, на ровне со всеми диковинные создания расхаживали по базару, занимались торговлей и разной повседневной толкотней, излучая на удивление обходительными манерами спокойствие, мудрость и благородство.

Я обескураженно раззявил рот, как вдруг мимо меня стрелой пронеслась девчушка. И я бы запросто решил, что это ребенок, если б не заметил торчащие из-под густой копны волос острые лисьи уши и пушистый хвост, мягко, но достаточно ощутимо шлёпнувший меня прямо по затылку. Хвостатая торопыга охнула, остановилась и повернулась ко мне. На лице молодой, но уже достаточно зрелой девушки появилась виноватая улыбка. Необычная особа что-то пролепетала и понеслась дальше. Подбежав к одному из прилавков, она запрыгала на месте от нетерпения и принялась тыкать пальчиком в товарные полки.

– Скажите… скажите! А не осталось ли у вас офу, что так невообразимо быстро поднимали боевой дух? – громким тоненьким голоском затараторила она прямо в ухо торговцу. – После них хоть на бой с василиском! Я забегала к вам где-то… Э-э-м… С год назад и тогда офу были ой как в ходу.

Девушка хотела сказать что-то еще, но лавочник, смахивающий на толстого барсука в расшитом дорогом камзоле, повёл носом, фыркнул и, сделав успокаивающий жест, подбоченился.

– Полегче, милочка, – важно ответил он. – Полегче, говорю я вам. Вы из какой эпохи? Подумать только, офу ей подавай. Последний уголёк от наверняка последнего офу я видел в костре у западной границы Ледяного предела, во время очередной снежной бури. И жгли его, говорю я вам, не для какого-то там поднятия духа, а чтобы согреться. И было это очень давно, да и наверняка не на самом деле, говорю я вам…

Чем завершилась беседа, я уже не слышал. Моё внимание, прикованное к фигуре хвостатой девицы на время разговора, невольно переместилось к изящной талии, обрамленной широким поясом, по бокам которого свисали два длинных и узких, словно спицы, кинжала. Вид грозного оружия во владении такой миловидной дамочки настораживал. Всполошившись, я снова завертел головой по сторонам и с ужасом понял, что встревожившая меня пара клинков была самым безобидным примером из всего представшего многообразия. Добрая половина прохожих на площади, разве что за исключением голосистых зазывал возле прилавков да самих продавцов, носили за спинами целые арсеналы диковинных инструментов войны. И здесь было чему удивиться.

Огромные мечи, блестящие панцири башенных щитов, копья, резные посохи и святящиеся золотым обручи, о назначении коих я мог лишь гадать – всё это совершенно буднично мелькало то тут, то там и, кажется, ровным счетом никого не заботило. Мой разум по-прежнему отказывался верить в происходящее до конца, а потому я успокоился, решив, что просто не заметил, как провалился в сон и теперь пребываю в одном из сказочных миров книг, что я целыми стопками глотал в юности.

В то далекое время я имел смелость интересоваться многими нестандартными вещами. Путешествия во снах, магические практики древних народов, шаманизм и прочие методы побега от серой, набившей оскомину повседневности. В результате я легко усвоил основы некоторых теорий духовного поиска, среди которых нашлось место и трактатам об осознанных сновидениях, едва ли отличимых от реального мира. Также я хорошо помнил несколько методов, помогающих распознать тонкую грань меж действительностью и фантазиями самых правдоподобных грез.

Твердо решив, что настало время проснуться, я перевел взгляд на внушительных размеров вывеску, обрамляющую двери одной из построек, и прочёл её несколько раз подряд. Надпись гласила: «Усталый путник, заходи скорее. Тебя накормят сыто здесь и обогреют».

– Приятный девиз, – с улыбкой подумал я и тут же осекся.

Смысл! Написанное имело четкий и понятный смысл. Такого поворота я не ожидал. Во сне надписи невозможно разобрать. Слова меняются, постоянно плывут, а буквы порой перепутаны местами. Здесь же этого не происходило, как бы упорно и долго я не старался пялиться на строки. Обычно действующий безотказно способ раз за разом давал осечку. Я остановил тщетные попытки и, твердо вознамерившись сменить тактику, судорожно принялся искать глазами часы с циферблатом. Раз местом моего пребывания являлась городская площадь, то часы должны были непременно находиться где-то рядом. Однако, не обнаружив искомого, я быстро перешел к третьему варианту пробуждения и приступил к пристальному изучению собственных рук.

Поднеся обе пятерни поближе к лицу, я с удивлением понял, что смотрю вовсе не на свои ладони. То, что я видел, имело лишь общее и весьма отдаленное сходство с привычным человеческим строением. Вместо пяти пальцев счет заканчивался на четырех. Ногти заменяли жесткие когтистые наросты, а кожа больше походила на твёрдую змеиную чешую с матовым оттенком бронзового цвета.

– Ладно. Будем работать с тем, что есть, – шепнул я себе и взялся тыкать указательным пальцем правой руки в центр левой пясти.

По задумке, находись я внутри сновидения на самом деле, нехитрая процедура завершилась бы тем, что границы иллюзорной плоти безболезненно прошли бы сквозь друг друга. Мне же, напротив, не удалось добиться ничего кроме неприятного зуда и множества кровоточащих царапин. Противоречивые итоги проделанных экспериментов быстро вышибли меня из кажущегося непоколебимым душевного равновесия. Сомнения стремительно брали верх, а страх стал медленно подкрадываться со спины.

Поднявшись на обмякших ногах, я медленно направился к фонтану, где неподалёку до сих пор о чём-то спорили девушка с лисьим хвостом и барсук в камзоле. Настороженно и с опаской, точно стоя над морской бездной, я заглянул за края чаши и уставился на свое отражение, боясь шевельнуться, будто любое движение могло повлечь за собой нечто ужасное. С мерно дрожащей зеркальной поверхности на меня смотрела жуткая звероподобная гримаса. Сомнений в натуральности происходящего, как и веры собственным глазам, оставалось все меньше.

– К-к-как? Кто? – только и смог процедить я осипшим голосом и тотчас шарахнул кулаком о водяную гладь, желая немедленно избавиться от ужасающего лица.

Это не помогло. Поднятая ударом волна быстро сошла на нет, а расплывчатые очертания драконьей маски, точно вылепленной безумным скульптором, дабы показать всему миру истинный облик какой-нибудь мифической твари, вновь обрели четкость. Я осторожно прикоснулся к чешуйчатой щеке и принялся подробно изучать каждый изгиб, всякую впадину. Крепкие и широкие скулы. Острые зубы, какие бывают у хищных животных. Продолговатый приплюснутый нос и глубоко посаженные глаза пшеничного цвета. А вместо густой кудрявой шевелюры – два толстых роговых нароста, тянущихся ото лба до затылка. Иными словами, в водах фонтана отражалась морда огромной антропоморфной ящерицы.

Тем не менее, представшее передо мной чудище, несмотря на вытянутый вперед подбородок и ряд ровных клыков, в большей степени походило именно на человека, нежели на какое-то иное создание. Меня охватил настоящий ужас. Виски налились тугим гулом, а к горлу подступила тошнота.

– Если это не сон, то где я? – твердили взбесившиеся мысли. – И почему я так выгляжу? Что произошло, черт возьми? Помогите!!!

Потеряв всяческое самообладание, я предпринял последнюю отчаянную попытку избавиться от странного наваждения и с безумным задором взялся щипать себя как можно сильнее. Бил по щекам, окунал голову в прохладную воду и снова безжалостно терзал собственные бока жесткими пальцами.

– Варанта!.. Варанта!.. Приветствую, дружище, – вдруг раздалось за моей спиной. – Что с тобой, блохи заели? Я думал, броктары такими недугами не страдают.

Чья-то рука крепко ухватила меня за плечо и насильно развернула. Напротив стоял высокий мускулистый человек с длинной, по грудь, густой белой бородой и богатой копной волос, прихваченных кожаным шнуром чуть дальше макушки. Он широко и по-доброму улыбнулся, ожидая ответа. Несколько секунд здоровяк смотрел на меня молча, в то время как я, оцепеневший от подлинности происходящего, мог лишь испуганно озираться по сторонам.

– Да что с тобой, Варанта? – слегка нахмурившись, произнес бородач. – Друзей не признаешь. Чего случилось-то?

– Как? Как я здесь оказался? – тихим, запинающимся и абсолютно чужим голосом процедил я. – Где я? И что я такое?

– Ого! – с присвистом воскликнул незнакомец. – Полегче, братишка. Слишком много мудреных вопросов для такого погожего и солнечного денька.

Мои ноги окончательно обмякли, и я повалился на мостовую.

– Не торопись умирать, дружище, успеешь ещё, – все с тем же задором проговорил человек, ловко хватая меня за грудки и подтягивая кверху. – Хотя тебе, похоже, и вправду нездоровится. Но эта беда поправимая, – принялся приговаривать он, торопливо перекладывая руку себе на плечо и поднимая меня на ноги. – Ничего. Я отведу тебя домой. Тут же полегчает. Вот так.

Мы куда-то брели. Бородатый, не унимаясь, сыпал бодрыми, а иногда даже задорными прибаутками, подробно описывая какие-то коротенькие курьезы из невесть чьего прошлого. А я? Я уже абсолютно ничего не понимал.

***

Путь оказался недолгим. Мой провожатый подвел меня к одной из хибар, стоящих на самой окраине городка, лихо отворил пинком дверь, втащил меня внутрь и усадил на табурет. Почувствовав надежную опору под седалищем, я поднял обескураженный взгляд, чтобы осмотреться.

Обстановка в доме была под стать всему, что я успел увидеть на площади. Всякая деталь причудливого интерьера казалась какой-то немного замысловатой, сказочной. Пара небольших овальных окон, разделенных от потолка до пола узким цветастым гобеленом, выхватывали из полумрака покачивающиеся хлопья пыли. А по углам комнаты, источая ярко-жёлтый и до приятного бархатный свет, прямо в воздухе парили миниатюрные светильники из волнистого стекла.

Сперва я решил, что внутри фонарей тлеет керосиновый фитиль или, на худой конец, огрызки лучины, однако пламени в них не было и в помине. Под прозрачной поверхностью каждого плафона мельтешил целый рой пылающих искр. Невесть каким образом зажженных огоньков едва ли хватало, чтобы заполнить золотистым свечением все внутреннее убранство гостиной, тем не менее, то, что находилось в непосредственной близости от ламп, вполне поддавалось описанию: пара пустующих оружейных стоек, притороченный к стене в качестве украшения ряд ветхих, поеденных ржавчиной предметов нательной брони и продолговатая скамья, перекрывающая своими внушительными размерами добрую треть комнаты. Справа от входа располагалась громадная дубовая кровать, а посередине стоял небольшой украшенный резьбой столик. Вершиной же эдакой необычной, старинной атмосферы значился гигантский камин. Имея поистине чудовищные габариты, он занимал всю фронтальную сторону жилища, имел просторную топку с полукругом выпуклых краёв, а также массивную арку, обитую толстым слоем меди. Постройка выглядела настолько монументально и широко, что казалось, будто это не печь была сложена для поддержания тепла в доме, а сам дом строился вокруг и для огромной печи.

– А там что? – неожиданно для себя самого произнёс я, указав на дверцы подвала, темнеющие в одном из углов хибары.

– Я не знаю. Это твой дом. Тебе виднее, кого ты там прячешь, – ответил белобородый и заразительно рассмеялся.

Я не удержался и тоже захохотал. Человек подался вперед, взял кувшин со стола и протянул мне.

– Попей, это должно привести тебя в чувства, – уверенно кивнул он.

Я сделал пару глотков воды и крякнул от удовольствия.

– Как тебя зовут? – отерев рот локтем, спросил я. – А главное, кто ты? Почему помогаешь мне?

– Ну вот, дожили! Варанта, ты чего, наступил в поле на заклятие забвения?

Здоровяк с нарочито скорбным видом покачал головой и тут же расхохотался снова.

Так я познакомился с Тамиором – сильным, добродушным рыцарем и неутомимым остряком, человеком, ставшим мне верным соратником, другом, братом и единственной родственной душой в этом тогда ещё чужом, загадочном мире.

***

Следующие несколько дней Тамиор не отходил от меня ни на шаг. Конечно, роль чуткой и заботливой сиделки в исполнении рослого бородатого детины оставляла желать лучшего, зато энтузиазм пер из рыцаря прямо через край. Каждое утро, иногда уговорами, а порой и шутливыми тумаками, он выгонял мою раскисшую персону во двор, а затем часами таскал по окрестностям, приговаривая, что какой бы не была причина помутнения рассудка, будь то магия или иная таинственная болезнь, лучшим средством от проклятой хвори может стать только прогулка по знакомым местам. В моём случае таким местом оказался Мак-Таур. Тогда ещё небольшой, но весьма шумный городок, расположенный далеко к северо-западу от столичного ареала, полностью оправдывал как чаяния моего новоиспеченного приятеля, так и своё короткое бойкое название, дословно означающее в переводе с наречья первых разумных народов простую фразу – «руби дерево».

Именно так, будто пытаясь свалить столетний дуб при помощи тупого топора, вооружившись терпением и непременным желанием помочь во что бы то ни стало, раз за разом Тамиор выбивал щепки из крепких стен растерянности и страха, окруживших меня со всех сторон. Веря, что упорство приносит плоды, бородач без устали трепался о былых приключениях и романтических встречах с заезжими барышнями. Ни одна история, ни один «малый боевой поход», как рыцарь называл охоту на дикое зверье, не обходились без упоминания моего нового имени. Иногда, увлекаясь, он начинал судачить о грандиозных якобы сообща надуманных планах, в центре которых неизменно маячило решение послать на все четыре стороны рискованный быт наемника и податься в столицу изучать военное дело, дабы после примерить на себя гордое звание бойцов специальной гвардии Верховного лорда Далратии.

– Как только тебе станет лучше, мы снова вернёмся к тренировкам, – не забывал добавлять бородач. – А уже через каких-нибудь пару лет нам сам Данкил Тард вручит по гербовому плащу.

Говоря так, он заливисто смеялся и хлопал меня по плечу. В ответ я виновато кивал, дабы не печалить товарища, но как не силился, не мог вспомнить того, чего со мной никогда не случалось. И всё же труд рыцаря не был напрасным. С каждым днем густой туман противоречивых дум рассеивался, страх уходил, разум постепенно обретал ясность, а язык всё чаще болтался по ветру, чем прятался за зубами. Внимательно вслушиваясь в затяжные россказни Тамиора, я не упускал ни единой возможности поинтересоваться обычаями и порядками нового мира, а также настоять на своей версии случившегося со мной. Потому, дождавшись очередного удобного случая, выкладывал на суд приятеля всё, что мог вспомнить о своей прежней жизни и дне, когда очутился посреди базарной площади Мак-Таура.

К моему немалому удивлению, белобородого воина вовсе не смущали речи о другой, слишком мрачной и чересчур мудреной, по местным меркам, яви. Казалось, что он искренне верил каждому моему слову. Нередко поддакивал, согласно кивал и всячески выражал одобрение. И всё бы ничего, если б такое чрезмерное усердие с потрохами не выдавало безвинного желания поддержать или, наоборот, подшутить над соратником. С него станется.

– Х-а-х! Подумаешь, – частенько восклицал здоровяк, сидя за кружкой светлого эля в местной харчевне. – Кого мы тут только не видели. И живых мертвецов, и диккаров, и лотарских магов крови. Неудивительно, что ты с некоторых пор мнишь себя кем-то другим. Тут разве что только сумасшедшему под силу остаться в себе, да и то только потому, что всякий помешанный уже обезумлен, – заливисто хохотал он, отирая клочки пены с кустистых усов. – Как ты там говорил, твой недуг именуется?